Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (русский: Михаи́л Евграфович Салтыко́в-Щедри́н , IPA: [mʲɪxɐˈil jɪvˈɡrafəvʲɪtɕ səltɨˈkof ɕːɪˈdrʲin] ; 27 января [ OS 15 января] 1826 — 10 мая [ ОС 28 апреля] 1889), урожденный Михаил Евграфович Салтыков и известный во времена его при жизни под псевдонимом Николай Щедрин (русский: Николай Щедрин ) — крупный русский писатель и сатирик XIX века. Большую часть своей жизни он проработал государственным служащим на различных должностях. После смерти поэта Николая Некрасова он был редактором русского литературного журнала «Отечественные записки» , пока царское правительство не запретило его в 1884 году. В своих произведениях Салтыков сочетал в себе как суровый реализм, так и сатирический гротеск, слитый с фантазией. Его самые известные произведения, семейный летописный роман « Семья Головлевых» (1880) и политический роман «История города» (1870), стали важными произведениями художественной литературы XIX века , а Салтыков считается крупной фигурой русского литературного реализма .
Михаил Салтыков родился 27 января 1826 года в селе Спас-Уголь (современный Талдомский район Московской области России) и был одним из восьми детей (пяти братьев и трех сестер) в многодетной русской дворянской семье Евграфа Васильевича. Салтыков (1776–1851) и Ольга Михайловна Салтыкова (урожденная Забелина; 1801–74). Его отец принадлежал к старинному дворянскому роду Салтыковых, возникшему как одна из ветвей боярского рода Морозовых . [1] Согласно « Бархатной книге» , ее основал Михаил Игнатьевич Морозов по прозвищу Салтык (от старославянского слова «салтык», означающее «свой путь/вкус» [2] ), сын Игнатия Михайловича Морозова и великий -внук основателя династии Ивана Семеновича Мороза, жившего в 14–15 веках. [3] Семья Салтыковых также разделяла польский герб Солтыков . [4] Здесь родилось множество важных политических деятелей на протяжении всей истории, в том числе царица России Прасковья Салтыкова и ее дочь, императрица России Анна Иоанновна .
Мать Салтыкова была наследницей богатого московского купца 1-й гильдии Михаила Петровича Забелина, предки которого принадлежали к так называемым торговым крестьянам [5] и которому за щедрый пожертвование на армейские нужды в 1812 году было пожаловано потомственное дворянство ; жена его Марфа Ивановна Забелина тоже происходила из богатых московских купцов. [6] [7] На момент рождения Михаила Салтыкова Евграфу было пятьдесят лет, а Ольге — двадцать пять. [8] Детские годы Михаил провел в большом имении своих родителей в Спасском на границе Тверской и Ярославской губерний, в Пошехонском районе. [9]
«В детстве и юношестве я был свидетелем крепостничества в худших его проявлениях. Оно пропитывало все слои общественной жизни, а не только помещиков и порабощенных масс, принижая все классы, привилегированные или иные, своей атмосферой тотального бесправия, когда мошенничество и плутовство были в порядке вещей, и был всепроникающий страх быть раздавленным и уничтоженным в любую минуту», — вспоминал он, говоря через одного из персонажей своего позднего романа « Старые годы в Пошехонье ». [9] Не менее трудной была жизнь и в семье Салтыковых. Над слабым, религиозным отцом доминировала деспотичная мать, чей устрашающий образ приводил в ужас слуг и ее собственных детей. Эта атмосфера позднее была воссоздана Щедриным в романе « Семья Головлевых» , а идея «разрушительного воздействия узаконенного рабства на психику человека» станет одним из ярких мотивов его прозы. Однако Ольга Михайловна была женщиной многих талантов; заметив кое-что в Михаиле, она относилась к нему как к своему любимцу. [8]
Салтыковы часто ссорились; они не давали своим детям ни любви, ни заботы, и Михаил, несмотря на относительную свободу в доме, помнил, что чувствовал себя одиноким и заброшенным. Еще Салтыков позже сожалел о том, что в ранние годы он был полностью изолирован от природы: дети жили в главном доме, и им редко разрешалось выходить на улицу, зная, что «звери и птицы их только как вареные и жареные». Характерно, что в произведениях автора было мало описаний природы. [10]
