Фергюс Эдвард О'Коннор (18 июля 1796 — 30 августа 1855) был ирландским чартистским лидером и сторонником Земельного плана , который стремился предоставить небольшие земельные участки для рабочих классов. Будучи очень харизматичной фигурой, О'Коннор восхищался своей энергией и ораторским искусством, но подвергался критике за предполагаемый эгоизм. Его газета «Северная звезда» (1837–1852) получила широкое распространение среди рабочих (и читалась вслух в тавернах), став голосом чартистского движения. [1]
После провала его земельного плана поведение О'Коннора становилось все более хаотичным, что привело к нападению на трех членов парламента и психическому расстройству, от которого он так и не оправился. После его смерти три года спустя в возрасте 59 лет свидетелями похоронной процессии стали 40 000 человек.
Фергус О'Коннор родился 18 июля 1796 года [2] в доме Коннорвилля, недалеко от Каслтауна-Кинни в западном графстве Корк , в известной ирландской протестантской семье. Первоначально его окрестили Эдвардом Боуэном О'Коннором, но отец решил назвать его Фергюсом. [3] Его отцом был ирландский политик -националист Роджер О'Коннор , который, как и его дядя Артур О'Коннор, был активным членом организации «Объединенные ирландцы» . Его старший брат Франциск стал генералом освободительной армии Симона Боливара в Южной Америке. Большую часть своей молодости он провел в поместьях своей семьи в Ирландии, в том числе в замке Данган , доме детства герцога Веллингтона. [4] Он получил образование в основном в гимназии Портарлингтона и некоторое начальное образование в Англии. [5]
Отец О'Коннора Роджер был известен своим эксцентричным образом жизни. В какой-то момент Фергус и Фрэнсис решили уйти, украв лошадей у своего брата Родерика , поехав в Лондон и попросив, чтобы их принял друг семьи, член парламента Фрэнсис Бердетт . Бёрдетт заботился о них и финансировал Фергуса для управления фермой в Ирландии, но это не увенчалось успехом. [4] Он изучал право в Тринити-колледже в Дублине , прежде чем унаследовать поместье своего дяди в 1820 году. Он не получил ученой степени, [6] но был призван в ирландскую коллегию адвокатов около 1820 года. Поскольку ему пришлось принести присягу на верность короне Чтобы стать членом коллегии адвокатов, отец лишил его наследства, поскольку считал это несовместимым с достоинством потомка королей Ирландии.
Первая известная публичная речь О'Коннора была произнесена в 1822 году в Эннискине , графство Корк , [7] с осуждением землевладельцев и протестантского духовенства. [4] В том же году он составил брошюру « Государство Ирландия» . Примерно в это же время он был ранен в бою с солдатами, возможно, как член тайной аграрной организации «Уайтбои» . Отправившись в Лондон, чтобы избежать ареста, он пытался зарабатывать на жизнь писательством. За это время он подготовил пять рукописей, но ни одна из них так и не была опубликована. [5]
В 1831 году О'Коннор агитировал за законопроект о реформе в графстве Корк, а после его принятия в 1832 году он путешествовал по округу, организуя регистрацию нового электората. В 1830-х годах он стал защитником прав Ирландии и демократических политических реформ, а также критиком политики британского правительства вигов в отношении Ирландии. В 1832 году он был избран в Британскую палату общин членом парламента от графства Корк как кандидат от отмены , а не как виг.
Фергюс О'Коннор пришел в парламент как последователь Дэниела О'Коннелла , и его выступления в это время были посвящены в основном ирландскому вопросу. Журнал Fraser's Magazine саркастически охарактеризовал его как активного, суетливого, агрессивного, готового оратора и образец ирландского патриота, [8] но как человека, который ничего не делал, ничего не предлагал и во всем придирался. [8] Он голосовал вместе с радикалами: за налог на собственность; за предложение Томаса Эттвуда о расследовании условий, преобладающих в Англии; и в поддержку фабричного законопроекта лорда Эшли 1847 года. Он поссорился с О'Коннеллом, отвергнув его за его практику уступок вигам, [9] и выступил за более агрессивную политику отмены.
