.jpg/1280px-Alfred_Dreyfus_(1859-1935).jpg)
Дело Дрейфуса ( по-французски : Дело Дрейфуса , произносится [afɛːʁ dʁɛfys] ) было политическим скандалом , который разделил Третью Французскую республику с 1894 года до ее разрешения в 1906 году. L'Affaire Dreyfus стал символом современной несправедливости во франкоязычном мире; [1] оно остается одним из наиболее ярких примеров комплексной судебной ошибки и антисемитизма . Пресса сыграла решающую роль в раскрытии информации, а также в формировании и выражении общественного мнения по обе стороны конфликта.
Скандал начался в декабре 1894 года, когда капитан Альфред Дрейфус , 35-летний эльзасский французский артиллерийский офицер еврейского происхождения , был признан виновным в государственной измене за передачу французских военных секретов посольству Германии в Париже. Его приговорили к пожизненному заключению и отправили за границу в исправительную колонию на острове Дьявола во Французской Гвиане , где он провел следующие пять лет в заключении в очень суровых условиях.
В 1896 году были обнаружены доказательства — в первую очередь благодаря расследованиям подполковника Жоржа Пикара , главы контрразведки, — которые определили настоящего виновника как майора французской армии по имени Фердинанд Вальсен Эстергази . Высокопоставленные военные чиновники скрыли новые доказательства, а военный суд единогласно оправдал Эстергази после двухдневного судебного разбирательства. Армия выдвинула Дрейфусу дополнительные обвинения на основе поддельных документов. Впоследствии открытое письмо писателя Эмиля Золя J'Accuse...! в газете L'Aurore разжигала растущее движение политической поддержки Дрейфуса, оказывая давление на правительство, чтобы оно возобновило дело.
В 1899 году Дрейфуса вернули во Францию для нового суда. Последовавший за этим интенсивный политический и судебный скандал разделил французское общество на тех, кто поддерживал Дрейфуса, «дрейфусаров», таких как Сара Бернар , Анатоль Франс , Шарль Пеги , Анри Пуанкаре и Жорж Клемансо ; и те, кто его осудил, «антидрейфусары», такие как Эдуард Дрюмон , директор и издатель антисемитской газеты La Libre Parole . Новый суд привел к еще одному осуждению и 10-летнему тюремному заключению, но Дрейфус был помилован и освобожден. В 1906 году Дрейфус был реабилитирован . После восстановления в звании майора французской армии он прослужил на протяжении всей Первой мировой войны , закончив службу в звании подполковника. Он умер в 1935 году.
Дело 1894–1906 годов разделило Францию на прореспубликанских, антиклерикальных дрейфусаров и проармейских, в основном католических антидрейфусаров. Это ожесточило французскую политику и способствовало радикализации. [2]
В конце 1894 года капитан французской армии Альфред Дрейфус , выпускник Политехнической школы и еврей эльзасского происхождения, был обвинен в передаче секретных документов императорской немецкой армии. После закрытого суда он был признан виновным в государственной измене и приговорен к пожизненному заключению. Его депортировали на Остров Дьявола во Французской Гвиане. В то время мнение французского политического класса было единодушно неблагоприятным в отношении Дрейфуса.
Семья Дрейфуса, особенно его брат Матье , по-прежнему была убеждена в его невиновности и работала с журналистом Бернаром Лазаром , чтобы доказать это. В марте 1896 года полковник Жорж Пикар , руководитель контрразведки, нашел доказательства того, что настоящим предателем был майор Фердинанд Вальсен Эстерхази . Генеральный штаб отказался пересмотреть свое решение и вместо этого перевел Пикара на должность в Северной Африке.
В июле 1897 года семья Дрейфуса связалась с президентом Сената Огюстом Шерером-Кестнером, чтобы привлечь внимание к слабости доказательств против Дрейфуса. Три месяца спустя Шерер-Кестнер сообщил, что он убежден в невиновности Дрейфуса, и убедил в том же Жоржа Клемансо , газетного репортера и бывшего члена Палаты депутатов . В том же месяце Матье Дрейфус пожаловался на Эстерхази в военное министерство. В январе 1898 года два события привлекли к этому делу национальную известность: Эстерхази был оправдан по обвинению в государственной измене (впоследствии он сбрил усы и бежал из Франции), а Эмиль Золя опубликовал книгу « Я обвиняю…!» , декларация Дрейфусара, которая сплотила многих интеллектуалов на стороне Дрейфуса. Франция становилась все более разделенной по этому делу, и этот вопрос продолжал горячо обсуждаться до конца века. Антисемитские беспорядки вспыхнули более чем в двадцати французских городах, а беспорядки в Алжире привели к гибели нескольких человек.
Несмотря на тайные попытки армии отменить дело, первоначальный приговор был отменен Верховным судом после тщательного расследования. Новый военный трибунал состоялся в Ренне в 1899 году. Дрейфус был снова осужден и приговорен к десяти годам каторжных работ, хотя приговор был смягчен из-за смягчающих обстоятельств. Дрейфус принял президентское помилование, дарованное президентом Эмилем Лубе . В 1906 году его невиновность была официально установлена безотзывным решением Верховного суда. [3] Дрейфус был восстановлен в армии в звании майора и участвовал в Первой мировой войне . Он умер в 1935 году.
Последствия этого дела были многочисленными и затронули все аспекты общественной жизни Франции. Это рассматривалось как оправдание Третьей республики (и стало основополагающим мифом), [4] но привело к возобновлению национализма в армии. Это замедлило реформу французского католицизма и республиканскую интеграцию католиков.
Это дело вызвало многочисленные антисемитские демонстрации, которые, в свою очередь, повлияли на настроения в еврейских общинах Центральной и Западной Европы. В то же время евреи в Российской империи находились под давлением погромов в ответ на политическую нестабильность внутри черты оседлости . Эти факторы убедили Теодора Герцля , одного из отцов-основателей сионизма , в том, что евреи должны покинуть Европу и основать собственное государство.
В 1894 году Третьей республике исполнилось двадцать четыре года. Хотя кризис 16 мая 1877 года подорвал политическое влияние как Бурбонов , так и роялистов -орлеанистов , его министерство продолжало существовать недолго, поскольку страна металась от кризиса к кризису: за три года, непосредственно предшествовавших делу Дрейфуса, едва не произошел государственный переворот. Жорж Буланже в 1889 году, панамские скандалы в 1892 году и анархическая угроза (уменьшенная « злодейскими законами » июля 1894 года). Выборы 1893 года были сосредоточены на «социальном вопросе» и привели к победе республиканцев (чуть менее половины мест) над правыми консерваторами и усилению радикалов (около 150 мест) и социалистов (около 50 мест).
Противостояние радикалов и социалистов привело к созданию центристского правительства с политикой, ориентированной на экономический протекционизм, определенное безразличие к социальным вопросам, готовность сломать международную изоляцию, российский союз и развитие колониальной империи. Эта центристская политика привела к нестабильности кабинета министров: некоторые члены правительства-республиканцы иногда присоединялись к радикалам, а некоторые орлеанисты присоединялись к легитимистам в пяти последовательных правительствах с 1893 по 1896 год. Эта нестабильность совпала с столь же нестабильным президентством: президент Сади Карно был убит. 24 июня 1894 г.; его умеренный преемник Жан Казимир-Перье ушел в отставку несколько месяцев спустя, 15 января 1895 года, и его заменил Феликс Фор .
После провала радикального правительства Леона Буржуа в 1896 году президент назначил Жюля Мелина премьер-министром. Его правительство столкнулось с оппозицией со стороны левых и некоторых республиканцев (включая Прогрессивный союз) и позаботилось о том, чтобы сохранить поддержку правых. Он стремился успокоить религиозную, социальную и экономическую напряженность и проводил довольно консервативную политику. Ему удалось улучшить стабильность, и именно при этом стабильном правительстве произошло дело Дрейфуса. [5]
Дело Дрейфуса произошло в контексте аннексии Германией Эльзаса и Мозеля , события, которое питало самый крайний национализм. Травматическое поражение Франции в 1870 году казалось далёким, но мстительный дух сохранялся. Многие участники дела Дрейфуса были эльзасцами. [Примечание 1]
Военным потребовались значительные ресурсы для подготовки к следующему конфликту, и именно в этом духе был подписан Франко-российский союз от 27 августа 1892 года, хотя некоторые противники считали это «противоестественным». [Примечание 2] Армия оправилась от поражения, но многие из ее офицеров были аристократами и монархистами. В армии царил культ флага и презрение к парламентской республике. [6] Республика праздновала свою армию; армия игнорировала Республику.
За предыдущие десять лет армия претерпела значительные изменения в результате ее двойной цели – демократизации и модернизации. Выпускники Политехнической школы теперь эффективно конкурировали с офицерами основного карьерного пути Сен-Сира , что вызвало раздоры, горечь и зависть среди младших офицеров, ожидавших повышения по службе. Этот период также ознаменовался гонкой вооружений , которая в первую очередь затронула артиллерию. Произошли усовершенствования в тяжелой артиллерии (пушки 120-мм и 155-мм, модели 1890 Baquet , новые гидропневматические тормоза), а также, и особенно, разработка сверхсекретной 75-мм пушки . [7]
Следует отметить работу военной контрразведки, так называемого «Статистического отдела» (СР). Шпионаж как инструмент тайной войны был новинкой в качестве организованной деятельности правительств в конце 19 века. Статистический отдел был создан в 1871 году, но состоял лишь из нескольких офицеров и гражданских лиц. Ее главой в 1894 году стал подполковник Жан Сандгер , выпускник Сен-Сира , эльзасец из Мюлуза и убежденный антисемит. Его военная задача была ясна: получить информацию о потенциальных врагах Франции и снабдить их ложной информацией. Статистический отдел поддерживался отделом «Секретных дел» набережной Орсе Министерства иностранных дел, который возглавлял молодой дипломат Морис Палеолог .
Гонка вооружений создала с 1890 года острую атмосферу интриг во французской контрразведке . Одной из задач отдела было шпионить за посольством Германии на улице Лилль в Париже, чтобы помешать любым попыткам французов передать немцам важную информацию. Это было особенно критично, поскольку несколько случаев шпионажа уже фигурировали в заголовках газет, любящих сенсации . В 1890 году архивист Бутонне был осужден за продажу планов снарядов, в которых использовался мелинит . [8]
Немецким военным атташе в Париже в 1894 году был граф Максимилиан фон Шварцкоппен , который разработал политику проникновения, которая, по-видимому, оказалась эффективной. В 1880-х годах у Шварцкоппена завязался роман с итальянским военным атташе, подполковником графом Алессандро Паниццарди. [9] Хотя ни один из них не имел никакого отношения к Дрейфусу, их интимная и эротическая переписка (например, «Не утомляйте себя слишком большим количеством содомии»), [10] которая была получена властями, придавала другим атмосферу правды. документы, которые были подделаны прокурорами, чтобы придать обратную силу осуждению Дрейфуса как шпиона. Некоторые из этих подделок относились к реальным отношениям между двумя офицерами; в одном из них Алессандро якобы сообщил своей возлюбленной, что, если «Дрейфуса вызовут на допрос», они оба должны заявить, что «никогда не имели никаких дел с этим евреем… Ясно, что никто никогда не сможет узнать, что с ним произошло». [11]
Письма, настоящие и фальшивые, послужили удобным предлогом для того, чтобы запечатать все досье Дрейфуса, учитывая, что разоблачение связи «опозорило бы» военных Германии и Италии и поставило бы под угрозу дипломатические отношения. Поскольку гомосексуальность, как и иудаизм, в то время часто воспринимался как признак национального вырождения, недавние историки предположили, что их объединение для раздувания скандала могло повлиять на стратегию судебного преследования. [12] [13]
С начала 1894 года Статистический отдел расследовал дорожное движение по генеральным планам Ниццы и Мааса, проводимое офицером, которого немцы и итальянцы прозвали Дюбуа. [Примечание 3] Именно это привело к возникновению дела Дрейфуса.
Социальный контекст был отмечен ростом национализма и антисемитизма. Рост антисемитизма, распространившийся после публикации Эдуарда Дрюмона «Еврейская Франция» в 1886 году (150 000 экземпляров в первый год), шёл рука об руку с ростом клерикализма . Напряженность была высокой во всех слоях общества, чему способствовала влиятельная пресса, которая имела практически полную свободу писать и распространять любую информацию, даже если она была оскорбительной или клеветнической. Юридические риски были ограничены, если целью было частное лицо.
Антисемитизм не пощадил военных, которые практиковали скрытую дискриминацию с помощью системы иррациональных оценок «cote d'amour» (субъективная оценка личной приемлемости), с которой Дрейфус столкнулся в своем заявлении в Буржскую школу. [15] Однако, хотя предрассудки такого рода, несомненно, существовали в пределах Генерального штаба, французская армия в целом была относительно открыта для индивидуальных талантов. Во время дела Дрейфуса в армии насчитывалось около 300 офицеров-евреев (около 3 процентов от общего числа), из которых десять были генералами. [16]
Популярность дуэлей с использованием меча или небольшого пистолета, иногда приводивших к смерти, свидетельствовала о напряженности того периода. Когда в серии статей в газете La Libre Parole [17] офицеры-евреи обвинялись в «предательстве своего происхождения», офицеры бросили вызов редакторам. Капитан Кремье-Фоа, еврей-эльзасец, выпускник Политехнической школы, безуспешно боролся против Дрюмона [Примечание 4] [18] и против г-на де Ламаза, который был автором статей. Капитан Майер, еще один еврейский офицер, был убит маркизом де Моресом , другом Дрюмона, на другой дуэли.
