Александр Николаевич Островский (русский: Алекса́ндр Никола́евич Остро́вский ; 12 апреля [ OS 31 марта] 1823 - 14 июня [ OS 2 июня] 1886) был русским драматургом, которого обычно считали величайшим представителем русского реалистического периода. [1] Автор 47 оригинальных пьес, Островский «почти в одиночку создал русский национальный репертуар». [1] Его драмы относятся к числу наиболее читаемых и часто исполняемых сценических произведений в России . [1]
Александр Николаевич Островский родился 12 апреля 1823 года в Замоскворечье под Москвой в семье Николая Фёдоровича Островского, юриста, получившего религиозное образование. Предки Николая происходили из села Остров Нерехтинского района Костромской губернии, отсюда и фамилия. [2] Позднее Николай Островский стал высокопоставленным государственным чиновником и в этом качестве в 1839 году получил дворянский титул с соответствующими привилегиями. Его первая жена и мать Александра, Любовь Ивановна Саввина, происходила из семьи священнослужителя. Некоторое время семья жила на съемной квартире в Замоскворечье. Тогда Николай Федорович купил себе участок земли в Монетчиках и построил на нем дом. В начале 1826 года семья переехала туда. [3]
У Александра было трое братьев и сестер: сестра Наталья и братья Михаил и Сергей. [4] Первая была его главной спутницей в детские годы, и именно от нее и ее подруг мальчик научился таким немужским вещам, как шитье и вязание. В его воспитании важную роль сыграла и няня Авдотья Кутузова. Островский настаивал, что именно сказки, которые она ему рассказывала, вдохновили его на создание «Снегурочки» , одной из его самых популярных пьес. [5]
В 1831 году умерла мать Островского. В 1834 году Николай Федорович продал дом Монетчиков, купил два новых, на Житной улице, [6] и через два года женился на баронессе Эмилии Андреевне фон Тессин, дворянке русского и шведского происхождения. [примечание 1] Она перестроила патриархальный уклад их замоскворецкого дома, сделав его более похожим на европейский особняк, и позаботилась о том, чтобы их приемные дети получили качественное образование. [7] У Эмилии Андреевны было четверо детей, один из которых, Петр Островский, позже стал хорошим другом Александра. Она знала несколько европейских языков, играла на фортепиано и научила Александра нотному чтению. [8]
В 1840 году Островский окончил Первую Московскую гимназию и поступил в Московский университет для изучения права , где среди его наставников были такие видные учёные того времени, как профессора Петр Редькин, Тимофей Грановский и Михаил Погодин . [9] Вскоре семья переехала в дом на реке Яузе , принадлежавший Ивану Тессину, брату его мачехи. Именно тогда Островский начал писать стихи, очерки и иногда пьесы (ни одна из последних не сохранилась) и к концу второго курса стал любителем театра, проводя много вечеров в Московском Петровском театре. В мае 1843 года Островский провалил экзамены по римскому праву и покинул университет, чтобы поступить на работу клерком в Московский суд Сознания . В 1845 году его перевели в Коммерческий суд, который специализировался в основном на делах, связанных со взяточничеством и коррупцией. «Если бы не такой неприятный случай, не было бы такой пьесы, как « Выгодная позиция », — отмечал позже Островский. [10] В 1851 году Островский принял решение полностью посвятить себя литературе и театру. [11]
В середине 1840-х годов Островский написал множество зарисовок и сцен, вдохновленных жизнью купеческой общины Замоскворечья, и сделал набросок пьесы « Банкрот» . Отрывок из этой комедии («Сцены из комедии «Банкрот») был напечатан в № 7 за 1847 год в « Московской городской газете » [прим. 2] в соавторстве с актером и второстепенным драматургом Дмитрием Горевым. который был соавтором одной из сцен. Также в «Листке» появились (без подписи) «Картины московской жизни» и «Картина семейного счастья», две серии сцен, которые позже были опубликованы в « Современнике» (№ 4, 1856 г.) под названием «Семейная картина» (Семейная картина). ). Островский считал ее своим первым оригинальным произведением и отправной точкой своей литературной карьеры. [12]
14 февраля 1847 года Островский дебютировал на публике в доме университетского профессора и литературного критика Степана Шевырёва чтениями из «Картин». Публика, в которую входили Алексей Хомяков и несколько сотрудников «Листока», отреагировала положительно: и Шевырев, и Хомяков говорили о появлении нового крупного таланта в русской литературе. [13] [14] 27 августа 1851 года «Картина семейного счастья» (которая, как сообщается, была одобрена, среди прочего, Николаем Гоголем ) [15] была запрещена к постановке Императорскими театрами. «Судя по этим сценам, московские купцы только и делают, что обманывают покупателей и пьют, пока их жены им изменяют», — писал цензор М. Гедеонов. [16] [17]
В декабре 1849 г. «Банкрот» был закончен. Первой аудиторией Островского стал его университетский друг Алексей Писемский , который встретил ее восторженно. Актер Пров Садовский , назвавший комедию «откровением», начал декламировать ее фрагменты, особенно в салоне графини Ростопчиной , который часто посещали такие молодые авторы, как Борис Алмазов , Николай Берг , Лев Мей и Евгений Эдельсон , произведения Островского. друзья еще с университетских лет. Все они вскоре приняли приглашение Михаила Погодина и присоединились к Москвитянину , чтобы сформировать там так называемую «молодежную фракцию». Аполлон Григорьев , неформальный лидер команды, начал активно продвигать Островского как движущую силу того, что он считал «новой, аутентичной русской литературой». [12]
Так называемый «кружок Островского» объединил и многих его нелитературных друзей, среди них актер Пров Садовский, музыкант и фольклорист Тертий Филиппов , купец Иван Шанин, сапожник Сергей Волков, учитель Дьяков и уральский казак Иоасаф Железнов . , всех привлекала идея русского национального возрождения ( народности ). Именно тогда Островский, первоначально западник , начал смещаться в сторону славянофилов . В Салоне «Ростопчина» он впервые встретил молодого Ивана Тургенева и ветерана русского каменщика Юрия Бартенева. К этому времени Островский жил со своей гражданской женой Агафьей Ивановой, с которой он впервые познакомился и сблизился в конце 1840-х годов. [18]
