После ратификации статьи 231 Версальского договора по завершении Первой мировой войны центральные державы были вынуждены выплатить военные репарации союзным державам . Каждая побежденная держава должна была производить платежи наличными или натурой. Из-за финансовой ситуации в Австрии , Венгрии и Турции после войны репарации выплачивались незначительно или вообще не выплачивались, а требования о репарациях были отменены. Болгария , выплатив лишь часть требуемой суммы, увидела, что сумма репараций была уменьшена, а затем отменена. Историки признали требование Германии о выплате репараций «главным полем битвы послевоенной эпохи» и «центром борьбы за власть между Францией и Германией по поводу того, следует ли соблюдать или пересматривать Версальский договор». [1]
Версальский договор ( подписанный в 1919 году) и Лондонский график платежей 1921 года требовали от Германии выплатить 132 миллиарда золотых марок ( 33 миллиарда долларов США на тот момент) в качестве репараций для покрытия ущерба гражданскому населению, причиненного во время войны. Эта цифра была разделена на три категории облигаций : A, B и C. Из них Германия должна была безоговорочно выплатить облигации категорий «A» и «B» на общую сумму 50 миллиардов марок ( 12,5 миллиардов долларов США ). Выплата остальных облигаций категории «C» была беспроцентной и зависела от платежеспособности Веймарской республики, что должно было быть оценено комитетом союзников.
Из-за отсутствия репарационных выплат со стороны Германии Франция оккупировала Рур в 1923 году для обеспечения выплат, что вызвало международный кризис, который привел к реализации плана Дауэса в 1924 году. В этом плане был предусмотрен новый метод оплаты и привлечены международные кредиты для помощи Германии. выполнить свои обязательства по возмещению ущерба. Несмотря на это, к 1928 году Германия призвала к новому плану выплат, в результате чего был принят План Янга , который установил требования Германии по репарациям в размере 112 миллиардов марок ( 26,3 миллиарда долларов США ) и создал график платежей, согласно которому Германия должна была завершить выплаты к 1988 году. В результате тяжелого воздействия Великой депрессии на экономику Германии репарации были приостановлены на год в 1931 году, а после невыполнения соглашения, достигнутого на Лозаннской конференции 1932 года , никаких дополнительных репараций не производилось. В период с 1919 по 1932 год Германия выплатила менее 21 миллиарда марок в виде репараций.
Немецкий народ рассматривал репарации как национальное унижение; Правительство Германии работало над тем, чтобы подорвать действительность Версальского договора и требования о выплате. Британский экономист Джон Мейнард Кейнс назвал договор карфагенским миром , который экономически уничтожит Германию. Его аргументы оказали глубокое влияние на историков, политиков и общественность в целом. Несмотря на аргументы Кейнса и аргументы более поздних историков, поддерживающие или подкрепляющие взгляды Кейнса, современные историки сходятся во мнении, что репарации не были такими нетерпимыми, как предполагали немцы или Кейнс, и были в пределах способности Германии выплатить их, если бы у Германии была политическая воля сделать это. так. После Второй мировой войны Западная Германия взяла на себя выплаты. Лондонское соглашение 1953 года о внешнем долге Германии привело к соглашению о выплате 50 процентов оставшегося баланса. Последний платеж был произведен 3 октября 2010 года в счет погашения задолженности Германии по кредиту в отношении репараций.
В 1914 году разразилась Первая мировая война . В течение следующих четырех лет бои бушевали в Европе , на Ближнем Востоке , в Африке и Азии . [2] 8 января 1918 года президент США Вудро Вильсон опубликовал заявление, которое стало известно как « Четырнадцать пунктов» . Частично эта речь призывала Германию уйти с оккупированной ею территории и сформировать Лигу Наций . [3] [4] В четвертом квартале 1918 года Центральные державы начали распадаться. [5] В частности, немецкие военные потерпели решительное поражение на Западном фронте , а немецкий флот поднял мятеж , что вызвало внутренние восстания, которые стали известны как Немецкая революция . [6] [7] [8]
Большинство крупных сражений войны произошли во Франции, и французская сельская местность сильно пострадала от боевых действий. Кроме того, в 1918 году во время отступления Германии немецкие войска опустошили самый промышленно развитый регион Франции на северо-востоке ( Горнодобывающий бассейн Нор-Па-де-Кале ). Произошли масштабные грабежи: немецкие войска забрали все материалы, которые могли использовать, а остальное уничтожили. Были уничтожены сотни мин, железные дороги, мосты и целые деревни. По этим причинам премьер-министр Франции Жорж Клемансо был полон решимости, что любой справедливый мир требует от Германии выплаты репараций за причиненный им ущерб. Клемансо рассматривал репарации как способ ослабить Германию, чтобы гарантировать, что она никогда больше не сможет угрожать Франции. [9] [10] Его позицию разделил французский электорат. [11] Репарации также пойдут на покрытие расходов на восстановление в других странах, включая Бельгию, которые также напрямую пострадали от войны. [12] Несмотря на внутреннее давление в пользу жесткого урегулирования, премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж выступил против властных репараций. Он выступал за меньшую сумму, которая нанесла бы меньший ущерб немецкой экономике с долгосрочной целью гарантировать, что Германия останется жизнеспособной экономической державой и торговым партнером. Он также утверждал, что репарации должны включать военные пенсии для ветеранов-инвалидов и пособия для вдов войны, что оставило бы большую долю репараций за Британской империей . [13] [14] [15] Вильсон выступал против этих позиций и был непреклонен в том, что Германии не следует налагать никаких компенсаций. [16]