Ненависть к евреям теперь стала публичной и жестокой, вызванной смутьяном (Дрюмоном), который демонизировал еврейское присутствие во Франции. Евреи в метрополии Франции в 1895 году насчитывали около 80 000 (40 000 только в Париже), которые были высоко интегрированы в общество; еще 45 000 евреев проживали в Алжире . Запуск La Libre Parole тиражом в 200 000 экземпляров в 1892 году [19] позволил Дрюмону расширить свою аудиторию до популярной читательской аудитории, уже соблазненной буланжистскими приключениями в прошлом. Антисемитизм, распространяемый газетами La Libre Parole , а также L'Éclair , Le Petit Journal , La Patrie , L'Intransigeant и La Croix , имел антисемитские корни в определенных католических кругах. [20]
Публикации, посвященные делу Дрейфуса, часто усиливали антисемитские настроения, язык и образы. Музей ужасов представлял собой коллекцию плакатов против Дрейфуса, проиллюстрированных Виктором Ленепве во время дела Дрейфуса. Ленепве изобразил в карикатуре «выдающихся евреев, сторонников Дрейфуса и государственного деятеля-республиканца». [21] В № 35 Amnistie populaire изображен труп самого Дрейфуса, свисающий с петли. Большие носы, деньги и общая склонность Ленепве иллюстрировать предметы телами животных, вероятно, способствовали распространению антисемитизма во французской массовой культуре. [14]
Сотрудники Службы военной разведки (СР) круглосуточно работали [22] над шпионажем за посольством Германии в Париже. Им удалось нанять француженку-экономку по имени «Мадам Бастиан», чтобы она работала в здании и шпионила за немцами. В сентябре 1894 года она нашла разорванную записку [23] , которую передала своим работодателям в Службе военной разведки. Эта нота позже стала известна как «бордеро». [Примечание 5] Этот лист бумаги, разорванный на шесть больших кусков, [24] без подписи и даты, был адресован немецкому военному атташе, находившемуся при посольстве Германии, Максимилиану фон Шварцкоппену . В нем говорилось, что конфиденциальные французские военные документы относительно недавно разработанного «гидравлического тормоза 120 и того, как работает это орудие» [25] [26] собирались отправить иностранной державе.
Этот улов показался достаточно важным, чтобы руководитель «Статистического отдела», [27] Мюлузиан [28] Жан Сандгерр , сообщил об этом военному министру генералу Огюсту Мерсье . Фактически эсеры подозревали, что утечки имели место с начала 1894 года, и пытались найти виновника. Министр подвергся резкой критике в прессе за свои действия, которые были признаны некомпетентными [29] , и, судя по всему, он искал возможности улучшить свой имидж. [30] [31] Он немедленно инициировал два тайных расследования: одно административное и одно судебное. Чтобы найти виновного, используя простые, но грубые рассуждения, [32] круг обыска был произвольно ограничен подозреваемыми, прикомандированными к Генеральному штабу или бывшими сотрудниками Генерального штаба – обязательно офицером-артиллеристом-стажером [Примечание 6] . [Примечание 7]
Идеальный виновник был определен: капитан Альфред Дрейфус, выпускник Политехнической школы и артиллерийский офицер, еврейского вероисповедания, эльзасского происхождения, выходец из республиканской меритократии. [33] В начале дела упор делался скорее на эльзасское происхождение Дрейфуса, чем на его религию. Однако это происхождение не было исключительным, поскольку Франция пользовалась благосклонностью этих офицеров за их знание немецкого языка и культуры. [34] [35] Был также антисемитизм в офисах Генерального штаба, [36] и он быстро стал центральным в деле, заполнив пробелы в доверии в предварительном расследовании. [32] В частности, Дрейфус был в то время единственным офицером-евреем, которого недавно миновал Генеральный штаб.
В самом деле, репутация [37] Дрейфуса как холодного и замкнутого или даже надменного персонажа, а также его «любопытство» сильно работали против него. Эти черты характера, некоторые ложные, другие естественные, сделали обвинения правдоподобными, превратив самые обычные действия повседневной жизни в министерстве в доказательство шпионажа. С самого начала предвзятое и одностороннее умножение ошибок привело государство к ложной позиции. Это присутствовало на протяжении всего дела, где иррациональность преобладала над модным в тот период позитивизмом: [38]
С этого первого часа произошло явление, которое будет доминировать во всем деле. Оно больше не контролируется тщательно изученными фактами и обстоятельствами, которые составят убеждение; именно непреодолимое бесцеремонное убеждение искажает факты и убеждения.
Чтобы осудить Дрейфуса, нужно было сравнить надпись на бордеро с надписью Капитана. Не было никого, кто мог бы проанализировать написанное в Генеральном штабе. [39] Затем на сцену вышел майор дю Пати де Клам [40] [41] : эксцентричный человек, который гордился тем, что является экспертом в графологии . Когда 5 октября ему показали несколько писем Дрейфуса и бордеро, Дюпати сразу же пришел к выводу, кто написал эти два письма. После дня дополнительной работы он представил отчет, в котором, несмотря на некоторые различия, сходства было достаточно, чтобы потребовать расследования. Таким образом, Дрейфус был «вероятным автором» бордеро в глазах Генерального штаба. [42]
Генерал Мерсье считал себя виновным, но преувеличивал значение дела, которое приобрело статус государственного дела за неделю, предшествовавшую аресту Дрейфуса. Министр проконсультировался и проинформировал все власти государства, [43] однако, несмотря на благоразумные советы [Примечание 8] и смелые возражения, высказанные Габриэлем Аното в Совете министров [44], он решил продолжить это. [45] Дюпати де Клам был назначен офицером судебной полиции , который возглавил официальное расследование.
Тем временем открывалось несколько параллельных источников информации, одни о личности Дрейфуса, другие для того, чтобы удостовериться в истинности личности автора бордеро. Эксперта [Примечание 9] Гобера это не убедило, и он обнаружил множество различий. Он даже писал, что «характер письма на бордеро исключает замаскированный почерк». [46] Разочарованный, Мерсье затем позвонил Альфонсу Бертильону , изобретателю судебной антропометрии , но не эксперту по почерку. Первоначально он был не более позитивен, чем Гобер, но не исключал возможности того, что это сочинение Дрейфуса. [47] Позже, под давлением военных, [48] он утверждал, что Дрейфус сделал автокопию и разработал свою теорию «автоподделки».
13 октября 1894 года без каких-либо вещественных доказательств и с пустым делом генерал Мерсье вызвал капитана Дрейфуса на общий осмотр в «буржуазной одежде», т. е. в штатском. Целью Генерального штаба было получить идеальное доказательство согласно французскому законодательству: признание . Это признание нужно было получить врасплох – продиктовав письмо на основании бордеро [49] [50] с раскрытием его вины.
Утром 15 октября 1894 года капитан Дрейфус подвергся этому испытанию, но ничего не признал. Дю Пати даже пытался предложить самоубийство, поставив перед Дрейфусом револьвер, но тот отказался покончить с собой, заявив, что «хочет жить, чтобы доказать свою невиновность». Надежды военных рухнули. Тем не менее Дюпати де Клам все же арестовал капитана, [51] обвинил его в сговоре с врагом и сказал, что он предстанет перед военным трибуналом. Дрейфус был заключен в тюрьму Шерш-Миди в Париже . [52]
Г-жа Дрейфус была проинформирована об аресте в тот же день во время полицейского рейда с обыском в их квартире. Ее терроризировал Дюпати, который приказал ей держать в тайне арест мужа и даже сказал: «Одно слово, одно-единственное слово, и это будет европейская война!» [53] Совершенно незаконно, [54] Дрейфус был помещен в одиночную камеру в тюрьме, где Дю Пати допрашивал его день и ночь, чтобы добиться признания, но это не удалось. Капитана морально поддержал первый дрейфусар майор Форзинетти, комендант военных тюрем Парижа.
29 октября 1894 года дело было раскрыто в статье в La Libre Parole , антисемитской газете, принадлежащей Эдуару Дрюмону . Это положило начало очень жестокой кампании в прессе вплоть до суда. Это событие поставило дело в область антисемитизма, где оно и оставалось до своего завершения. [55]
1 ноября 1894 года брат Альфреда Матье Дрейфус узнал об аресте после того, как его срочно вызвали в Париж. Он стал архитектором тяжелой борьбы за освобождение своего брата. [56] Не колеблясь, он начал искать адвоката и нанял выдающегося адвоката по уголовным делам Эдгара Деманжа . [57]
3 ноября 1894 года генерал Сосье, военный губернатор Парижа , неохотно [58] отдал приказ о проведении расследования. У него была власть остановить этот процесс, но он не сделал этого, возможно, из-за чрезмерной уверенности в военной справедливости. [59] Майор Бессон д'Ормешвиль, секретарь военного суда, написал обвинительное заключение, в котором «моральные элементы» обвинения (в котором говорилось о привычках Дрейфуса и его предполагаемом посещении «игорных кружков», его знании немецкого языка) , [Примечание 10] и его «замечательная память») были развиты более обширно, чем «материальные элементы», [Примечание 11] которые редко встречаются в обвинении:
«Это доказательство вины, потому что Дрейфус заставил все исчезнуть».
Полное отсутствие нейтральности обвинительного заключения привело к тому, что Эмиль Золя назвал его «памятником предвзятости». [60]
После того, как стало известно об аресте Дрейфуса, многие журналисты устремились к этой истории и наполнили ее спекуляциями и обвинениями. Известный журналист и антисемитский агитатор Эдуард Дрюмон написал в своей публикации 3 ноября 1894 года: «Какой ужасный урок, эта позорная измена еврея Дрейфуса».
4 декабря 1894 года Дрейфуса передали с этим досье в первый военный суд. Секретность была снята, и Деманж впервые смог получить доступ к файлу. Прочитав его, адвокат почувствовал абсолютную уверенность, так как увидел пустоту доводов обвинения. [61] Обвинение полностью основывалось на письме на одном листе бумаги, бордеро, с которым эксперты не согласились, и на расплывчатых косвенных показаниях.
За два месяца до суда пресса была в восторге. La Libre Parole , L'Autorité , Le Journal и Le Temps описали предполагаемую жизнь Дрейфуса через ложь и плохую выдумку. [62] Это также дало возможность крайним заголовкам газет La Libre Parole и La Croix оправдать свои предыдущие кампании против присутствия евреев в армии на тему «Вам сказали!» [63] Эта длительная задержка, прежде всего, позволила Генеральному штабу подготовить общественное мнение и оказать косвенное давление на судей. [64] 8 ноября 1894 года генерал Мерсье объявил Дрейфуса виновным в интервью газете Le Figaro . [65] Он повторил то же самое 29 ноября 1894 года в статье Артура Мейера в «Ле Голуа» , которая фактически осуждала обвинительное заключение против Дрейфуса и спрашивала: «Какую свободу будет иметь военный суд, чтобы судить подсудимого?» [66]
Поединок обозревателей проходил в рамках более широкой дискуссии по вопросу закрытого суда. Для Ранка и Кассаньяка, которые представляли большинство прессы, закрытый суд был низким маневром, позволяющим оправдать Дрейфуса, «потому что министр - трус». Доказательством было то, что «он пресмыкается перед пруссаками», согласившись опубликовать опровержения немецкого посла в Париже. [67] В других газетах, таких как L'Éclair от 13 декабря 1894 г.: «закрытый суд необходим, чтобы избежать повода для войны »; в то время как для Жюде в Le Petit Journal от 18 декабря: «закрытый суд — наше неприступное убежище от Германии»; или в тот же день в Ла-Круа : это, должно быть, «самый закрытый двор». [68]
Суд начался 19 декабря 1894 года в час дня [69] и сразу же был объявлен закрытый суд. [Примечание 12] Этот закрытый суд не был юридически последовательным, поскольку майор Пикар и префект Луи Лепин присутствовали на некоторых разбирательствах в нарушение закона. Закрытый суд позволил военным по-прежнему не раскрывать общественности пустоту своих доказательств и заглушить дебаты. [70] [71] Как и ожидалось, в ходе слушаний ясно проявилась пустота их дела. Детальное обсуждение бордеро показало, что капитан Дрейфус не мог быть автором. [72] [73] В то же время сам обвиняемый заявлял о своей невиновности и защищался по пунктам с энергией и логикой. [74] Более того, его показания были поддержаны десятком свидетелей защиты. Наконец, отсутствие мотива преступления стало серьезным препятствием для обвинения. Дрейфус действительно был очень патриотичным офицером, которого высоко ценило начальство, очень богатым и не имевшим веских причин предавать Францию. [75] Факт еврейства Дрейфуса использовался только правой прессой и не был представлен в суде.