Наконец одобренный цензурой, «Банкрот» появился в мартовском номере « Москвитянина» под новым названием «Свои люди – сочтёмся !». Пьеса, изображающая грубых, невежественных и самодовольных московских купцов, мгновенно прославила Островского в городе. Его тут же запретили ставить в Императорских театрах (запрет будет снят через десять лет), что даже побудило российскую тайную полицию установить за автором строгий надзор. [7] Островский пробовал свои силы в качестве переводчика Уильяма Шекспира , но его версия «Укрощения злой жены» 1852 года также была запрещена, поскольку цензор Нордстрем обнаружил более сто «грубых» слов и фраз в нем и объявил перевод «верным духу оригинала, совершенно неприличным и совершенно неприемлемым для русского театра». Островский нашел утешение в работе у Москвитянина и дебютировал там как критик, дав положительную рецензию на «Маффу» Алексея Писемского. [18]
Второй пьесой Островского стала одноактная пьеса « Утро молодого человека» (1850), отчасти основанная на его ранней пьесе « Исковое прошение» (другой акт последней позже разовьется в « Картину семейного счастья» ) . . Продолжение, психологическая пьеса в стиле Альфреда де Мюссе под названием «Неожиданный случай» , 1850, появилась в альманахе «Комета» . Михаил Погодин не был впечатлен, а «Современник » Иван Панаев ответил едкой рецензией, пародируя то, что он считал банальными, несодержательными диалогами персонажей. [18] Вторая полнометражная пьеса Островского « Бедная невеста » появилась в № 4 « Москвитянина» за 1852 год . [19] Цензоры дали свое разрешение только через полгода, но исказили текст так, что Островский потерял всякий интерес и попросил Малого инспектора Алексея Верстовского забыть об этом и дождаться выхода в свет следующей пьесы, которую он написал. уже работаю. [18]
Мелодраматическая «Пребывание в своих санях » (1852), менее смелая, чем « Семейное дело» , и не такая масштабная, как «Бедная невеста» , была напечатана в «Москвитянине» и стала первой пьесой Островского, попавшей в Малый театр. этап. Премьера состоялась в начале следующего года, она имела большой успех и была восторженно принята даже такими недоброжелателями Островского, как Василий Боткин . Спектакль с Любовью Никулиной-Косицкой в главной роли, по мнению Лакшина, ознаменовал рождение того, что позже назовут «Театром Островского, настоящим союзом драматургии и актеров». За первый сезон спектакль был показан двенадцать раз в Малом и столько же раз в Большом театре . [18]
В начале февраля 1853 года Островский впервые приехал в Петербург, где его тепло принял директор Императорских театров Александр Гедеонов. 12 февраля 1853 года в Санкт-Петербургском цирковом театре состоялась премьера « Утро молодого человека» , а 19 февраля «Пожить в своих санях» впервые была поставлена Александринским театром . Царь Николай I пришел посмотреть спектакль и оставил большое впечатление, главным образом, «поучительным» финалом. Идея пьесы он угадал в том, что «дети должны следовать советам родителей, иначе все пойдет не так» и, обращаясь к Гедеонову и своему окружению, произнес: «Не так уж много пьес доставляло мне столько удовольствия». », добавив по-французски: «Се n'est pas une Piece, c'est une lecon» (Это не пьеса, а урок). На следующий день царь привел свою семью в театр. Однако Островскому пришлось покинуть столицу до премьеры спектакля, получив известие о серьезной болезни отца. К моменту прибытия домой Николай Федорович был мертв. [18]
В августе 1863 года в Малом театре с успехом была исполнена « Бедная невеста» с Екатериной Васильевой в роли Марии Андреевны. В том же месяце Островский приступил к работе над своей следующей пьесой «Бедность не порок» и закончил ее всего за два месяца, которую поставил Малый театр в качестве бенефиса для прова Садовского, сыгравшего «добродетельного пьяницу» Любима Торцова. « Бедность — не порок» , воспроизводящая атмосферу старинной русской народной масленицы-святки, лишена социальной сознательности Банкрота , но выдвигает на первый план конфликт между славянофилами и западниками , высмеиваемый автором. Оно стало популярным в Москве и побудило Аполлона Григорьева написать восторженную рецензию под названием «Отойди, идет Любим Торцов». Однако в Санкт-Петербурге его раскритиковали Краевские «Отечественные записки» (в которых Любим назывался «пьяным мужиком») и анонимный рецензент «Современника », которым оказался молодой Николай Чернышевский . [18]
Слава Островского в обоих крупных городах была быстрой, но уже сформировалась серьезная оппозиция, особенно среди московских актеров, в том числе Михаила Щепкина , Дмитрия Ленского , Сергея Шумского и Ивана Самарина . Другим влиятельным недоброжелателем был поэт Николай Щербина . «Что за характеры, что за язык!.. Только в кабаках и неприличных домах люди так говорят и поступают. Некоторые утверждают, что такие вещи случаются и в реальной жизни. Но мы видим всякое вокруг себя, не всех можно поставить на сцене. Ведь это же театр, а не какой-нибудь базарный спектакль или двор, куда можно волен выбрасывать мусор", - жаловался Ленский в письме другу. Тем не менее Малый стал для Островского вторым домом, и он теперь проводил там все больше времени, часто оставаясь на ночлег. [18]
К 1854 году Россия была глубоко вовлечена в Крымскую войну . Раздосадованный волной того, что он считал вызванным правительством «трубным патриотизмом», Островский стал затворником и развил в себе стремление исследовать свои собственные «национальные корни». «Культ простоты теперь стал его манией», — писал биограф Лакшин. Еще ближе к славянофильскому учению он подошел в своей следующей пьесе « Не живи , как хочется» (1854), изображающей языческий народный карнавал Масленицы , празднуемый в Москве XVIII века. Реакция на спектакль, премьера которого состоялась в Малом 3 декабря 1854 года, с Корнелием Полтавцевым в роли Петра, была вялой. Некоторые сочли это недостаточно смелым, другие — слишком откровенным. «Я ожидал, что новая пьеса Островского сильно всколыхнет публику, но ей удалось возбудить лишь негатив среди критиков, которые, к сожалению, на этот раз оказались правы. Печально видеть такого талантливого человека, как Островский, столь самодовольным. - снисходителен, распространяет грязь. Раз мыло стало его злейшим врагом, к нему никогда нельзя подойти с советом, любую критику он воспринимает как удар по его «простоте». Худшее, что может случиться с автором, - это когда он обнаружит себя среди тех, кто считает его полубогом», — писала Александру Дружинину писательница Софья Энгельгардт . Лев Толстой был в числе тех немногих, кому это понравилось. [18] Спектакль был показан всего четыре раза в Москве и трижды в петербургской Александринке, прежде чем был исключен из репертуара обоих театров. [18]