Раннее образование Михаила было бессистемным, но, будучи необычайно сообразительным мальчиком, к шести годам он свободно говорил по-французски и по-немецки. Его научили читать и писать по-русски крепостной художник Павел Соколов и местный священнослужитель, и он стал заядлым читателем, позже сославшись на Евангелие , которое он прочитал в возрасте восьми лет, как на большое влияние. [10] Среди его друзей детства был Сергей Юрьев, сын соседского помещика, а впоследствии видный литератор, редактор и издатель журналов « Русская мысль» и «Беседа» . [9] В 1834 году его старшая сестра Надежда окончила Московское Екатерининское училище, и образование Михаила с тех пор стало прерогативой ее подруги Авдотьи Василевской, выпускницы того же института, приглашенной в дом в качестве гувернантки. Среди других наставников Михаила были местный священнослужитель Иван Васильевич, обучавший мальчика латыни , и студент Матвей Салмин. [10]
В десятилетнем возрасте Салтыков поступил в третий класс Московского института дворянских сыновей (Дворянского института), пропустив первые два класса, где проучился до 1838 года. Затем он поступил в Царскосельский лицей в Санкт - Петербурге , проведя следующие шесть лет там. Князь Алексей Лобанов-Ростовский , впоследствии министр иностранных дел, был одним из его одноклассников. В лицее качество образования было плохим. «Информация, которую нам преподавали, была скудной, спорадической и почти бессмысленной… Это было не столько образование как таковое, сколько часть социальной привилегии, той, которая проводит черту в жизни: выше мы с тобой, люди досуга» а власть внизу — одно-единственное слово: мужик », — писал Салтыков в « Письмах к тетушке» . [11]
В лицее Салтыков начал писать стихи и переводить произведения лорда Байрона и Генриха Гейне . Его провозгласили «наследником Пушкина» – по местной традиции, требовавшей, чтобы он был на каждом курсе. Его первое стихотворение «Лира», гимн великому русскому поэту, было опубликовано в « Библиотеке для чтения» в 1841 году. Еще восемь стихов Салтыкова попали в « Современник» в 1844–45. [11] В то время он посещал литературный кружок Михаила Языкова, который время от времени посещал Виссарион Белинский . Статьи и очерки последнего произвели на Михаила большое впечатление. [9]
По окончании лицея в 1844 году Салтыков, входивший в число лучших учеников, был произведен непосредственно в канцелярию Министерства обороны. Этот успех расстроил Михаила, поскольку положил конец его мечте поступить в Санкт-Петербургский университет . В том же году он стал сотрудничать с «Отечественными записками» и «Современником» , рецензируя для обоих журналов детскую литературу и учебники. Критика его была острой, и влияние на нее Белинского было очевидным. [9] [12] В это время Салтыков стал последователем социалистических идей , пришедших из Франции. «Воспитанный статьями Белинского, я, естественно, двинулся к лагерю западников , но не к главному его направлению, господствовавшему в то время в русской литературе, пропаганде немецкой философии , а к этому крохотному кругу, инстинктивно тянувшемуся к Франции, - страна Сен-Симона , Фурье ... и, в частности, Жорж Санд ... Такие симпатии только усилились после 1848 года", - вспоминал он позже. [13] Салтыков подружился с литературным критиком Валерианом Майковым и экономистом и публицистом Владимиром Милютиным, а также сблизился с кругом Петрашевских . «Как легко мы жили и какая глубокая вера была у нас в будущее, какая была целеустремленность и единство надежд, давших нам жизнь!» позже он вспоминал, называя Михаила Петрашевского «дорогим, незабываемым другом и учителем». [14]
В 1847 году Салтыков дебютировал со своей первой новеллой «Противоречия» (под псевдонимом М. Непанов), название которой отсылало к основному мотиву произведения: контрасту между благородными идеалами и ужасами реальной жизни. За ним последовала социальная новелла «Сложное дело» (1848), напоминающая Гоголя как по сюжетным линиям, так и по характеру персонажей, посвященная социальной несправедливости и неспособности личности справиться с социальными проблемами. Повесть получила высокую оценку Николая Добролюбова , написавшего: «Она полна сердечного сочувствия к обездоленным людям... пробуждения в одном человеколюбивых чувств и мужественных мыслей», и Николая Чернышевского , назвавшего ее книгой, «вызвавшей резонанс». и представляет большой интерес для людей нового поколения». Именно публикация « Противоречий» стала причиной ссылки Салтыкова в Вятку , — видимо, результат чрезмерной реакции властей в ответ на Французскую революцию 1848 года . 26 апреля 1848 г. царь Николай I подписал указ об аресте и высылке автора. [11]
