Слактивизм ( смесь slacker и activism ) — это практика поддержки политического или социального дела с помощью таких средств, как социальные сети или онлайн-петиции , характеризующаяся тем, что она требует очень мало усилий или обязательств. [1] Дополнительные формы слактивизма включают участие в онлайн-активностях, таких как лайки , обмен или твиты о деле в социальных сетях, подписание интернет-петиции, [2] копирование и вставка статуса или сообщения в поддержку дела, обмен определенными хэштегами, связанными с делом, или изменение фотографии профиля или аватара в социальных сетях для выражения солидарности.
Критики слактивизма предполагают, что он не вносит значимого вклада в общее дело, поскольку демонстрация поддержки с низкими ставками, будь то онлайн или офлайн, поверхностна, неэффективна, отнимает энергию, которую можно было бы использовать более конструктивно, и служит заменой более существенным формам активизма, а не дополнением к ним, и может, по сути, быть контрпродуктивной. [3] Поскольку группы все чаще используют социальные сети для содействия гражданской активности и коллективным действиям , [4] [5] сторонники слактивизма отмечают, что он может привести к активности и помочь сформировать поддержку для менее известных дел. [6] [7] [8]
Термин был придуман Дуайтом Озардом и Фредом Кларком в 1995 году на фестивале Cornerstone . Термин был призван сократить фразу slacker activism, которая относится к деятельности молодых людей снизу вверх, чтобы повлиять на общество в небольшом, личном масштабе (например, посадка дерева, в отличие от участия в протесте). Первоначально термин имел положительный оттенок. [9]
Монти Фан, штатный обозреватель Newsday , одним из первых использовал этот термин в своей статье 2001 года под названием «В сети «слактивизм»/благотворители заполоняют почтовые ящики». [10]
Ранний пример использования термина «слактивизм» появился в статье Барнаби Федера в The New York Times под названием «Они не были осторожны в своих надеждах». Федер цитирует борца с мошенничеством Барбару Миккельсон из Snopes , которая описала действия, подобные перечисленным выше. «Все это подпитывается слактивизмом... желанием людей делать что-то хорошее, не вставая со своего стула». [11]
Другой пример термина «слактивизм» появился в книге Евгения Морозова «Сетевое заблуждение: темная сторона свободы в Интернете» (2011). В ней Морозов связывает слактивизм с экспериментом Колдинга-Йоргенсена. В 2009 году датский психолог Андерс Колдинг-Йоргенсен создал фиктивную группу в Facebook в рамках своего исследования. На странице он разместил объявление о том, что городские власти Копенгагена собираются снести исторический фонтан «Аист» . В течение первого дня к группе Колдинг-Йоргенсен присоединились 125 участников Facebook. Число поклонников начало расти с ошеломляющей скоростью, в конечном итоге достигнув 27 500. [12] Морозов утверждает, что эксперимент Колдинга-Йоргенсена раскрывает ключевой компонент слактивизма: «Когда затраты на коммуникацию низкие, группы могут легко приступить к действиям». [13] Клей Ширки аналогичным образом охарактеризовал слактивизм как «смешно легкое формирование групп». [13]
Различные люди и группы выражают сомнения относительно ценности и эффективности слактивизма. В частности, некоторые скептики утверждают, что он подразумевает базовое предположение, что все проблемы можно легко решить с помощью социальных сетей, и хотя это может быть верно для локальных проблем, слактивизм может оказаться неэффективным для решения глобальных проблем. [14] В статье Морозова в NPR 2009 года задавался вопрос о том, «стоят ли выгоды от публичности, полученные благодаря большей опоре на новые медиа, организационных потерь, которые, вероятно, понесут традиционные активистские организации, поскольку обычные люди начнут отворачиваться от традиционных (и проверенных) форм активизма». [15]
Критика слактивизма часто подразумевает идею о том, что интернет-активизм неэффективен и/или что он препятствует или уменьшает политическое участие в реальной жизни. Однако, поскольку многие исследования слактивизма касаются только конкретного случая или кампании, трудно найти точный процент действий слактивистов, которые достигают заявленной цели. Кроме того, многие исследования также фокусируются на таком активизме в демократических или открытых контекстах, в то время как акт публичного лайка, RSVP или принятие аватара или лозунга в качестве фотографии профиля может быть актом неповиновения в авторитарных или репрессивных странах.