Между тем стремление Островского к «простоте» оказалось заразительным. «[Российские] авторы взяли пример с успеха « Саней » и решили, что пора выступить во всем «натуральном». К сожалению, этот их натурализм вращается вокруг таких же разговоров, тех же «сермягиных шуб», которые теперь наводняет нашу театральную сцену», — жаловался Верстовский в письме Гедеонову в декабре 1854 года. Вероятно, это был первый раз, когда к творчеству Островского было применено словосочетание «сермяга пальто» — клише, которое преследовало его всю оставшуюся жизнь. [18]
В феврале 1855 года умер царь Николай I, и слово «оттепель», впервые употребленное в политическом смысле Федором Тютчевым , вошло в лексикон русской культурной элиты. Начали набирать популярность «Современник » Николая Некрасова и «Колокол » Александра Герцена . Островский, хотя и опасался радикализма, не мог не отреагировать на это новое развитие событий. В декабре 1855 года он закончил «Похмелье на чужом пиру» (В чужом пиру похмелье) с главным героем дворянским старым учителем Ивановым, а также Титом Титычем, грубым типом семейного диктатора, для которого Островский придумал термин «самодур», который прижился. немедленно. «Слово «самодур» для Островского стало тем же, чем «нигилист» для Тургенева или «обломовщина» для Гончарова », — заметил биограф Лакшин. Премьера спектакля состоялась в Москве 9 января 1856 года с Провом Садовским в роли Тита Титыча и имела огромный успех. [18] 1855 и 1856 годы были годами, когда некогда знаменитый кружок Островского распался, Тертий Филиппов присоединился к прославянофильской « Русской беседе» , а Аполлон Григорьев отбыл во Францию. [18]
Команда Николая Некрасова давно обсуждала перспективы переманивания Островского из « Москвитянина» в «Современник» , и в конце 1855 года он совершил поездку в Петербург, чтобы проводить большую часть времени с авторами этого журнала, завязав дружбу с юным Львом . Толстой . Некрасов уговорил Островского подписать четырехлетний контракт и опубликовал свою первую пьесу « Картины семейного счастья » под новым названием «Семейная картина» , как она стала известна с тех пор. [18]
В 1856 году великий князь Константин предложил нескольким русским писателям посетить различные регионы России и составить там авторитетные отчеты о промышленной и повседневной жизни, первоначально с целью сбора некоторых основных данных, необходимых для реформирования системы комплектования российского флота. Островский (которому пришлось просить специального разрешения, чтобы его включили добровольцем в список из восьми человек) проехал от истоков Волги до Нижнего Новгорода и, помимо сбора запрошенной информации, составил словарь местных терминов, касающихся мореплавания. , судостроение и рыболовство. [7] [18] Впервые в жизни он соприкоснулся с провинциальной русской интеллигенцией , людьми, знавшими реальную жизнь и имевшими о ней твердое мнение. Путешествие по бедным, часто опустошенным местностям произвело глубокое впечатление на автора, до этого хорошо знавшего лишь жизнь купцов, государственных чиновников и мелких дворян. [18]
Поездка была омрачена двумя инцидентами. В мае 1856 года, когда против него в обоих крупных городах были выдвинуты обвинения в плагиате на основании обвинений его бывшего соавтора Горева, Островскому пришлось предоставить свой собственный отчет об истории «Семейного дела» для « Московского вестника » и «Современника» . Некрасов поддержал его; кроме того, интерес русской прессы к Гореву угас в тот момент, когда он опубликовал собственную пьесу « Здесь и там» (Сплошь да рядом, «Отечественные записки» , № 56, 1856), что привело к катастрофическим последствиям. Тогда в Калязине перевернулась карета Островского. Два месяца он пролежал в постели со сломанной ногой и был вынужден вернуться домой для дальнейшего лечения. Несмотря на призывы Ивана Панаева начать писать, он вернулся в Верхнюю Волгу весной 1857 года и возобновил свое путешествие, посетив летом Рыбинск , Углич и Нижний Новгород . [18] В итоге «Морской сборник» опубликовал лишь один доклад Островского. Поскольку этот журнал, увлекающийся фактами и цифрами, опускал детали, которые считал «слишком художественными», автор решил полностью отказаться от проекта. Именно во время этой поездки у Островского возникла идея написать серию пьес под названием « Ночи на Волге» . Проект так и не был реализован, но многочисленные истории из реальной жизни, собранные во время этого путешествия, будут использованы в более поздних пьесах, в частности в «Шторме» . На этом материале также были созданы его исторические драмы 1860-х годов «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» , «Лжедмитрий» и «Василий Шуйский и Василиса Мелентьева », а также комедия «Воевода» . После поездки по Волге Островский полностью потерял интерес к дилемме «славянофил или западник» и начал глубже понимать русский народ и Россию в целом. [18]
В 1857 году вышло в свет « Доходное место», получившее исключительно высокую оценку Льва Толстого. "Это колоссальная вещь по глубине, силе и значимости и по этому безупречно реальному персонажу Юсову", - написал последний в письме. [20] Пьеса не имела ничего общего с радикальными идеями, пропагандируемыми «Современником» , но к этому времени, по мнению Лакшина, Островский выработал иной подход к своему искусству: «Стоило ли вести войну против взяточников, когда они являются лишь частью образа жизни, где коррупция служит скрытому механизму. Не было бы более интригующе попытаться проникнуть под кожу этих людей, узнать, как работает их особый вид морали, раскрыть логику, которая им помогает найти себе оправдания?» Островский полностью отверг дидактизм. «Чтобы утверждение истины было эффективным и делало людей мудрее, оно должно быть пропущено через душу высочайшего качества, душу художника», - утверждал он. [18]
Премьера «Выгодного положения » , назначенная на 20 декабря 1857 года, была отменена в одиннадцатый час, поскольку цензоры назвали ее «опусом, высмеивающим государственных чиновников». С другой стороны, полицейский надзор за Островским наконец-то снят, о чем местный начальник полиции сообщил автору лично, посетив его дома. В сентябре (через семь месяцев после вторичного запрета) « Семейную картину» наконец признали допущенной к постановке Императорских театров. Также в 1857 году вышел «Праздничный сон – до обеда» (Праздничный сон – до обеда), первая часть трилогии Бальзаминова (вторая и третья части, Две собаки дерутся, Третья держится подальше и Что ни ищешь, то найдешь). последовал в 1861 году).
