Жозеф Артюр де Гобино ( французский: [ɡɔbino] ; 14 июля 1816 - 13 октября 1882) был французским аристократом и антропологом , который наиболее известен тем, что помог узаконить расизм с помощью научной теории расы и «расовой демографии», а также за развивая теорию арийской господствующей расы и нордицизма . Известный своим современникам как писатель , дипломат и писатель-путешественник , он был элитарным человеком , который сразу после революций 1848 года написал «Очерк о неравенстве человеческих рас ». В нем он утверждал, что аристократы превосходят простолюдинов и что аристократы обладают большим количеством арийских генетических черт из-за меньшего скрещивания с низшими расами.
Работы Гобино были быстро оценены сторонниками превосходства белой расы и сторонниками рабства , такими как Джозайя К. Нотт и Генри Хотце , которые перевели его книгу на английский язык. Они опустили около 1000 страниц оригинальной книги, включая те части, в которых американцы негативно описывались как расово смешанное население. Вдохновляя общественное движение в Германии под названием «Гобинизм» , [1] его работы также оказали влияние на выдающихся антисемитов , таких как Рихард Вагнер , зять Вагнера Хьюстон Стюарт Чемберлен , румынский политик профессор А.С. Куза и лидеры нацистской партии , которые позже отредактировал и переиздал свою работу.
Гобино происходил из старинной уважаемой аристократической семьи. [2] Его отец, Луи де Гобино (1784–1858), был военным офицером и убежденным роялистом . [3] Его мать, Анна-Луиза Магдалена де Жерси, была дочерью неблагородного королевского налогового чиновника. Семья де Жерси какое-то время жила в 18 веке в колонии французской короны Сен-Доминго (современное Гаити ). Гобино всегда боялся, что у него могут быть чернокожие предки по материнской линии. [4]
Отражая свою ненависть к Французской революции , Гобино позже написал: «Мой день рождения — 14 июля , день взятия Бастилии, что доказывает, как противоположности могут сходиться». [5] Будучи мальчиком и молодым человеком, Гобино любил Средневековье , которое он считал золотым веком рыцарства и рыцарства , гораздо более предпочтительным, чем его собственное время. [6] Кто-то, кто знал Гобино подростком, описал его как романтика, «с рыцарскими идеями и героическим духом, мечтающего о самом благородном и самом великом». [6]
Отец Гобино стремился восстановить Дом Бурбонов и помог братьям -роялистам Полиньякам бежать из Франции. [7] В качестве наказания он был заключен в тюрьму тайной полицией Наполеона , но был освобожден, когда союзники взяли Париж в 1814 году. [7] Во время «Сто дней» семья де Гобино бежала из Франции . После окончательного свержения Наполеона в битве при Ватерлоо Луи де Гобино был вознагражден за свою верность дому Бурбонов, став капитаном Королевской гвардии короля Людовика XVIII . [7] Плата королевскому гвардейцу была очень низкой, и семья де Гобино испытывала трудности с его зарплатой. [7]
Магдалина де Гобино бросила мужа ради наставника своих детей Шарля де Ла Куандьера. Вместе со своим возлюбленным она взяла сына и двух дочерей в длительные странствия по восточной Франции, Швейцарии и Великому герцогству Баден . [8] Чтобы поддержать себя, она обратилась к мошенничеству (за что была заключена в тюрьму). Его мать стала серьезным позором для Гобино, который никогда не разговаривал с ней после того, как ему исполнилось двадцать. [9]
Для молодого де Гобино, приверженного отстаиванию традиционных аристократических и католических ценностей, распад брака его родителей, открытые отношения его матери с любовником, ее мошеннические действия и суматоха, вызванная постоянным бегством и жизнью в бедности, были все очень травматично. [9]
Гобино провел раннюю часть своих подростковых лет в городе Инзлиген , где остановились его мать и ее любовник. Он стал свободно говорить по-немецки. [8] Будучи стойким сторонником Дома Бурбонов, его отец был вынужден уйти в отставку из Королевской гвардии после того, как июльская революция 1830 года привела к тому, что король Орлеанского дома Луи-Филипп , Le roi citoyen , («Король-гражданин») стал власть. Он пообещал примирить наследие Французской революции с монархией. [10] Учитывая историю поддержки Бурбонов своей семьей, молодой Гобино считал Июльскую революцию катастрофой для Франции. [11] Его взгляды были взглядами легитимиста, приверженного католической Франции, управляемой Домом Бурбонов. [12] В 1831 году отец де Гобино взял на себя опеку над тремя его детьми, а сын провел остаток подросткового возраста в Лорьяне , в Бретани . [13]
Гобино не любил своего отца, которого считал скучным и педантичным армейским офицером, неспособным стимулировать мысль. [9] Лорьян был основан в 1675 году как база Французской Ост-Индской компании, поскольку король Людовик XIV имел грандиозные амбиции сделать Францию доминирующей политической и экономической державой в Азии . [13] Поскольку эти амбиции не были реализованы, у Гобино появилось чувство угасшей славы, поскольку он вырос в городе, который был построен, чтобы стать доминирующим центром торговли Европы с Азией. Эта мечта осталась нереализованной, поскольку Индия стала частью Британской , а не Французской империи. [13]
В молодости Гобино был очарован Востоком, как называли Ближний Восток в Европе XIX века. [14] Во время учебы в Коллеж де Биронн в Швейцарии однокурсник вспоминал: «Все его стремления были к Востоку. Он мечтал только о мечетях и минаретах ; он называл себя мусульманином , готовым совершить паломничество в Мекку » . [14] Гобино любил восточные сказки французского переводчика Антуана Галлана , часто говоря, что хочет стать востоковедом . Он читал арабские, турецкие и персидские сказки в переводе, став тем, кого французы называют « un orientaliste de pacotille » («мусорный востоковед»). [15] В 1835 году Гобино провалил вступительные экзамены в военное училище Сен-Сира . [13]
В сентябре 1835 года Гобино уехал в Париж с пятьдесятю франками в кармане, намереваясь стать писателем. [13] Он переехал к дяде, Тибо-Жозефу де Гобино, легитимисту с «безграничной» ненавистью к Луи-Филиппу. [16] Отражая свою склонность к элитарности, Гобино основал общество интеллектуалов-легитимистов под названием Les Scelti («избранные»), в которое вошли он сам, художник Герман Джон (немецкий фон Бон) и писатель Максим дю Камп . [17]
В последние годы Июльской монархии Гобино зарабатывал на жизнь написанием сериализованной художественной литературы ( романы-фельетоны ) и сотрудничеством с реакционными периодическими изданиями. [18] Он писал для Union Catholique , La Quotidienne , L'Unité и Revue de Paris . [5] В какой-то момент в начале 1840-х годов Гобино каждый день писал статью для La Quotidienne , чтобы прокормить себя. [5] Как писатель и журналист, он испытывал финансовые трудности и постоянно искал богатого покровителя, готового его поддержать. [18] Будучи по совместительству сотрудником почты и писателем, Гобино был отчаянно беден. [17]
Его семейное происхождение сделало его сторонником Дома Бурбонов, но характер легитимистского движения, в котором доминировали фракционные и неумелые лидеры, довел Гобино до отчаяния, заставив его написать: «Мы заблудились, и нам лучше смириться с этим фактом». [19] В письме к отцу Гобино жаловался на «расхлябанность, слабость, глупость и, одним словом, чистое безумие моей любимой партии». [5]