На всеобщих выборах 1835 года О'Коннор был переизбран, но лишен права быть избранным, поскольку у него не было достаточного имущества, чтобы соответствовать требованиям. Однако похоже, что у него действительно была недвижимость стоимостью 300 фунтов стерлингов в год. [10] Затем О'Коннор планировал собрать добровольческую бригаду для Изабеллы II Испанской во время Первой карлистской войны , но когда Уильям Коббетт умер в апреле 1835 года, он решил баллотироваться на место Коббетта в Олдхэме . Олдхэм был избирательным округом из двух человек, и коллега Коббетта Джон Филден решительно выступал за то, чтобы сын Коббетта Джон Морган Коббетт был радикальным кандидатом, который заменит его отца. О'Коннор представил себя альтернативным радикальным кандидатом, но в конце концов снял свою кандидатуру, заявив, что Филден не был с ним откровенен: то ли из-за разногласий по поводу выбора кандидата, то ли из-за отказа Дж. М. Коббетта поддержать отмену учреждения, Коббетт проиграл с небольшим перевесом местный «Либеральный консерватор». [11]
На всеобщих выборах 1837 года он был номинирован в Престоне , но не собирался отбирать голоса у Джона Кроуферда , единственного другого кандидата, выступающего против тори. [12] Будучи номинированным и произнеся предвыборную речь, он снял свою кандидатуру, как только он и Кроуферд выиграли поднятие рук, традиционно проводимое перед проведением голосования [13] [14]
С 1833 года О'Коннор выступал перед организациями рабочих и агитировал на заводах за «Пять основных пунктов радикализма», которые представляли собой пять из шести пунктов, позднее воплощенных в Народной хартии . [15] В 1837 году он основал в Лидсе , Йоркшир , радикальную газету « Северная звезда» и работал с другими радикальными чартистами через Лондонскую демократическую ассоциацию . О'Коннор был представителем Лондонской ассоциации рабочих (LWMA) в Лидсе. Он путешествовал по Великобритании, выступая на собраниях, и был одним из самых популярных чартистских ораторов; некоторые чартисты назвали своих детей в его честь. [16] Его неоднократно арестовывали, судили и заключали в тюрьму за свои взгляды, получив 18-месячный срок в 1840 году. Он также принимал участие во внутренней борьбе внутри движения.
Когда первая волна чартизма пошла на убыль, О'Коннор в 1845 году основал Чартистскую кооперативную земельную компанию. Ее целью была покупка сельскохозяйственных поместий и разделение земли на небольшие участки , которые можно было сдавать в аренду частным лицам. Невозможность приобретения одним из участков всеми подписчиками означала, что это считалось лотереей, и в 1851 году компания была объявлена незаконной. [17]
Когда чартизм снова набрал силу, О'Коннор был избран в 1847 году депутатом от Ноттингема и организовал собрание чартистов на Кеннингтон-Коммон в Лондоне в 1848 году. Это собрание 10 апреля стало поворотным моментом: за ним должна была последовать процессия. . Когда шествие было признано незаконным, О'Коннор попросил толпу разойтись, и это решение оспаривалось другими радикалами, такими как Уильям Каффей . [18]
Еще в 1833 году, будучи депутатом парламента от Корка, О'Коннор выступил с обращением к Национальному союзу рабочих классов , политическому обществу лондонских рабочих, выразив радикальные настроения. [19] Однако О'Коннор по-настоящему проявил себя не тогда, когда выступал перед аудиторией лондонских ремесленников или в Палате общин, а когда он отправился на север в качестве оратора.