В 1858 году вышла повесть «Не сошлись характерами» . Подзаголовок «Картина московской жизни» и повествующий историю обедневшего дворянина, который женится на богатой купчихе только для того, чтобы ужаснуться ее скупости, был не из лучших произведений Островского. Гораздо более значительным было его следующее произведение, « Протеже любовницы» (Воспитанница, 1859), продолжающее тему «деградации дворянства» и написанное во время его трехнедельного визита в Санкт-Петербург в 1858 году. Его запретили ставить на сцене. 23 октября того же года Александр Тимашев после цензуры в своем докладе поставил вопрос: «Действительно ли мы должны уступить место пьесе, показывающей такую безнравственность в повседневной жизни русских помещиков?» [18]
В 1859 году граф Григорий Кушелев-Безбородко опубликовал первое издание « Сочинений А. Н. Островского» в двух томах. Под цензурой не кого иного, как Ивана Гончарова (который помог включить в сборник « Семейное дело »), оно вдохновило Николая Добролюбова на написание первого из двух его знаменитых эссе, в котором Островский назван «лучом света в царстве тьмы». В ноябре 1859 года автор посетил Добролюбова, чтобы лично поблагодарить его за первый, по его мнению, правильный анализ его творчества. «Оглядываясь назад, нельзя не увидеть полемический характер двух статей [Добролюбова]. Островский не был ни сатириком, ни даже юмористом. Его заботила объективность в изображении жизни... и даже среди самых безобразных вещей он удалось найти красоту», — писал полвека спустя критик П. Морозов. Сам Островский видел свою обязанность просто изобразить русского человека таким, каким он его видел. «Чтобы иметь право исправлять ошибки других людей, нужно ясно видеть и хорошие стороны людей», - утверждал он. [12] [18]
В 1860 году вышла еще одна пьеса, вдохновленная волжским путешествием Островского, «Буря» — трагическая история несчастной замужней Катерины, в которой доминирует мотив надвигающегося, который никогда не наступит урагана, интерпретированный Добролюбовым как метафора социальных перемен, которые произошли в российском обществе. теперь остро нуждался. [ нужна цитата ] Чтобы помочь пьесе преодолеть цензурный барьер, Островский совершил поездку в столицу и с трудом пытался донести до цензора Нордстрема, что Кабаниха (мерзкая теща Катерины) не была какой-то карикатурой на покойного царя Премьера «Николай I. Гроза» состоялась 16 ноября 1859 года в бенефисе актера Сергея Васильева и вызвала огромный общественный резонанс. [18]
Островский был сильно расстроен моральным климатом в обоих крупнейших императорских театрах (в частности, в Александринке, испорченной близостью к двору), который, казалось, выявлял худшие стороны актеров. Одним из немногих исключений был Александр Мартынов , которым Островский восхищался и уважал. Весной 1860 года Мартынов, неизлечимо больной туберкулезом , отважился на поездку в Одессу , и Островский согласился последовать за ним в качестве спутника. По дороге домой, в Харькове , актер скончался. «С Мартыновым я потерял все, что имел когда-либо в петербургском театре», — писал Островский в письме Панаеву. [18]
В 1861 году Островский закончил « За чем пойдёшь, то и найдёшь», заключительную часть трилогии Бальзаминова (восхвалённую, среди прочих, Достоевским), и историческую драму в стихах « Козьма Захарьич Минин-Сухорук». , на написание которого у него ушло шесть лет. В 1862 году царь выразил свое одобрение, преподнеся автору золотое кольцо, что весьма огорчило Островского, который видел в нем скудную награду за все муки, которые ему пришлось пережить с цензорами. Через год Минина забанили без объяснения причин. Ходили слухи, что причиной стало Январское восстание в Польше , из-за чего власти опасались, что пьеса может «взбудоражить общественность» либо против поляков, либо за них. [18]
Весной 1862 года Островский отправился за границу, чтобы посетить Германию , Австрию , Италию , Францию и Англию , и вернулся с острым ощущением контраста между двумя разными временными планами, в которых жили Россия и Европа. [примечание 3] В Лондоне Островский посетил Александра Герцена , хотя об этом факте стало известно лишь спустя годы благодаря воспоминаниям его спутника и личного секретаря Ивана Горбунова . В августе 1862 года он вернулся в Россию полный новых идей и к концу года закончил « Грех да беда на кого не живёт». Это драма о сильных характерах, опубликованная в журнале «Время» , принадлежащем братьям Достоевским , основана на реальной истории, рассказанной автору одним из его друзей-купцов. Осенью 1863 года Островский закончил « Тяжёлые дни », продолжение «Похмелья» , рассказывающее историю отсталых российских провинций, где правит невежество. За ним последовали «Шутники» («Шутники», 1864) и «Глубина» (Пучина, 1865), завершавшие цикл «Замоскворечья». Одна из экспериментальных пьес Островского (скорее роман, чем пьеса, созданная по мотивам недавно переведенного Виктора Дюканжа « Тридцати лет »), она пострадала от жесткой цензуры и не имела большого успеха на сцене. [18] В 1865 году, снова в сопровождении Ивана Горбунова, Островский совершил еще одно путешествие по Волге. [7]
К середине 1860-х годов репутация Островского как ведущего драматурга России стала неоспоримой. Две его пьесы — «Буря » и «Грех и печаль» — принесли ему престижную Уваровскую премию. Однако, будучи человеком театра, он все больше и больше разочаровывался тем, что его пьесы запрещались одна за другой. Он сказал:
Писатель в России оказывается в самом своеобразном положении. Когда пьеса окончена, он снова садится, на этот раз для того, чтобы сочинить просьбу: «Я считаю за честь представить такую-то пьесу режиссерам и смиренно умолять их принять ее» и т. д. и т. п. Затем пьеса, пройдя цензуру, пробивается в Литературно-театральный комитет. Можно ли представить себе подобное где-нибудь за границей? Везде любая пьеса любого достоинства была бы принята любым театром. Вместо того, чтобы писать петиции, автор предпочитает получать такие: режиссеры просят его работу, а затем дают на нее зеленый свет. У нас в России написать пьесу — это только полбеды: главное — протащить ее через всякие невзгоды. [18]
Царь Александр II был заядлым театралом, но предпочитал балет и французский водевиль. "Островский - талантливый человек, но его пьесы для меня невыносимы. Я прихожу в театр отдохнуть от тяжелой работы, ожидая, что меня развлекут, но пьесы Островского оставляют меня тоскливым и растерянным", - жаловался царь, по словам актера Федора . Бурдин . После того, как сильно искалеченный Минин вернулся на сцену Императорских театров, Островский поставил новые исторические драмы: «Воевода» (1866), « Лжедмитрий и Василий Шуйский» (1866) и «Тушино » (1867). В 1867 году Степан Гедеонов (чиновник, который когда-то помогал ему в «Санях» ) стал директором Императорских театров и всего за шесть недель Островский написал « Василизу Мелентьеву» по сценарию Гедеонова. Но 3-й отдел заподозрил какую-то политическую подрывную деятельность, Гедеонов не смог оказать финансовую поддержку, и проект провалился. [18]
Еще в 1846–1847 годах отец Островского приобрел четыре имения, крупнейшим из которых было Щелыково в Костромской губернии, особняк XVIII века, построенный капитаном Михаилом Кутузовым. [21] После смерти Николая Островского Александр с братом Михаилом купили имение в 1867 году у мачехи. "Наконец-то я смогу... вырваться из душераздирающего театрального рабства, поглотившего лучшие годы моей жизни", - написал он в письме. Он построил маслозавод, разбил сад, и хотя вскоре стало ясно, что новый образ жизни не сделает его богаче, именно здесь Островский проводил свои самые счастливые дни, принимая гостей и наслаждаясь приливами вдохновения для новых игры. Он называл Щелыково «костромской Швейцарией» и уверял, что даже в Италии он никогда не видел такой красоты. [7]
К 1867 году Островский впал в депрессию, чувствуя себя никчемным и одиноким. «Тушино» (1867), отвергнутое всеми крупными журналами, могло быть опубликовано только скромным « Всемирным трудом» . После покушения на Дмитрия Каракозова многие высокопоставленные друзья Островского лишились своих постов. Чтобы свести концы с концами, он занялся переводами и написанием либретто. Ситуация изменилась, когда Некрасов стал главой «Отечественных записок» . Островский был тепло принят и дебютировал там в ноябре 1868 года с « Достаточно глупости в каждом мудреце ». [18]
Взяв за образец свою оперетту «злейший враг» , приехавшую из Франции, чтобы покорить Петербург и вытеснить пьесы Островского из театрального репертуара, он написал «Иван-царевич» — ироническую сказку, в которой русский фольклорный сюжет смешан с современной пародией и фарсом. Отсутствие финансов вынудило Островского отменить проект, но вскоре идея была возрождена в брошюре «Хватит глупости на каждого мудреца» , написанной современным языком, но действие которой происходит в Москве старых времен. [18] За ним последовало «Горячее сердце» (Горячее сердце, 1869), отчасти детектив, отчасти наивная сказка, отчасти современная брошюра, ориентированная на московских торговцев, скупающих огромные участки земли у аристократов. Главный герой Хлынов сильно напоминал московского торговца-миллионера М.А. Хлудова, прославившегося своими причудливыми проектами и шалостями. Премьера «Пылкого сердца» в Малом 15 января 1869 года (бенефис пров. Садовского, игравшего Курослепова) прошла триумфально. [18]
Также в 1869 году вышли « Бешеные деньги », также переводимые как «Деньги на сжигание») [примечание 4] , отражающие интерес автора (и настороженность к нему) к новому формирующемуся классу капиталистических предпринимателей, «практичных людей». , как они стали известны в России. Сам Островский был очень непрактичен, хотя ему и нравилось притворяться иначе. «Издатели — мошенники, и они пьют мою кровь», — говорил он. «Некрасов откровенно смеялся надо мной и называл альтруистом. Он говорил, что ни один литератор не продаст свои произведения так дешево, как я», — жаловался Островский в письме. Некрасов (который платил ему по 200 рублей за акт, что считалось хорошей ценой) пытался помочь Островскому в издательском деле. «Но так уж получилось, что в итоге [Островский] всегда терял деньги... и постоянно находился на грани банкротства», — писал Лакшин. Каждая его новая пьеса отправлялась одновременно в Малый театр и «Отечественные записки» . Иногда публикация предшествовала премьере: так было с « Лесом» (Лес, 1871), историей о путешествии актеров из Вологды в Керчь , высмеивавшей отсталость российской провинции того времени. [18]