В то же время он считал французское общество Орлеанского дома коррумпированным и корыстным, в котором доминировал «репрессивный феодализм денег» в отличие от феодализма «милосердия, мужества, добродетели и интеллекта», которого придерживались древние люди . режимное дворянство. [11] Гобино писал об июльской монархии во Франции: «Деньги стали принципом власти и чести. Деньги доминируют в бизнесе; деньги регулируют население; деньги правят; деньги успокаивают совесть; деньги являются критерием оценки уважения, причитающегося людям». [20]
В эту «эпоху национальной посредственности», как ее описал Гобино, когда общество движется в направлении, которое он не одобрял, лидеры дела, которому он был привержен, были, по его собственному признанию, глупыми и некомпетентными, а потенциальный аристократ изо всех сил старался сводя концы с концами, сочиняя халтурную журналистику и романы, он становился все более пессимистичным в отношении будущего. [20] Гобино написал в письме своему отцу: «Как я отчаиваюсь в обществе, которое больше не представляет собой ничего, кроме духа, и у которого не осталось сердца». [17] Он жаловался, что легитимисты проводят время во вражде друг с другом, в то время как католическая церковь «переходит на сторону революции». [17] Гобино писал:
Наша бедная страна находится в римском упадке. Там, где больше нет достойной себя аристократии, нация умирает. Наши дворяне — тщеславные дураки и трусы. Я больше ни во что не верю и не имею никаких взглядов. От Луи-Филиппа мы проследуем к первому триммеру, который подхватит нас, но лишь для того, чтобы передать другому. Ибо у нас нет волокон и моральной энергии. Деньги убили все . [17]
Гобино завязал дружбу и вел обширную переписку с Алексисом де Токвилем . [21] [22] [23] [24] Токвиль похвалил Гобино в письме: «У вас обширные знания, большой интеллект и лучшие манеры». [25] Позже он назначил Гобино встречу на набережной д'Орсе (министерство иностранных дел Франции), когда он занимал пост министра иностранных дел во время Второй Французской Республики . [26]
В 1841 году Гобино добился своего первого крупного успеха, когда 15 апреля 1841 года была опубликована статья, которую он представил в Revue des deux Mondes. [18] Статья Гобино была о греческом государственном деятеле графе Иоаннисе Каподистриасе . В то время La Revue des Deux Mondes был одним из самых престижных журналов Парижа, и публикация в нем поставила Гобино в одну компанию с Жорж Санд , Теофилем Готье , Филаретой Шаль , Альфонсом де Ламартином , Эдгаром Кине и Шарлем Огюстеном Сентом. -Бёва , которые регулярно публиковались в этом журнале. [18]
Работы Гобино о международной политике в целом были столь же негативными, как и его работы о Франции. Он изобразил Великобританию как нацию, полностью движимую ненавистью и жадностью, а размеры Британской империи по всему миру - как источник сожаления. [27] Гобино часто критиковал короля Луи-Филиппа за его пробританскую внешнюю политику, написав, что он «унизил» Францию, позволив Британской империи стать доминирующей мировой державой. [28] Однако сообщения о плохом экономическом состоянии Ирландии были источником удовлетворения для Гобино, поскольку он утверждал: «Именно Ирландия толкает Англию в пропасть революции». [27]
По мнению Гобино, растущая мощь и агрессивность Императорской России вызывали беспокойство. Он расценил катастрофическое отступление британцев из Кабула во время Первой англо-афганской войны с Афганистаном как знак того, что Россия станет доминирующей державой в Азии, написав: «Англия, стареющая нация, защищает свои средства к существованию и свое существование. Россия, молодая нация идет своим путем к власти, которую она обязательно должна обрести... Империя царей сегодня является силой, которой, кажется, принадлежит величайшее будущее... Русский народ неуклонно идет к цели, которая действительно является известен, но еще не полностью определен». [29] Гобино считал Россию азиатской державой и считал неизбежный триумф России триумфом Азии над Европой. [29]
У него были смешанные чувства по поводу немецких государств, восхваляя Пруссию как консервативное общество, в котором доминировали юнкеры . Но он беспокоился, что растущий экономический рост, продвигаемый Zollverein ( Немецким таможенным союзом), делает прусский средний класс более могущественным. [30] Гобино критиковал Австрийскую империю , написав, что Дом Габсбургов правил смешанным населением, состоящим из этнических немцев, мадьяр, итальянцев, славянских народов и т. д., и было неизбежно, что такое многоэтническое общество придет в упадок. , а «чисто немецкой» Пруссии было суждено объединить Германию . [31]
Гобино также пессимистично относился к Италии , написав: «Вскоре после исчезновения кондотьеров ушло и все, что жило и процветало вместе с ними; богатство, доблесть, искусство и свобода, не осталось ничего, кроме плодородной земли и несравненного неба». [32] Гобино осудил Испанию за отказ от «твердой и естественной власти, власти, основанной на национальной свободе», предсказав, что без порядка, навязанного абсолютной монархией, ей суждено погрузиться в состояние вечной революции. [33] Он пренебрежительно относился к Латинской Америке , ссылаясь на войны за независимость : «Разрушение их сельского хозяйства, торговли и финансов, неизбежное последствие длительных гражданских беспорядков, вовсе не казалось им слишком высокой ценой, чтобы И все же кто захочет утверждать, что полуварварские жители Кастилии или Алгарве или гаучо на Ривер -Плате действительно заслуживают того, чтобы заседать в качестве верховных законодателей в тех местах, которые они оспаривали против своих мастера с таким удовольствием и энергией». [34]
О Соединенных Штатах Гобино писал: «Единственное величие — это богатство, и, поскольку каждый может его приобрести, владение им не зависит от каких-либо качеств, присущих высшим натурам». [35] Гобино писал, что в Соединенных Штатах не хватает аристократии, без чувства « дворянство обязывает » («дворянство обязывает»), которое существовало в Европе. Американская беднота пострадала сильнее, чем европейская беднота, в результате чего Соединенные Штаты стали жестоким обществом, где жадность и материализм были единственными ценностями, которые имели значение. [36] В целом Гобино враждебно относился к людям в Америке, написав, что кто в Старом Свете не знает, «что Новый Свет ничего не знает о королях, принцах и дворянах? - что на этих полудевственных землях, в человеческих обществах рожденный вчера и едва еще консолидированный, никто не имеет права или власти называть себя более великим, чем самый маленький из его граждан?» [35]
,_MUDO,_Ary_Scheffer_-_portrait_de_la_comtesse_de_Gobineau,_1850.JPG/1280px-Beauvais_(60),_MUDO,_Ary_Scheffer_-_portrait_de_la_comtesse_de_Gobineau,_1850.JPG)
В 1846 году Гобино женился на Клеманс Габриэль Моннеро . Она настаивала на поспешном замужестве, поскольку была беременна от их общего друга Пьера де Серра, который ее бросил. Будучи практикующей католичкой, она не хотела рожать внебрачного ребенка. [4] Моннеро родился на Мартинике . Как и в случае со своей матерью, Гобино никогда не был полностью уверен, были ли у его жены и, следовательно, двух его дочерей черные предки или нет, поскольку для французских рабовладельцев в Карибском бассейне было обычной практикой брать себе рабыню. [4] Противодействие Гобино рабству , которое, по его мнению, всегда приводило к вредным смешениям браков с белыми, возможно, возникло из-за его личных опасений, что его мать или его жена могут иметь африканское происхождение. [4]