Он начал проводить большую часть своего времени, путешествуя по северу Англии, выступая на огромных собраниях, на которых осуждал Закон о внесении поправок в Закон о бедных 1834 года и выступал за избирательное право мужчин. Только обеспечив себе голоса, утверждал О'Коннор, трудящиеся смогут избавиться от ненавистного Нового закона о бедных . [20]
О'Коннор был превосходным оратором. Он выражал неповиновение, решимость и надежду и приправлял свои речи комическими сравнениями и анекдотами. [21] Он также выглядел как популярный лидер. Его телосложение было ему на пользу: более шести футов, мускулистый и массивный, «модель финикийского Геркулеса». [22] Нет сомнений в том, что трудящиеся, слышавшие О'Коннора на этих великих собраниях на севере Англии в конце 1830-х годов, обожали его.
Голосом организации была газета О'Коннора « Северная звезда» , впервые вышедшая 18 ноября 1837 года в Лидсе . Она имела немедленный успех и вскоре стала самой покупаемой провинциальной газетой в Великобритании. Его редактором был Уильям Хилл, бывший министр Сведенборга; Джошуа Хобсон был его издателем; и Бронтер О'Брайен , бывший редактор журнала Poor Man's Guardian , стал главным писателем-лидером. Пожалуй, самой популярной частью газеты было еженедельное письмо Фергюса на первой полосе, которое часто зачитывали вслух на собраниях; но включение отчетов о чартистских собраниях со всей страны и стихов читателей также было жизненно важными разделами газеты, что сделало ее очень важным инструментом в объединении и продвижении чартистского дела.
Когда Ассоциация лондонских рабочих опубликовала Народную хартию в 1838 году, О'Коннор и «Стар» поддержали ее, но не лондонское руководство. О'Коннор не был готов принять политическое руководство Лондонской ассоциации рабочих. Он знал, что рабочие хотели чего-то более непосредственного, чем политическое образование. Он стал «постоянно путешествующим и доминирующим лидером движения» [23]. Он, а не Уильям Ловетт , стал голосом чартизма.
С самого начала О'Коннор подвергся нападкам со стороны Ловетта и других лидеров Лондонской ассоциации рабочих. Им не нравилось его настойчивое руководство или конфронтационный стиль политики, которую он представлял. О'Коннору, который своими глазами видел ожесточенные отношения между рабочими и капиталистами на севере Англии, не нравилась стратегия разумных аргументов, которую защищали такие люди, как Ловетт. Он считал, что ситуация слишком неотложная для этого. О'Коннор не был повстанцем, но, как и О'Коннелл в Ирландии, он не был против запугивания властей демонстрацией численности. Именно его мысли стояли за организацией чудовищных митингов и массовых петиций. По вопросу о моральной силе и физической силе он тщательно подбирал слова:
Я всегда был человеком мира. Я всегда осуждал человека, который стремился воздействовать на угнетенный народ любым обращением к физической силе. Я всегда говорил, что моральная сила — это степень обдуманности ума каждого человека, которая подсказывает ему, когда подчинение является долгом, а сопротивление — не преступлением; и что истинное применение моральной силы приведет к любому изменению, но в случае, если оно потерпит неудачу, физическая сила придет ему на помощь, как электрический шок, - и ни один человек не сможет этому помешать; но тот, кто советовал или пытался организовать его, был бы первым, кто покинет его в момент опасности. Не дай Бог, чтобы я захотел увидеть, как моя страна погрузилась в ужасы физической революции. Я желаю ей добиться своей свободы мирным путем.
Когда летом 1839 года чартистская петиция, набравшая 1 283 000 подписей, была отклонена парламентом, напряжение росло, достигнув кульминации в Ньюпортском восстании . О'Коннор не участвовал в планировании этого мероприятия, хотя он, должно быть, знал, что среди чартистов царили мятежные настроения. Он был опасным человеком для властей, и в мае 1840 года его приговорили к 18 месяцам заключения в Йоркском замке. В своем прощальном послании он ясно дал понять, что он сделал для движения:
Прежде чем мы расстанемся, давайте честно пообщаемся вместе. Посмотри, как я тебя встретил, что я тебя нашел, как я расстаюсь с тобой и что я тебе оставляю. Я нашел вас слабой и бессвязной партией, которой приходится украшать триумфы вигов.