В первые месяцы ссылки Салтыков в основном занимался копированием официальных документов. Потом он был сделан особым посланником вятского губернатора; его основной обязанностью в этом качестве было расследование драок, случаев мелкого взяточничества, растрат и правонарушений полиции. Салтыков предпринимал отчаянные попытки вырваться из того, что он называл «вятским пленом», но на каждую просьбу получал стандартный ответ: «преждевременно». Он все больше и больше осознавал возможность того, что ему придется провести там остаток своей жизни. [9] «Сама мысль об этом настолько отталкивает, что волосы становятся дыбом», — жаловался он в письме брату. [15] Помогло то, что местная элита относилась к Салтыкову с большой теплотой и симпатией; его сделали желанным гостем во многих почтенных домах, в том числе и у вице-губернатора Болтина, дочь которого Елизавета Аполлоновна впоследствии стала женой Салтыкова. [10]
Находясь в Вятке, Салтыков увлекся идеей радикально улучшить качество образования молодых женщин и девушек. В то время в России не было достойных учебников по истории, поэтому он решил написать их сам. Названный «Краткой историей России» , он составил 40 рукописных страниц компактного текста, составленного из многочисленных источников. Он работал над ней, находясь на отдыхе в деревне под Тверью, и отправил ее в Вятку для публикации в виде серии. [10]
В связи с арестом в 1848 году многочисленных членов Петрашевского кружка Салтыкова вызвали в столицу для дачи показаний о его причастности к деятельности кружка. Там ему удалось убедить власти, что «нанесение вреда» не входило в его намерения, и благополучно вернуться в Вятку. Летом 1850 года он стал советником местного самоуправления, что подразумевало длительные поездки по губернии по служебным делам, многие из которых были связаны с вопросами, касавшимися старообрядчества . В качестве следователя он объездил Вятскую, Пермскую , Казанскую , Нижегородскую и Ярославскую губернии. В 1850 году он стал организатором Вятской сельскохозяйственной выставки, одной из крупнейших в стране. Все это предоставило Салтыкову бесценный материал для его будущих сатир. [9]
В 1855 году умер царь Николай I , и климат в стране мгновенно изменился. В ноябре 1855 года Салтыков получил разрешение покинуть Вятку, главным содействовавшим этому, по слухам, был новый губернатор Ланской. [10] В январе 1856 года писатель вернулся в Петербург и в феврале был направлен в МВД. К этому времени были написаны многие рассказы и очерки, получившие название « Провинциальные очерки» — серия рассказов о вымышленном городе Крутогорске, показанном как символ русского крепостничества. Иван Тургенев , прочитавший их первым, не впечатлился, и, следуя его совету (и принимая во внимание все еще жестокую цензуру), Николай Некрасов отказался публиковать произведение в «Современнике» . В августе 1856 года в «Русском вестнике» Михаила Каткова начали публиковаться «Провинциальные очерки» за подписью Н. Щедрина. Книга, наполненная антикрепостническим пафосом и полная резкой критики провинциальной бюрократии, имела мгновенный успех и прославила Салтыкова. Многие критики и коллеги называли его наследником Николая Гоголя . «Я в восторге... О бессмертный Гоголь, ты должен быть теперь счастливым человеком, раз видя, что такой гений стал твоим последователем», — записал в дневнике Тарас Шевченко . [16] В 1857 году «Современник» наконец отреагировал: и Добролюбов, и Чернышевский довольно поздно похвалили Салтыкова, что характерно, придав его работе то, чего у нее никогда не было: «нацеленность на подрыв устоев Империи». [9]
В 1857 году в «Русском вестнике» была опубликована пьеса «Смерть Пазухина» , вполне созвучная «Провинциальным очеркам» . Производство его было запрещено с характерным вердиктом цензоров: «Представленные там персонажи призваны доказать, что наше общество находится в состоянии тотального морального опустошения». Другая пьеса Салтыкова, «Тени» (1862–1865), о карьеризме и безнравственности бюрократии, была обнаружена в архивах и опубликована только в 1914 году, когда и была поставлена ее премьера на сцене. [17]