Мика Уайт утверждает, что, хотя слактивизм обычно является самым простым путем к участию в движениях и изменениях, новизна онлайн-активизма сходит на нет, когда люди начинают понимать, что их участие практически не дало никакого эффекта, что приводит к тому, что люди теряют надежду на все формы активизма. [16]
Малкольм Гладуэлл в своей статье в New Yorker за октябрь 2010 года раскритиковал тех, кто сравнивает «революции» в социальных сетях с реальным активизмом, который бросает вызов существовавшему статус-кво. [17] Он утверждал, что сегодняшние кампании в социальных сетях не могут сравниться с активизмом, который происходит на местах, используя сидячие забастовки в Гринсборо в качестве примера того, как выглядит реальный, высокорискованный активизм. [17]
Исследование 2011 года, посвященное студентам колледжей, обнаружило лишь небольшую положительную корреляцию между теми, кто участвует в политике онлайн на Facebook, и теми, кто участвует вне его. Те, кто участвовал, делали это только путем публикации комментариев и других низких форм политического участия, что помогло подтвердить теоретическую модель слактивизма. [18]
New Statesman проанализировал результаты десяти наиболее популярных петиций и отнес все из них к категории безуспешных. [19]
Брайан Даннинг в своем подкасте 2014 года «Слактивизм: повышение осведомленности » утверждает, что интернет-активность, с которой ассоциируется слактивизм, в лучшем случае является пустой тратой времени, а в худшем — способами «украсть миллионы долларов у диванных активистов, которых убеждают пожертвовать реальные деньги на то, что им говорят как некое полезное дело». [20] Он говорит, что большинство кампаний слактивизма «основаны на ложной информации, ложной науке и зачастую являются мистификацией». [20]
Он приводит кампанию Kony 2012 в качестве примера того, как слактивизм может быть использован для эксплуатации других. В фильме зрителям предлагалось отправлять деньги создателям фильма, а не африканским правоохранительным органам. Через четыре месяца после выхода фильма благотворительная организация Invisible Children , создавшая фильм, сообщила о $31,9 млн валовой выручки. В конечном итоге деньги были использованы не для того, чтобы остановить Кони, а для того, чтобы снять еще один фильм об остановке Кони. Даннинг заходит так далеко, что говорит, что повышение осведомленности о Кони даже не было полезным, поскольку правоохранительные органы преследовали его в течение многих лет.
Даннинг утверждает, что сегодня, однако, слактивизм в целом более безобиден. Он приводит Change.org в качестве примера. Сайт полон сотен тысяч петиций. Человек, подписывающий одну из этих онлайн-петиций, может чувствовать себя хорошо, но эти петиции, как правило, не являются обязательными и не приводят к каким-либо серьезным изменениям. Даннинг предполагает, что перед тем, как жертвовать или даже «лайкать» дело, следует изучить проблему и организацию, чтобы убедиться, что ничего не приписано неверно, не преувеличено или не ошибочно. [20]
Примером кампании против слактивизма является рекламная серия «Liking Isn't Helping», созданная международной рекламной компанией Publicis Singapore для благотворительной организации Crisis Relief Singapore (CRS). В этой кампании представлены изображения людей, борющихся или нуждающихся, окруженных множеством людей, показывающих большой палец вверх с подписью «Liking isn't help». Хотя в кампании не было критических компонентов, которые могли бы привести к успеху, она заставила зрителей остановиться и задуматься о своих привычках активизма и усомниться в том, какой эффект на самом деле оказывает слактивизм. [21]
В ответ на критику Гладуэллом слактивизма в New Yorker (см. выше) журналист Лео Мирани утверждает, что он может быть прав, если активизм определяется только как сидячие забастовки, прямые действия и столкновения на улицах. Однако, если активизм заключается в повышении осведомленности людей, изменении их сознания и влиянии на мнения по всему миру, то революция действительно будет «твитнута», [22] «отмечена хэштегом» [23] и «выложена на YouTube». [24] В статье Financial Times от марта 2012 года , ссылаясь на усилия по решению проблемы продолжающегося насилия, связанного с Армией сопротивления Господа , Мэтью Грин написал, что слактивисты, стоящие за видео Кони 2012 года, «достигли большего с помощью своего 30-минутного видео, чем батальоны дипломатов, работников НПО и журналистов с начала конфликта 26 лет назад». [25]