Парижская мирная конференция открылась 18 января 1919 года с целью установления прочного мира между союзными и центральными державами. [17] Требование компенсации от побежденной стороны было общей чертой мирных договоров, включая Версальский договор , который Германия навязала Франции в 1871 году. [18] [19] Однако финансовые условия договоров, подписанных во время мирной конференции, были помечены как репарации, чтобы отличить их от карательных соглашений, обычно известных как контрибуции . Репарации предназначались для восстановления и выплаты компенсаций семьям, пострадавшим в результате войны. [12] Первая статья раздела о репарациях Версальского договора , статья 231 , послужила правовой основой для следующих статей, которые обязывали Германию выплатить компенсацию [20] и ограничивали ответственность Германии ущербом, нанесенным гражданскому населению. Эта же статья, с измененным именем подписавшего, была включена и в договоры, подписанные союзниками Германии. [21]
В феврале 1919 года министр иностранных дел граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау сообщил Веймарскому национальному собранию , что Германии придется выплатить репарации за разрушения, вызванные войной, но не будет оплачивать фактические военные расходы. [22] После составления Версальского договора 7 мая того же года немецкие и союзные делегации встретились, и договор был передан для перевода и выдачи ответа. На этой встрече Брокдорф-Ранцау заявил: «Мы знаем силу ненависти, которая нас встречает, и мы слышали страстное требование победителей, чтобы мы, как побежденные, были вынуждены заплатить, а как виновные были наказаны». Однако он продолжал отрицать, что Германия несет исключительную ответственность за войну. [23]
Статья 231 Версальского договора была переведена неправильно. Вместо заявления «...Германия принимает на себя ответственность Германии и ее союзников за причинение всех потерь и ущерба...», в издании правительства Германии говорится: «Германия признает, что Германия и ее союзники, как виновники войны, несет ответственность за все убытки и ущерб...». [24] Это привело к преобладающему убеждению в унижении среди немцев; статья была воспринята как несправедливость, и существовало мнение, что Германия подписала «свою честь». [25] [26] Несмотря на возмущение общественности, официальные лица правительства Германии осознавали, «что позиция Германии по этому вопросу была далеко не так благоприятна, как имперское правительство заставляло верить немецкую общественность во время войны». [27] Политики, ищущие международного сочувствия, будут продолжать использовать эту статью из-за ее пропагандистской ценности, убеждая многих, кто не читал договоры, что статья подразумевает полную вину за войну. [21] Немецкие историки-ревизионисты, которые позже попытались игнорировать обоснованность этого пункта, нашли готовую аудиторию среди писателей-ревизионистов во Франции, Великобритании и США. [28] Целью как политиков, так и историков было доказать, что Германия не является единственной виновной в развязывании войны; если бы эту вину можно было опровергнуть, юридическое требование о выплате репараций исчезло бы. [29]
В Версальском договоре говорилось, что в 1921 году будет создана Комиссия по репарациям . Эта комиссия рассмотрит ресурсы, доступные Германии, и ее платежеспособность, предоставит правительству Германии возможность быть услышанным по этому вопросу и примет решение об окончательном возмещении ущерба. цифра, которую Германия должна будет заплатить. Тем временем Германия была обязана выплатить сумму, эквивалентную 20 миллиардам золотых марок ( 5 миллиардов долларов США ) золотом, сырьевыми товарами, кораблями, ценными бумагами или в других формах. Деньги будут использованы для оплаты оккупационных расходов союзников, а также для закупки продовольствия и сырья для Германии. [30] [31] Статья 121 Нейиского договора признавала, что «ресурсы Болгарии недостаточны, чтобы позволить ей произвести полное возмещение ущерба». Таким образом, договор требовал от Болгарии выплатить сумму, эквивалентную 2,250 миллиарда золотых франков в качестве репараций. [32]
Договоры Сен-Жермен-ан-Ле, Трианон и Севр признавали, что Австрия , Венгрия и Турция не имеют ресурсов для выплаты репараций, и откладывали установление окончательной суммы до создания Репарационной комиссии. [33] [34] [35] Кроме того, Болгария была обязана передать тысячи голов скота Греции , Румынии и сербско-хорватско-словенскому государству «в качестве реституции за животных, отнятых Болгарией во время войны». Это не будет зачтено в сумму возмещения. [36] Аналогичным образом, Болгария должна была отправлять 50 000 тонн угля в год сербско-хорватско-словенскому государству в качестве компенсации за разрушенные шахты. Эти поставки не будут зачтены в счет репарационной суммы Болгарии. [37] Германия, Австрия и Венгрия взяли на себя обязательства передать древесину, руду и скот союзным державам. Однако за эти товары им будет зачислен кредит. [38] [39] [40]