Вопреки попыткам левых радикалов привлечь Салтыкова ближе к своему лагерю, «подрыв основ Империи» вовсе не был его целью, и по возвращении в Санкт-Петербург он вскоре был назначен на весьма важные административные должности. Он считал, что «все честные люди должны помочь правительству победить апологетов крепостного права, все еще цепляющихся за свои права». Огромный литературный успех ни разу не заставил его задуматься об уходе с работы в правительстве. Частично причины его возвращения на государственную службу были практическими. В 1856 году Салтыков женился на Елизавете Болтиной, дочери вятского вице-губернатора, и обнаружил, с одной стороны, что финансовая поддержка матери сократилась, с другой — резко возросли его собственные потребности. Вплоть до 1858 года Салтыков продолжал работать в Министерстве внутренних дел. Затем, после доклада о состоянии российской полиции , он был назначен заместителем губернатора Рязани , где впоследствии получил прозвище «вице- Робеспьер ». [11] 15 апреля 1858 года Салтыков прибыл в Рязань весьма неформально, в обычной дорожной карете, чем поразил местное «общество», для которого он уже был известен как автор «Губернских очерков » . Он поселился в небольшом доме, часто посещал людей и принимал гостей. Основной целью Салтыкова было научить местных мелких чиновников элементарной грамматике, и он проводил много поздних вечеров, вычитывая и переписывая их нелепые отчеты. [10] В 1862 году Салтыкова перевели в Тверь, где он часто исполнял губернаторские функции. Здесь Салтыков проявил себя ревностным пропагандистом реформ 1861 года . Он лично подал в суд на нескольких помещиков, обвинив их в жестоком обращении с крестьянами. [10]
Все это время продолжалась его литературная деятельность. В 1860–1862 годах он написал и опубликовал (в основном в журнале «Время» ) многочисленные очерки и рассказы, некоторые из которых позже вошли в « Невинные рассказы» (1857–1863), продемонстрировавшие то, что Максим Горький позже назвал «талантом говорить о политике через бытовые вопросы», и сатиры. В «Прозе» (1859–1862), где автора впервые, казалось, весьма досадовала апатия угнетенных. [11] «Вряд ли можно ожидать, что человек будет заниматься саморазвитием, если его единственная мысль вращается вокруг одного желания: не умереть с голоду», - объяснил он позже. [18] Многие статьи Салтыкова об аграрных реформах также были написаны в эти три года, в основном в « Московских ведомостях» , где его главным оппонентом был журналист Владимир Ржевский. [10]
В 1862 году Салтыков ушел в отставку с государственной службы и приехал в Москву с целью основать там свой журнал. Особая комиссия Министерства просвещения под председательством князя Д.А.Оболенского такого разрешения ему не дала. [10] В начале 1863 года Салтыков переехал в Санкт-Петербург, чтобы присоединиться к некрасовскому «Современнику» , сильно подорванному смертью Добролюбова и арестом Чернышевского. В этом журнале он опубликовал первые наброски цикла « Помпадур », а также занялся сатирическим приложением « Свисток » под псевдонимами Н.Щедрин, К.Турин и Михаил Змиев-Младенцев. [10]
Серия статей под названием «Наша общественная жизнь» (1863–1864), рассматривающая «новые тенденции в русском нигилизме », вызвала волну столь же радикального « Русского слова» . Сначала Салтыков высмеял неожиданный призыв Дмитрия Писарева к русской интеллигенции уделять больше внимания естественным наукам. Затем в 1864 году Писарев ответил статьей «Цветы невинного юмора», опубликованной в « Русском слове», подразумевая, что Салтыков культивировал «смех ради хорошего пищеварения». В ответе последнего содержались обвинения в изоляционизме и элитарности . Все это (вместе с бурным обсуждением романа Чернышевского « Что делать? ») Федор Достоевский назвал « расколом в русском нигилизме» . [19]
На другом фронте Салтыков вел войну против журнала «Гражданин » братьев Достоевских . Когда Федор Достоевский высказал предположение, что со смертью Добролюбова и заключением Чернышевского радикальное движение в России стало безжизненным и догматичным, Салтыков назвал его и его товарищей- почвенников «реакционерами». Наконец разлад между ним и Максимом Антоновичем (поддержанный Григорием Елисеевым ) заставил Салтыкова-Щедрина уйти из журнала. [9] Лишь малая часть рассказов и очерков, написанных Салтыковым в то время, вошла в его более поздние книги (« Невинные рассказы» , «Знак времени» , «Помпадуры »).