Действие романов и стихов Гобино 1830–40-х годов обычно происходило в Средние века или эпоху Возрождения с героями-аристократами, которые самим своим существованием поддерживают все ценности, которые, по мнению Гобино, заслуживали прославления, такие как честь и творчество, против коррумпированного, бездушного среднего класса. [37] Его роман 1847 года « Тернове» был первым случаем, когда Гобино связал класс с расой, написав: «Господин де Марвейоль думал о себе и обо всех представителях дворянства как о отдельной расе, о высшей сущности, и он верил в это. преступник, чтобы запятнать это смешением плебейской крови». [38] Роман, действие которого происходит на фоне «Сто дней 1815 года», касается катастрофических результатов, когда аристократ Октав де Тернове неразумно женится на дочери мельника. [39]
Гобино был в ужасе от революции 1848 года и испытывал отвращение к тому, что он считал вялой реакцией европейских высших классов на революционный вызов. Описывая весной 1848 года новости из Германии, он отмечал: «Дела идут довольно плохо... Я не имею в виду увольнение князей — оно было заслуженным. Их трусость и отсутствие политической веры делают их малоинтересными. Но крестьяне, там они почти варвары. Там и грабежи, и поджоги, и резня, — а мы только в начале». [40]
Как легитимист, Гобино не любил Дом Бонапарта и был недоволен, когда Луи-Наполеон Бонапарт был избран президентом республики в 1848 году . Токвиль стал министром иностранных дел, его друг Гобино стал главой кабинета министров . [42]
Потрясенный революцией 1848 года, Гобино впервые выразил свои расовые теории в эпической поэме 1848 года «Манфредин» . В нем он выразил свой страх перед революцией, которая станет началом конца аристократической Европы, когда к власти придут простые люди, происходящие из низших пород. [43] Отражая свое пренебрежение к простым людям, Гобино сказал, что французские аристократы, подобные ему, были потомками германских франков, завоевавших римскую провинцию Галлию в пятом веке нашей эры, в то время как простые французы были потомками расово неполноценных кельтов и средиземноморских народов. . Это была старая теория, впервые выдвинутая в трактате графом Анри де Буленвилье . Он утверждал, что второе сословие (аристократия) имело «франкскую» кровь, а третье сословие (простолюдины) имело «галльскую» кровь. [44] Рожденный после того, как Французская революция разрушила идеализированный Ancien Régime его воображения, Гобино испытывал глубокое чувство пессимизма в отношении будущего. [44]
Для него Французская революция, разрушившая расовую основу французского величия, свергнув и во многих случаях убив аристократию, была началом длительного, непреодолимого процесса упадка и вырождения, который мог закончиться только полным крахом европейской цивилизации. [45] Он чувствовал, что то, что начала Французская революция, заканчивает промышленная революция ; индустриализация и урбанизация были полной катастрофой для Европы. [45]
Как и многие другие европейские консерваторы-романтики, Гобино с ностальгией оглядывался назад на идеализированную версию Средневековья как идиллического аграрного общества, гармонично живущего в жестком социальном порядке. [45] Он ненавидел современный Париж , город, который он называл «гигантской клоакой», полной les déracinés («выкорчеванных») — преступников, обедневших, бродячих людей, не имеющих настоящего дома. Гобино считал их чудовищными продуктами столетий смешанного брака, готовыми в любой момент взорваться революционным насилием. [46] Он был ярым противником демократии, которая, по его словам, была всего лишь «мобократией» — системой, которая позволяла крайне глупой толпе иметь последнее слово в управлении государством. [47]
С ноября 1849 по январь 1854 года Гобино находился во французской дипломатической миссии в Берне в качестве первого секретаря. [48] Во время своего пребывания в Швейцарии Гобино написал большую часть « Эссе» . [48]
Осенью 1851 года он находился в Ганновере в качестве исполняющего обязанности поверенного в делах и был впечатлен «следами настоящего дворянства», которые, по его словам, он видел при ганноверском дворе. [49] Гобино особенно нравился слепой король Георг V , которого он считал «королем-философом» и которому он посвятил « Эссе ». [49] Он похвалил «замечательный характер» ганноверских мужчин, а также похвалил ганноверское общество как имеющее «инстинктивное предпочтение иерархии», при этом простолюдины всегда подчинялись знати, что он объяснял расовыми мотивами. [50]
Отражая свой пожизненный интерес к Востоку, Гобино присоединился к Азиатскому обществу в 1852 году и очень хорошо познакомился с несколькими востоковедами, такими как Юлиус фон Моль . [15]
В январе 1854 года Гобино был отправлен в качестве первого секретаря французской дипломатической миссии во Франкфурте . [51] О Федеральном съезде Германской Конфедерации, заседавшем во Франкфурте, также известном как «Сейм Конфедерации», Гобино писал: «Сейм — это офис немецкой бюрократии, он очень далек от того, чтобы быть настоящим политическим органом». ". [51] [52] Гобино ненавидел представителя Пруссии в сейме принца Отто фон Бисмарка из-за его заигрывания с мадам Гобино. [53] Напротив, австрийский представитель генерал Антон фон Прокеш-Остен стал одним из лучших друзей Гобино. [51] Он был реакционным австрийским солдатом и дипломатом, который ненавидел демократию и считал себя историком и востоковедом, и по всем этим причинам Гобино сблизился с ним. [53] Именно в эти периоды Гобино стал реже писать своему старому другу-либералу Токвилю и чаще — своему новому другу-консерватору Прокешу-Остену. [53]
При жизни Гобино был известен как писатель, поэт и за свои путевые заметки, в которых рассказывалось о его приключениях в Иране и Бразилии, а не о расовых теориях, благодаря которым его сейчас больше всего помнят. [54] Однако он всегда считал свою книгу «Эссе о неравенстве человеческих рас » ( Essai sur l'inégalité des Races Humanes ) своим шедевром и хотел, чтобы его помнили как ее автора. [54] Убежденный реакционер, веривший во врожденное превосходство аристократов над простолюдинами, которых он крайне презирал, Гобино принял ныне дискредитированную доктрину научного расизма , чтобы оправдать аристократическое правление над расово неполноценными простолюдинами. [43]
.jpg/1280px-Arthur_de_Gobineau,_Essai_sur_l'in%C3%A9galit%C3%A9_des_races_humaines_(original).jpg)
В своем «Очерке о неравенстве человеческих рас», опубликованном в 1855 году, Гобино в конечном итоге принимает преобладающую христианскую доктрину, согласно которой все люди имели общих предков Адама и Еву ( моногенизм в отличие от полигенизма ). Однако он предполагает, что «ничто не доказывает, что при первой редакции генеалогий адамитов цветные расы считались частью вида»; и: «Мы можем заключить, что способность производить плодовитое потомство является одним из признаков отдельного вида. Поскольку ничто не заставляет нас полагать, что человеческая раса находится за пределами этого правила, на этот аргумент нет ответа». [55]
Гобино заявил, что писал о расах, а не об отдельных людях: примеры талантливых чернокожих или азиатов не опровергают его тезис о предполагаемой неполноценности чернокожих и азиатских рас. Он написал:
«Я не буду ждать, пока друзья равенства покажут мне такие-то отрывки из книг, написанных миссионерами или морскими капитанами, которые заявляют, что какой-то волоф — прекрасный плотник, какой-то готтентот — хороший слуга, что каффир танцует и играет на скрипке, что какой-то Бамбара знает арифметику… Оставим в стороне эти ребячества и сравним не людей, а группы». [56]
Гобино утверждал, что раса — это судьба, риторически заявляя:
Итак, мозг индейца-гурона содержит в неразвитой форме интеллект, совершенно такой же, как у англичанина или француза! Почему же на протяжении веков он не изобрел книгопечатание или паровую энергию?