В январе 1921 года союзные державы потеряли терпение и установили сумму репараций в 226 миллиардов золотых марок. Немцы в ответ предложили 30 миллиардов. [41] 24 апреля 1921 года правительство Германии написало американскому правительству, выразив «свою готовность признать в целях репарации общую ответственность в размере 50 миллиардов золотых марок», но также было готово «выплатить эквивалент этой суммы в виде адаптированных аннуитетов». к ее экономическому потенциалу, составляющему 200 миллиардов золотых марок». [42] Кроме того, правительство Германии заявило, что «для ускорения погашения остатка» и «для борьбы с страданиями и ненавистью, порожденными войной», Германия готова предоставить необходимые ресурсы и «взять на себя восстановление поселков». , деревни и деревни». [43]
Лондонский график платежей от 5 мая 1921 года установил «полную ответственность всех центральных держав вместе взятых, а не только одной Германии» в размере 132 миллиардов золотых марок. [44] Эта сумма была компромиссом, предложенным Бельгией - против более высоких цифр, требуемых французами и итальянцами , и более низкой цифры, которую поддерживали британцы, - который «представлял собой оценку самой низкой суммы, которую общественное мнение ... терпит». [45]
Эта цифра была разделена на три серии облигаций : облигации «А» и «В» вместе имели номинальную стоимость 50 миллиардов золотых марок ( 12,5 миллиардов долларов США) — меньше суммы, которую Германия ранее предлагала заплатить. Облигации «С», составляющие остальную часть суммы репараций, «были намеренно созданы как химерические ». [44] Они были «политической разменной монетой», которая служила внутренней политике Франции и Великобритании. [46] Фигура была совершенно нереальной; его основная функция заключалась в том, чтобы ввести общественное мнение в заблуждение, «заставив поверить в то, что цифра в 132 миллиарда марок сохраняется». Более того, «эксперты союзников знали, что Германия не может выплатить 132 миллиарда марок, а другие центральные державы могут заплатить мало. Таким образом, облигации A и B, которые были подлинными, представляли собой фактическую оценку союзниками платежеспособности Германии». [44] Принимая во внимание сумму, уже выплаченную между 1919 и 1921 годами, непосредственные обязательства Германии составляли 41 миллиард золотых марок. [47]
Чтобы выплатить эту сумму, Германия могла бы заплатить натурой или наличными. Товары, оплачиваемые в натуральной форме, включали уголь, древесину, химические красители, фармацевтические препараты, домашний скот, сельскохозяйственные машины, строительные материалы и заводское оборудование. Их стоимость в золоте будет вычтена из суммы, которую Германия должна была заплатить. Помощь Германии в восстановлении университетской библиотеки Лувена , которая была разрушена немцами 25 августа 1914 года, также была зачтена в эту сумму, как и некоторые территориальные изменения, наложенные договором на Германию. [48] [49] График платежей требовал 250 миллионов долларов США в течение двадцати пяти дней, а затем 500 миллионов долларов США ежегодно, плюс 26 процентов стоимости немецкого экспорта. Правительство Германии должно было выпустить облигации под пять процентов и создать фонд погашения в один процент для поддержки выплаты репараций. [30]
Между подписанием Нейи-сюр-Сена и апрелем 1922 года Болгария выплатила 173 миллиона золотых франков в качестве репараций. [50] В 1923 году сумма болгарских репараций была пересмотрена в сторону уменьшения до 550 миллионов золотых франков, «плюс единовременная выплата в размере 25 миллионов франков на покрытие расходов на оккупацию». [51] К этой цифре Болгария заплатила 41 миллион золотых франков в период с 1925 по 1929 год. В 1932 году болгарские репарационные обязательства были отменены после Лозаннской конференции . [52]
Поскольку Австрия была «настолько обедневшей» после войны и из-за краха Венского банка, страна не выплачивала репараций «кроме кредитов за переданную собственность». [51] [53] Точно так же Венгрия не выплатила никаких репараций, кроме поставок угля, из-за коллапса венгерской экономики. [51] [54] Турецкие репарации были «резко ограничены ввиду масштабов территориальных потерь Турции». Однако Севрский договор так и не был ратифицирован. Когда в 1923 году был подписан Лозаннский договор , турецкие репарации были «полностью отменены». [51]
С момента начала репараций поставки немецкого угля были ниже согласованного уровня. В попытке исправить эту ситуацию в июле 1920 года была проведена Спа-конференция . На этой конференции было решено, что Германии будут платить пять марок за тонну доставленного угля, чтобы облегчить поставки угля и помочь накормить шахтеров. Несмотря на это, Германия продолжала не выполнять свои обязательства. [55] К концу 1922 года немецкие дефолты по платежам стали настолько серьезными и регулярными, что кризис охватил Комиссию по репарациям. Делегаты Франции и Бельгии призывали к захвату Рура , чтобы побудить немцев приложить больше усилий по выплате, в то время как британцы поддержали отсрочку платежей, чтобы облегчить финансовое восстановление Германии. [56] 26 декабря 1922 года Германия объявила дефолт по поставкам древесины. Квота на древесину была основана на предложении Германии, и ее невыполнение было массовым. [Примечание 1] Союзники были единодушны в том, что дефолт был недобросовестным. [57] В январе 1923 года, несмотря на сокращение квот, правительство Германии в 34-й раз за три года объявило дефолт по поставкам угля после потери Верхнесилезских угольных месторождений, содержащих 11 процентов немецких запасов угля, которые были переданы Польше. [58] [59]