Я нашел тебя слабым, как горный вереск, сгибающийся под легким ветерком. Я оставляю тебя сильным, как дуб, который выдерживает бушующие бури. Я нашел тебя знающим свою страну, но на карте. Я оставляю вас с его положением, запечатленным в ваших сердцах.
Я обнаружил, что вы разделились на местные секции. Я сровнял все эти пигмейские заборы и бросил вас в имперский союз… [24]
О'Коннор был заключен в тюрьму; находясь в тюрьме, он продолжал писать для «Северной звезды» . Теперь он был бесспорным лидером чартизма. Именно в это время в его честь была издана песня «Лев свободы» . Его широко пели на чартистских собраниях. Тем временем Ловетт покинул движение, полный гнева на О'Коннора, но энергия и приверженность О'Коннора заключались в том, чтобы сохранить чартизм живым до конца 1840-х годов.
В 1842 году был проведен съезд недавно сформированной Национальной ассоциации хартий с целью составления новой петиции, которую в конечном итоге подписали 3 315 752 человека. Петиция была отклонена в слушании, что усилило разочарование, которое испытывали трудящиеся в период огромных экономических трудностей. Летом 1842 года по всей Британии прокатилась волна забастовок, призывавших как к прекращению сокращения заработной платы, так и к осуществлению Народной хартии.
С момента своего создания Лига против хлебных законов соперничала с чартистами за поддержку трудящихся. Хлеб был дорогим, и Лига утверждала, что отмена налогов на импорт зерна приведет к снижению цен. Чартисты утверждали, что без Хартии отмена Хлебного закона будет бесполезна. Другими факторами в их пользу было недоверие трудящихся ко всему, что поддерживается работодателями, а также опасения, что свободная торговля приведет к еще большему падению заработной платы. [25] Этот последний пункт был подчеркнут О'Коннором. Он резко напал на Лигу противников хлебных законов. В некоторых городах, например в Бирмингеме, чартисты О'Коннорита разгоняли собрания Лиги. Сам О'Коннор, конечно, не боялся вступить в дебаты с лидерами Лиги - в 1844 году он встретился с Ричардом Кобденом в Нортгемптоне .
Столкнувшись с падением силы чартизма после поражений 1842 года, О'Коннор обратился к идее расселения трудящихся на земле. Находясь в тюрьме, он защищал именно такую схему в газете Northern Star под заголовком «Письма ирландским землевладельцам». В 1835 году он сообщил о своем намерении внести в парламент законопроект об изменении прав ирландских арендаторов. [26] Позже он сказал, что его законопроект будет направлен на
принудить помещиков сдавать свою землю в бессрочную аренду, т. е. предоставить арендатору в аренду навсегда по хлебной ренте; отменить право налагать арест на арендную плату; и во всех случаях, когда земля находилась в аренде и была слишком дорогой, чтобы арендатор в таких случаях имел право поручить присяжным оценить реальную стоимость таким же образом, как корона имеет право заставить отдельного человека продать собственность. требуется для так называемых общественных работ или удобств по оценке жюри. [26]
О'Коннор считал, что «закон о первородстве является старшим сыном классового законодательства о коррупции из-за праздности». [27] В то же время он был против государственной собственности на землю:
Я всегда был и думаю, что когда-либо буду выступать против принципов коммунизма, отстаиваемых некоторыми теоретиками. Тем не менее, я являюсь решительным сторонником сотрудничества, что означает законный обмен, и обстоятельства, которые вынудят людей принять его в той степени, в которой коммунизм будет полезен. [28]
Планы О'Коннора не только возродили чартистское движение, но и стали мощным ответом на схемы эмиграции трудящихся. Он заявил, что Великобритания сможет прокормить свое население, если ее земли будут должным образом обрабатываться. [29] В своей книге «Практическая работа по управлению мелкими фермами» он изложил свой план переселения лишних фабричных рабочих на мелкие земельные участки в две, три и четыре акра. Он не сомневался в урожайности, которую можно получить при таком земледелии.