Основной тезис Гобино заключался в том, что европейская цивилизация текла из Греции в Рим, а затем в германскую и современную цивилизацию. Он считал, что это соответствует древней индоевропейской культуре, которую ранее антропологи ошибочно воспринимали как « арийскую » — термин, который, как известно, использовали в древние времена только индоиранцы . [57] Сюда входили группы, классифицированные по языку, такие как кельты, славяне и немцы. [58] [59] Позже Гобино стал использовать и зарезервировать термин «ариец» только для «германской расы» и описал арийцев как « германскую расу» . [60] Тем самым он представил расистскую теорию, в которой арийцы – то есть германские народы – были всем положительным. [61]
« Эссаи» вызвал в основном негативные отзывы французских критиков, которые Гобино использовал как доказательство предполагаемой истинности своих расовых теорий, написав: «Французы, которые всегда готовы поджечь что-либо — материально говоря — и которые ничего не уважают, ни в религии, ни в религии». или политики, всегда были величайшими трусами в мире в вопросах науки». [62] Однако такие события, как расширение европейского и американского влияния за рубежом и объединение Германии, заставили Гобино изменить свое мнение и поверить в то, что « белая раса » может быть спасена. Американский историк немецкого происхождения Джордж Моссе утверждал, что Гобино проецировал свой страх и ненависть к французскому среднему и рабочему классу на азиатов и чернокожих людей. [63]
Подводя итог аргументам Моссе, Дэвис утверждал, что: «Корыстный, материалистический восточный персонаж Эссаи на самом деле был антикапиталистическим портретом стяжательного французского среднего класса», в то время как «чувственный, неразумный и жестокий негр», которого Гобино изобразил в Эссаи был аристократической карикатурой на французскую бедноту. [64] В своих работах о французском крестьянстве Гобино в многочисленных анекдотах, которые, по его словам, были основаны на личном опыте, характерно настаивал на том, что французские фермеры были грубыми, грубыми людьми, неспособными ни к обучению, ни к какому-либо мышлению, выходящему за рамки самого элементарного уровня. мысли. Как писала американский критик Мишель Райт, «крестьяне могут населять землю, но они определенно не являются ее частью». [65] Райт далее отметил очень заметное сходство между картиной Гобино французского крестьянства и его взглядом на чернокожих. [66]
В 1855 году Гобино покинул Париж, чтобы стать первым секретарем французской миссии в Тегеране , Персия (современный Иран). В следующем году он был назначен поверенным в делах . [67] Истории Персии и Греции сыграли заметную роль в « Эссае» , и Гобино хотел увидеть оба места своими глазами. [68] Его миссия заключалась в том, чтобы не допустить попадания Персии в сферу влияния России, но он цинично писал: «Если персы... объединятся с западными державами, они выступят против русских утром и потерпят от них поражение в полдень и к вечеру стать их союзниками». [68] Время Гобино не было отягощено его дипломатическими обязанностями, и он проводил время за изучением древних клинописных текстов и изучением персидского языка . Он пришел говорить на «кухонном персидском языке», что позволило ему немного поговорить с персами. (Он никогда не говорил свободно по-персидски, как он говорил.) [67] Несмотря на некоторую любовь к персам, Гобино был шокирован тем, что им не хватало его расовых предрассудков и они были готовы принять чернокожих как равных. Он раскритиковал персидское общество за то, что оно слишком «демократично».
Гобино рассматривал Персию как страну без будущего, которой рано или поздно суждено быть завоеванной Западом. Для него это было трагедией Запада. Он считал, что западные мужчины слишком легко соблазнятся красивыми персидскими женщинами, что вызовет еще больше смешанных браков и еще больше «развратит» Запад. [67] Однако он был одержим древней Персией, видя в Ахеменидской Персии великую и славную арийскую цивилизацию, к сожалению, ныне ушедшую. Это должно было занимать его всю оставшуюся жизнь. [69] Гобино любил посещать руины периода Ахеменидов, поскольку его ум был в основном обращен назад, предпочитая созерцать прошлую славу, а не то, что он видел как мрачное настоящее и даже более мрачное будущее. [69]
Его время в Персии вдохновило на создание двух книг: Mémoire sur l'étatsocial de la Perse actuelle (1858 г.) («Мемуары о социальном состоянии сегодняшней Персии») и Trois ans en Asie (1859 г.) («Три года в Азии»). [69]
Гобино не очень хвалил современную Персию. Он писал Прокеш-Остену, что «персидской расы» не существует, поскольку современные персы представляют собой «породу, смешанную бог знает с чем!». Однако он любил древнюю Персию как великую арийскую цивилизацию по преимуществу, отмечая, однако, что Иран на персидском языке означает «земля ариев». [70] Гобино был менее европоцентричным, чем можно было ожидать в своих трудах о Персии, полагая, что истоки европейской цивилизации можно проследить до Персии. Он раскритиковал западных ученых за их «коллективное тщеславие» и неспособность признать «огромный» долг Запада перед Персией. [70]
В 1856 году два американских «расовых учёных», Джозайя К. Нотт и Генри Хотце , ярые сторонники превосходства белой расы , перевели «Essai sur l'inégalité des Races Humanes» на английский язык. Защитники рабства, они нашли в античерных сочинениях Гобино удобное оправдание «особого института». [71] Нотт и Хотце нашли в « Эссае» многое, что можно одобрить, например: «Негр - самый скромный и отстает в нижней части шкалы. Животный характер, запечатленный на его лбу, отмечает его судьбу с момента его зачатия». . [71] К большому раздражению Гобино, Нотт и Хотце сократили первый том « Эссе» с 1600 страниц во французском оригинале до 400 на английском языке. [72] По крайней мере, отчасти причина этого заключалась в враждебном представлении Гобино об американцах. По поводу белых американцев Гобино заявил:
Это очень смешанная смесь самых деградировавших рас старой Европы. Это человеческие отбросы всех возрастов: ирландцы, помеси немцев, французов и итальянцев еще более сомнительного происхождения. Смешение всех этих декадентских этнических разновидностей неизбежно приведет к дальнейшему этническому хаосу. Этот хаос ни в коей мере не является неожиданным или новым: он не приведет к дальнейшему этническому смешению, которое еще не произошло или не может быть реализовано на нашем континенте. Из этого не выйдет абсолютно ничего продуктивного, и даже когда этнические объединения, возникшие в результате бесконечных союзов немцев, ирландцев, итальянцев, французов и англосаксов, присоединятся к нам на юге с расовыми элементами, состоящими из индейской, негритянской, испанской и португальской сущности, это совершенно невообразимо, чтобы из такой ужасной путаницы могло возникнуть что-либо, кроме бессвязного сопоставления самых декадентских типов людей. [73]