9 января 1923 года Репарационная комиссия объявила, что Германия не обеспечивает поставки угля, и проголосовала за оккупацию Рура, чтобы обеспечить выполнение репарационных обязательств страны. Британия была единственным голосом, несогласным с обеими мерами. 11 января французские и бельгийские солдаты при поддержке инженеров, включая итальянский контингент, вошли в регион, положив начало оккупации Рура . [60] [61]
Премьер-министр Франции Раймон Пуанкаре категорически не хотел отдавать приказ об оккупации и предпринял этот шаг только после того, как британцы отклонили его предложения о более умеренных санкциях против Германии. [62] К декабрю 1922 года Пуанкаре столкнулся с англо-американско-немецкой враждебностью; Запасы угля для производства стали во Франции были на исходе. [63] Раздраженный бездействием Великобритании, он написал французскому послу в Лондоне:
Судя других по себе, англичане, ослепленные своей лояльностью, всегда думали, что немцы не выполнили свои обязательства, записанные в Версальском договоре, потому что они не согласились с ними откровенно... Мы, наоборот, считаем, что что если Германия, далекая от малейших усилий для выполнения мирного договора, всегда старалась уклониться от своих обязательств, то это потому, что до сих пор она не была убеждена в своем поражении... Мы также уверены, что Германия, как нация смиряется с тем, чтобы сдержать данное слово только под влиянием необходимости. [64]
Занятие оказалось малоприбыльным; оккупационные державы получили 900 миллионов золотых марок, и большая часть этой суммы просто покрыла военные расходы на оккупацию. Однако настоящей проблемой оккупации были не дефолты Германии по поставкам угля и древесины, а принуждение Германии «признать свое поражение в Первой мировой войне и принять Версальский договор». [65] Пуанкаре признал, что, если Германии удастся избежать наказания за игнорирование Версаля в отношении репараций, будет создан прецедент, и немцы неизбежно приступят к демонтажу остальной части Версальского договора. [65]
Хотя французы добились своей цели во время оккупации Рура, немцы разрушили их экономику, финансируя пассивное сопротивление, и вызвали гиперинфляцию . [65] Под англо-американским давлением и одновременным снижением стоимости франка Франция оказывалась во все большей изоляции, а ее дипломатические позиции ослаблялись. [66] В октябре 1923 года был сформирован комитет, состоящий из американских, бельгийских, британских, французских, немецких и итальянских экспертов под председательством бывшего директора Бюджетного бюро США Чарльза Дж. Доуэса , для рассмотрения «чисто с технической точки зрения», как сбалансировать немецкий бюджет, стабилизировать экономику и установить достижимый уровень репараций. [67]
В апреле 1924 года был принят план Дауэса , заменивший лондонский график платежей. Хотя облигации категории «С» были исключены из плана, формально они не были отменены. Французские войска должны были быть выведены из Рура, должен был быть создан банк, независимый от правительства Германии, с правящим органом, по крайней мере, на 50 процентов негерманским , и стабилизировать немецкую валюту. Была также реорганизована выплата репараций. В первый год после реализации плана Германия должна будет выплатить 1 миллиард марок. К пятому году плана эта цифра увеличится до 2,5 миллиарда марок в год. Агентство по репарациям было создано с участием представителей союзников для организации выплаты репараций. Кроме того, предполагалось привлечь заем в размере 800 миллионов марок — более 50 процентов поступило из Соединенных Штатов, 25 процентов из Великобритании, а оставшаяся часть — из других европейских стран, — для поддержки немецкой валюты и помощи в выплате репараций. . [67] [68]
За принятием плана последовали Локарнские договоры . Последующий «дух Локарно» привел к очевидному примирению между европейскими державами. Реализация плана Дауэса также имела положительный экономический эффект в Европе, в основном финансируемый за счет американских кредитов. [69] Согласно плану Дауэса, Германия всегда выполняла свои обязательства. [70] Однако долгосрочные цели Германии остались прежними, несмотря на очевидное примирение: пересмотр Версальского договора с целью прекращения репараций. План Дауэса рассматривался лишь как временная мера с ожидаемыми изменениями в будущем. [69] [70] В конце 1927 года генеральный агент по репарациям «призвал к более постоянной схеме» выплат, и в 1928 году немцы последовали его примеру. [71] Министр иностранных дел Германии Густав Штреземан призвал к разработке окончательного плана репараций наряду с скорейшим выводом войск союзников из Рейнской области. Французы, осознавая ослабление своего политического и финансового положения, согласились. 16 сентября 1928 года было опубликовано совместное заявление Антанты и Германии, в котором признавалась необходимость нового плана репараций. [70]
В феврале 1929 года был сформирован новый комитет для пересмотра репараций. Его возглавил американский банкир Оуэн Д. Янг, и он представил свои выводы в июне 1929 года. « План Янга » был принят и ратифицирован правительством Германии 12 марта 1930 года. План установил теоретическую окончательную сумму репараций в размере 112 миллиардов золотых. марок ( 26,35 миллиарда долларов США ) с новым графиком выплат, согласно которому репарации будут завершены к 1988 году — впервые была установлена окончательная дата. Кроме того, иностранный надзор за немецкими финансами должен был прекратиться с закрытием Агентства по репарациям, которое должно было быть заменено Банком международных расчетов . Банк был создан для обеспечения сотрудничества между центральными банками, а также для получения и выплаты репараций. Еще один кредит в размере 300 миллионов долларов США должен был быть получен и передан Германии. [72] [73] [74] [75]