Хотя слактивизм часто использовался в уничижительном смысле, некоторые ученые отмечают, что активизм в цифровом пространстве является реальностью. [26] [27] Эти ученые предполагают, что слактивизм может иметь свои недостатки, но он может вносить положительный вклад в активизм, и он неизбежен в нынешнем цифровом климате. [26] [27] Корреляционное исследование 2011 года, проведенное Джорджтаунским университетом под названием «Динамика вовлеченности в дело», определило, что так называемые слактивисты действительно «более склонны предпринимать осмысленные действия». [28] Примечательно, что «слактивисты участвуют в более чем в два раза большем количестве мероприятий, чем люди, которые не занимаются слактивизмом, и их действия «имеют более высокий потенциал влияния на других». [28] Приведенные преимущества слактивизма в достижении четких целей включают создание безопасных, недорогих и эффективных средств организации, которые являются экологически чистыми. [29] Эти «социальные чемпионы» обладают способностью напрямую связывать взаимодействие в социальных сетях с отзывчивостью, используя свой прозрачный диалог в экономических, социальных или политических действиях. [7] Следуя этому мышлению, Эндрю Леонард, штатный автор Salon , опубликовал статью об этике смартфонов и о том, как мы их используем. Хотя способы производства этих продуктов противоречат этическим стандартам прав человека, Леонард поощряет использование смартфонов на том основании, что предоставляемые ими технологии могут быть использованы как средство изменения проблемной ситуации их производства. Возможность быстрой коммуникации и в глобальном масштабе позволяет распространять знания, такие как условия, которые корпорации предоставляют своим работникам, и результат их широкое производство влияет на глобализацию. Леонард утверждает, что телефоны и планшеты могут быть эффективными инструментами для осуществления изменений посредством слактивизма, поскольку они позволяют нам распространять знания, жертвовать деньги и более эффективно высказывать свое мнение по важным вопросам. [30]
Другие сохраняют немного оптимистичный взгляд на возможности слактивизма, в то же время признавая подводные камни, которые несет с собой эта цифровая форма протеста. Зейнеп Туфекчи, доцент Университета Северной Каролины и преподаватель Центра Интернета и общества Беркмана, проанализировала способность слактивизма влиять на коллективные групповые действия в различных социальных движениях в сегменте Berkman Luncheon Series. Она признает, что цифровой активизм является отличным средством для роста социальных и политических движений, и это эффективное средство обеспечения дифференцированного наращивания потенциала для протеста. Исследование 2015 года описывает, как слактивизм может способствовать более быстрому росту социальных протестов путем распространения информации через периферийные узлы в социальных сетях. Авторы отмечают, что, хотя слактивисты менее активны, чем преданные меньшинства, их сила заключается в их численности: «их совокупный вклад в распространение протестных сообщений сопоставим по величине с вкладом основных участников». [31] Однако Туфекчи утверждает, что возросшая способность организовывать протест сопровождается ослаблением способности фактически оказывать влияние, поскольку слактивизм может не достичь уровня протеста, необходимого для осуществления перемен. [32]
Движение Black Lives Matter призывает положить конец системному расизму. [33] Движение неразрывно связано с социальными сетями с 2014 года, в частности с Twitter с хэштегами #blacklivesmatter и #BLM. [33] Большая часть поддержки и осведомленности об этом движении стала возможной благодаря социальным сетям. Исследования показывают, что слактивизм, обычно присутствующий в движении, был связан с положительным влиянием на активное участие в нем. [34] Тот факт, что участники этого движения могли вносить свой вклад со своих телефонов, повысил осведомленность и участие общественности, особенно в Соединенных Штатах. [34]