Очень критические отрывки, подобные этому, были удалены из «Морального и интеллектуального разнообразия рас» , как называлось «Эссе» на английском языке. Нотт и Хотце сохранили только те части, которые касались предполагаемой врожденной неполноценности чернокожих. [74] Аналогично, они использовали Гобино как способ попытаться доказать, что белая Америка находилась в смертельной опасности, несмотря на тот факт, что большинство американских чернокожих были рабами в 1856 году . по сути, это тип злобного животного, а не человека, и он всегда будет представлять опасность для белых. [75] Отрывки из « Эссаи» , где Гобино заявлял, что, несмотря на низкий интеллект, чернокожие обладают определенными художественными талантами и что несколько «исключительных» вождей африканских племен, вероятно, имели более высокий IQ, чем у самых глупых белых, не были включены в американский версия. Нотт и Хотце не хотели ничего, что могло бы наделить чернокожих замечательными человеческими качествами. [76] Помимо этого, они утверждали, что нация и раса — одно и то же, и что быть американцем — значит быть белым. [77] Таким образом, американские переводчики во введении утверждали, что точно так же, как различные европейские нации были разлучены национальными конфликтами, вызванными сосуществованием разных «рас», точно так же прекращение рабства и предоставление американского гражданства чернокожим вызвали бы такие же конфликты. , но только в гораздо более широком масштабе в Соединенных Штатах. [78]
В 1859 году англо-французский спор по поводу французских прав на рыболовство на французском берегу Ньюфаундленда привел к тому, что англо-французская комиссия была отправлена на Ньюфаундленд для поиска решения спора. Гобино был одним из двух французских комиссаров, отправленных на Ньюфаундленд, и этот опыт он позже записал в своей книге 1861 года Voyage à Terre-Neuve («Путешествие на Ньюфаундленд»). В 1858 году министр иностранных дел граф Александр Колонна-Валевский пытался отправить Гобино во французскую дипломатическую миссию в Пекине. Он возразил, что как «цивилизованный европеец» у него нет желания ехать в такую азиатскую страну, как Китай. [79] В качестве наказания Валевский отправил Гобино в Ньюфаундленд, сказав ему, что его уволят с набережной Орсе, если он откажется от назначения на Ньюфаундленд. [80]
Гобино ненавидел Ньюфаундленд и писал другу в Париж 26 июля 1859 года: «Это ужасная страна. Здесь очень холодно, почти постоянно стоит туман, и человек плывет между кусками плавучего льда огромных размеров». [81] Во время своего пребывания в Сент-Джонсе , городе, в основном населенном ирландскими иммигрантами, Гобино использовал практически все антиирландские клише в своих отчетах в Париж. Он заявил, что ирландцы Сент-Джона были чрезвычайно бедными, недисциплинированными, коварными, буйными, нечестными, громкими, жестокими и обычно пьяными. [82] Он описал несколько отдаленных рыбацких поселений, которые он посетил, в утопических терминах, восхваляя их как примеры того, как несколько выносливых и крутых людей могут зарабатывать на жизнь в очень негостеприимных условиях. [83] Похвала Гобино рыбакам Ньюфаундленда отражает его точку зрения о том, что те, кто отрезал себя от общества, лучше всего сохраняют свою расовую чистоту. [84] Несмотря на свое обычное презрение к обычным людям, он назвал рыбаков Ньюфаундленда, которых встретил, «лучшими людьми, которых я когда-либо видел в мире». [85] Гобино заметил, что в этих отдаленных прибрежных поселениях не было полицейских, поскольку не было преступлений, и далее написал:
Мне не жаль, что я однажды в жизни увидел своего рода утопию. [...] Дикий и ненавистный климат, неприступная сельская местность, выбор между бедностью и тяжелым опасным трудом, никаких развлечений, никаких удовольствий, никаких денег, богатство и амбиции одинаково невозможны - и все же, несмотря на все это, веселая перспектива , своего рода домашнее благополучие самого примитивного вида. [...] Но именно это позволяет людям пользоваться полной свободой и быть терпимыми друг к другу. [85]
В 1861 году Гобино вернулся в Тегеран в качестве французского министра [69] и вел скромный аскетический образ жизни. Он стал одержим древней Персией. Вскоре ситуация вышла из-под контроля, поскольку он стремился доказать, что древняя Персия была основана арийцами, которыми он восхищался, что побудило его заняться тем, что Ирвин называл «сумасшедшими» теориями об истории Персии. [69] В 1865 году Гобино опубликовал Les Religions et les philosophies dans l'Asie Centrale («Религии и философии в Центральной Азии»), отчет о своих путешествиях по Персии и встречах с различными эзотерическими исламскими сектами, которые, как он обнаружил, практиковались в Персии. сельская местность. [86] Его мистический склад ума привел его к тому, что он почувствовал в Персии то, что он называл « un определенные plaisir » («определенное удовольствие»), поскольку нигде больше в мире он не чувствовал такой радости, которую он испытывал, глядя на руины Персия. [69]
Гобино был невысокого мнения об исламе, религии, изобретенной арабом Мухаммедом. Он считал его частью «семитской расы», в отличие от персов, чей индоевропейский язык заставил его рассматривать их как арийцев. [86] Гобино считал, что шиитский ислам был частью «восстания» арийских персов против семитских арабов, видя тесную связь между шиитским исламом и персидским национализмом. [86] Его понимание Персии было искаженным и запутанным. Он ошибочно полагал, что шиизм практиковался только в Персии и что в шиизме имам Али почитается гораздо больше, чем Мухаммед . Он не знал, что шиитский ислам стал государственной религией Персии только при Сефевидах . [86] Основываясь на своем собственном опыте, Гобино полагал, что персы на самом деле не верили в ислам , а вера Пророка была прикрытием для общества, которое все еще сохраняло многие доисламские черты. [86] Гобино также описал жестокое преследование последователей бабизма и новой религии веры бахаи со стороны персидского государства, которое было полно решимости поддержать шиитский ислам в качестве государственной религии. [86] Гобино одобрил преследование Баби. Он писал, что они были «настоящими коммунистами» и «истинными и чистыми сторонниками социализма», столь же опасными, как и французские социалисты . Он согласился, что Павлиний трон был прав, чтобы искоренить бабизм. [87] Гобино был одним из первых жителей Запада, исследовавших эзотерические секты Персии. Хотя его работа была своеобразной, он все же вызвал научный интерес к одному аспекту Персии, который до этого игнорировался жителями Запада. [88] Его владение персидским языком было средним, а арабским – хуже. Однако, поскольку немногие западные востоковеды знали персидский язык, Гобино на протяжении десятилетий мог выдавать себя за ведущего востоковеда, знавшего Персию, как никто другой. [89]
Только после учебы в древней Персии Гобино подвергся критике со стороны ученых. [88] Он опубликовал две книги о древней Персии: Lectures des textes cunéiformes (1858) («Чтение клинописных текстов») и Traité des écritures cunéiformes (1864) («Трактат о клинописных фрагментах»). [88] Ирвин писал: «Первый трактат ошибочен, но все же находится на этой стороне здравомыслия; второй, более поздний и гораздо более длинный труд показывает множество признаков того рода расстройства, которое может заразить тех, кто слишком внимательно интересуется изучение оккультизма». [88] Одной из основных проблем с подходом Гобино к переводу клинописных текстов древней Персии было то, что он не смог понять лингвистические изменения и что древнеперсидский язык не был тем же языком, что и современный персидский язык. [90] Его книги были встречены враждебно со стороны ученых, которые утверждали, что Гобино просто не понимал текстов, которые он намеревался перевести. [90]