В результате этого плана немецкие выплаты составили половину суммы, требуемой по плану Дауэса. [76] Реализация плана Янга потребовала вывода англо-французских войск из Рейнской области в течение нескольких месяцев. [77] Несмотря на сокращение, немецкая враждебность к этому плану росла. Например, Закон против порабощения немецкого народа, или Закон о свободе, был предложен политиком-националистом Альфредом Гугенбергом . Предложенный Гугенбергом закон призывал к прекращению оккупации Рура, официальному отказу от статьи 231 (положение о «виновности в войне») и отказу от плана Янга. Хотя политики отвергли его, он получил достаточную поддержку избирателей, чтобы его можно было выставить на референдум. Плебисцит состоялся в декабре 1929 года, в результате которого 5,8 миллиона человек из 6,3 миллиона избирателей проголосовали за закон. Это число оказалось ниже необходимого 21 миллиона голосов (50% избирателей, имеющих право голоса), чтобы оно вступило в силу. Хотя это было политическое поражение Гугенберга, оно привело к значительному общенациональному вниманию к Адольфу Гитлеру , который работал с Гугенбергом над продвижением референдума, а затем к ценному финансированию со стороны правых. [78] [79] [80]
В марте 1930 года правительство Германии распалось, и на смену ему пришла новая коалиция во главе с канцлером Генрихом Брюнингом . В июне войска союзников были выведены из-под Майнца — последней оккупационной зоны в Рейнской области — и правительство Брюнинга подняло вопрос о требовании дальнейшего уточнения репараций, но это требование было отклонено Уильямом Тирреллом , британским послом во Франции. [81] В 1931 году в Германии начался финансовый кризис. В мае Creditanstalt — крупнейший банк Австрии — обанкротился, что спровоцировало банковский кризис в Германии и Австрии. В ответ Брюнинг объявил, что Германия приостанавливает репарационные выплаты. Это привело к массовому выводу внутренних и иностранных средств из немецких банков. К середине июля все немецкие банки закрылись. [82] До этого момента политика Франции заключалась в предоставлении Германии финансовой поддержки, чтобы помочь правительству Брюнинга стабилизировать страну. Брюнинг, находившийся теперь под значительным политическим давлением со стороны крайне правых и президента Пауля фон Гинденбурга , не смог пойти на какие-либо уступки или изменить политику. В результате Брюнинг не смог занять деньги ни из иностранных, ни из внутренних источников. Дальнейшие попытки заручиться поддержкой Великобритании, чтобы положить конец репарациям, потерпели неудачу; Британцы заявили, что это совместная проблема Франции и США. В начале июля Брюнинг объявил «о своем намерении добиваться полного пересмотра плана Янга». [83] В свете кризиса и с перспективой того, что Германия не сможет погасить свои долги, вмешался президент США Герберт Гувер . В июне Гувер публично предложил ввести однолетний мораторий на репарации и военные долги. К июлю « мораторий Гувера » был принят. [84]
Мораторий получил широкую поддержку как в Германии, так и в Великобритании. Французы, поначалу колебавшиеся, в конце концов согласились поддержать американское предложение. [85] Однако 13 июля немецкий Дармштедтер Банк рухнул, что привело к дальнейшим банкротствам и росту безработицы, что еще больше усугубило финансовый кризис в Германии. [86] Поскольку Великая депрессия теперь оказывает свое влияние, Банк международных расчетов сообщил, что план Янга был нереалистичным в свете экономического кризиса, и призвал мировые правительства достичь нового урегулирования по различным долгам, которые они были должны друг другу. В январе 1932 года Брюнинг заявил, что будет добиваться полной отмены репараций. Его позицию поддержали британцы и итальянцы, против нее выступили французы. [87]
Из-за политических разногласий между странами по этому вопросу и предстоящих выборов во Франции и Германии конференция не могла быть организована до июня. 16 июня открылась Лозаннская конференция. Однако дискуссии осложнялись продолжающейся Всемирной конференцией по разоружению . На последней конференции США сообщили британцам и французам, что им не будет разрешено объявить дефолт по своим военным долгам. В свою очередь, они рекомендовали увязать военные долги с репарациями Германии, против чего немцы возражали. 9 июля соглашение было достигнуто и подписано. Лозаннская конференция аннулировала план Янга и потребовала от Германии выплатить последний разовый взнос в размере 3 миллиардов марок. [88] [89] [90] Лозаннский договор должен был вступить в силу, как только будет достигнуто соответствующее соглашение с Соединенными Штатами о погашении кредитов, которые они предоставили союзным державам во время Первой мировой войны. [91] Из-за неспособности прийти к такому соглашению Лозаннский договор не был ратифицирован ни одним из участвующих государств и, следовательно, так и не приобрел юридической силы. [92] Германия не возобновила выплату репараций. [93]