Альфонс Бертильон , эксцентричный криминалист , не знавший почерка, был представлен как ученый первостепенной важности. Во время суда он выдвинул теорию «автоподделки» и обвинил Дрейфуса в подражании собственному почерку, объясняя различия в написании отрывками из писем своего брата Матье и его жены Люси. Эта теория, хотя позже и была признана странной и удивительной, похоже, оказала некоторое влияние на судей. [76] Кроме того, майор Юбер-Жозеф Анри сделал театральное заявление в открытом судебном заседании. [Примечание 13] [77] Он утверждал, что утечки информации о Генеральном штабе предположительно существовали с февраля 1894 года и что «порядочный человек» обвинил капитана Дрейфуса. Он поклялся под присягой, что предателем был Дрейфус, указав на распятие, висевшее на стене суда. [78] Дрейфус был в апоплексии от ярости и потребовал очной ставки со своим анонимным обвинителем, что было отклонено Генеральным штабом. Инцидент оказал неоспоримое влияние на суд, в состав которого входили семь офицеров, одновременно являвшихся судьями и присяжными. Однако исход судебного разбирательства оставался неопределенным. Убежденность судей была поколеблена твердыми и логичными ответами обвиняемых. [79] Судьи взяли отпуск на совещание, но у Генерального штаба все еще был козырь на руках, чтобы решительно склонить чашу весов против Дрейфуса.
Военные свидетели на суде предупредили высшее командование о риске оправдания. На этот случай Статистический отдел подготовил файл, содержащий в принципе четыре «абсолютных» доказательства вины капитана Дрейфуса, сопровождаемые объяснительной запиской. Содержание этого секретного файла оставалось неопределенным до 2013 года, когда оно было обнародовано Министерством обороны Франции . [80] [81] Недавние исследования указывают на существование нумерации, которая предполагает наличие десятка документов. Среди этих писем были некоторые эротического гомосексуального характера (среди прочего письмо Давиньона), в которых поднимался вопрос о порочных методах Статистического отдела и цели выбора ими документов. [82]
Секретное дело было незаконно передано в начале обсуждения председателем военного суда полковником Эмильеном Морелем по приказу военного министра генерала Мерсье. [83] Позже на суде в Ренне в 1899 году генерал Мерсье объяснил природу запрещенного разглашения документов, представленных в зале суда. [Примечание 14] В этом файле, помимо не представляющих особого интереса писем, некоторые из которых были фальсифицированы, содержался фрагмент, известный как «Негодяй Д...». [84]
Это было письмо немецкого военного атташе Максимилиана фон Шварцкоппена итальянскому военному атташе подполковнику Алессандро Паниццарди, перехваченное эсером. Письмо должно было окончательно обвинить Дрейфуса, поскольку, по мнению его обвинителей, оно было подписано инициалом его имени. [85] На самом деле Статистический отдел знал, что письмо не могло быть приписано Дрейфусу, а если и было, то оно имело преступный умысел. [86] Полковник Морель подтвердил на втором процессе по делу Дрейфуса, что секретные документы не использовались для получения поддержки судей Военного суда. Однако он противоречил сам себе, заявив, что прочитал только один документ, «чего было достаточно». [87]
22 декабря 1894 г., после нескольких часов размышлений, приговор был вынесен. Семь судей единогласно признали Альфреда Дрейфуса виновным в сговоре с иностранной державой, присвоив ему максимальное наказание по статье 76 Уголовного кодекса: постоянную ссылку в обнесенное стеной укрепление ( тюрьму ), лишение его армейского звания и воинское разжалование . Дрейфус не был приговорен к смертной казни , поскольку она была отменена за политические преступления с 1848 года .
Для властей, прессы и общественности судебный процесс развеял сомнения и его вина была очевидна. Правые и левые выразили сожаление по поводу отмены смертной казни за такое преступление. Антисемитизм достиг пика в прессе и распространился в районах, которые до сих пор оставались в стороне. [88] Лидер социалистов Жан Жорес выразил сожаление по поводу легкости приговора в обращении к Палате депутатов и написал: «Солдат был приговорен к смертной казни и казнен за то, что бросил пуговицу в лицо своему капралу. Так зачем же оставлять это жалкое зрелище? предатель жив?» Радикальный республиканец Жорж Клемансо в газете La Justice сделал аналогичный комментарий. [89]
5 января 1895 года в Морланском дворе военного училища в Париже состоялась церемония разжалования . Пока барабанили, Дрейфуса сопровождали четыре артиллерийских офицера, которые привели его к государственному офицеру, который зачитал приговор. Адъютант Республиканской гвардии сорвал с себя значки, тонкие полоски золота, нашивки, манжеты и рукава пиджака. Когда его вели по улицам, толпа скандировала «Смерть Иуде, смерть еврею». Свидетели сообщают о достоинстве Дрейфуса, который продолжал утверждать свою невиновность, поднимая руки: «Невиновен, невиновен! Да здравствует Франция! Да здравствует армия». Адъютант сломал шпагу о колено, и тогда осужденный Дрейфус медленным шагом зашагал перед своими бывшими товарищами. [90] Перед деградацией произошло событие, известное как «легенда об исповеди». Говорят, что в фургоне, который доставил его в военное училище, Дрейфус признался в своем предательстве капитану Лебрен-Рено. [91] [92] Похоже, что это была просто самореклама капитана Республиканской гвардии, и что на самом деле Дрейфус не сделал никаких признаний. Поскольку дело было связано с вопросами национальной безопасности, заключенного затем поместили в одиночную камеру в ожидании перевода. 17 января 1895 года его перевели в тюрьму на Иль-де-Ре , где он продержался более месяца. Он имел право видеться с женой два раза в неделю в длинной комнате, каждая в одном конце, с директором тюрьмы посередине. [93]
В последнюю минуту, по инициативе генерала Мерсье, 9 февраля 1895 года был принят закон, восстанавливающий Иль -дю-Салю во Французской Гвиане как укреплённое место депортации, чтобы Дрейфуса не отправили в Дюко, Новая Каледония . [ нужна цитата ] Действительно, во время депортации адъютанта Люсьена Шатлена, осужденного за сговор с врагом в 1888 году, учреждения не обеспечивали требуемых условий содержания, а условия содержания считались слишком мягкими. 21 февраля 1895 года Дрейфус сел на корабль «Виль де Сен-Назер». На следующий день корабль отплыл во Французскую Гвиану .
12 марта 1895 года, после трудного пятнадцатидневного плавания, корабль бросил якорь у островов Иль-дю-Салю. Дрейфус пробыл один месяц в тюрьме на острове Рояль и был переведен на Остров Дьявола 14 апреля 1895 года. Не считая своей охраны, он был единственным жителем острова и жил в каменной хижине размером 4 на 4 метра (13 футов × 13 футов). ). [94] Преследуемый риском побега, комендант тюрьмы приговорил его к адской жизни, хотя условия жизни и без того были очень тяжелыми. [Примечание 15] Дрейфус заболел и трясся от лихорадки, которая ухудшалась с каждым годом. [95]
Дрейфусу разрешили писать на бумаге, пронумерованной и подписанной. Он подвергался цензуре со стороны коменданта, даже когда получал письма от своей жены Люси, которыми они подбадривали друг друга. 6 сентября 1896 г. условия жизни Дрейфуса снова ухудшились; он был скован двойной петлей , заставляя его неподвижно оставаться в постели со скованными лодыжками. Эта мера стала результатом ложной информации о его побеге, опубликованной британской газетой. На два долгих месяца Дрейфус погрузился в глубокое отчаяние, убежденный, что его жизнь закончится на этом отдаленном острове. [96] [ тон ]
Матье Дрейфус , старший брат Альфреда, был убежден в его невиновности. Он был главным архитектором реабилитации своего брата и потратил свое время, энергию и состояние на то, чтобы собрать все более мощное движение для повторного судебного разбирательства в декабре 1894 года, несмотря на трудности задачи: [ 97]
После деградации вокруг нас была пустота. Нам казалось, что мы уже не такие люди, как другие, мы отрезаны от мира живых... [98]
Матье перепробовал все пути, даже самые фантастические. Благодаря доктору Жиберу, другу президента Феликса Фора , он встретил в Гавре женщину, которая впервые под гипнозом рассказала о «секретном файле». [99] [100] Этот факт подтвердил президент республики доктору Гиберту в частной беседе.
Постепенно, несмотря на угрозы ареста за соучастие, махинации и провокацию со стороны военных, ему удалось убедить различных умеренных. [101] Таким образом, журналист- анархист Бернар Лазар изучил судебное разбирательство. В 1896 году Лазар опубликовал в Брюсселе первую брошюру о Дрейфусаре . [102] Эта публикация имела мало влияния на политический и интеллектуальный мир, но содержала так много деталей, что Генеральный штаб заподозрил, что ответственность за это несет Пикар, новый глава эсеров.
Кампания за обзор, мало-помалу распространявшаяся в левой антивоенной прессе, спровоцировала возвращение яростного, но неопределенного антисемитизма. [103] Франция была в подавляющем большинстве настроена против Дрейфусара; Майор Генри из статистического отдела, в свою очередь, осознавал хрупкость версии обвинения. По просьбе своего начальства, генерала Буадефра , начальника Генерального штаба, и генерал-майора Гонса , ему было поручено расширить дело, чтобы предотвратить любую попытку его пересмотра. Не найдя никаких доказательств, он решил построить их постфактум. [ нужна цитата ]
Майор Жорж Пикар был назначен главой штаба Службы военной разведки (СР) в июле 1895 года после болезни полковника Сандерра. В марте 1896 года Пикар, который с самого начала следил за делом Дрейфуса, теперь потребовал получить документы, украденные из посольства Германии, напрямую, без какого-либо посредника. [99] [Примечание 16] Он обнаружил документ под названием «petit bleu»: так и не отправленная телеграмма, написанная фон Шварцкоппеном и перехваченная в посольстве Германии в начале марта 1896 года. [104] Она была адресована некоему Французский офицер майор Вальсен-Эстерхази , улица Бьенфезан, 27, Париж. [105] В другом письме, написанном черным карандашом, фон Шварцкоппен раскрыл те же тайные отношения с Эстерхази. [106]
Увидев письма Эстергази, Пикар с изумлением понял, что его почерк был точно таким же, как и на «бордо», который использовался для обвинения Дрейфуса. Он раздобыл «секретное дело», переданное судьям в 1894 году, был поражен отсутствием доказательств против Дрейфуса и убедился в его невиновности. Вдохновленный своим открытием, Пикар старательно провел тайное расследование без согласия своего начальства. [107] Расследование показало, что Эстерхази знал об элементах, описанных в «бордеро», и что он был в контакте с посольством Германии. [108] Установлено, что офицер продал немцам множество секретных документов, стоимость которых была довольно низкой. [109]
Фердинанд Вальсен Эстергази был бывшим сотрудником французской контрразведки, где он служил после войны 1870 года. [110] Он работал в одном офисе с майором Генри с 1877 по 1880 год . [111] Человек с расстройством личности, сернистый репутация и испорченный долгами, Пикар считал его предателем, которого мотивировали финансовые причины предать свою страну. [112] Пикар сообщил о результатах своего расследования Генеральному штабу, который выступил против него «на основании принципа res judicata ». После этого было сделано все, чтобы сместить его с должности, с помощью его собственного заместителя майора Генри. В первую очередь высшие эшелоны армии не хотели признавать, что осуждение Дрейфуса могло быть серьезной судебной ошибкой. Для Мерсье, затем для Цурлиндена и Генерального штаба то, что было сделано, уже сделано, и к этому никогда не следует возвращаться. [113] Они сочли удобным разделить дела Дрейфуса и Эстергази.
Националистическая пресса развернула жестокую кампанию против растущего числа дрейфусардов. В ходе контратаки Генеральный штаб обнаружил и раскрыл информацию, до сих пор игнорировавшуюся в «секретном файле». [114] Сомнения начали проявляться, и деятели художественной и политической сфер задавали вопросы. [Примечание 17] Пикар пытался убедить своих руководителей отреагировать в пользу Дрейфуса, но Генеральный штаб оказался глухим. В отношении него было начато расследование, за ним следили, пока он был на востоке, затем перевели в Тунис «в интересах службы». [115]
В этот момент майор Генри решил действовать. 1 ноября 1896 года он создал фальшивый документ, впоследствии названный «фальшивым Генрихом» [подделка Генриха], [Примечание 18] , сохраняя заголовок и подпись [Примечание 19] обычного письма от Паниццарди, и сам написал центральный текст:
Я читал, что Дрейфусу приедет депутат. Если вы спросите у Рима дальнейших объяснений, я бы сказал, что у меня никогда не было отношений с евреем. Это понятно. Если спросят, говорите так, потому что этот человек никогда не должен узнать, что с ним произошло.
Это была довольно грубая подделка. Генералы Гонс и Буадефр, однако, не задавая вопросов, доставили письмо своему министру, генералу Жану-Батисту Бийо . Сомнения Генштаба относительно невиновности Дрейфуса улетучились. [116] После этого открытия Генеральный штаб решил защитить Эстерхази и преследовать полковника Пикара, «который ничего не понимал». [116] Пикар, который ничего не знал о «фальшивом Генрихе», быстро почувствовал себя изолированным от своих однополчан. Майор Анри обвинил Пикара в растрате и отправил ему письмо, полное инсинуаций. [117] Он выразил протест в письменной форме и вернулся в Париж.
Пикар признался своему другу, адвокату Луи Леблуа, который пообещал хранить тайну. Леблуа, однако, поговорил с вице-президентом Сената, эльзасцем Огюстом Шерером-Кестнером (родившимся в Мюлузе , как и Дрейфус), который, в свою очередь, был заражен сомнениями. Не ссылаясь на Пикара, сенатор рассказал об этом деле самым высоким людям страны. Однако Генеральный штаб по-прежнему подозревал Пикара в утечках информации. Это было началом дела Пикара, нового заговора Генерального штаба против офицера. [118]
Майор Анри, хотя и был заместителем Пикара, из зависти начал свою собственную злонамеренную операцию по компрометации своего начальника. [119] Он совершал различные злоупотребления (составлял письмо и называл его орудием «еврейского синдиката», хотел помочь Дрейфусу сбежать, фальсифицировал «petit bleu», чтобы создать убеждение, что Пикар стер имя настоящего получатель, составляя письмо с полным именем Дрейфуса).