Западно-центричная природа критики слактивизма обесценивает влияние, которое она может оказать в авторитарных или репрессивных контекстах. [35] [36] Журналист Кортни С. Радш утверждает, что даже такой низкий уровень вовлеченности был важной формой активизма для арабской молодежи до и во время Арабской весны , потому что это была форма свободы слова, и мог успешно вызвать освещение в основных средствах массовой информации, например, когда хэштег становится «тенденциозной темой, [он] помогает привлекать внимание СМИ, даже если он помогает организовывать информацию... Сила социальных сетей в формировании международной новостной повестки дня является одним из способов, с помощью которых они подрывают государственную власть и силу». [37] Кроме того, исследования показывают, что «опасения относительно того, что интернет-активность вытесняет реальную деятельность, необоснованны», поскольку они не оказывают отрицательного или положительного влияния на политическое участие. [38]
Кампания за права человека (HRC) по равенству в браке предлагает еще один пример того, как слактивизм может быть использован для достижения заметных изменений. [39] Кампания призывала пользователей Facebook менять свои фотографии профиля на красное изображение со знаком равенства (=) посередине. [39] Логотип символизировал равенство, и если пользователи Facebook ставили изображение в качестве своей фотографии профиля, это означало, что они поддерживают равенство в браке. [39] Кампания была отмечена за повышение позитивной осведомленности и создание среды поддержки дела равенства в браке. [39] Это исследование пришло к выводу, что, хотя акт изменения фотографии профиля незначителен, в конечном итоге такие кампании в социальных сетях, как эта, создают кумулятивные изменения с течением времени. [39]
Термин «кликактивизм» используется для описания форм интернет-слактивизма, таких как подписание онлайн-петиций или подписание и отправка стандартных писем политикам или генеральным директорам корпораций. [16] Например, британская группа UK Uncut использует Twitter и другие веб-сайты для организации протестов и прямых действий против компаний, обвиняемых в уклонении от уплаты налогов. [40] Это позволяет организациям количественно оценивать свой успех, отслеживая, сколько людей «нажали» на их петицию или другой призыв к действию.
Идея кликтивизма заключается в том, что социальные сети предоставляют быстрый и простой способ продемонстрировать поддержку организации или делу. [41] Основное внимание цифровых организаций уделяется завышению показателей участия за счет все меньшего количества запросов от своих членов/зрителей. [16]
Кликтивизм также можно продемонстрировать, отслеживая успешность кампании по количеству полученных ею «лайков». [42] Кликтивизм стремится количественно оценить поддержку, присутствие и охват, не делая акцент на реальном участии. [42] Акт «лайка» фотографии на Facebook или нажатия на петицию сам по себе символичен, поскольку демонстрирует, что человек осознает ситуацию, и показывает своим коллегам мнения и мысли, которые у него есть по определенным вопросам. [43]
Критики кликтивизма утверждают, что это новое явление превращает социальные движения в рекламные кампании, в которых тестируются сообщения, регистрируется рейтинг кликов и часто проводится A/B-тестирование . Чтобы улучшить эти показатели, сообщения сокращаются, чтобы сделать их «просьбы проще, а действия — проще». Это, в свою очередь, сводит социальные действия к тому, что участники представляют собой список адресов электронной почты, а не вовлеченных людей. [44] [16]
Благотворительный слактивизм — это действие в поддержку дела, которое требует небольших усилий со стороны человека. Примерами благотворительного слактивизма в Интернете являются публикация статуса в Facebook в поддержку дела, «лайк» дела благотворительной организации на Facebook, твит или ретвит запроса благотворительной организации о поддержке в Twitter, подписание интернет-петиций и публикация и распространение видео на YouTube о деле. Можно утверждать, что человек не «лайкает» фотографию, чтобы помочь нуждающемуся человеку, а чтобы почувствовать себя лучше и почувствовать, что он сделал что-то положительное для человека или сцены, изображенной перед ним. Это явление становится все более популярным среди людей, независимо от того, отправляются ли они в поездки, чтобы помочь менее удачливым людям, или «лайкают» множество постов на Facebook, чтобы «помочь» человеку на фотографии. Примерами служат кампания Kony 2012 , которая ненадолго взорвалась в социальных сетях в марте 2012 года. [45]
Примерами офлайн-благотворительного слактивизма являются браслеты и атрибутика в поддержку благотворительных организаций, такие как браслет Livestrong , а также наклейки на бампер и мобильные пожертвования . В 2020 году во время пандемии COVID-19 Clap for Our Carers набрал обороты в нескольких странах.