Точная сумма, которую заплатила Германия, является предметом споров. [94] Правительство Германии подсчитало, что оно выплатило репарации на сумму, эквивалентную 67,8 миллиардам золотых марок. Немецкие цифры включали — помимо золота и товаров в натуральной форме — затопление немецкого флота в Скапа-Флоу , утрату государственной собственности на землях, переданных другим странам, и потерю колониальных территорий. [95] Комиссия по репарациям и Банк международных расчетов заявляют, что Германия выплатила 20,598 миллиардов золотых марок в качестве репараций, из которых 7,595 миллиардов было выплачено до введения в действие Лондонского графика платежей. [96] Найл Фергюсон приводит несколько меньшую цифру. По его оценкам, Германия заплатила не более 19 миллиардов золотых марок. [97] Далее Фергюсон подсчитал, что эта сумма составила 2,4 процента национального дохода Германии в период с 1919 по 1932 год. Стивен Шукер в своем обширном эконометрическом исследовании признает, что Германия перевела 16,8 миллиардов марок за весь период, но указывает, что эта сумма был в значительной степени компенсирован девальвацией депозитов в бумажных марках союзников до 1923 года и кредитами, от которых Германия впоследствии отказалась после 1924 года. Чистый перевод капитала в Германию составил 17,75 миллиардов марок, или 2,1% всего национального дохода Германии за период 1919 года. –1931. По сути, Америка заплатила Германии в четыре раза больше, с учетом цен, чем США предоставили Западной Германии в соответствии с планом Маршалла после 1948 года. [97] [98] [99] По словам Герхарда Вайнберга , были выплачены репарации, восстановлены города, засажены сады, вновь открыты шахты и выплачены пенсии. Однако бремя ремонта было переложено с немецкой экономики на пострадавшие экономики победителей войны. [100] Ганс Моммзен писал: «Германия финансировала свои репарационные выплаты западным странам-кредиторам за счет американских займов», которые британцы и французы затем использовали для «покрытия своих долгосрочных процентных обязательств и погашения своих долгов перед Соединенными Штатами военного времени». [101]
Чтобы помочь выплатить репарации, Германия в 1920-е годы брала различные кредиты. В 1933 году, после отмены репараций, новый канцлер Германии Адольф Гитлер отменил все выплаты. В июне 1953 года было достигнуто соглашение по существующему долгу с Западной Германией. Германия согласилась погасить 50 процентов сумм кредита, по которым произошел дефолт в 1920-х годах, но отложила часть долга до тех пор, пока Западная и Восточная Германия не будут объединены . В 1995 году, после воссоединения, Германия начала осуществлять последние выплаты по кредитам. Последний платеж в размере 94 миллионов долларов США был произведен 3 октября 2010 года для погашения долгов Германии по кредитам в отношении репараций. [102]
За период репараций Германия получила в виде займов от 27 до 38 миллиардов марок. [105] [106] [107] К 1931 году внешний долг Германии составлял 21,514 миллиарда марок; основными источниками помощи были США, Великобритания, Нидерланды и Швейцария. [108] Детлев Пойкерт утверждал, что финансовые проблемы, возникшие в начале 1920-х годов, были результатом послевоенных займов и того, как Германия финансировала свои военные усилия, а не результатом репараций. [109] Во время Первой мировой войны Германия не повышала налоги и не создавала новых для оплаты расходов военного времени. Вместо этого были взяты кредиты, что поставило Германию в экономически нестабильное положение, поскольку в обращение поступало все больше денег, разрушая связь между бумажными деньгами и золотым запасом, который сохранялся до войны. После своего поражения Германия не могла теперь наложить репарации и выплатить свои военные долги, которые теперь были колоссальными. [109]
Историк Найл Фергюсон частично поддерживает этот анализ: если бы репарации не были наложены, у Германии все равно были бы серьезные проблемы, вызванные необходимостью выплачивать военные долги и требованиями избирателей об увеличении социальных услуг. [110] Фергюсон утверждал, что эти проблемы были усугублены торговым дефицитом и слабым обменным курсом марки в 1920 году. Впоследствии, когда стоимость марки выросла, инфляция стала проблемой. Ничто из этого не было результатом репараций. [111] По данным Фергюсона, даже без репараций общие государственные расходы в Германии в период с 1920 по 1923 год составляли 33 процента совокупного чистого национального продукта. [110] AJP Тейлор писал: «Германия получила чистую выгоду от финансовых операций двадцатых годов: она взяла взаймы у частных американских инвесторов гораздо больше... чем выплатила в виде репараций». [112] Премьер-министр Белл заявил, что создание многонационального комитета, результатом которого стал план Дауэса, было сделано для рассмотрения способов сбалансировать немецкий бюджет, стабилизировать валюту и исправить ситуацию в немецкой экономике, чтобы облегчить репарационные выплаты. [113] Макс Винклер писал, что с 1924 года немецкие чиновники были «фактически завалены кредитными предложениями от иностранцев». В целом немецкая экономика работала достаточно хорошо, пока иностранные инвестиции, финансирующие экономику, и кредиты, финансирующие выплаты по репарациям, не были внезапно отменены после краха фондового рынка 1929 года . Этот крах был усилен объемом кредитов, предоставленных немецким компаниям американскими кредиторами. Даже сокращенные выплаты по плану Дауэса финансировались главным образом за счет большого объема международных займов. [114]