Параллельно с расследованием Пикара в ноябре 1897 года защитникам Дрейфуса сообщили, что автором «Бордо» был Эстерхази. У Матье Дрейфуса была репродукция бордеро, опубликованная в газете Le Figaro . Банкир Кастро официально опознал письмо как письмо Эстергази, который был его должником, и сообщил об этом Матье. 11 ноября 1897 года два пути расследования встретились во время встречи Шерер-Кестнер и Матье Дрейфуса. Последний наконец получил подтверждение, что автором записки был Эстергази. На основании этого 15 ноября 1897 г. Матье Дрейфус подал жалобу военному министру на Эстерхази. [120] Споры стали достоянием общественности, и у армии не было другого выбора, кроме как начать расследование. В конце 1897 года Пикар вернулся в Париж и обнародовал свои сомнения в виновности Дрейфуса в его открытиях. Сговор с целью устранения Пикара, похоже, провалился. [121] Вызов был очень сильным и перерос в конфронтацию. Чтобы дискредитировать Пикара, Эстергази безрезультатно направил письма с жалобами президенту республики. [122]
Движение Дрейфусаров, возглавляемое Бернаром Лазаром, Матье Дрейфусом , Жозефом Рейнахом и Огюстом Шерер-Кестнером, набирало обороты. [123] Эмиль Золя , которому в середине ноября 1897 года сообщил Шерер-Кестнер с документами, был убежден в невиновности Дрейфуса и обязался официально взять на себя обязательства. [Примечание 20] 25 ноября 1897 года писатель опубликовал статью о г-не Шерер-Кестнере в «Фигаро» , которая была первой статьей в серии из трех. [Примечание 21] Столкнувшись с угрозами массового закрытия со стороны читателей, редактор газеты прекратил поддерживать Золя. [124] Постепенно, с конца ноября по начало декабря 1897 г., в борьбу за пересмотр дела включился ряд видных деятелей. В их число входили авторы Октав Мирбо (его первая статья была опубликована через три дня после Золя) [125] и Анатоль Франс , академик Люсьен Леви-Брюль , библиотекарь Высшей нормальной школы Люсьен Герр (убедивший Леона Блюма и Жана Жореса ), авторы La Revue Blanche , [Примечание 22] (где Лазар знал режиссера Тади Натансона), а также братья Клемансо Альберт и Жорж . В конце ноября 1897 года Блюм вместе со своим другом Морисом Барресом попытался подписать петицию с призывом к повторному судебному разбирательству, но Баррес отказался, порвал с Золя и Блюмом в начале декабря и начал популяризировать термин «интеллектуалы». [126] Этот первый прорыв стал прелюдией к расколу среди образованной элиты после 13 января 1898 года.
Дело Дрейфуса вызывало все больше и больше дискуссий, чего политический мир не всегда признавал. Жюль Мелин заявил на первом заседании Национального собрания 7 декабря 1897 года: «Дела Дрейфуса нет. Никакого дела Дрейфуса не существует сейчас и не может быть». [127]
За проведение расследования отвечал генерал Жорж-Габриэль де Пелье . Оно было кратким благодаря умелой манипуляции следователем со стороны Генштаба. По их словам, настоящим виновником был подполковник Пикар. [128] Расследование шло к предсказуемому завершению, пока бывшая любовница Эстергази, мадам де Буланси, не опубликовала в газете «Фигаро» письма , в которых десятью годами ранее Эстергази яростно выражал свою ненависть к Франции и презрение к французской армии. Милитаристская пресса бросилась на помощь Эстергази с беспрецедентной антисемитской кампанией. Пресса Дрейфусарда ответила новыми вескими доказательствами, имеющимися в ее распоряжении. Жорж Клемансо в газете L'Aurore задавал вопрос: «Кто защищает майора Эстерхази? Закон должен перестать подлизываться к этому неэффективному пруссаку, замаскированному под французского офицера. Почему? Кто трепещет перед Эстерхази? Какая оккультная сила, почему позорно противостоит этому действию? справедливости? Что стоит на пути? Почему Эстергази, персонаж развратный и более чем сомнительной морали, защищен, а обвиняемый - нет? Почему честный солдат, такой как подполковник Пикар, дискредитирован, подавлен, обесчещен? Если это в этом случае мы должны высказаться!»
Несмотря на защиту Генерального штаба и, следовательно, правительства, Эстерхази был вынужден признать авторство франкофобских писем, опубликованных в газете Le Figaro . Это убедило Управление Генерального штаба найти способ остановить вопросы, сомнения и начавшиеся требования справедливости. Идея заключалась в том, чтобы потребовать от Эстерхази потребовать суда и оправдания, прекратить шум и позволить вернуться к порядку. Таким образом, чтобы окончательно реабилитировать его, согласно старому правилу Res judicata pro veritate habetur , [Примечание 23] Эстергази должен был предстать перед военным судом 10 января 1898 года. Было объявлено «отложенное» закрытое судебное разбирательство [Примечание 24] . Эстерхази был уведомлен об этом на следующий день вместе с инструкциями по линии обороны. Суд не был обычным: гражданский процесс, который требовали Матье и Люси Дрейфус [Примечание 25], был отклонен, а три эксперта по почерку решили, что почерк на бордеро не принадлежал Эстергази. [129] Обвиняемому аплодировали, а свидетели освистывали и издевались. Пелье вмешался в защиту Генерального штаба без юридического обоснования. [130] Настоящим обвиняемым был Пикар, которого опозорили все военные участники дела. [131] Эстергази был оправдан единогласно на следующий день после всего трех минут обсуждения. [132] Несмотря на все аплодисменты, Эстерхази было трудно пробиться к выходу, где ждали около 1500 человек.
По ошибке невиновный был осужден, но по приказу виновный был оправдан. Для многих умеренных республиканцев это было нетерпимым посягательством на фундаментальные ценности, которые они защищали. Таким образом, оправдание Эстерхази привело к изменению стратегии Дрейфусардов. Дружественные либерализму Шерер-Кестнер и Райнах предприняли более воинственные и мятежные действия. [133] В ответ на оправдание по всей Франции вспыхнули крупные и жестокие беспорядки антидрейфусаров и антисемитов.
Воодушевленный победой, Генеральный штаб арестовал Пикара по обвинению в нарушении профессиональной тайны после того, как его расследование было раскрыто через его адвоката, который рассказал о нем сенатору Шерер-Кестнеру. Полковник, хотя и был помещен под арест в форте Мон-Валерьен , не сдался и продолжил участвовать в этом деле. Когда Матье поблагодарил его, тот коротко ответил, что «исполняет свой долг». [132] Эстерхази пользовался особым обращением со стороны высших эшелонов армии, что было необъяснимо, если не считать желания Генерального штаба подавить любое желание оспорить приговор военного трибунала, осудившего Дрейфуса в 1894 году. Армия объявила Эстергази непригодным для услуга.
Чтобы избежать личного риска, Эстергази сбрил свои торчащие усы и отправился в изгнание в Англию. [134]
Рэйчел Бир , редактор английских газет The Observer и Sunday Times , знала, что Эстергази находится в Лондоне, потому что парижский корреспондент The Observer установил с ним связь; она дважды брала у него интервью, и он признался, что был виновником: я написал бордеро . Она опубликовала интервью в сентябре 1898 года, [135] сообщив о его признании и написав ведущую колонку, в которой обвиняла французских военных в антисемитизме и призывала к повторному судебному разбирательству дела Дрейфуса. [136] Эстергази комфортно жил в Англии до своей смерти в 1923 году. [134]
13 января 1898 года Эмиль Золя открыл новое измерение в деле Дрейфуса, которое стало известно просто как «Дело» . Первый великий интеллектуал -дрейфусар , Золя был на пике своей славы: двадцать томов эпопеи «Ругон-Маккар» распространялись в десятках стран. Он был лидером в литературном мире и полностью сознавал это. Генералу Пелье он сказал на суде: «Я спрашиваю генерала Пелье, есть ли много способов служить Франции? Ей можно служить мечом или пером. Генерал Пелье, вероятно, одержал великие победы! Я одержал свою, "Я тоже. Благодаря моей работе французский язык появился на свет. У меня есть свои победы! Я завещаю потомкам имя генерала Пелье и имя Эмиля Золя: история выберет!" [137]
Возмущенный оправданием Эстерхази, Золя опубликовал на первой полосе L'Aurore статью объемом 4500 слов в форме открытого письма президенту Феликсу Фору (Клемансо придумал заголовок «Я обвиняю...! »). При обычном тираже 30 000 экземпляров газета в тот день раздала почти 300 000 экземпляров. Эта статья произвела эффект взрыва. Статья представляла собой прямую атаку, явную и ясную, с именами. Он осудил всех, кто участвовал в заговоре против Дрейфуса, включая военного министра и Генеральный штаб. В статье содержалось множество ошибок, преувеличивающих или преуменьшающих роль тех или иных фигурантов (например, роль генерала Мерсье была сильно недооценена). [138]
Я обвиняю...! впервые собрал все существующие данные по делу в одном месте. [139] Целью Золя было сделать себя мишенью, заставить власти привлечь его к ответственности. Суд над ним вынудил провести новый общественный обзор дел Дрейфуса и Эстергази. Здесь он пошел против стратегии Шерер-Кестнера и Лазара, которые выступали за терпение и размышление. [140] Благодаря национальному и международному успеху статьи Золя, судебный процесс стал неизбежным. С этого критического момента дело пошло по двум параллельным путям. С одной стороны, государство использовало свой аппарат, чтобы ограничить судебный процесс, ограничив его одним делом о простой клевете, чтобы разделить дела Дрейфуса и Эстергази, по которым уже были вынесены решения. С другой стороны, конфликтующие лагеря мнений пытались повлиять на судей и правительство: одна сторона настаивала на пересмотре дела, а другая — на осуждении Золя. Но Золя добился своей цели: открытия публичных дебатов в суде присяжных .
15 января 1898 года газета Le Temps опубликовала петицию с призывом к повторному судебному разбирательству. [141] В него вошли имена Эмиля Золя , Анатоля Франса , директора Института Пастера , Эмиля Дюкло , Даниэля Галеви , Фернана Грега , Феликса Фенеона , Марселя Пруста , Люсьена Герра , Шарля Андлера , Виктора Берара , Франсуа Симьяна , Жоржа Сореля , художник Клод Моне , писатель Жюль Ренар , социолог Эмиль Дюркгейм и историк Габриэль Моно .
20 января 1898 года, после выступления правого политика Альберта де Муна против Золя в Палате депутатов , палата проголосовала 312–22 за преследование Золя. [142] 23 января 1898 года Клемансо , во имя «мирного восстания французского духа», взял термин «интеллектуалы» и использовал его в « Авроре» , но в положительном смысле. 1 февраля 1898 года Баррес раскритиковал интеллектуалов в газете Le Journal . Антиинтеллектуализм стал основной темой правых интеллектуалов, которые обвиняли Дрейфусаров в том, что они не поставили интересы нации на первое место. Этот аргумент продолжался в последующие годы и стал основой общественных дебатов: выбор между справедливостью и истина, с одной стороны, и защита нации, сохранение общества и превосходство государства — с другой. [143] Поначалу левые политики не поддержали эту мобилизацию интеллектуалов - 19 января 1898 года депутаты- социалисты дистанцировались от «двух соперничающих буржуазных фракций».
Генерал Бийо , военный министр, подал жалобу на Золя и Александра Перренкса, менеджера « Л'Аврора» , которая должна была рассматриваться на Сенских сессиях с 7 по 23 февраля 1898 года. Клевета на публичную власть подлежала судебному разбирательству в судебном порядке. Cour d'Assises , в то время как оскорбления частных лиц, таких как журналисты и интеллектуалы, высказываемые националистической и антисемитской прессой, ограничивались гражданской состязательной системой. (В первом случае риску подвергается налогоплательщик, а во втором - только истец.) Министр сослался только на три места статьи Золя, [144] восемнадцать строк из сотен. Он обвинил Золя в том, что он написал, что военный трибунал совершил «незаконные действия [...] по приказу». [145] Суд начался в атмосфере крайнего насилия — Золя стал объектом «самых постыдных нападок» [Примечание 26] , а также важной поддержки и поздравлений. [Примечание 27]
Фернан Лабори , адвокат Золя, намеревался вызвать около 200 свидетелей. Подробности дела Дрейфуса, неизвестные большей части общественности, были опубликованы в прессе. Несколько газет [Примечание 28] ежедневно публиковали стенограммы дебатов, чтобы заручиться поддержкой населения. Эти записи были для Дрейфусаров важным инструментом для последующих дебатов. Однако националисты, стоящие за Анри Рошфором , были более заметными и организовали беспорядки, которые вынудили префекта полиции вмешиваться, чтобы защитить Золя, всякий раз, когда он покидал учреждение [146] после каждого слушания. [147]
Этот процесс также стал ареной настоящей юридической баталии, в которой постоянно нарушались права защиты. [148] Многие наблюдатели знали о сговоре между политическим и военным миром Франции. Судя по всему, суд получил указание не поднимать тему прошлых судебных ошибок. Президент Делегорг, под предлогом длительности слушаний, постоянно жонглировал законом, чтобы гарантировать, что судебный процесс рассматривал только предполагаемую клевету со стороны Золя. Фраза Делегорга «вопрос не будет поставлен» была повторена десятки раз. [149]
Золя был приговорен к одному году тюремного заключения и штрафу в 3000 франков, [Примечание 29] , что было максимальным наказанием. Такая резкость была вызвана атмосферой насилия, окружающей судебный процесс. «Волнение публики и раздражение толпы перед зданием суда были настолько сильными, что можно было бы опасаться самых худших эксцессов, если бы присяжные оправдали г-на Золя». [151] Однако суд над Золя был скорее победой дрейфусардов. [152] Действительно, это дело и его противоречия широко обсуждались на протяжении всего процесса, особенно военными. Кроме того, жестокие нападения на Золя и несправедливость приговора Дрейфусу укрепили приверженность дрейфусаров. Стефан Малларме заявил: «[Я] проникнут замечательными действиями [Золя]» [153], а Жюль Ренар записал в своем дневнике: «С сегодняшнего вечера я держусь за Республику, которая внушает мне уважение, нежность, которая Я не знаю. Я заявляю, что «Справедливость» — самое прекрасное слово на языке людей, и я должен плакать, если люди перестанут его понимать». [154] Сенатор Людовик Трарье и католический юрист Поль Виолле основали Лигу защиты прав человека . Дело Золя привело к перегруппировке интеллектуальных сил в два противоположных лагеря даже в большей степени, чем дело Дрейфуса.