Он предложил создать акционерное общество, в котором рабочие могли бы покупать землю на открытом рынке. Земля должна была быть отремонтирована, разбита на небольшие участки, оборудована соответствующими хозяйственными постройками и коттеджем, а новому владельцу должна была быть предоставлена небольшая сумма денег для покупки акций. Не были учтены трудности, с которыми городские жители, многие из которых никогда не жили в деревне, стали фермерами. План О'Коннора основывался на предположении, что землю можно покупать в неограниченном количестве и по разумным ценам, и что все подписчики будут успешными фермерами, которые быстро погасят долг. [30]
Земельный план О'Коннора имел своих противников в движении, среди которых был Томас Купер. [31] 24 октября 1846 года была основана Чартистская кооперативная земельная компания, позже известная как Национальная земельная компания. В общей сложности по подписке было получено 112 100 фунтов стерлингов [32] , в результате чего были куплены шесть небольших поместий и разделены на более мелкие участки. В мае 1847 года первое поместье было открыто в Херонсгейте , переименованном в О'Коннорсвилл. Коллега О'Коннора Эрнест Чарльз Джонс писал об этом развитии:
Взгляни на коттедж, жилище трудящихся,
Приятный вход на веселой дороге,
Проветриваемый пол, надежную крышу от непогоды,
Веселый камин и надежное убежище,
И, самое дорогое из всех прелестей, благодарную почву,
Приносящую свои плоды. для рук, которые трудятся. [33]
Подписчики, получившие землю, были выбраны голосованием; они должны были вернуть долг с процентами, и в конечном итоге все подписчики будут оплачены. [34] О'Коннор и Джонс основали журнал The Laborer для продвижения проекта. Вскоре были расселены сотни трудящихся, и враги чартизма подняли протест в газетах и в парламенте. Среди трудящихся Земельный план был очень популярен, и утверждение О'Коннора о том, что земля принадлежит им, значило для них очень много. [35]
В 1847 году О'Коннор баллотировался в парламент и, что примечательно, победил Томаса Бенджамина Хобхауса в Ноттингеме, но земельный план столкнулся с проблемами. Заняв свое место, он предложил в The Laborer , чтобы правительство взяло на себя управление Национальной земельной компанией для массового переселения трудящихся. [36] Те чартистские лидеры, с которыми он поссорился, обвинили его в том, что он «больше не чартист с пятью пунктами, а чартист с пятью акрами». [37] О'Коннор ответил своим критикам на встрече в Манчестере, но политическая элита собиралась разрушить земельный план О'Коннора, объявив его незаконным.
В апреле 1848 года в парламент была представлена новая чартистская петиция, набравшая шесть миллионов подписей. О'Коннор принял заявление полиции о том, что чартисты не могут массово маршировать со своей петицией с массового митинга на Кеннингтон-Коммон . Он принял это решение, чтобы избежать кровопролития – он боялся, что солдаты расстреляют чартистов, как это было в Ньюпорте. Следственная комиссия в парламенте пришла к выводу, что петиция содержит не совсем 2 миллиона подлинных подписей – однако маловероятно, что клерки могли насчитать такое количество подписей за 17 часов, потраченных на рассмотрение петиции. [ нужна цитата ]
6 июня 1848 года расследование Палаты общин установило, что Национальная земельная компания представляла собой незаконную схему, которая не оправдала ожиданий акционеров, и что бухгалтерские книги велись несовершенно. [38]
Находясь под огромным давлением, О'Коннор начал сильно пить. [39] В июле 1849 года Палата общин наконец проголосовала за Народную хартию и отклонила ее 222 голосами против 17. В 1850 году О'Коннор еще раз высказал предложение в пользу Хартии, но не был услышан. Трагедия, которой стала история О'Коннора, приближалась к концу.