_%D0%B8_%D0%9D._%D0%A5._%D0%A0%D1%8B%D0%B1%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2_(%D0%9D%D0%B5%D1%81%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%BB%D0%B8%D0%B2%D1%86%D0%B5%D0%B2)_%D0%B2_%D0%BF%D1%8C%D0%B5%D1%81%D0%B5_%D0%9B%D0%B5%D1%81.jpg/1280px-%D0%9C._%D0%9F._%D0%A1%D0%B0%D0%B4%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_(%D0%A1%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%BB%D0%B8%D0%B2%D1%86%D0%B5%D0%B2,_%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B0)_%D0%B8_%D0%9D._%D0%A5._%D0%A0%D1%8B%D0%B1%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2_(%D0%9D%D0%B5%D1%81%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%BB%D0%B8%D0%B2%D1%86%D0%B5%D0%B2)_%D0%B2_%D0%BF%D1%8C%D0%B5%D1%81%D0%B5_%D0%9B%D0%B5%D1%81.jpg)
Теперь, регулярно посещая Петербург, Островский наслаждался вечеринками, которые Некрасов устраивал на манер хеппенингов «Современника» , но, несмотря на все острые ощущения от встреч с такими людьми, как Глеб Успенский и Николай Михайловский , в столице он чувствовал себя неуютно. Одной из пьес, имевших успех в Москве, но провалившихся в Петербурге, была «Пылающее сердце» из-за плохого качества постановки. В январе 1872 года Александр II неожиданно посетил Александринку, чтобы посмотреть « Не всё коту масленница» , 1871, и не проявил никакого энтузиазма. Усилия Гедеонова добиться назначения Островскому именной пенсии в ознаменование 25-летия его литературной деятельности ни к чему не привели. Юбилейная премьера спектакля « Лжедмитрий и Василий Шуйский» (впервые опубликованная в 1866 году) на сцене Мариинского театра 17 февраля 1872 года не оправдала ожиданий. «Костюмы шокировали всех своей грубостью, декорации выглядели так, будто их привезли из кукольного спектакля Берга, и все пахло небрежностью к русскому театру и русским талантам», - писал рецензент «Гражданина» . Церемония, проходившая за сценой, носила скромный характер, на ней присутствовали только актеры театра и режиссер Александр Яблочкин. Разочарованный, Островский вернулся в Москву, где его всегда почитали как опытного драматурга и главу Общества русских драматургов. Здесь празднование было пышным и продолжительным. «Островский для Москвы стал тем, чем Папа значит для Рима», — писал Иван Гончаров. [18]
В 1872 году также вышел «Комик XVII века », написанный к 200-летию русского театра. Пьесу вскоре забыли, но спустя десятилетия Марина Цветаева назвала ее «образцовой по языку». Год спустя вышла одна из самых необычных пьес Островского — « Снегурочка », основанная на мифе о Берендеевом царстве с его благородным царем, поэтом и художником. Лев Толстой и Некрасов ненавидели этот эксперимент (поэтому его пришлось опубликовать в «Вестнике Европы »), и московская премьера вызвала вялый отклик. Но музыкальная общественность была полна энтузиазма, и Петру Чайковскому потребовалось всего три недели, чтобы написать музыку к постановке. Позже Римский-Корсаков создал одноименную оперу, сохранив в либретто большую часть оригинального текста. [18]
В начале 1870-х годов пьесы Островского стали более экспериментальными, не имели большого успеха на сцене и более или менее не нравились критикам. «Бессилие творческой мысли» — заголовок статьи Николая Шелгунова в журнале «Дело » — отражал общее настроение. Если в старину Островского критиковали за излишнюю эпичность и мало внимания к форме, то « Поздняя любовь» («Поздняя любовь», 1873) и «Волки и овцы », 1875, с их совершенным внутренним механизмом действия и техническим лоском, считались слишком «французскими по структуре». «Я в растерянности, меня со всех сторон ругают за мою работу, в которой я был совершенно честен», — жаловался Островский Некрасову в письме от 8 марта 1874 года. [18]
Большинство поздних пьес Островского основаны на реальных событиях. «Все мои сюжеты заимствованы, они выдуманы самой жизнью. Драматург не придумывает истории, а пишет о том, что было или могло произойти», — говорил Островский драматургу Дмитрию Аверкиеву . «Волки и овцы» рассказали историю реального судебного дела по доносу на игуменщину Митрофанию ( в реальной жизни баронессу Прасковью Розен), против которой в октябре 1874 года подали в суд за мошенничество. Островский видел в истории этой женщины (в пьесе Мурзавецкую) необычную смесь необыкновенных личных амбиций и религиозного лицемерия человека, которого он называл «русским Тартюфом в платье». [18] «Последняя жертва» , 1877) рассказывает правдивую историю актрисы Юлии Линской , которая ушла со сцены, чтобы выйти замуж за богатого человека, стала богатой вдовой и, оставив без гроша своего младшего любовника, умерла в нищете. [22]
В основу романа «Бесприданница» («Бесприданница», 1878) легло уголовное дело об убийстве из ревности, которое происходило в Кинешемском суде, где когда-то работал Островский и которое он с тех пор часто посещал. Это осталось незамеченным и только в ретроспективе считается предшественникоманалогичного направления творчества Чехова . Написанный специально для молодой александринской актрисы Марии Савиной , он имел больший успех в Петербурге, чем в Москве. Возрожденная Верой Комиссаржевской после смерти автора, спектакль, по мнению Лакшина, "остается вечным напоминанием о том, насколько глубокой может быть пропасть между двумя сторонами успеха - художественной и общественной". [18]