Статья Гобино, пытающаяся опровергнуть своих критиков в « Азиатском журнале», не была опубликована, поскольку редакторам пришлось вежливо сообщить ему, что его статья «не подлежит публикации», поскольку она полна «абсурдных» утверждений и язвительных оскорблений в адрес его критиков. [90] Во время своего второго визита в Персию Гобино провел много времени, работая археологом-любителем и собирая материал для книги, которая впоследствии стала Traité des écritures cunéiformes , книгой, которую Ирвин назвал «памятником ученому безумию». [90] Гобино всегда очень гордился ею, рассматривая книгу как выдающееся произведение , конкурирующее с «Эссаем» . [90] Гобино часто ездил из Тегерана в Османскую империю, чтобы посетить руины Дур-Шаррукина в Хорсабаде, недалеко от Мосула , на территории современного северного Ирака. [90] Руины Хорсабада — ассирийские, построенные царем Саргоном II в 717 г. до н.э., но Гобино решил, что руины на самом деле персидские и построены Дарием Великим примерно двести лет спустя. [91]
Французский археолог Поль-Эмиль Ботта опубликовал резкую рецензию на Traité des écritures cunéiformes в азиатском журнале . Он написал, что клинописные тексты в Дур-Шаррукине были аккадскими, поэтому Гобино не знал, о чем говорит, и единственная причина, по которой он вообще написал рецензию, заключалась в том, чтобы доказать, что он зря потратил время на чтение книги. [92] Поскольку Гобино настойчиво настаивал на своем тезисе, ведущий востоковед Франции Юлиус фон Моль из Азиатского общества был вынужден вмешаться в спор и доказать, что теории Гобино, которые в значительной степени основывались на нумерологии и других мистических теориях, были вынуждены вмешаться в спор. , ему не хватало «научной строгости», и самое приятное, что он мог сказать, это то, что он восхищался «художественностью» диссертации Гобино. [93]
Продолжая свою одержимость персами, Гобино опубликовал в 1869 году «Историю персов » ( «История персов » ) . представляющий легендарную историю двух китайских императоров) как достоверное и достоверное повествование о древней истории Персии. [93] Таким образом, Гобино начал свою историю с представления персов как арийцев, прибывших в Персию из Центральной Азии и победивших расу гигантов, известную им как дивы . [93] Гобино также добавил свои собственные расовые теории к « Истории персов» , объясняя, как Кир Великий планировал миграцию арийцев в Европу, возлагая на него ответственность за «величие» средневековой Европы. [94] Для Гобино Кир Великий был величайшим лидером в истории, написав: «Кем бы мы ни были, как французы, англичане, немцы, европейцы девятнадцатого века, мы обязаны этим Киру», продолжая называют Кира «величайшим из великих людей за всю историю человечества». [95]
В 1864 году Гобино стал посланником Франции в Греции. [96] Во время своего пребывания в Афинах , которые вместе с Тегераном были единственными городами, в которых он находился и которые ему нравились, он проводил время, сочиняя стихи и изучая скульптуру, когда не путешествовал с Эрнестом Ренаном по греческой сельской местности в поисках руин. [96] Гобино соблазнил в Афинах двух сестер, Зою и Марику Драгумис, которые стали его любовницами; Зоя оставалась корреспондентом на протяжении всей жизни. [97]
В 1832 году, хотя номинально и была независимой, Греция стала совместным англо-франко-российским протекторатом. Таким образом, британские, французские и российские министры в Афинах имели теоретическую власть отменить любое решение греческого кабинета министров. Гобино неоднократно выступал против использования Францией этой власти, написав, что Греция была «печальным и живым свидетельством европейской неумелости и самонадеянности». Он критиковал британскую попытку принести в Грецию демократию Вестминстерского типа как ведущую к «полному распаду варварской страны», одновременно обвиняя французов в том, что они приобщили греков к «самому неумелому вольтеризму ». [98] Однако в последние годы его жизни греческая экономика начала быстро расти; из-за этого Гобино «был настолько впечатлен экономическим и социальным развитием Греции, что невольно признал преимущества современной эпохи». [99] После этого он проявил симпатию к современному греческому обществу, строящему современное государство. [100]
Что касается « восточного вопроса », Гобино первоначально был сторонником греческого экспансионизма; он был сторонником Иоанниса Колеттиса и его идеи Мегали . [101] Однако позже он посоветовал воздержаться от поддержки Францией ирредентистских греческих устремлений, написав, что греки не могут заменить Османскую империю, и если Османская империя будет заменена более великой Грецией, только Россия выиграет. [102] Он больше не верил, что возрожденная « Греческая империя » сможет помешать российскому империализму . Он считал, что Османская империя в то время была более подходящей для этого. [101] Гобино советовал Парижу: «Греки не будут контролировать Восток, ни армяне, ни славяне, ни какое-либо христианское население, и в то же время, если придут другие, даже русские, самые восточные из них, все — они могли только подчиниться вредному влиянию этой анархической ситуации. [...] Для меня [...] не существует Восточного вопроса, и если бы я имел честь быть великим правительством, я бы больше не беспокоился о развитие событий в этих областях». [97] Весной 1866 года греки-христиане восстали против Османской империи на острове Крит . Три эмиссара прибыли в Афины, чтобы попросить Гобино о поддержке восстания со стороны Франции, заявив, что хорошо известно, что Франция является поборником справедливости и прав «малых наций». [101] Поскольку Франция была активно вовлечена в войну в Мексике , Гобино, выступая от имени Наполеона III , сообщил критянам, что им не следует ожидать поддержки от Франции — они были в одиночку в борьбе с Османской империей. [101] Он назвал восстание «самым совершенным памятником лжи, озорству и наглости, который видел за тридцать лет». [103] Он не сочувствовал желанию греков освободить своих соотечественников, живущих под властью Османской империи; В письме своему другу Антону фон Прокеш-Остену он отмечал: «Это один сброд против другого». [102] Однако в пожилые годы он вернулся на свою первоначальную позицию, поддерживая греческие ирредентистские идеи. [99]
Во время критского восстания молодой французский академик Гюстав Флуранс , известный своим пламенным энтузиазмом по поводу либеральных идей, присоединился к критскому восстанию и отправился в Афины, чтобы попытаться убедить греческое правительство поддержать его. [104] Гобино неразумно показал дипломатические депеши Флуранса из Парижа, показывающие, что правительства Франции и Греции не желали обижать османов, поддерживая критское восстание, которое Флуранс затем слил в прессу. [98] Гобино получил приказ от Наполеона III заставить Флурана замолчать. [98] 28 мая 1868 года, когда Флуранс направлялся на встречу с королем Георгом I , он был перехвачен Гобино, который арестовал его охранниками посольства, заковал в цепи и погрузил на первый французский корабль, направлявшийся в Марсель . [104] L'affaire Flourens стал знаменитым событием во Франции, когда писатель Виктор Гюго осудил Гобино в авторской статье в Le Tribute 19 июля 1868 года за вероломное обращение с соотечественником-французом, борющимся за свободу Греции. [104] Поскольку французское общественное мнение широко осуждало министра в Афинах, Гобино с позором был отозван в Париж. [104]