Хотя первоначально у Германии был торговый дефицит, британская политика в начале 1920-х годов заключалась в том, чтобы как можно скорее реинтегрировать Германию в европейскую торговлю. Точно так же Франция пыталась заключить торговые сделки с Германией. [115] В середине-конце 1920-х годов торговля между Францией и Германией быстро росла. Французский импорт немецких товаров «увеличился на 60 процентов», что подчеркивает тесную связь между промышленным ростом Франции и немецким производством, а также расширение сотрудничества между странами. [116]
Макс Хантке и Марк Шперер предлагают другой взгляд на влияние репараций на немецкую экономику. Они написали, что акцент на репарациях и инфляции игнорирует «тот факт, что ограничение немецкой армии до 115 000 человек значительно облегчило центральный бюджет Германии». [117] Хантке и Шперер утверждают, что их результаты показывают, «что даже при весьма строгих предположениях чистое экономическое бремя Версальского договора было гораздо менее тяжелым, чем считалось до сих пор, особенно если мы ограничим нашу перспективу бюджетом Рейха». [118] Они говорят, что «хотя с политической точки зрения это было унижением», ограничение вооруженных сил «было выгодно с финансовой точки зрения» и что их экономические модели показывают, что «ограничение размера армии было явно выгодно для бюджета Рейха». [119] Кроме того, их экономические сценарии показывают, что, хотя Версальский договор «в целом явно был бременем для немецкой экономики», он «также предлагал существенные мирные дивиденды для нереваншистских бюджетных политиков Веймара». Они заключают, что «тот факт, что [эти политики] не воспользовались в достаточной степени этим навязанным подарком, подтверждает гипотезу о том, что Веймарская республика пострадала от внутренней политической неудачи». [120]
Эрик Гольдштейн писал, что в 1921 году выплата репараций вызвала кризис и что оккупация Рура оказала катастрофическое воздействие на экономику Германии, в результате чего правительство Германии печатало больше денег, поскольку валюта рухнула. Началась гиперинфляция, и типографии работали сверхурочно, печатая банкноты Рейхсбанка; к ноябрю 1923 года один доллар США стоил 4 200 000 000 000 марок. [30] Фергюсон пишет, что политика министра экономики Роберта Шмидта привела Германию к тому, чтобы избежать экономического краха с 1919 по 1920 год, но что репарации составляли большую часть дефицита Германии в 1921 и 1922 годах и что репарации были причиной гиперинфляции. [121]
Некоторые историки возражают против аргумента о том, что репарации вызвали инфляцию и обвал марки. Герхард Вайнберг пишет, что Германия отказалась платить и тем самым разрушила свою собственную валюту. [100] Энтони Лентин соглашается и пишет, что инфляция была «следствием войны, а не мира» и что гиперинфляция была результатом «безрассудной эмиссии бумажных денег немецким правительством» во время оккупации Рура союзниками. [122] Британские и французские эксперты считали, что марка была саботирована, чтобы избежать бюджетной и денежной реформы и уклониться от репараций. Салли Маркс пишет, что немцы утверждали, что репарации уничтожили Марку. Маркс пишет, что историки, утверждающие, что репарации вызвали гиперинфляцию, упустили из виду, «что инфляция задолго до репараций» и то, как «инфляция росла как грибы» между серединой 1921 и концом 1922 года, «когда Германия на самом деле платила очень мало репараций», и не смогли объясните, почему «период наименьшей инфляции совпал с периодом крупнейших репарационных выплат… или почему после 1930 года немцы утверждали, что репарации вызывают дефляцию». Она пишет: «Нет сомнений в том, что подозрения Великобритании и Франции в конце 1922 года были обоснованными». [123] Маркс также пишет, что «последовавшая за этим астрономическая инфляция была результатом немецкой политики», в соответствии с которой правительство оплачивало пассивное сопротивление в Руре «из пустой казны» и выплачивало свои внутренние и военные долги бесполезными марками. [65] [115] Белл соглашается и пишет, что «инфляция имела мало прямой связи с самими репарационными выплатами, но во многом зависела от того, как правительство Германии решило субсидировать промышленность и оплачивать издержки пассивного сопротивления оккупации [65] [115] Рура] экстравагантным использованием печатного станка». Белл также пишет, что гиперинфляция не была неизбежным следствием Версальского договора, но была одним из его фактических результатов. [124]
По словам историка Клода Кэмпбелла, Джон Мейнард Кейнс «задал моду на критику экономических аспектов договора» и «выдвинул, вероятно, самое суровое и самое радикальное обвинение в отношении его экономических положений». [125] Кейнс был временно прикреплен к британскому казначейству во время войны и был его официальным представителем на мирной конференции. Позже он ушел в отставку, «когда стало очевидно, что больше нельзя надеяться на существенные изменения в проекте условий мира» из-за «политики Конференции в отношении экономических проблем Европы». В 1919 году он написал «Экономические последствия мира», основываясь на своих возражениях. [126] Он писал, что, по его мнению, «кампания по обеспечению от Германии общих расходов на войну была одним из самых серьезных актов политической неразумности, за которые когда-либо несли ответственность наши государственные деятели», [ 127] и назвал договор « Карфагенский мир », который экономически затронет всю Европу. [128] Кейнс заявил, что предусмотренные договором суммы репараций «в целом превышают платежеспособность Германии». [129] Он сказал, что 10 миллиардов долларов США — это «безопасная максимальная сумма», но даже тогда он «не верил, что [Германия сможет] заплатить столько». [130] Он сказал, что Репарационная комиссия является инструментом, который можно «использовать для разрушения коммерческой и экономической организации Германии, а также для взыскания платежей». [131]