Будучи зависимым от скудных зарплат своего « Современника» , Салтыков искал подработку и много ссорился с Некрасовым, обещая бросить литературу. По воспоминаниям Авдотьи Панаевой , «это были времена, когда настроение его потемнело, и я заметила у него новую привычку — это судорожное движение шеей, как будто он пытался освободиться от каких-то невидимых уз, привычку, которая остался с ним на всю оставшуюся жизнь». [10] Наконец, материальные трудности вынудили Салтыкова вновь поступить на государственную службу и в ноябре 1864 года он был назначен начальником казначейского ведомства в Пензе . Через два года он переехал занять тот же пост в Тулу, затем в Рязань. При поддержке своего друга по лицею Михаила Рейтерна, ныне министра финансов, Салтыков проводил довольно агрессивную политику финансового пересмотра, нажив себе множество врагов в административных кругах Тулы, Рязани и Пензы. По словам Александра Скабичевского (общавшегося с губернскими чиновниками, работавшими под руководством Салтыкова), «он был редким начальником. Хотя его страшный лай заставлял людей морщиться, его никто не боялся и все любили - главным образом за заботу о подчиненных». потребности, а также склонность игнорировать незначительные слабости и недостатки людей, когда они не мешают работе». [10]
Наконец, рязанский губернатор выступил с неофициальной жалобой, имевшей отношение к начальнику штаба Особого жандармского корпуса графу Шувалову , который опубликовал записку, в которой говорилось, что Салтыков, как высокопоставленный государственный чиновник, «пропагандировал идеи, противоречащие потребностям поддержания законности». и порядок» и «всегда конфликтовал с людьми из местных органов власти, критикуя и даже саботируя их порядки». [9] 14 июля 1868 года Салтыков вышел в отставку: так завершилась карьера «одного из самых странных чиновников в русской истории». Спустя годы в беседе с историком М.Семевским Салтыков признался, что пытался стереть из памяти годы, проведенные на государственной службе. Но когда его визави заявил, что «только доскональное знание всех возможных ступеней российской бюрократической иерархии сделало его таким, какой он есть», писателю пришлось согласиться. [20]
1 июля 1866 года «Современник» был закрыт. Осенью Некрасов обратился к издателю Андрею Краевскому и «арендовал» «Отечественные записки » . В сентябре 1868 года Салтыков вошел в обновленный коллектив журнала в качестве заведующего журналистским отделом. Поскольку в декабре 1874 года проблемы со здоровьем Салтыкова (вызванные сильной простудой, которую он подхватил на похоронах матери) вынудили его уехать на лечение за границу, Некрасов в своем письме Павлу Анненкову в апреле 1875 года признавался : «Это журналистское дело всегда было для нас тяжелым, а теперь оно лежит в клочьях. Салтыков все это переносил мужественно и смело, и мы все старались следовать его примеру». [9] «Это был единственный журнал, имевший свое лицо… Самые талантливые люди приходили в «Отечественные записки» как к себе домой. Они доверяли моему вкусу и моему здравому смыслу, чтобы никогда не завидовать моим редакционным сокращениям. В «ОЗ» были печатались слабые вещи, а глупые — никогда», — писал он в письме Павлу Анненкову 28 мая 1884 года . реформы провалились, и Россия осталась все той же страной абсолютной монархии, где крестьянин не имел никаких прав. "Решетка упала, но сердце России не дрогнуло. Крепостное право отменено, но помещики радовались", - писал он. [11]
В 1870 году вышла «История одного города» (История одного города), гротескный, политически рискованный роман, повествующий о трагикомической истории вымышленного Фулсвилля, смутной карикатуры на Российскую империю с ее последовательностью чудовищных правителей, мучивших своих несчастных вассалов . Книга представляла собой сатиру на весь институт российской государственности и сам образ жизни, страдающий от рутинных бесхозяйственностей, ненужного угнетения, бессмысленной тирании и апатии страдальцев. [21] Роман закончился смертоносным «оно», сметающим все это, «заставляющим историю остановиться», что было истолковано многими как призыв к радикальным политическим переменам. [9] Серия « Помпадуры и помпадурши» (изданная на английском языке как « Помпадуры , Помпадуры и помпадурши», 1863–1874) выглядела как спутник « Истории города» , набора реальных иллюстраций к фантастическим хроникам. [22] История города вызвала много споров. Алексей Суворин обвинил автора в сознательном искажении российской истории и оскорблении русского народа. «Показывая, как люди живут под гнетом безумия, я надеялся вызвать у читателя не веселье, а самые горькие чувства... Я высмеиваю не историю государства в целом, а определенное состояние вещи", - пояснил Салтыков. [11]
В 1873 году вышла «Клика ташкентцев» (Господа Ташкентцы; « Ташкентцы » — общий термин, изобретенный Щедриным для администраторов, посланных для подавления беспорядков в отдаленных регионах Российской империи), язвительная критика правых, выступавших за жестокое подавление крестьян. бунты и эксперимент в новой форме социального романа. В 1877 году вышел в свет « В сферах умеренности и точности» — сборник сатирических очерков, изображающих персонажей классической русской литературы (книг Фонвизина , Грибоедова , Гоголя и др.) в современном политическом контексте. [9]