2 апреля 1898 г. заявление в Верховный суд получило положительный ответ. Это было первое вмешательство суда в дело. Суд удовлетворил апелляцию на том формальном основании, что, поскольку предполагаемая клевета была направлена против военного суда, а не против министра, именно военный суд должен был подать жалобу. Генеральный прокурор Манау поддержал пересмотр дела Дрейфуса и решительно выступил против антисемитов. Поэтому судьи военного суда, которым Золя бросил вызов, возбудили против него новый иск о клевете. Дело было передано на рассмотрение присяжных Сены и Уазы в Версале , где общественность считалась более благосклонной к армии и более националистической. 23 мая 1898 года на первом слушании г-н Лабори подал апелляцию в Верховный суд по поводу изменения юрисдикции, который отложил судебное разбирательство и отложил слушания до 18 июля 1898 года. Лабори посоветовал Золя уехать из Франции в Англию до окончания суд, который писатель и сделал, отправившись на год в ссылку в Англию. Обвиняемые были вновь осуждены. Что касается полковника Пикара, то он снова оказался в тюрьме.
Антисемитские волнения и бунты вспыхнули в 1898 году в городах метрополии Франции, главным образом в январе и феврале. Антисемитские беспорядки предшествовали делу Дрейфуса и были почти традицией на Востоке, которую «эльзасский народ соблюдал при возникновении любой революции во Франции». [155] Но волнения 1898 года были гораздо более масштабными.
Было три волны беспорядков в 55 населенных пунктах: первая закончилась на неделе 23 января; вторая волна на следующей неделе; и третья волна с 23 по 28 февраля; Эти волны и другие инциденты составили в общей сложности 69 беспорядков и беспорядков по всей стране. Кроме того, 18–25 января произошли беспорядки в Алжире. Демонстранты во время этих беспорядков бросали камни, скандировали лозунги, нападали на еврейскую собственность, а иногда и на евреев, и сопротивлялись попыткам полиции остановить их. Мэры призвали к спокойствию, и были вызваны войска, включая кавалерию, в попытке подавить беспорядки. [156]
Книга Золя « Я обвиняю» появилась 13 января, и большинство историков предполагают, что беспорядки были спонтанной реакцией на ее публикацию и последующий суд над Золя. Пресса сообщала, что «почти каждый день вспыхивали бурные демонстрации». Префекты и полиция в различных городах отмечали демонстрации в своих местах и связывали их с «кампанией, предпринятой в пользу бывшего капитана Дрейфуса», или с «вмешательством г-на Золя», или с самим процессом над Золя, который «кажется, вызвали антисемитские демонстрации». В Париже демонстрации вокруг суда над Золя были частыми и иногда жестокими. Роже Мартен дю Гар сообщал, что «Людей с еврейскими чертами лица хватали, окружали и избивали обезумевшие молодые люди, которые танцевали вокруг них, размахивая пылающими факелами, сделанными из свернутых копий « Авроры» . [156]
Однако бурная реакция на дело Дрейфуса и особенно на суд над Золя была лишь отчасти спонтанной. В десятке городов, включая Нант , Лилль и Гавр , на улицах появились антисемитские плакаты, и вскоре после этого последовали беспорядки. В Сент-Этьене плакаты гласили: «Подражайте своим братьям из Парижа, Лиона, Марселя, Нанта, Тулузы... присоединяйтесь к ним в демонстрации против закулисных нападок на нацию». В Кане , Марселе и других городах беспорядки последовали за антисемитскими выступлениями или митингами, такими как митинг, организованный Комитетом религиозной и социальной защиты в Кане. [156]
Оправдание Эстергази, осуждение Эмиля Золя и Жоржа Пикара, а также продолжающееся нахождение невиновного человека в тюрьме имели значительный национальный и международный эффект. [157] Франция была разоблачена как произвольное государство, что противоречило ее основополагающим республиканским принципам. Антисемитизм достиг значительного прогресса, и в течение 1898 года были обычным явлением беспорядки. Однако политики все еще отрицали это дело. В апреле и мае 1898 года они были в основном озабочены выборами, на которых Жорес потерял свое место в Кармо . [158] Большинство было умеренным, хотя парламентская группа в Палате представителей была антисемитской. Тем не менее дело Дрейфусардов было возобновлено.
Годфруа Кавеньяк , новый военный министр и ярый сторонник антиревизионизма, определенно хотел доказать вину Дрейфуса и оттуда «свернуть шею» Эстергази, которого он считал «патологическим лжецом и шантажистом». [159] Он был абсолютно убежден в виновности Дрейфуса, и это убеждение подкреплялось легендой о признании (после встречи с главным свидетелем, капитаном Лебрен-Рено). [160] Кавеньяк обладал честностью непримиримого доктринера, [161] но совершенно не знал всей глубины дела — Генеральный штаб держал его в неведении. Он был удивлен, узнав, что все документы, на которых основывалось обвинение, не были оценены экспертами и что Буадеффр имел «абсолютное доверие» к Генри. Кавеньяк решил провести расследование — в своем офисе вместе со своими помощниками — и получил секретную папку, которая теперь содержала 365 предметов. [162]
4 апреля газета Le Siècle опубликовала Lettre d'un Diplomate , первый из четырех документов, которые имели решающее значение для разоблачения вины Эстергази и позволили делу Дрейфусара вернуть инициативу, которую оно потеряло с осуждением Золя. Секретную информацию предоставил Золя, получивший ее от Оскара Уайльда ; Уайльд получил его от лучшего друга Карлоса Блэкера, который был близким другом Алессандро Паниццарди. [163] [164]
7 июля 1898 года во время допроса в Национальном собрании Кавеньяк сообщил о трех предметах, «подавляющих среди тысячи», два из которых не имели никакого отношения к делу. Другим был «фальшивый Генри». [165] Речь Кавеньяка была эффективной: députés (депутаты) аплодировали ему и проголосовали за показ копий трех документов в 36 000 коммунах Франции. [166] Антидрейфусары одержали победу, но Кавеньяк косвенно признал, что защита Дрейфуса не имела доступа ко всем доказательствам. Заявление Люси Дрейфус об аннулировании было принято к рассмотрению. На следующий день Пикар заявил в Le Temps председателю совета: «Я могу доказать в суде компетентной юрисдикции, что два документа, датированные 1894 годом, не могут быть приписаны Дрейфусу и что тот, на котором стоит дата 1894 года, не может быть приписан Дрейфусу. дата 1896 года имела все признаки подделки», за что он получил одиннадцать месяцев тюрьмы.
Вечером 13 августа 1898 года Луи Кюнье, прикрепленный к кабинету Кавеньяка, работал при свете лампы и заметил, что цвет линий верхнего и нижнего колонтитула бумаги «фальшивого Генриха» не соответствовал цвету. Центральная часть документа. Кавеньяк все еще пытался найти логические причины вины и осуждения Дрейфуса [167] , но не умолчал об этом открытии. [168] Для расследования Эстергази была сформирована комиссия по расследованию, перед которой он запаниковал и признался в своих секретных отчетах майору дю Пати де Кламу. Сговор между Генеральным штабом и предателем был раскрыт. 30 августа 1898 года Кавеньяк смирился с требованием объяснений от полковника Анри в присутствии Буадефра и Гонса. После часа допроса самим министром Генри не выдержал и дал полное признание. [169] Он был помещен под арест в крепости Мон-Валерьен , где на следующий день покончил с собой, [170] [171] перерезав себе горло бритвой. Запрос на пересмотр, поданный Люси Дрейфус, не мог быть отклонен. И все же Кавеньяк сказал: «меньше, чем когда-либо!», [172] но президент совета Анри Бриссон заставил его уйти в отставку. Несмотря на свою явно совершенно невольную роль в пересмотре судебного процесса 1894 года, Кавеньяк оставался убежденным в виновности Дрейфуса и сделал на суде в Ренне пренебрежительное и оскорбительное для Дрейфуса заявление. [173]
Антиревизионисты не считали себя побежденными. 6 сентября 1898 года Шарль Моррас опубликовал в газете La Gazette de France панегирик Генри, в котором назвал его «героическим слугой великих интересов государства». [174] La Libre Parole , антисемитская газета Дрюмона, распространяла понятие «патриотической фальшивки» (« faux Patriotique »). В декабре та же газета объявила в пользу его вдовы подписку на установку памятника Генриху. Каждый подарок сопровождался содержательными, часто оскорбительными высказываниями о Дрейфусе, дрейфусарах и евреях. Около 14 000 подписчиков, [175] в том числе 53 депутата, прислали 131 000 франков. [176] 3 сентября 1898 года Бриссон, президент совета, призвал Матье Дрейфуса подать заявление о пересмотре решения военного суда 1894 года. Правительство передало дело в Верховный суд для вынесения заключения о последних четырех годах разбирательства.
Франция действительно была разделена на две части, но больше обобщений быть не может: еврейская община была мало вовлечена, интеллектуалы не все были Дрейфусарами, [Примечание 30] протестанты были разделены, а марксисты отказались поддержать Дрейфуса. [177] Раскол вышел за рамки религии и социального происхождения, как показано в карикатуре Карана д'Аша. Семейный ужин : перед «Прежде всего, никогда не говори об этом!», после: «Они говорили об этом».
Анри был мертв, Буадефр подал в отставку, у Гонса больше не было власти, а Дюпати был серьезно скомпрометирован Эстергази: для заговорщиков это был разгром. [178] [ тон ] Правительство теперь оказалось меж двух огней: националистического давления на улице и высшего командования. Кавеньяк, ушедший в отставку за то, что продолжал распространять свое антидрейфусаровское видение «Дела», стал лидером антиревизионистов. Генерал Цурлинден , сменивший его и находившийся под влиянием Генерального штаба, высказал отрицательное мнение на обзоре 10 сентября 1898 года, утешая экстремистскую прессу, заявив, что «обзор означает войну». Упрямство правительства, проголосовавшего за возвращение в Верховный суд 26 сентября 1898 года, привело к отставке Цурлиндена, которого вскоре сменил генерал Чанойн . [179] Когда Чанойн был допрошен в Палате представителей, он подал в отставку; Бриссону было отказано в доверии , и он также был вынужден уйти в отставку. Министерская нестабильность вызвала некоторую нестабильность в правительстве.
1 ноября 1898 года вместо Бриссона был назначен прогрессивный Шарль Дюпюи . В 1894 году он освещал действия генерала Мерсье в начале дела Дрейфуса, [180] а четыре года спустя заявил, что будет следовать решению Верховного суда, [181] перекрыв таким образом дорогу тем, кто хотел подавить пересмотр и лишить Суд. 5 декабря 1898 года, на фоне дебатов в Палате представителей по поводу передачи «секретного файла» в Верховный суд, напряжение возросло еще на одну ступень. Оскорбления, оскорбления и другое националистическое насилие сменились угрозами восстания. Поль Дерулед заявил: «Если должна быть гражданская война, пусть будет так». [182]
В то же время в сердце Верховного суда возник новый кризис, поскольку Кенэ де Борепер, председатель Гражданской палаты, обвинил в печати Уголовную палату в дрейфусизме. Он ушел в отставку 8 января 1899 года как герой националистического дела. Этот кризис привел к разделению Отдела по уголовным делам в пользу совместных палат. Это и стало точкой блокировки обзора. [183]
В 1899 году дело Дрейфуса все больше и больше занимало политическую сцену. 16 февраля 1899 года от сердечного приступа умер Феликс Фор , президент Франции. [184] Эмиль Лубе был избран, что стало шагом вперед в деле пересмотра, поскольку предыдущий президент был ярым противником. 23 февраля 1899 года на похоронах Фора Поль Дерулед попытался совершить переворот в Елисейском дворце . Это был провал, поскольку он не был поддержан военными. 4 июня 1899 года Лубе подвергся нападению на ипподроме Лоншан . Эти провокации, а также постоянные демонстрации крайне правых, хотя на самом деле они никогда не подвергали республику опасности, вызвали всплеск республиканизма, приведший к формированию «правительства республиканской защиты» вокруг Вальдека-Руссо 22 июня 1899 года. Центр Франции политики, включая Раймона Пуанкаре , присоединились к проревизионистам. Прогрессивные республиканцы, выступающие против Дрейфусара, такие как Жюль Мелин , были категорически отвергнуты. Дело Дрейфуса привело к явной реорганизации французского политического ландшафта. [185]
Верховный суд рассматривал дело Дрейфуса в контексте кампании в прессе против Уголовной палаты , а магистратов постоянно замазывали грязью в националистических газетах из-за панамских скандалов . [186] 26 сентября 1898 года, после голосования кабинета министров, министр юстиции подал апелляцию в Верховный суд. 29 октября 1898 года, после представления протокола протоколиста Альфонса Барда, уголовная палата суда заявила, что «заявление приемлемо и будет проведено дополнительное расследование». [187]
Председательствовал диктофон Луи Лоу. Он подвергся очень жестокой кампании антисемитских оскорблений из-за того, что был эльзасским протестантом , обвиненным в дезертирстве и запятнанным пруссаками. Несмотря на уступчивое молчание Мерсье, Бийо, Цюрлиндена и Роже, прикрывшихся авторитетом «уже судимого» и «государственной тайны», понимание дела возросло. Кавеньяк сделал заявление длиной в два дня, но доказать вину Дрейфуса так и не удалось. Напротив, он невольно оправдал его, указав точную дату бордеро (август 1894 г.).