Термин «слактивизм» часто используется для описания реакции мира на землетрясение на Гаити в 2010 году . Красный Крест сумел собрать 5 миллионов долларов за 2 дня с помощью пожертвований в виде текстовых сообщений. [46] Социальные сети использовались для распространения информации о землетрясении. На следующий день после землетрясения CNN сообщил, что четыре из главных тем Twitter были связаны с землетрясением на Гаити. [46]
Это акт покупки продуктов, которые подчеркивают поддержку определенного дела и рекламируют, что процент от стоимости товара пойдет на дело. В некоторых случаях пожертвованные средства распределяются между различными организациями в рамках одного фонда, что в теории помогает нескольким заслуживающим внимания областям дела. Критика, как правило, подчеркивает тонкое распределение пожертвований. [ необходима цитата ] Примером этого является кампания Product Red , в рамках которой потребители могут покупать варианты обычных продуктов под брендом Red, а часть выручки идет на борьбу со СПИДом.
Слактивисты также могут купить продукт у компании, потому что у нее есть история пожертвований средств на благотворительность, как способ поддержать дело из вторых рук. Например, слактивист может купить мороженое Ben and Jerry's , потому что его основатели инвестировали в детей страны или продвигали социальные и экологические проблемы. [47]
Определенные формы слактивизма преследуют политические цели, такие как получение поддержки для президентской кампании или подписание интернет-петиции, направленной на то, чтобы повлиять на действия правительства.
Сайт онлайн-петиций Change.org заявил, что подвергся атаке китайских хакеров и был закрыт в апреле 2011 года. Change.org заявил, что тот факт, что хакеры «сочли необходимым закрыть сайт, следует рассматривать как свидетельство быстрого успеха Change.org и оправдание одной конкретной петиции: Призыв к освобождению Ай Вэйвэя ». [48] Ай Вэйвэй, известный правозащитник, арестованный китайскими властями в апреле 2011 года, был освобожден из Пекина 22 июня 2011 года, что было расценено Change.org как победа его онлайн-кампании и петиции с требованием освобождения Ая.
Симпатический слактивизм можно наблюдать в социальных сетях, таких как Facebook, где пользователи могут ставить отметки «Нравится» страницам, чтобы поддержать дело или оказать поддержку нуждающимся людям. Также распространенным в этом типе слактивизма является смена пользователями своих фотографий профиля на ту, которая показывает коллегам пользователя, что им небезразлична эта тема. [49] Это можно считать виртуальным аналогом ношения значка для демонстрации своих симпатий; однако приобретение такого значка часто требует некоторого денежного пожертвования на дело, в то время как смена фотографии профиля этого не требует.
В слактивизме сочувствия часто используются изображения маленьких детей, животных и людей, которые, по-видимому, нуждаются в помощи, чтобы вызвать у зрителей чувство доверия, заставляя кампанию дольше резонировать в их памяти. Использование детей в кампаниях часто является наиболее эффективным способом охватить более широкую аудиторию, поскольку большинство взрослых, увидев рекламу, не смогут игнорировать нуждающегося ребенка.