Осенью 1877 года Островский покинул свой старый дом в Никола-Воробине и переехал в шикарную и уютную квартиру в доме на Пречистенке. Несмотря на то, что Островский, большой авторитет и театральный патриарх, впал в немилость критиков, его постоянно посещали молодые авторы, обращаясь к нему за советом и оценкой. Он открыл для себя несколько новых драматургов, среди них Николай Соловьев, монах и талантливый драматург (рекомендованный ему Константином Леонтьевым ), ставший соавтором « Женитьбы Белугина» (Женитьба Белугина, переработка « Кто мог ожидать?» Соловьева ) и еще две пьесы. [18] Островский теперь проводил большую часть своего времени в своей комнате и писал, чувствуя растущее давление из-за растущих финансовых потребностей его семьи. «Два-три месяца свободы от работы и размышлений очень помогли бы мне, но это немыслимо и, как вечный еврей, я обречен идти все дальше и дальше», - писал он в 1879 году. Люди, посетившие его в Москве в его последние годы ужасали от того, насколько измученным он выглядел. [18]
В 1874 году Островский стал соучредителем Общества русских драматических и оперных композиторов, которое занималось преимущественно юридическими вопросами и оказывало финансовую поддержку авторам, писавшим для театра. Общество печатало пьесы, организовывало спектакли и оказало сильное влияние на развитие русского театра. До этого, в 1865 году, Островский инициировал создание кружка художников, клуба и неофициальной драматической школы. [7] Потрясенный глубоким кризисом, в котором оказался русский театр в 1870-х годах, Островский разработал глубокий план его радикальной реформы. В 1881 году он приехал в Петербург с двумя докладами: «О положении современного драматического искусства в России» и «О нуждах императорского театра», и министр И. И. Воронцов-Дашков пригласил Островского войти в состав специальной правительственной комиссии. Большинство его предложений было проигнорировано, но, по крайней мере, одна идея — основать в Москве первый независимый театр — понравилась царю, и (даже если московский проект провалился) вскоре частные театры начали открываться по всей России. [18]
В декабре 1885 года Островский был назначен директором репертуара Императорских театров. Несколько месяцев он был занят осмотром производств, переговорами, попытками осуществить реформы, над которыми обдумывал годы. Руководствуясь идеей «сделать театр домом мыслящего человека», Островский пригласил для работы над репертуаром профессоров университета Николая Стороженко и Николая Тихонравова, а также драматурга Николая Чаева . Он помогал новым авторам, увольнял неадекватных чиновников и пытался бороться с всепроникающей коррупцией. [18] По мнению биографа Анны Журавлевой, Островский в последние годы имел все основания писать так же, как и он: «Другие искусства имеют школы, академии, наставников в высших кругах... У русской драмы есть только я сам. Я — ее все». : академия, спонсор и защитник». [23]
Осенью 1883 года Островский совершил поездку на Кавказ . Щедрый прием, который он получил в Грузии , тронул его до слез. Освеженный и полный новых надежд, Островский вернулся и быстро закончил « Без вины виноватые ». Однако, вернувшись домой, он снова оказался в финансовом затруднении. «Я на грани, выхода нет: Мария Васильевна больна, все эти заботы совершенно сломили меня, сердце колеблется, и я часто падаю в обморок. Ни один из театров мне не платит, и я в долгах», — писал он Федор Бурдин. [18]
В начале 1884 года Островский наконец получил от двора персональную пенсию, о чем он просил 15 лет назад, но получил отказ. Михаил Островский, ныне один из министров Александра и член Государственного совета Императорской России , упомянул царю о финансовых трудностях своего брата, и проблема была решена за минуту. Однако чувства Островского были неоднозначными: 3 тысячи рублей в год — не такая уж большая сумма, да и в способе ее получения был оттенок унижения. Еще 5 марта 1884 года Островский приехал во дворец к Александру III и имел 15-минутную беседу с монархом. Царь спросил, почему автор выбрал именно такого героя для пьесы о сутенере «Красавец-мужчина». «Таков дух нашего времени», — просто ответил Островский. [18]
28 мая 1886 года Островский уехал в Щелыково, чувствуя себя уже очень больным. Во время пребывания в гостинице у него случился тяжелый приступ астмы . Его состояние начало быстро ухудшаться; свои последние дни он провел в сильной боли, не в силах пошевелиться. [24] 2 июня Островский умер в своем доме от стенокардии , когда за столом переводил «Антония и Клеопатру » Уильяма Шекспира . [25]
Александра Островского похоронили на местном кладбище в Николо-Бережках. Присутствовали только близкие родственники, пара старых друзей, драматург Николай Кропачев и А. А. Майков (его коллега по театральному факультету и племянник Аполлона Майкова ). Церемония была скромной и скромной. Планы брата Михаила перенести гроб на Московское Новодевичье кладбище остались нереализованными. «Жизнь Островского была трудна, полна раздоров, внутренних страданий и тяжелого труда. Но он прожил ее так, как писал о ней, будучи верен простым идеалам: родная земля, чистые чувства, добро в людях и источник как счастья, так и муки в его жизнь, театр", - написал Лакшин. [18]
В 1847 году Островский познакомился с Агафьей Ивановной, 24-летней женщиной из мелкой буржуазии, жившей в районе Яузы , и сблизился с ней. О ней ничего не известно, кроме того, что ее сестру звали Наталья Ивановна Беленкова (но это второе имя могло принадлежать ее мужу). По словам Лакшина, вполне вероятно, что ее родители были бывшими крепостными; в этом случае ее фамилия наверняка была бы Иванова.