Затем Пикар продемонстрировал все причины ошибки, а затем и заговора. [188] Решением от 8 декабря 1898 года в ответ на объявление о продаже Пикар был защищен от военного суда Уголовной палатой Верховного суда. [189] Это стало новым препятствием на пути исполнения желаний Генерального штаба. Во время этого мероприятия в прессе разразилась новая яростная антисемитская кампания, а 29 октября 1898 года газета L'Aurore опубликовала статью под названием «Победа» в том же духе, что и «Я обвиняю...!» [190] Следствие так и не было принято на рассмотрение Уголовным отделом. [191] «Секретное дело» было проанализировано с 30 декабря 1898 года, и уголовный отдел потребовал раскрытия дипломатических записей, что было удовлетворено.
9 февраля 1899 года уголовный отдел представил свой отчет, подчеркнув два важных факта: Эстерхази был уверен, что использовал ту же бумагу, что и бордеро [Примечание 31] , и секретное дело было полностью недействительным. Одни только эти два крупных события разрушили все судебные разбирательства против Альфреда Дрейфуса. Параллельно президент Мазо провел расследование Отдела по уголовным делам, в результате которого он был расформирован, «чтобы не только оставить его в одиночестве нести всю ответственность за окончательное решение», тем самым защитив Отдел по уголовным делам от действий, вытекающих из его отчета.
28 февраля 1899 года Вальдек-Руссо выступил перед Сенатом и осудил «моральный заговор» внутри правительства и на улице. Обзора уже нельзя было избежать. 1 марта 1899 года Алексис Балло-Бопре, новый председатель Гражданской палаты Верховного суда, был назначен секретарем рассмотрения заявления о пересмотре. Он взялся за юридические материалы и принял решение о дальнейшем расследовании. Были опрошены еще десять свидетелей, что еще больше ослабило версию Генштаба. В заключительной дискуссии президент Балло-Бопре продемонстрировал бессмысленность бордеро, которая была единственным доказательством против Дрейфуса. Прокурор Манау поддержал точку зрения президента. Морнард, который представлял Люси Дрейфус, выступил без каких-либо затруднений и сопротивления со стороны обвинения. [192]
3 июня 1899 года объединенные палаты Верховного суда отменили решение 1894 года на официальном слушании. [193] Дело было передано в Военный суд Ренна. Этим решением Верховный суд заявил о себе как о абсолютной власти, способной противостоять военной и политической власти. [194] Для многих дрейфусардов это постановление было прелюдией к оправданию капитана; они забыли учесть, что судить снова будет армия. Суд, отменяя приговор, полагался на юридическую автономию военного суда, не принимая во внимание законы о корпоративном духе . [195]
Ханна Арендт пишет, что страх перед международным бойкотом Парижской выставки 1900 года был тем, что «объединило распавшуюся страну, склонило парламент в пользу повторного судебного разбирательства и, в конечном итоге, примирило разрозненные элементы» Франции в некотором смысле «ежедневные редакционные статьи Клемансо, пафос Золя, Жорес «Речей и народной ненависти к духовенству и аристократии» не было. [196]
Альфред Дрейфус понятия не имел о том, что происходит за тысячи километров от него. Он также не знал ни о планах, разработанных с целью гарантировать, что он никогда не сможет вернуться, ни о приверженности бесчисленного количества мужчин и женщин его делу. Тюремная администрация фильтровала информацию, считавшуюся конфиденциальной. В конце 1898 года он с изумлением узнал о действительных масштабах дела, о котором он ничего не знал: обвинении брата против Эстерхази, оправдании предателя, признании и самоубийстве Генриха, оглашении протокола расследования. Верховного суда, которое он получил через два месяца после его публикации. [197] 5 июня 1899 года Альфред Дрейфус был уведомлен о решении Верховного суда по приговору от 1894 года. 9 июня 1899 года он покинул Остров Дьявола , направляясь во Францию, но заперся в каюте, как будто виноватый, хотя его больше не было. Он высадился на берег 30 июня 1899 года в Порт-Халигуэне на полуострове Киберон в условиях строжайшей секретности, «тайным и ночным возвращением». [198] После пяти лет заключения он оказался на родной земле, но был немедленно заперт с 1 июля 1899 года в военной тюрьме в Ренне . 7 августа 1899 года он был помещен под стражу в военном суде столицы Бретона.
Генерал Мерсье, сторонник антидрейфусаров, постоянно вмешивался в прессу, чтобы подтвердить правильность первого приговора: Дрейфус несомненно виновен. Однако сразу же возникли разногласия в защиту Дрейфуса. У двух его адвокатов фактически были противоположные стратегии. Деманж хотел занять оборонительную позицию и просто добиться оправдания Дрейфуса. Лабори, блестящий юрист, которому было всего 35 лет, хотел перейти в наступление, поставить более высокие цели, разгромить и публично унизить Генеральный штаб. Матье Дрейфус представлял себе взаимодополняемость двух юристов. Ход судебного разбирательства выявил разобщенность, которая пошла на пользу обвинению, а защита была столь ослаблена.
Суд начался 7 августа 1899 года в атмосфере крайнего напряжения. Ренн находился в осадном положении. [199] На судей военного трибунала оказывалось давление. Эстерхази, признавший авторство бордеро, находился в изгнании в Англии. Он и дю Пати были освобождены. При появлении Дрейфуса эмоции накалились. Его внешний вид обеспокоил его сторонников и некоторых противников. [Примечание 32] Несмотря на ухудшившееся физическое состояние, он полностью освоил файлы, полученные всего за несколько недель. [200] Весь Генеральный штаб дал показания против Дрейфуса, не представив никаких доказательств. Они упорно считали недействительными признания Генриха и Эстерхази. Суд даже имел тенденцию выходить из-под контроля настолько, что решения Верховного суда не принимались во внимание. Речь шла, в частности, о бордеро, являвшемся доказательством вины Эстергази. Тем не менее в конце слушания Мерсье освистали. Националистическая пресса и антидрейфусарды могли только спекулировать на его молчании по поводу «неоспоримых доказательств» (псевдоноты, аннотированной императором Вильгельмом II , которую никто никогда не увидит в качестве доказательства), о которой он не переставал сообщать до суда.
14 августа 1899 года Лабори направлялся в суд, когда ему выстрелил в спину экстремист, который сбежал и так и не был найден. Адвокат отсутствовал на обсуждениях более недели в решающий момент допроса свидетелей. 22 августа 1899 года его состояние улучшилось, и он вернулся. Инциденты между двумя адвокатами Дрейфуса участились. Лабори упрекнул Деманжа в излишней осторожности. Правительство, несмотря на ужесточение военной позиции, по-прежнему имело два способа повлиять на события: потребовать дачи показаний от Германии или отказаться от обвинения. [201] Однако эти переговоры в фоновом режиме не дали результата. Посольство Германии направило правительству вежливый отказ. Военный министр генерал Гастон де Галлифе передал почтительное слово майору Луи Каррьеру, правительственному комиссару. Он попросил его действовать в духе пересмотренного решения Верховного суда. Офицер сделал вид, что не понял намека, и помог адвокату-националисту Офре составить обвинительное заключение против Дрейфуса. Защите нужно было принять решение, поскольку исход дела выглядел плачевно, несмотря на доказательства отсутствия обвинений против обвиняемых. От имени президента совета Пьера Вальдека-Руссо при поддержке Золя и Жореса Лабори убедили отказаться от своих аргументов, чтобы не оскорбить военных. Они решили пойти на примирение в обмен на оправдание, которое, казалось, было обещано правительством. [202] Г-н Деманж в одиночку и без иллюзий продолжал защиту Дрейфуса в атмосфере гражданской войны. В Париже были арестованы антисемитские и националистические агитаторы Отейля. Жюль Герен и те, кто бежал и скрывался в форте Шаброль, подверглись нападению со стороны полиции.
9 сентября 1899 года суд вынес приговор: Дрейфус был признан виновным в государственной измене, но «при смягчающих обстоятельствах» (пятью голосами против двух) и приговорен к десяти годам тюремного заключения и дальнейшему понижению в должности. Вопреки видимости, этот приговор был на грани оправдания с перевесом в один голос. Кодекс военной юстиции принял принцип, согласно которому оправдательным приговором является голосование меньшинства - три против четырех. [203]
На следующий день после вынесения приговора Альфред Дрейфус после долгих колебаний подал апелляцию на пересмотр дела. Вальдек-Руссо, оказавшись в затруднительном положении, впервые задумался о возможности помилования. Дрейфусу пришлось признать вину. Измученный тем, что слишком долго находился вдали от своей семьи, он согласился. Указ был подписан президентом Эмилем Лубе 19 сентября 1899 года, а Дрейфус был освобожден 21 сентября 1899 года. Многие дрейфусары были разочарованы этим заключительным актом. Общественное мнение встретило этот вывод равнодушно. Франция хотела гражданского мира и согласия накануне Всемирной выставки 1900 года и перед большой борьбой, которую республика собиралась предпринять за свободу объединений и секуляризм .
Именно в этом духе 17 ноября 1899 года Вальдек-Руссо издал закон об амнистии, охватывающий «все преступные деяния или проступки, связанные с делом Дрейфуса или включенные в уголовное преследование за одно из этих деяний», исключая только самого Альфреда Дрейфуса, который вместо этого был помилован, чтобы иметь возможность добиваться оправдания. Многие дрейфусары протестовали, поскольку это освобождало не только Золя и Пикара от (дальнейшего) наказания, но и защищало настоящих виновников. Несмотря на массовые протесты, законопроект был принят.
Реакция во Франции была сильной и выражалась в «шоке и печали» в ревизионистском лагере. [204] Другие реакции, как правило, показывали, что «вердикт умиротворения», вынесенный судьями, был понят и принят населением. Республиканцы стремились, прежде всего, к социальному миру и перевернуть страницу этого чрезвычайно долгого и противоречивого дела. Кроме того, в провинции было очень мало демонстраций, в то время как в Париже сохранялась определенная агитация. [205] В военном мире умиротворение также имело важное значение. Двое из семи судей проголосовали за оправдательный приговор. [206] Они отказались подчиниться подразумеваемому военному приказу. Это тоже было ясно видно. В знак благодарности за армию Галлифф объявил: «Инцидент исчерпан».
Антифранцузские демонстрации прошли в двадцати иностранных столицах, что вызвало возмущение прессы. [207] Реакция была двоякой. Норвежский композитор Эдвард Григ в знак протеста отменил свои концерты во Франции. [208] Британцы, как законники, сосредоточились на шпионаже и довольно решительно оспорили это убеждение, лишенное положительных аргументов в его построении. Таким образом , доклад лорда -главного судьи Англии лорда Рассела Киллоуэнского от 16 сентября 1899 года стал символом глобального эффекта этого дела в Соединенном Королевстве. Рассел, поехавший в качестве наблюдателя в Ренн, раскритиковал слабость Военного суда:
Военные судьи не были знакомы с законом и уголовным судопроизводством. Им не хватало опыта и навыков, позволяющих увидеть доказательства за доказательствами. Они тонули в предрассудках и действовали согласно тому, что считали честью армии. Впечатленные, полные уважения к своему начальству, они придавали слишком большое значение хрупким обвинениям, которые выдвигались только против обвиняемых». Кассационный суд ... Дрейфус теперь был бы свободным человеком. [209]
В Германии и Италии , двух странах, против которых часто идут судебные иски против Дрейфуса, наступило облегчение. Даже если император Германии сожалел, что невиновность Дрейфуса не была признана, нормализация будущих франко-германских отношений рассматривалась как долгожданное расслабление. Дипломатия между тремя державами с помощью Англии стремилась смягчить атмосферу, которая вновь ухудшилась накануне Первой мировой войны .