В «Благонамеренных речах », 1876) фигурируют персонажи, принадлежащие к новой русской буржуазии . 2 января 1881 года Салтыков писал адвокату и писателю Евгению Утину : «Я взглянул на семью, на государство, на собственность и узнал, что ничего такого не существует. И что те самые принципы, ради которых свободы были предоставлены, но их больше не уважали как принципы даже теми, кто, казалось, их придерживался». Первоначально «Благонамеренные речи» содержали несколько историй о семье Головлевых. В 1880 году Салтыков-Щедрин извлек их все, чтобы начать отдельную книгу, которая развилась в его самый известный роман, показывающий застой поземельного дворянства. [11] «Семья Головлёвых» (Господа Головлёвы, 1880; также переводится как « Дворянская семья ») — сокрушительно-мрачное исследование института семьи как краеугольного камня общества, прослеживающее моральный и физический упадок трёх поколений русской дворянской семьи. . [21] Центральное место в ней занимала фигура Порфирия «Иуды» Головлева, персонажа, прозвище которого (Иудушка в русской транскрипции) стало синонимом бессмысленного лицемерия и саморазрушительного эгоизма, ведущих к моральной деградации и распаду личности. [9]
В 1870-х годах Салтыков продал свое московское имение и купил имение недалеко от Ораниенбаума в Санкт-Петербурге, которое он стал называть «мой Монрепо ». Однако он оказался неудачливым помещиком и в конце концов продал его, потеряв много денег. [10] Истории, смутно описывающие этот опыт, позже вошли в роман « Пристань Монрепо» (Убежище Монрепо, 1879) и сборник очерков « Круглый год» (Круглый год), обе книги нападают на самые корни российского капитализма. "Отечество - это пирог - именно этой идее следуют эти узкие, несносные умы", - написал он. Последний сборник остался незавершённым из-за жесточайшей цензуры после убийства Александра II . [11]
В 1875-1885 годах Салтыков часто бывал на лечении в Германии, Швейцарии и Франции. Результатом этих развлекательных поездок стала серия зарисовок « За границей », 1880–1881, в которых выражается скептицизм по поводу западной видимости респектабельности, скрывающейся под ужасами, подобными тем, что были открыты в России (последний изображен как «Мальчик»). Без Штанов, в отличие от Мальчика в Штанах, символизирующего Европу). В 1882 году вышли в свет « Письма к тётеньке», написанные в атмосфере жёсткой цензуры, — сатира на общество в целом и его культурную элиту в частности (тётушку, о которой идёт речь). [9]
В 1883 году, уже находясь в критическом состоянии, Салтыков опубликовал роман «Современная идиллия» (Современная идиллия), начатый им в 1877–1878 годах, ориентированный на тех представителей интеллигенции, которые стремились доказать свою лояльность властям. Затем последовали «Пошехонские рассказы» (Пошехонские рассказы, 1883), «Пёстрые письма» (Пёстрые письма, 1884) и « Недоконченные беседы », 1886, но к этому времени «Отечественные записки» находились под возрастающим давлением цензуры, основной мишенью которой была проза Щедрина. . Майский номер 1874 года с «Благими речами» уничтожен, несколько других выпусков отложены для вырезания произведений Салтыкова. В 1874-1879 годах «Отечественные записки» подверглись 18 цензурным санкциям, все они были связаны с творчеством Щедрина, большая часть которых (« Благонамеренные речи» , «Письма к тетушке », многие сказки) была запрещена. "Мы переживаем презренные времена... и нужно много сил, чтобы не сдаваться", - написал Салтыков. [11]
Упадок «Отечественных записок» в 1884 году нанес Салтыкову тяжелый удар. "У меня отняли возможность общаться с моими читателями, и эта боль сильнее любой другой", - пожаловался он. [10] «Вся российская пресса пострадала от закрытия «Отечественных записок » … Там, где была живая ткань, теперь — пропасть пустоты. И жизнь Щедрина свернута, наверное, на многие годы, этим «вырезанием» '», - писал Короленко в 1889 году. [23] Последние произведения Салтыкова-Щедрина были опубликованы в « Вестнике Европы» и «Русских ведомостях» , среди них сборник сатирических басен и сказок «Сказки для детей изрядного возраста» , лучше «Басни » ) и цикл очерков « Мелочи жизни», 1881–1887 — набор реалистических мини-драм о простых людях, уничтоженных ужасом повседневной рутины. Последней публикацией Салтыкова стал полуавтобиографический роман «Пошехонская старина », опубликованный в 1887–1889 годах в «Вестнике Европы» . [24] Он задумал еще одну пьесу под названием « Забытые слова» (незадолго до смерти писал Николаю Михайловскому : «Были, знаете ли, слова в русском языке: честь, отечество, человечность... О них стоит напомнить»), но так и не начал это. [25]
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин умер от инсульта в Санкт-Петербурге и по его последнему желанию был похоронен на Волковском кладбище , рядом с Тургеневым. [8]
Михаил Булгаков был среди писателей, испытавших влияние Салтыкова.