О'Коннор поссорился со своими ближайшими коллегами, в том числе с Эрнестом Джонсом, Джулианом Харни и Томасом Кларком. Тираж «Северной звезды» неуклонно падал, и она теряла деньги. [40] Здоровье О'Коннора ухудшалось, и в газетах регулярно появлялись сообщения о его психическом расстройстве. Весной 1852 года О'Коннор посетил Соединенные Штаты, где его поведение не оставляло сомнений в том, что он нездоровый человек. [41] Вполне возможно (хотя мы располагаем лишь свидетельствами ненадежных диагностических методов того времени), что О'Коннор находился на ранних стадиях общего паралича душевнобольных , вызванного сифилисом .
В 1852 году в Палате общин О'Коннор ударил трех коллег-депутатов, одним из которых был сэр Бенджамин Холл, ярый критик Земельного плана. Арестованный заместителем сержанта по оружию, О'Коннор был отправлен своей сестрой в частный приют доктора Томаса Харрингтона Тьюка в Чизвике , где он оставался до 1854 года, когда его перевели в дом своей сестры. Он умер 30 августа 1855 года по адресу Альберт-Террас, 18, Ноттинг-Хилл-Гейт . [42] и 10 сентября был похоронен на кладбище Кенсал-Грин . Свидетелями похоронной процессии стали не менее 40 000 человек. Большинство чартистов предпочитали помнить о сильных сторонах О'Коннора, а не о его недостатках. [43]
О'Коннор никогда не был женат, но имел ряд отношений и считается, что у него было несколько детей. [ нужна цитата ]
По словам Дороти Томпсон, О'Коннор был «самым любимым человеком» движения:
Для чартистов... О'Коннор был признанным лидером движения. Среди руководства там, конечно, были более способные люди и люди с более ясным пониманием направления, в котором должно двигаться рабочее движение, но ни один из них не обладал ни той привлекательностью, которая была у О'Коннора, ни его способностью завоевать доверие и поддержку великого толпы, составлявшие чартистские собрания в период их расцвета. Ростом более 6 футов (он был почти самым высоким человеком в Палате общин) и с голосом, который мог легко озвучить десятки тысяч собраний под открытым небом, с красивой внешностью, сообразительностью и богатой жилкой непристойности, когда дело доходило до оскорблений своих оппонентов, Коннор обладал всеми качествами первоклассного популярного оратора. [44]
Многие из ранних историков чартизма, по крайней мере частично, приписывали провал чартизма О'Коннору. Его обвиняли в эгоизме и сварливости. Однако в последние годы наметилась тенденция переоценить его в более благоприятном свете. [45]
Лев Свободы вышел из своего логова;
Мы сплотимся вокруг него снова и снова;
Мы увенчаем его лавром, нашего защитника:
О'Коннора, патриота, за сладкую Свободу!— из Lion of Freedom, популярной песни о Фергюсе О'Конноре.
По словам историка Г.Д.Х. Коула , О'Коннор был непоследовательным, но искренним другом бедных. [46] Каким бы важным ни было это сочувствие к трудящимся, в пользу О'Коннора можно сказать еще кое-что. Его стойкость и оптимизм в речах и письмах в «Северную звезду» подстегивали рядовых чартистов, которые пришли разделить его решимость продолжать борьбу за свои политические права. Если О'Коннор был эгоистичен, возможно, именно таким и должен был быть лидер народа, осуждаемый и бичуемый аристократией, средним классом и их газетами.
Нападки на О'Коннора со стороны некоторых его сторонников хорошо известны. Ловетт назвал его «великим «Я есть» в политике»; Фрэнсис Плейс сказал о нем, что он будет использовать все возможные средства, чтобы вести и вводить в заблуждение трудящихся. [47] Джорджа Холиока охарактеризовали как «самого стремительного и самого терпеливого из всех трибунов, когда-либо возглавлявших английских чартистов». [48]