Это судебное заключение также имело печальные последствия для отношений между семьей Дрейфус и ветвью ультрадрейфусистов. Фернан Лабори, Жорес и Клемансо с согласия Пикара открыто обвинили Альфреда Дрейфуса в том, что он принял помилование и лишь мягко протестовал против закона об амнистии. [210]
Предпочитая избежать третьего судебного процесса, правительство после долгих колебаний решило помиловать Дрейфуса указом, подписанным президентом Эмилем Лубе 19 сентября 1899 года. Дрейфус не был признан невиновным. Процесс реабилитации завершился лишь шесть лет спустя, когда страсти улеглись. В этот период появилось много книг. Помимо мемуаров Альфреда Дрейфуса, [211] Рейнах опубликовал свою «Историю дела Дрейфуса» , а Жорес опубликовал «Доказательства» . Что касается Золя, то он написал третье из своих Евангелий: «Истина» . Даже Эстергази воспользовался его секретами и продал консулу Франции несколько разных вариантов текста своего заявления. [212]
29 сентября 1902 года Золя, который был инициатором «Дела» и первым из интеллектуальных дрейфусардов, умер, задохнувшись дымом дымохода. Его жена Александрина чудом спаслась. [213] Для клана Дрейфусардов это стало шоком. Анатоль Франс , который требовал, чтобы Дрейфус присутствовал на похоронах, в то время как начальник полиции хотел его отсутствия, «чтобы избежать проблем», зачитал свою надгробную речь автору « Я обвиняю...!»
Прежде чем вспомнить о борьбе Золя за справедливость и правду, могу ли я умолчать о тех людях, которые стремились уничтожить невиновного человека и которые, почувствовав себя потерянными, были спасены и охвачены отчаянной дерзостью страха?
Как уйти от вас, тогда я обязан показать вам, что
Золя восстает против них слабым и безоружным?
Могу ли я скрыть свою ложь?
Это заставило бы замолчать его героическую праведность.
Могу ли я скрыть свои преступления?
Это скрыло бы его добродетель.
Могу ли я заставить замолчать оскорбления и клевету, которые они преследуют?
Это заставило бы замолчать его награды и почести.
Могу ли я скрыть свой стыд?
Это заставило бы замолчать его славу.
Нет, я буду говорить.
Завидуйте ему: он почтил свою страну и мир огромным и великим поступком.
Завидуйте ему, его судьбе и его сердцу выдавалось самое большое.
Он был моментом человеческой совести.
В 1953 году газета «Либерасьон» опубликовала предсмертное признание парижского кровельщика о том, что он убил Золя, заблокировав дымоход своего дома. [214]
На выборах 1902 года победу одержали левые. Жан Жорес был переизбран и возобновил «Дело» 7 апреля 1903 года, в то время как Франция думала, что «Дело» похоронено навсегда. В своей речи Жорес упомянул длинный список лжи, пронизывающей дело Дрейфуса, и сделал особый акцент на двух вещах. Во-первых, заявление об отставке Пелье , сформулированное в очень резких выражениях. Юридически это составляло признание сговора Генштаба:
[Оно] обманывает людей без чести, [и] не может больше рассчитывать на доверие подчиненных, без которого командование невозможно. Со своей стороны, я не могу доверять никому из моих начальников, которые работали над ложью, и прошу уйти в отставку.
Кроме того, записка, предположительно аннотированная ( кайзером Вильгельмом II ), на которую ссылался генерал Мерсье на процессе в Ренне, которая, как сообщает пресса, оказала влияние на судей Военного суда. [Примечание 33] [215] [216]
Учитывая эти события, генерал Луи Андре , новый военный министр, по инициативе Эмиля Комба возглавил расследование при содействии судей. Расследование вел капитан Антуан Луи Тарж, помощник министра. Во время обысков в Статистическом отделе он обнаружил множество документов, большинство из которых были явно сфабрикованы. [217] В ноябре 1903 г. военный министр представил доклад министру юстиции. Это соответствовало правилам, поскольку министр обнаружил ошибку, допущенную Военным судом. Это было началом новой проверки, которую возглавил адвокат Людовик Трарье , основатель Лиги прав человека, тщательное расследование которой продлится более двух лет. 1904 и 1905 годы были посвящены различным юридическим этапам рассмотрения дела в Кассационном суде . Суд определил три события (основания) для пересмотра: демонстрацию фальсификации телеграммы Паниццарди, демонстрацию изменения даты в документе в суде 1894 года (апрель 1895 года изменен на апрель 1894 года) и демонстрацию того факта, что Дрейфус не удалены протоколы, касающиеся тяжелой артиллерии в армии.
Что касается написания бордеро, то суд был особенно суров к Альфонсу Бертильону , который «плохо рассуждал о поддельных документах». В отчете [Примечание 34] показано, что письмо определенно было написано Эстергази и что последний также впоследствии признался. Наконец, посредством всестороннего и квалифицированного анализа границы Суд продемонстрировал бесполезность этой чисто интеллектуальной конструкции, а комиссия из четырех человек, возглавляемая генералом артиллерии генералом Зебертом, заявила, что «крайне маловероятно, чтобы артиллерийский офицер мог написать это послание». . [218]
9 марта 1905 года генеральный прокурор Бодуэн представил 800-страничный отчет, в котором потребовал отмены приговоров без дальнейшего обращения в другой суд и осудил армию. Он начал отделять систему военной юстиции, которая завершилась только в 1982 году . конец реабилитации капитана Дрейфуса». Антидрейфусарды протестовали против этой поспешной реабилитации. Цель была явно политической: закончить и, наконец, перевернуть страницу. Ничто не могло поколебать убежденность противников Дрейфуса. Этот метод был самым прямым и наиболее окончательным. То, что было аннулировано, положило конец не только Ренну, но и всей цепочке предшествующих действий, начиная с постановления о привлечении к ответственности, вынесенного генералом Сосье в 1894 году. Суд сосредоточил внимание только на юридических аспектах и отметил, что Дрейфус не был обязан быть вернулся в Военный суд по той простой причине, что этого никогда не должно было произойти из-за полного отсутствия обвинений:
Принимая во внимание, что в окончательном анализе обвинения против Дрейфуса ничего не остается в силе, и отмена решения Военного суда не оставляет ничего, что можно было бы считать преступлением или проступком; поэтому, применяя последний параграф статьи 445, не следует делать ссылки на другой суд.
Дрейфус был восстановлен в армии в звании майора артиллерии по закону 13 июля 1906 года. Это отражало звание, до которого он мог бы разумно подняться, если бы его карьера не была прервана выдвинутыми против него ложными обвинениями. [220] Однако Дрейфус и его сторонники были разочарованы тем, что его пять лет заключения не были учтены при восстановлении его карьеры и что его повышение до майора было датировано только 10 июля 1903 года. [220] Это решение было заблокировано. всякая надежда на карьеру, достойную его прошлых успехов до ареста в 1894 году. Прослужив год командиром артиллерийского склада в форте Неф-де-Венсен , майор Дрейфус вышел в отставку в июне 1907 года; решение было принято отчасти из-за периодических тропических лихорадок и хронической усталости, вызванной напряжением его заключения. [221]
4 июня 1908 года, по случаю переноса праха Эмиля Золя в Пантеон , Альфред Дрейфус стал объектом нападения. Луи Грегори, крайне правый журналист и помощник Дрюмона, произвел два выстрела из револьвера и легко ранил Дрейфуса в руку. Он был вынужден сделать это для Action Française (французское действие) не только для того, чтобы сорвать церемонию в честь «двух предателей» Золя и Дрейфуса, но и для того, чтобы переделать процесс Дрейфуса в новый процесс, своего рода месть. [222] Суд проходил в суде присяжных на Сене, где Грегори был оправдан – последнее в длинной череде судебных нарушений. Это стало поводом для новых антисемитских выступлений, которые правительство без особого энтузиазма подавило. [223]
В качестве офицера запаса Дрейфус участвовал в Первой мировой войне 1914–1918 годов, занимая должности начальника артиллерийского склада в укреплённом лагере под Парижем и командира колонны снабжения. В 1917 году он проходил службу на передовой в Шмен-де-Дам и Вердене . Помимо майора Дю Пати де Клама, Дрейфус был единственным офицером, непосредственно участвовавшим в «Деле», участвовавшим в войне. [224] Получив звание кавалера Почетного легиона во время своего восстановления в 1906 году, Дрейфус был повышен до звания офицера Почетного легиона в 1919 году. Его сын, Пьер Дрейфус, также участвовал в мировой войне. Я как артиллерийский офицер был награжден Военным крестом . Два племянника Альфреда Дрейфуса также воевали офицерами артиллерии французской армии, и оба были убиты. То же артиллерийское орудие ( Obusier de 120 mm C modele 1890 ), секреты которого Дрейфус обвинялся в раскрытии немцам, было среди тех, что использовались для сдерживания первых немецких наступлений. Свою военную карьеру он закончил в звании полковника. [225]
Дрейфус умер 12 июля 1935 года в возрасте семидесяти пяти лет. Его похоронный кортеж прошел через ряды, собравшиеся на празднование Дня взятия Бастилии на площади Согласия , и он был похоронен на кладбище Монпарнас . Полковник Пикар также был официально реабилитирован и реинтегрирован в армию в звании бригадного генерала . Пикар был военным министром с 1906 по 1909 год в первом правительстве Клемансо; он погиб в январе 1914 года в результате несчастного случая, связанного с верховой ездой. [226]
Для некоторых дело Дрейфуса ознаменовало французское общество как замученное общество. Пострадали все слои общества; некоторые были опустошены. [227] По словам Катрин Шультайс, современного историка:
Непреходящее значение дела Дрейфуса... заключается в его явном воплощении множества повествований и множества нитей исторической причинности. Он показывает, как давние убеждения и напряженность могут превратиться... в мощную силу, которая на десятилетия меняет политический и культурный ландшафт. В интересах расширения нашего понимания... сложности этой трансформации следует признать и проанализировать, а не придавать им моральную или политическую полезность. [228]
Дело Дрейфуса оживило конфронтацию между двумя сторонами Франции. [229] Однако, по мнению большинства историков, эта оппозиция служила республиканскому порядку. Действительно, произошло усиление парламентской демократии и провал монархических и реакционных сил.
Чрезмерное насилие со стороны националистических партий объединило республиканцев в единый фронт, который отразил попытки вернуться к старому порядку . [230] В краткосрочной перспективе прогрессивные политические силы, возникшие на выборах 1893 года и подтвержденные в 1898 году в результате дела Дрейфуса, исчезли в 1899 году. Шоковые процессы над Эстергази и Золя создали политику Дрейфуса, целью которой было развитие республиканского сознания. и бороться с авторитарным национализмом, который проявил себя во время этого дела. Неконтролируемый рост популистского национализма стал еще одним важным результатом этого события во французской политике, хотя его источником не было дело Дрейфуса. Он вырос из «дела Буланже» 1886–1889 годов и был сформирован в последовательную теорию Морисом Барресом в 1892 году. [231] У национализма были свои взлеты и падения, но ему удалось сохранить себя как политическую силу под названием « Французское действие» . , среди других. Тогда многие республиканцы объединились в Виши, без которого деятельность государства была бы нестабильной, что показало хрупкость республиканского института в чрезвычайных обстоятельствах. [232] После освобождения Шарль Моррас , осужденный 25 января 1945 года за сотрудничество, воскликнул на приговоре: «Это месть Дрейфуса!» [233]
Другим результатом стала интеллектуальная мутация социализма. Жорес был покойным Дрейфусаром (январь 1898 г.), и его убедили революционные социалисты. [234] Его приверженность стала непоколебимой вместе с Жоржем Клемансо , а с 1899 года под влиянием Люсьена Герра . В 1902 году возникли две партии: Французская социалистическая партия , объединившая жоренцев; и Социалистическая партия Франции под влиянием Геда и Вальяна. Обе партии объединились в 1905 году во Французскую секцию Интернационала трудящихся (SFIO).
Кроме того, в 1901 году зародились Республиканская радикальная и радикально-социалистическая партии , первая современная политическая партия, [235] задуманная как избирательная машина республиканской группы. Оно имело постоянную структуру и опиралось на сети дрейфусардов. Одновременно с этим событием было создание Французской лиги прав человека . Это был центр левых интеллектуалов и чрезвычайно активных в начале века совести левых гуманистов.
Окончательным последствием на политической сцене на рубеже веков стало глубокое обновление политических личностей с исчезновением великих республиканских деятелей, начиная с Огюста Шерера-Кестнера . Те, кто в конце века мог сильно повлиять на события этого дела, теперь исчезли, уступив место новым людям, чьим стремлением было реформировать и исправить ошибки и несправедливости прошлого.
В социальном плане антисемитизм был заметен. Существовавшая до дела Дрейфуса, она выражала себя во время дела Буланжизма и панамских скандалов , но ограничивалась интеллектуальной элитой. Дело Дрейфуса распространило ненависть к евреям во всех слоях общества, движение, которое, несомненно, началось с успеха еврейской Франции Эдуарда Дрюмона в 1886 году . [236] Затем оно было значительно усилено различными юридическими эпизодами и кампаниями в прессе, продолжавшимися почти пятнадцать лет. С тех пор антисемитизм стал официальным и поддерживался во многих кругах, включая рабочий класс. [237] Кандидаты на выборах в законодательные органы воспользовались антисемитизмом как лозунгом на парламентских выборах. Этот антисемитизм был усилен кризисом разделения церкви и государства в 1905 году, который, вероятно, привел к его расцвету во Франции. Антисемитские действия были разрешены с приходом режима Виши , который позволял свободное и неограниченное выражение расовой ненависти.