Михаил Салтыков-Щедрин считается самым выдающимся писателем-сатириком в истории русской литературы. По словам критика и биографа Марии Горячкиной, ему удалось составить «сатирическую энциклопедию» современной российской жизни, посвященную сначала крепостному праву с его унизительным воздействием на общество, затем, после его отмены, - коррупции, бюрократической неэффективности, оппортунистическим тенденциям в интеллигенции, жадность и безнравственность власть имущих, но и - апатия, кротость и социальная неподвижность простого народа России. Его сатирический цикл «Басни» и два крупнейших произведения « История одного города» и «Семья Головлевых » широко признаны его шедеврами. [11] Максим Горький писал в 1909 году: «Значение его сатиры огромно, прежде всего, из-за… почти ясновидческого видения пути, по которому предстояло пройти российскому обществу — от 1860-х годов до наших дней». «Пафос сатирического гуманизма был его движущей силой. Одно только сознание того, что с людьми обращаются жестоко, а причины их страданий устранимы, наполняло его яростью и тем убийственным смехом, который делает его сатиру столь своеобразной», — писал Александр Фадеев . [11]
Джеймс Вуд называет Щедрина предшественником Кнута Гамсуна и модернистов :
Чем ближе Щедрин сближается с Порфирием, тем непознаваемее он становится на самом деле. В этом смысле Порфирий — модернистский прототип: персонаж, лишенный аудитории, отчужденный актер. Лицемер, который не знает, что он один, и на самом деле ему говорят, что он один из окружающих, представляет собой что-то вроде революционного типа характера, поскольку у него нет ни «истинного» познаваемого «я», ни «стабильного» эго. На рубеже двадцатого века Кнут Гамсун, писатель, на которого сильно повлияли Достоевский и русский роман, изобрел новый тип персонажей: сумасшедшие герои его романов « Голод и тайны» рассказывают о себе ложно компрометирующие истории и ведут себя плохо. когда у них нет очевидной причины. <...> Видна линия от Достоевского, через Щедрина и далее к Гамсуну. [26]
Марксистские критики щедро хвалили Салтыкова-Щедрина как «истинного революционера», но его образ мышления (с их точки зрения) не был безупречен, поскольку он, по словам Горячкиной, «не смог признать исторически прогрессивную роль капитализм и никогда не понимал значения формирующегося пролетариата ». Карл Маркс (знавший русский язык и уважавший Щедрина) [27] [28] читал «Хейвен в Монрепо» (1878–1879) и не был впечатлен. "Последний раздел, "Предупреждения", слабый, и автор в целом, похоже, не очень силен в позитиве", - написал он. [11]
Некоторые современники ( Николай Писарев , Алексей Суворин ) считали Салтыкова-Щедрина склонным «смеяться ради смеха». Владимир Короленко не согласился; смех Щедрина он считал существенной частью русской жизни. «Щедрин, он все еще смеется, говорили люди, в укор... Слава богу, да, как ни тяжело ему было это делать, в самые болезненные времена нашей новейшей истории этот смех слышался... иметь огромную моральную силу смешить других, одновременно глубоко страдая (как и он) от всех печалей тех времен», — утверждал он. [23]
По мнению Д.С.Мирского , большая часть творчества Салтыкова представляет собой довольно невзрачный вид сатирической публицистики , вообще практически лишенной повествовательной структуры и промежуточной по форме между классическим «характером» и современным фельетоном . Несмотря на то, что в свое время он был чрезвычайно популярен, с тех пор он во многом потерял свою привлекательность просто потому, что высмеивает социальные условия, которые давно перестали существовать, и многое из этого стало непонятным без комментариев. [29] Мирский увидел «Историю города » (своего рода пародию на русскую историю, сосредоточенную в микрокосме провинциального города, сменяющие друг друга губернаторы которого являются прозрачными карикатурами на русских государей и министров и само название которого характеризует его качества) как произведение, подведшее итоги достижений Салтыкова первого периода. Он похвалил «Семью Головлевых» , назвав ее самой мрачной книгой во всей русской литературе — «тем более мрачной, что эффект достигается простейшими средствами, без всяких театральных, мелодраматических и атмосферных эффектов». «Самый замечательный персонаж этого романа — Порфирий Головлев, по прозвищу «Иуда», пустой и механический лицемер, который не может перестать говорить елейную и бессмысленную чепуху не для какой-то внутренней нужды и внешней выгоды, а потому, что язык его нуждается в постоянном упражнения», — написал Мирский. [29]
.jpg/1280px-Ugryum-Burcheev_(Nik.Remizov,_1907).jpg)