Примером симпатического слактивизма является кампания шведской газеты Aftonbladet «Vi Gillar Olika» (дословный перевод: «Нам нравятся другие»). [50] Эта кампания была запущена против ксенофобии и расизма, что было горячей темой в Швеции в 2010 году. Главным символом кампании была открытая ладонь с текстом «Vi Gillar Olika», символ, который был заимствован из кампании французской организации SOS Racisme Touche pas à mon Pote в 1985 году. [51]
Другим примером было то, что пользователи Facebook добавили норвежский флаг к своим фотографиям после терактов в Норвегии в 2011 году , в которых погибло 77 человек. Эта кампания привлекла внимание Шведской умеренной партии, которая призвала своих сторонников обновить свои фотографии профиля. [52]
Kony 2012 — это кампания, созданная Invisible Children в форме 28-минутного видеоролика об опасном положении многих детей в Африке от рук Джозефа Кони, лидера Армии сопротивления Господа (LRA). Говорят, что LRA похитила в общей сложности около 60 000 детей, промывая мозги мальчикам, чтобы они сражались за них, и превращая девочек в секс-рабынь. [53]
Кампания использовалась в качестве эксперимента, чтобы увидеть, может ли онлайн-видео охватить такую большую аудиторию, что оно сделает военного преступника Джозефа Кони знаменитым. Оно стало самым быстрорастущим вирусным видео всех времен, достигнув 100 миллионов просмотров за шесть дней. [54] Кампания достигла беспрецедентного уровня осведомленности, обращаясь как к международным лидерам, так и к населению в целом.
Реакция на эту кампанию и участие в ней демонстрируют благотворительный слактивизм из-за того, как отреагировали многие зрители. Успех кампании был обусловлен в основном тем, сколько людей посмотрели видео, а не полученными пожертвованиями. После просмотра видео многие зрители почувствовали необходимость предпринять действия. Однако это действие приняло форму распространения видео и потенциального обещания своей поддержки. [55]
Как описывает Сара Кендзиор из Aljazeera:
Видео, казалось, воплощало в себе дух слактивизма: зрители, не обращающие внимания на сложный иностранный конфликт, становятся героями, посмотрев видео, купив браслет, повесив плакат. Сторонники кампании «Невидимые дети» протестовали, заявляя, что их желание поймать Кони было искренним, их эмоциональная реакция на фильм была подлинной, и что огромное количество сторонников, призывающих к поимке Джозефа Кони, представляет собой значимый сдвиг в защите прав человека». [56]
В течение нескольких недель после похищения сотен школьниц организацией Boko Haram хэштег #BringBackOurGirls начал набирать популярность в Twitter по всему миру, поскольку история продолжала распространяться [57] , и к 11 мая он привлек 2,3 миллиона твитов. Один из таких твитов был опубликован первой леди США Мишель Обамой , которая держала табличку с хэштегом, размещенную в ее официальном аккаунте Twitter, что помогло распространить информацию о похищении. [58] Были проведены сравнения между кампанией #BringBackOurGirls и кампанией Kony 2012. [59] Некоторые критики назвали кампанию слактивизмом, особенно потому, что прошли недели и месяцы, а прогресса в возвращении похищенных девочек не было. [60] [61]
По словам Мкеки Мутаха, дяди одной из похищенных девочек:
Есть такая поговорка: «Действия говорят громче слов». Лидеры со всего мира вышли и заявили, что помогут вернуть девочек, но теперь мы ничего не слышим. Вопрос, который я хочу поднять, таков: почему? Если бы они знали, что ничего не сделают, они бы вообще не давали такого обещания. Просто выйдя, чтобы рассказать миру, я вижу в этом политическую игру, которой она не должна быть, если речь идет о девочках. [62]
из миллионов электронных петиций, которые подписываются каждый год, остаются без внимания и не приносят практически никакого результата.