Еще одним социальным последствием стало усиление роли прессы. Впервые оно оказало важное влияние на политическую жизнь Франции. [238] О четвертой власти можно было говорить, поскольку она могла выступать в роли всех государственных органов. [239] Тем более, что высокое редакционное качество прессы было в основном обусловлено работами писателей и романистов, которые использовали газеты как революционный способ выражения. Сила прессы, безусловно, побудила политиков к действию, примером чего был Мерсье, который, судя по всему, настаивал на суде над Дрейфусом в 1894 году, чтобы угодить La Libre Parole , которая яростно нападала. При этом роль прессы была ограничена размером тиража, влиятельного в Париже, но в меньшей степени по всей стране. [240] Общий тираж национальной прессы, по-видимому, составлял около четырех с половиной миллионов экземпляров, реальное влияние которых было относительно сильным. Также была оказана помощь в виде публикации в 1899 году специальной газеты, предназначенной для координации борьбы (в лагере дрейфузистов), с «Жэньминь жибао » Себастьяна Фора .
Дело Дрейфуса создало трудности и заблокировало путь к улучшению отношений между Францией и Италией после таможенной войны, поскольку Италия была самой дрейфусарской страной в Европе. [241]
Шок от дела Дрейфуса затронул и сионистское движение, «которое нашло благодатную почву для своего возникновения». [242]
Австро-венгерский журналист Теодор Герцль , похоже, был глубоко тронут делом Дрейфуса, которое последовало за его дебютом в качестве корреспондента венской газеты Neue Freie Presse и присутствовал при унижении Дрейфуса в 1895 году. «Дело... послужило катализатором в обращении Герцля». [ нужна цитата ] До волны антисемитизма, сопровождавшей деградацию, Герцль был «убежден в необходимости решения еврейского вопроса », который стал для него «навязчивой идеей». В Der Judenstaat (Государство евреев) он считал, что:
[Если] Франция – оплот эмансипации, прогресса и всеобщего социализма – [может] оказаться в водовороте антисемитизма и позволить парижской толпе скандировать «Убивайте евреев!» Где они смогут снова быть в безопасности – как не в своей стране? Ассимиляция не решает проблему, потому что языческий мир не допустит этого, как это ясно продемонстрировало дело Дрейфуса... [243]
Потрясение Герцля было огромным, поскольку, прожив свою юность в Австрии , антисемитской стране, он решил жить во Франции из-за ее гуманистического имиджа, который делал ее убежищем от экстремистских излишеств. Первоначально он был фанатичным сторонником ассимиляции евреев в европейское нееврейское общество. Дело Дрейфуса потрясло взгляд Герцля на мир, и он полностью погрузился в крошечное движение, призывающее к восстановлению еврейского государства на библейской родине в Земле Израиля . Герцль быстро взял на себя руководство движением.
Он организовал 29 августа 1897 года Первый сионистский конгресс в Базеле и считается «изобретателем сионизма как настоящего политического движения». [ нужна ссылка ] Теодор Герцль записал в своем дневнике (1 сентября 1897 г.):
Если бы я подвел итог Базельскому конгрессу одним словом (которое я не буду произносить публично), то оно было бы следующим: В Базеле я основал еврейское государство . Если бы я сказал это сегодня вслух, мне бы ответил всеобщий смех. Возможно, лет через пять, и уж точно через пятьдесят, это поймут все. [244]
Дело Дрейфуса также стало поворотным моментом в жизни многих евреев Западной и Центральной Европы, как и погромы 1881–1882 годов для евреев Восточной Европы, поскольку многие евреи считали, что они в первую очередь французы. Тем не менее, евреи, несмотря на санкционированные государством усилия освободительного движения , никогда по-настоящему не были приняты в общество и часто считались чужими и посторонними, [245] даже тогда, когда они проявляли крайнюю преданность, мужественно сражаясь в войнах своих стран. [18]
В октябре 2021 года президент Франции Эммануэль Макрон открыл музей, посвященный делу Дрейфуса, в бывшем доме Золя в Медане в северо-западном пригороде Парижа. Он сказал, что ничто не может исправить унижения и несправедливость, от которых пострадал Дрейфус, и «давайте не будем усугублять их, забывая, углубляя или повторяя их». [246]
Ссылка на неповторение их последовала за попытками французских крайне правых поставить под сомнение невиновность Дрейфуса. В 1994 году армейский полковник был уволен за публикацию статьи, в которой предполагалось, что Дрейфус виновен; Адвокат крайне правого политика Жана-Мари Ле Пена ответил, что оправдание Дрейфуса «противоречит всей известной судебной практике». Эрик Земмур , крайне правый политический оппонент Макрона, заявивший, что лидер коллаборационистов Франции во время Второй мировой войны Филипп Петен , который способствовал депортации французских евреев в нацистские лагеря смерти , фактически спас им жизни, неоднократно заявлял в 2021 году, что правда о Дрейфус не был ясен, его невиновность была «неочевидна». [246]
Хотя с Альфреда Дрейфуса в конечном итоге были сняты все обвинения, скандал и его последствия имели долгосрочные последствия во французском обществе. В 21 веке дело Дрейфуса остается важной частью французской истории и стало предметом многочисленных общественных дебатов. Этот спор использовался для организации дискуссии по таким вопросам, как иммиграция, религиозная свобода, права меньшинств и сама Французская Республика. В последние годы дело Дрейфуса также использовалось для привлечения внимания к возрождению антисемитизма в Европе и для пропаганды принятия закона, который защитил бы права меньшинств на всем континенте. В последние годы был предпринят значительный толчок к созданию законодательства по защите прав меньшинств по всей Европе, причем важным ориентиром послужило дело Дрейфуса. Во Франции законодатели предложили ряд законопроектов, которые расширят защиту сообществ меньшинств, например, запретят дискриминацию по этническому или религиозному признаку и предоставят дополнительные ресурсы жертвам преступлений на почве ненависти. На более широком европейском уровне Европейский Союз реализовал ряд мер, таких как система сообщения о преступлениях на почве ненависти и программа позитивной дискриминации, чтобы гарантировать, что сообщества меньшинств не будут непропорционально затронуты социальной и экономической политикой. Кроме того, Европейская комиссия создала координирующий орган, чтобы гарантировать, что государства-члены выполняют свои обязательства по защите прав меньшинств.
В 1985 году президент Франсуа Миттеран заказал скульптору Луи Мительбергу статую Дрейфуса. Его должны были установить в Военной школе , но министр обороны Шарль Эрню отказался выставить его там. [247] Эрну утверждал, что это произошло потому, что Военная школа закрыта для публики, но широко распространено мнение, что это было сделано для того, чтобы не провоцировать армию. [248] [249] Миттеран не отверг своего министра, и вместо этого статуя была установлена на бульваре Распай, № 116–118, у выхода из станции метро Notre-Dame-des-Champs, где ее можно найти и сегодня. Реплика находится у входа в парижский Музей еврейского искусства и истории , в котором находится Фонд Дрейфуса , содержащий более трех тысяч исторических документов, подаренных внуками капитана Дрейфуса.
12 июля 2006 года президент Жак Ширак провел официальную государственную церемонию, посвященную столетию официальной реабилитации Дрейфуса. Это проводилось в присутствии живых потомков Эмиля Золя и Альфреда Дрейфуса. Это событие произошло в том же мощеном дворе Парижской военной школы , где капитан Дрейфус был официально лишен офицерского звания. Ширак заявил, что «борьба с темными силами нетерпимости и ненависти никогда не бывает окончательно выиграна», и назвал Дрейфуса «образцовым офицером» и «патриотом, страстно любившим Францию». Национальное собрание Франции также провело поминальную церемонию в честь столетия, ознаменовавшую окончание этого дела. Это было проведено в память о законах 1906 года, которые реинтегрировали и продвинули Дрейфуса и Пикара в конце дела Дрейфуса.
.jpg/1280px-Listes_des_versements_aux_Archives,_par_le_minist%C3%A8re_de_la_Justice,_des_scell%C3%A9s_de_l%E2%80%99affaire_Dreyfus_-_Archives_Nationales_-_AB-V-d-9_-_(1).jpg)
Дело Дрейфуса отличается большим количеством книг, изданных на эту тему. [250] [251] [252]
Все официальные протоколы легко доступны, включая отчеты обо всех публичных слушаниях по многочисленным судебным процессам по этому делу. Кроме того, большое количество записей легко доступно во Французском национальном архиве и в Военном архиве форта Венсен . Современная литература по этому делу публиковалась между 1894 и 1906 годами. Она началась с брошюры Бернара Лазара, первого интеллектуала Дрейфусара.
Краткое описание дела Дрейфуса, написанное «Анри-Дютре Крозоном», псевдонимом полковника Ларпена, [примечание 35] является основой всей антидрейфусаровской литературы после этого дела до настоящего времени. Автор развивает теорию заговора, подогреваемого еврейскими финансами, чтобы подтолкнуть Эстерхази обвинить себя в преступлении. Под научной внешностью будет обнаружена разработка теорий без доказательств и поддержки.
Публикация заметок Шварцкоппена в 1930 году пролила свет на виновную роль Эстерхази в этом деле и в то же время реабилитировала Альфреда Дрейфуса, если такое оправдание было необходимо. Крайне правые поставили под сомнение ценность этого свидетельства, но большинство историков считают его достоверным источником, несмотря на некоторые двусмысленности и неточности.
Период оккупации набрасывает на дело завесу. Освобождение и разоблачение Холокоста заставили глубоко задуматься обо всем деле Дрейфуса. Жак Кайзер (1946), затем Морис Палеолог (1955) и Анри Жискар д'Эстен (1960) возобновили это дело без больших разоблачений - процесс, который исторически обычно считался недостаточным. [ кем? ]
Марсель Томас, главный хранитель Национального архива, в 1961 году в своей книге « Дело без Дрейфуса» в двух томах представил полный обзор истории этого дела, подтвержденный всеми доступными государственными и частными архивами. Его работа является фундаментом всех последующих исторических исследований. [253]
Жан Дойз из Высшей нормальной школы , военный профессионал с сильным техническим образованием, пытается объяснить происхождение этого случая с помощью разработки в период с 1892 по 1897 год французской 75-мм полевой пушки. Дойз делает предложение в «Хорошо охраняемой тайне». Военная история дела Дрейфуса показала, что Альфред Дрейфус использовался французской контрразведкой, чтобы отвлечь немецкий шпионаж от секретных разработок французской 75-й армии, и, кроме того, Эстерхази, который когда-то служил в военной контрразведке, сыграл роль в этой манипуляции. К этим гипотезам относятся со скептицизмом. [ кем? ]
В 1983 году юрист и историк Жан-Дени Бреден опубликовал книгу L’Affair ( «Дело» ). Интерес книги сосредоточен на строго фактологическом сопоставлении рассказа с документально подтвержденными фактами и многогранном размышлении над различными аспектами события. Книга также впервые выявила наличие гомосексуальной переписки в версии обвинения.
Отражая интенсивный интерес к социальной истории, охвативший историков с 1960-х и 1970-х годов, Эрик Кам написал « Дело Дрейфуса во французском обществе и политике» (1996), анализ социологии этого дела. Майкл Бернс, «Сельское общество и французская политика, буланжизм и дело Дрейфуса, 1886–1900» (1984) делает то же самое, но в более ограниченной форме. Биография Альфреда Дрейфуса Винсента Дюклерта (2005) включает на 1300 страницах полную переписку Альфреда и Люси Дрейфус с 1894 по 1899 год.
Развивая статью 2008 года, опубликованную в журнале la Revue d'histoire Moderne et contemporaine , в 2012 году историки Пьер Жерве, Полина Перец и Пьер Стутин опубликовали Le dossier secret de l'affaire Dreyfus ( «Секретные записи о деле Дрейфуса »). Их исследования позволили установить первоначальное содержание секретного файла. Их тезис заключался в том, что историки проигнорировали переписку Шварцкоппена и Паниццарди и что гомосексуальность сыграл центральную роль в клевете на Дрейфуса. [12] [13] [ нужны разъяснения ]
Кроме того, дело Дрейфуса послужило основой для многих романов. Последняя работа Эмиля Золя (1902), «Истина» , переносит дело Дрейфуса в мир образования. Анатоль Франс опубликовал «Остров пингвинов» (1907), в котором рассказывается о деле в книге VI: «Дело о 80 000 связках сена». [254] Марсель Пруст посвятил значительные отрывки своего второго, третьего и четвертого томов « В поисках утраченного времени » реакции парижского общества на дело Дрейфуса. Другие авторы также внесли свой вклад, например, Роже Мартен дю Гар , Морис Баррес и Роберт Харрис .
Многие артефакты и документы, связанные с этим делом, выставлены в Музее искусства и истории иудаизма в Париже.
Ранние писатели маргинализировали роль антисемитизма. Однако после публикации Жан-Дени Бредена « Дело: Дело Альфреда Дрейфуса» (1986) и Стивена Уилсона « Идеология и опыт: антисемитизм во Франции во время дела Дрейфуса» (1982) больше внимания стало уделяться Подспудное течение антисемитизма во французском обществе и его влияние на развитие дела. [255]
Роман Роберта Харриса «Офицер и шпион» 2013 года и адаптированный по нему фильм 2019 года рассказывают историю дела Дрейфуса с точки зрения Пикара.
Книга или статья, использованная в качестве источника для написания этой статьи.