Большинство произведений Салтыкова позднего периода написано на языке, который сам сатирик называл эзоповым . Однако таким образом писателю во времена политических репрессий удавалось обмануть цензоров и вывести в печать самые радикальные идеи, что было предметом его гордости. [9] «Это сплошная путаница из-за цензуры, требующая постоянного прочтения комментариев», — утверждает Мирский. [29] Использование эзопического языка было одной из причин, почему Салтыков-Щедрин никогда не добился такого признания на Западе, как три его великих современника, Тургенев, Достоевский и Толстой, по словам Софьи Ковалевской . «Невероятно, как хорошо мы научились читать между строк в России», — отмечала великая математик в своем эссе, написанном в 1889 году на шведском языке . Другая причина была связана с особенностями избранного Салтыковым жанра: его кредо «всегда была сатира, приправленная фантастикой, недалеко от Рабле , литература, тесно связанная со своей национальной почвой... Слезы – те же». куда бы мы ни пошли, но каждый народ смеется по-своему", - заявила Ковалевская. [30]
Стиль письма Салтыкова, по мнению Д.С.Мирского, основывался на плохом публицистическом стиле того периода, зародившемся во многом у Осипа Сенковского и который «сегодня неизменно производит впечатление болезненно выработанной пошлости». [29] Многие другие критики (среди них Горячкина) не согласились, высоко оценив живой, богатый язык автора и то, как он владел как суровым реализмом (« Семья Головлевых» , «Старые времена в Пошехонье »), так и сатирическим гротеском, слитым с фэнтези. [11] О стилистических особенностях писателя биограф Сергей Кривенко (народничества , против которого всегда был Салтыков) писал: «Его произведения трудно оценить по устоявшимся критериям. Это смесь самых разных жанры: поэзия и документальный репортаж, эпопея и сатира, трагедия и комедия.В процессе чтения невозможно определиться, что именно это такое, но общее впечатление неизменно сильное, как будто чего-то очень живого и гармоничного.Игнорируя устоявшиеся форматы Салтыковым двигали две вещи: текущий поток новых идей и те высокие идеалы, к которым он стремился». Салтыков, по словам Кривенко, время от времени повторялся, но никогда этого не отрицал, объясняя это необходимостью постоянно заниматься "горячими" вопросами - "вещами, которые на протяжении десятилетий сами по себе повторялись с таким убийственным однообразием". . [10] «На Руси не так уж много писателей, одно имя которых давало бы столько уму и сердцу и которые оставили бы такое обширное литературное наследие, богатое и разнообразное как по существу, так и по форме, написанное совершенно особым язык, который еще при его жизни стал называться «салтыковским», — писал Кривенко в 1895 году. «Дар Салтыкова не уступал дару Гоголя ни по оригинальности, ни по силе», — считал биограф. [10]
Салтыков-Щедрин был противоречивой фигурой и часто подвергался резкой критике, главным образом из-за предполагаемого «непатриотизма» и негативизма. Он никогда не считал себя сторонником последнего и часто заявлял о своей вере в силу простого человека, считая последнего носителем принципов настоящей демократии. [11] В 1882 году, когда он, подавленный критической реакцией на его творчество, дал довольно пессимистическую оценку своей жизни в литературе, Иван Тургенев поспешил его успокоить. «Писатель, которого больше всего ненавидят, и больше всего любят. Вы бы ничего этого не знали, оставайтесь М. Е. Салтыковым, простым потомственным русским аристократом. Но вы Салтыков-Щедрин, писатель, случайно проведший отличительную линию в нашей литературе: поэтому вас либо ненавидят, либо любят, смотря [кто вас читает]. Таков истинный «исход» вашей жизни в литературе, и вы должны быть им довольны». [9]
При всей своей проницательности и вкусе к деталям Салтыков никогда не увлекался рассмотрением отдельных персонажей (даже если и создавал запоминающихся). Признаться, его всегда больше интересовали вещи общие и типичные, оценивающие социальные тенденции, коллективные побуждения и то, что он называл «стадными инстинктами современного человека», часто прибегая к схемам и карикатурам. [9]
В последние годы жизни Салтыков-Щедрин оказал сильное влияние на радикальную молодежь того времени. В 1885–1886 годах брат Владимира Ленина Александр и сестра Анна входили в состав одной из многочисленных студенческих делегаций, приезжавших домой навестить больного Щедрина, называя его «любимым писателем революционной молодежи». Салтыков-Щедрин был личным фаворитом самого Ленина, который часто проверял имена персонажей писателя, чтобы доказать свою точку зрения - Иудушка, в частности, хорошо служил для навешивания ярлыков на многих его противников: русских старых помещиков и новых капиталистов, членов царского правительства и, в частности, его собственный соратник Троцкий . [11]