Несмотря на решительное возражение отца, в середине 1849 года Островский, пока семья была в отъезде, взял Агафью в дом как свою гражданскую сожительницу. [26] О браке не могло быть и речи, и Гаша (так ее называли) никогда этого не требовала. Островский, видимо, не ожидал, что эти отношения будут прочными, но оказалось иначе, и Гаша оставалась с ним до самой смерти в 1867 году. Малообразованная, но талантливая и умная женщина, она глубоко знала жизнь низших классов и, конечно, оказали некоторое влияние на драматурга. [27]
Осенью 1859 года, работая над «Грозой» , Островский провел некоторое время в подмосковных Давыдково и Иваньково, двух местах сборов актеров. Именно там у него завязались романтические отношения с актрисой Любовью Никулиной-Косицкой , которую он, видимо, имел в виду под Катериной. Судя по дошедшим до нас письмам Косицкой, Островский был безумно влюблен, обещая «возвести» ее «на пьедестал»; она высказала оговорки, напомнив возлюбленному о его обязанностях по отношению к гражданскому партнеру. После двух лет неопределенности Островский сделал предложение, и Косицкая его отвергла. К этому времени она уже влюбилась в своего юного последователя Соколова, колоритного купеческого сына, который сначала растратил собственные деньги, а потом начал тратить и ее. Вся эта история оказалась для Островского болезненным и унизительным опытом. [18]
В начале 1860-х Островский познакомился с Марией Васильевной Васильевой, актрисой Малого театра, с которой сблизился в 1864 году. В канун Нового года она родила ребенка Александра. В августе 1866 г. родился Михаил; в конце 1867 г. родилась дочь Мария. 12 февраля 1869 года Островский и Васильева поженились. [7] [18]
Некоторые пьесы Островского превращены в оперы . Пьеса « Гроза » послужила вдохновением для создания оперы Леоша Яначека «Катя Кабанова» . Самая известная русская опера по пьесе Островского — « Снегурочка » Николая Римского- Корсакова . Чайковский также написал музыку к этой пьесе. Островский известен за пределами русскоязычных стран во многом благодаря этим двум произведениям.
Его комедия 1854 года «Не живи как хочешь» была адаптирована Александром Серовым как трагическая опера « Сила дьявола» (премьера состоялась в 1871 году) . Историческая драма «Воевода» («Сон на Волге») была преобразована в две оперы: одну Петра Чайковского (как «Воевода »), а затем другую Антона Аренского под названием «Сон на Волге ». Чайковский также позже написал музыку к сцене в пьесе.
Александр Островский считается одним из самых выдающихся русских драматургов XIX века, которому приписывают привнесение драматического реализма на русскую театральную сцену. Его самые известные пьесы, в которых он тщательно изобразил российское общество своего времени, уделяя особое внимание нравам и нравам зарождающегося купечества, пользовались огромной популярностью при его жизни и остаются неотъемлемой частью русского репертуара. Их уважают за умелую характеристику и использование диалекта. [28]
Островский написал 47 оригинальных пьес с 728 персонажами, "свое настоящее слово, где некоторые фигуры могут показаться похожими, но нет двух одинаковых", по словам Ю. Холодова. «Мир Островского был исключительно многообразен, как и набор его форматов: написанные им драмы, исторические хроники, сцены московской жизни, весенняя сказка и драматический этюд... Его наследие можно рассматривать как одну бесконечную пьесу, поставленную на одной сцене, это Россия последних трех столетий», — продолжал критик. [8] Его работы разделили критиков, и хотя Аполлон Григорьев восхищался их оригинальностью, а Николай Добролюбов хвалил их социальную прямоту, некоторые (например, Николай Чернышевский) критиковали автора за сентиментальность и сентиментальность в отношении патриархальных привычек и образа жизни. Однако политически нейтральные критики и особенно театральная общественность любили его творчество, а лучшие звезды российской эстрады, такие как Садовский, С. Васильев, Степанов, Косицкая и Бороздина, были полностью на его стороне. [12]
Некоторые ученые выразили сомнение в существовании самого листа бумаги, на котором Николай Гоголь якобы нацарапал слова поддержки молодому драматургу, но, оглядываясь назад, большинство из них согласились, что, несмотря на это, Островский стал прямым наследником гоголевской традиции. реализма, гуманизма и близости к народной культуре и языку. Островскому были чужды пастельные тона и полутона, утонченность была не его конек. Критики сравнивали его сцены с картинами Павла Федотова . В нем была сочность природной яркости, драматизма, сильных эмоций, яркого юмора и незабываемых, щедро нарисованных персонажей. [29] Островский считался мастером языка. Еще в 1859 году Николай Добролюбов (в очерке «Царство тьмы» ) отмечал, что многие придуманные им фразы охотно перенимались людьми и становились народными поговорками, частью простонародного разговора. «Такого славного, вкусного и ясного русского языка до Островского не было ни у кого», — писал Тургенев. [29]
Мастер реалистической драмы, Островский хвалили за его понимание психологии русского народа, и многие из его хорошо прорисованных персонажей любимы российскими актерами и зрителями. Хотя международное признание его таланта было ограничено трудностями перевода его сильно идиоматических диалогов, его вклад остается центральным для развития современной русской драматургии. [28]
Островский никогда не вел дневников, обсуждал в своих письмах только практические дела и никогда не желал их сохранять. В 1879 году в интервью «Русской старине» он говорил : «Я уже давно лелею мечту о том, как все-таки начну книгу воспоминаний и немного расслаблюсь, развлекаясь, но теперь я точно знаю, что это будет оставаться не более чем мечтой. Чтобы привести свои воспоминания в порядок, мне нужны отдых и покой – две вещи, которых у меня нет и никогда не будет». [30] Большая часть писем Островского исчезла. В Щелыково по неосторожности уничтожена огромная масса документов. [31] [32] [33] Первые научные работы, посвященные Островскому и его наследию, начали появляться только в советское время через ученых Н. Кашина, Н. Долгова, А. Ревякина, А. Лотмана, Е. Холодова и В. Лакшин. По словам последнего, в его биографии остается много пробелов, неподтвержденных дат и неподтвержденных фактов. [34]
В отличие от произведений его современников Толстого , Достоевского и Тургенева , произведения Островского мало известны за пределами русскоязычных стран. Два, достаточно известные на Западе, стали таковыми главным образом потому, что были адаптированы к операм: «Катя Кабанова» (по мотивам «Грозы ») и « Снегурочка » Римского-Корсакова. Островский писал в основном о консервативной «старой России», традиционном русском обществе, о повседневной жизни купцов и бедных горожан — о темах, которые, казалось, мало интересовали Запад. [35]
Институт Островского был основан в Ташкенте , Узбекистан , в 1945 году, который вырос в Узбекский государственный институт искусств и культуры . [36]
Ленинградский театральный институт имени Островского был основан в Ленинграде и в 1961 году объединился с Ленинградским институтом истории искусств и стал Ленинградским институтом театра, музыки и кинематографии, ныне Санкт- Петербургский институт театра, музыки и кинематографии . [37]