Его взгляды на современных греков были парадоксальны и неоднозначны; [99] [105] свои идеи он излагал несколько расплывчато и путано, опираясь лишь на общие сведения. [105] Он писал, что греческий народ в целом потерял много «арийской крови», ответственной за «славу Греции», из-за смешанного брака . [106] Однако он не отрицал существования древнегреческого ядра у современных греков. [105] [107] Вместо этого он считал, что греческая раса «поглотила» всех иностранных захватчиков. [108] Результатом этого стал прочный сплав, поскольку греки объединили лучшие черты людей, с которыми они вступали в контакт. Он пришел к выводу, что греки продемонстрировали все необходимые качества, чтобы заслужить звание « национальности ». [107] Гобино действительно восхищался современными греками, считая их «просветителями» балканского народа. [109]
В 1868 году Гобино писал, что без Греции он не смог бы сделать многое из того, что он сделал (« Sans la Grèce, je n'aurais pas fait beaucoup de Chooses que j'ai faites. La Grèce y est». налить красавицу »). [100] По словам антрополога Иво Т. Будила:
Опыт Гобино в Греции включал постоянные противоречия между идеологией и реальностью, в то время как реальность преобладала. В Греции Гобино сумел смириться с проявлениями современности, национализма и экономического развития... [Он] был в определенном смысле интеллектуально «освобожден» Грецией и вынужден иногда отказываться от своих расовых схем и стереотипов и принимать разнообразие и противоречия реальной жизни. [110]
Наследие Гобино в Греции после его смерти было двойственным. [111] Греческий филолог и историк Константинос Димарас считал его настоящим филэллином , слова и действия которого были непоняты. [111]
В 1869 году Гобино был назначен посланником Франции в Бразилии. [112] В то время Франция и Бразилия не имели дипломатических отношений на уровне послов, а имели только дипломатические миссии, возглавляемые министрами. Гобино был недоволен тем, что набережная д'Орсе отправила его в Бразилию, что он считал недостаточно грандиозным назначением. [112] Гобино приземлился в Рио-де-Жанейро во время буйно чувственного карнавала , который вызвал у него отвращение. С этого момента он возненавидел Бразилию, которую считал культурно отсталой и антисанитарной страной болезней. Он боялся стать жертвой желтой лихорадки , регулярно уничтожающей население Бразилии. [112] Основные обязанности Гобино во время его пребывания в Бразилии с марта 1869 по апрель 1870 года заключались в том, чтобы помочь посредничать в окончании Парагвайской войны и добиться компенсации после того, как бразильские войска разграбили французскую дипломатическую миссию в Асунсьоне . Он так и сделал и столь же успешно провел переговоры по договору об экстрадиции между Французской империей и Бразильской империей. Он намекнул императору Педро II , что французское общественное мнение выступает за освобождение бразильских рабов. [113] Поскольку рабство было основой экономики Бразилии, а в Бразилии было самое большое население рабов в Америке, Педро II не желал отменять рабство в то время.
Поскольку большинство бразильцев имеют смешанное португальское, африканское и индийское происхождение, Гобино считал, что бразильский народ, которого он ненавидел, подтверждает его теории об опасностях смешанного брака. [112] Он писал в Париж, что бразильцы представляют собой «полностью смешанное население, испорченное по крови и духу, ужасно уродливое... Ни один бразилец не имеет чистой крови, поскольку модель браков между белыми, индейцами и неграми настолько широко распространена». что оттенки цвета бесконечны, вызывая вырождение как среди низших, так и среди высших классов». [112] Он отметил, что бразильцы «не трудолюбивы, не активны и не плодовиты». [112] На основании всего этого Гобино пришел к выводу, что вся человеческая жизнь прекратится в Бразилии в течение следующих 200 лет по причине «генетического вырождения». [112]
Гобино был непопулярен в Бразилии. Его письма в Париж демонстрируют его полное презрение ко всем жителям Бразилии, независимо от их национальности (за исключением императора Педро II), причем самые обличительные слова он предназначал для бразильцев. [112] О Бразилии он писал: «Здесь все уродливы, невероятно уродливы, как обезьяны». [114] Его единственным другом во время пребывания в Рио был император Педро II, которого Гобино хвалил как мудрого и великого лидера, отмечая его голубые глаза и светлые волосы как доказательство того, что Педро был арийцем. [112] Тот факт, что Педро принадлежал к дому Браганса, заставил Гобино заверить, что в нем нет африканской или индийской крови. Гобино писал: «Кроме императора нет никого в этой воровской пустыне», кто был бы достоин его дружбы. [115]
Презрение Гобино к бразильскому народу заставило его проводить большую часть времени во вражде с бразильской элитой. В 1870 году он был вовлечен в кровавую уличную драку с зятем бразильского сенатора, который не одобрял унижения своей нации. [115] В результате драки Педро II попросил Парижа отозвать своего друга, иначе он объявит его персоной нон-грата . [115] Вместо того, чтобы страдать от унижения, произошедшего с французским министром, набережная Орсе немедленно отозвала Гобино. [115]
В мае 1870 года Гобино вернулся во Францию из Бразилии. [116] В письме к Токвилю в 1859 году он писал: «Когда мы обращаемся к французскому народу, я искренне выступаю за абсолютную власть», и пока Наполеон III правил как автократ, он пользовался поддержкой Гобино. [117] Гобино часто предсказывал, что Франция настолько прогнила, что французы обязательно потерпят поражение, если когда-нибудь начнут крупную войну. Однако, когда в июле 1870 года началась война с Пруссией, он полагал, что они победят в течение нескольких недель. [118] После победы Германии Гобино триумфально использовал поражение своей страны как доказательство своих расовых теорий. [118] Он провел войну в качестве мэра (мэра) маленького городка Три в департаменте Уаза . [119] После того, как пруссаки заняли Три, Гобино установил с ними хорошие отношения и смог уменьшить контрибуцию, наложенную на департамент Уаза. [120]
Позже Гобино написал книгу Ce qui est arrivé à la France en 1870 («Что случилось с Францией в 1870 году»), в которой объяснялось, что поражение Франции произошло из-за расового вырождения, и ни один издатель не решился публиковать ее. [121] Он утверждал, что французская буржуазия «произошла от галло-римских рабов», что объясняло, почему она не могла сравниться с армией под командованием Юнкерса . [122] Гобино напал на Наполеона III за его планы по восстановлению Парижа, написав: «Этот город, помпезно описанный как столица вселенной, на самом деле является лишь огромным караван-сараем для праздности, жадности и разгула всей Европы». [122]
В 1871 году поэт Уилфрид Скавен Блант , встретивший Гобино, описал его так:
Гобино - мужчина лет 55, с седыми волосами и усами, темными, довольно выпуклыми глазами, землистым цветом лица, высокой фигурой, с быстрой, почти порывистой походкой. По темпераменту он нервный, энергичный, наблюдательный, но рассеянный, быстро переходит от мысли к мысли, хороший собеседник, но плохой слушатель. Он ученый, писатель, поэт, скульптор, археолог, человек со вкусом, светский человек» .
Несмотря на свой озлобленный взгляд на мир и человеконенавистнические взгляды, Гобино был способен проявить немало обаяния, когда хотел. Историк Альбер Сорель описал его как «человека изящества и обаяния», который мог бы стать идеальным дипломатом в старом режиме Франции. [124]
В мае 1872 года Гобино был назначен французским посланником в Швеции. [125] После прибытия в Стокгольм он написал своей сестре Каролине: «Это чистая раса Севера — раса господ», назвав шведов «чистейшей ветвью германской расы». [125] В отличие от Франции, Гобино был впечатлен отсутствием социальных конфликтов в Швеции, написав Драгумису: «Нет классовой ненависти. Дворянство живет в дружественных отношениях со средним классом и с народом в целом». [125] Гобино утверждал, что из-за удаленности Швеции в Скандинавии арийская кровь сохранилась лучше, чем во Франции. Рассказывая о восшествии Оскара II на шведский престол в 1872 году, он сказал: «Эта страна уникальна... Я только что видел, как один король умер, а другой взошел на трон, и никто не удвоил охрану и не предупредил солдата». [126] Существенный консерватизм шведского общества также произвел впечатление на Гобино, когда он писал Педро II: «Консервативное чувство является одним из самых сильных в национальном духе, и эти люди отказываются от прошлого только шаг за шагом и с особой осторожностью». [126]
Швеция представляла для Гобино проблему: примирить свою веру в арийскую господствующую расу с его утверждением, что арийцами являются только высшие классы. В конце концов он решил эту проблему, объявив шведов униженными арийцами. [127] Он использовал тот факт, что король Оскар позволил шведской демократии существовать и не пытался править как абсолютный монарх, как доказательство того, что все дома Бернадотов были слабыми и трусливыми королями. [127] К 1875 году Гобино писал: «Швеция меня ужасает» и с отвращением писал о «шведской пошлости и презрении». [127]
В 1874 году Гобино познакомился в Стокгольме с немецким дипломатом -гомосексуалистом Филиппом, принцем Эйленбургским , и очень сблизился с ним. [128] Позже Эйленбург с любовью вспоминал, как он и Гобино проводили часы во время своего пребывания в Швеции под «скандинавским небом, где старый мир богов жил в обычаях и привычках людей, а также в их сердцах». " [128] Позже Гобино писал, что только два человека во всем мире когда-либо правильно понимали его расистскую философию, а именно Рихард Вагнер и Эйленбург. [128]
Гобино призвал Эйленбурга продвигать свою теорию арийской господствующей расы, сказав ему: «Таким образом, вы поможете многим людям быстрее понять вещи». [128] Позже Эйленбург пожаловался, что все его письма Гобино пришлось уничтожить, поскольку «они содержат слишком много интимно личного характера». [129] Во время своего пребывания в Швеции Гобино стал одержим викингами и решил доказать, что он происходит от норвежцев . [130] Его время в Стокгольме было очень продуктивным периодом с литературной точки зрения. Он написал Les Pléiades («Плеяды»), Les Nouvelles Asiatiques («Новые азиаты»), La Renaissance , большую часть «Histoire de Ottar Jarl», «Pirate norvégien conquérant du pays de Bray en Normandie et de sa потомка» («История Оттара»). Ярл, норвежский пират и завоеватель Нормандии и его потомки») и завершил первую половину своей эпической поэмы « Амадис» , будучи министром Швеции. [130]
В 1879 году Гобино попытался доказать свое расовое превосходство над остальными французами с помощью своей псевдосемейной истории « История Оттара Ярла» . Оно начинается строкой «Я происхожу от Одина» и прослеживает его предполагаемое происхождение от викинга Оттара Ярла . [131] Поскольку семья де Гобино впервые появилась в истории в конце 15-го века в Бордо, а Оттар Ярл, который мог быть или не быть реальным человеком, как говорят, жил в 10-м веке, Гобино пришлось прибегнуть к великой дело изобретения, чтобы заставить его генеалогию работать. [131] Для него « Эссаи» , «История персов » и «История Оттара Ярла » составляли трилогию, которую французский критик Жан Колмье назвал «поэтическим видением человеческого приключения», охватывающую универсальную историю всех рас в « Эссаи », к истории арийской ветви в Персии в «Истории Персов» и к истории своей собственной семьи в «Истории Оттара Ярла» . [132]
Во время своего пребывания в Швеции, оставаясь внешне верным католической церкви, Гобино в частном порядке отказался от своей веры в христианство . Его очень интересовала языческая религия викингов, которая казалась ему более подлинно арийской. [133] Для него сохранение католицизма было символом его реакционной политики и неприятия либерализма , и именно по этим причинам он продолжал номинально соблюдать католицизм. [133] Гобино сказал своему другу графу де Бастеро, что он хочет католического захоронения только потому, что де Гобино всегда хоронили по католическим церемониям, а не из-за какой-либо веры в католицизм. [134]
За то, что Гобино покинул свой пост в Стокгольме без разрешения присоединиться к императору Педро II во время его европейского визита, в январе 1877 года ему было приказано либо уйти в отставку с набережной Орсе, либо быть уволенным; он выбрал первое. [135] [136]
Гобино провел свои последние годы, живя в Риме , одинокий и озлобленный человек, главными друзьями которого были Вагнеры и Эйленбурги. [137] Он считал себя великим скульптором и пытался поддержать себя, продавая свою скульптуру. [137]
Идеи Гобино имели влияние в ряде стран, особенно в Румынии, Османской империи, Германии и Бразилии, как при его жизни, так и после его смерти.
Гобино, несомненно, был самым влиятельным академическим расистом девятнадцатого века. Его произведения сильно повлияли на таких интеллектуалов, как Вангер и Ницше, и вдохновили общественное движение, известное как гобинизм.