По мнению Кейнса, сумма репараций должна была быть установлена «в пределах платежеспособности Германии», чтобы «сделать возможным возрождение надежды и предпринимательства на ее территории» и «избежать постоянных трений и возможности неправомерного давления, возникающего из-за положения Договора». [132] Кейнс назвал репарации «главным экскурсом в экономическую сферу» Версальского договора, но сказал, что договор исключает положения о восстановлении экономики Европы, об улучшении отношений между союзниками и побежденными центральными державами, о стабилизации новой европейской экономики. стран, для «возвращения России» или для содействия экономической солидарности между союзниками. [133] Уголь является примером такого дестабилизирующего воздействия в Германии и за ее пределами. Кейнс сказал, что «сдача угля разрушит немецкую промышленность», но признал, что без поставок угля в качестве репараций пострадает французская и итальянская промышленность, пострадавшая прямо от войны или косвенно от ущерба угольным шахтам. Он пишет, что это «еще не вся проблема». Последствия также коснутся Центральной и Северной Европы, а также нейтральных государств, таких как Швейцария и Швеция, которые восполняли свой дефицит угля за счет торговли с Германией. Аналогичным образом, Кейнс сказал, что Австрия теперь будет обречена на «промышленный крах», поскольку «почти все угольные месторождения бывшей Империи лежат за пределами того, что сейчас является Германской Австрией ». [134]
Кэмпбелл пишет, что «очевидное большинство не считало договор совершенным». Бернард Барух пишет в книге «Составление репарационного и экономического разделов договора» , что большинство считало его лучшим соглашением, которое можно получить в данных обстоятельствах, и что меньшинство нападало на договор, но эти нападки «сосредотачивались на его экономических положениях». [135] Джеймс Т. Шотвелл в книге «Что забыла Германия » сказал, что «единственные «невыносимые сервитуты» в договоре были в разделах о репарациях и польском урегулировании, и поднял вопрос о том, какая часть недовольства Германии против мира заключаться в существе его требований, а какая часть в способе их наложения». Сэр Эндрю Макфейден, который также представлял британское казначейство на мирной конференции, а затем работал с Комиссией по репарациям, опубликовал свою работу « Не делайте этого снова ». Позиция Макфейдена «находится где-то между взглядами Кейнса и Шотвелла». Его нападки на репарации «были столь же резкими, как и Кейнс», но он признал, что «вина заключалась в первую очередь не в положениях договора, а в их исполнении». Он также считал, что «польское урегулирование было единственной корректировкой… что было явно неразумно». [136]
Альбрехт-Карри пишет, что перед капитуляцией Германии Вудро Вильсон 5 ноября 1918 года направил ноту германскому правительству, в которой говорилось, что союзники «понимают, что Германия будет компенсировать весь ущерб, причиненный гражданскому населению союзников и свою собственность в результате агрессии Германии на суше, на море и с воздуха», условия которой они приняли. [29] Несмотря на это, Альбрехт-Карри говорит, что раздел договора о репарациях оказался «прискорбным провалом». [137] Кэмпбелл говорит: «Хотя в мире было много «мелкого, несправедливого и унизительного», мало что было, кроме положений о репарациях и определенных территориальных уступок, которые имели большое реальное влияние на экономическое будущее Германии». [138] Обобщая точку зрения экономистов 1920-х годов, она говорит, что территориальные изменения в Германии были «не обязательно ... экономически необоснованными», но отнесение Саара и территории к Польше «лишило Германию ее ресурсов». сверх суммы, необходимой для выполнения законных экономических требований победителей... [и] было неоправданно». Кэмпбелл также заявил, что в договор не вошли «положения, направленные на восстановление Германии ее прежнего положения в качестве главного экономического и финансового стабилизирующего влияния в Центральной Европе», и что это было экономически недальновидно и является экономическим провалом договора. [139]
Этьен Манту , французский экономист, был самым резким критиком Кейнса того времени. В своей посмертно опубликованной книге « Карфагенский мир, или Экономические последствия г-на Кейнса » Манту сказал, что Кейнс «ошибся по ряду пунктов, особенно в отношении своих предсказаний относительно производства угля, железа и стали в Германии... и ее уровень национальных сбережений». [140] Кейнс сказал, что общее производство железа в Европе снизится; Манту сказал, что произошло обратное. К 1929 году производство железа в Европе увеличилось на десять процентов по сравнению с 1913 годом. Кейнс считал, что эта европейская тенденция также повлияет на производство железа и стали в Германии. Манту говорит, что это предсказание также оказалось неверным. К 1927 году производство стали в Германии увеличилось на 30 процентов, а производство железа увеличилось на 38 процентов по сравнению с 1913 годом. Кейнс предсказал, что добыча угля в Германии также снизится и что Германия не сможет экспортировать уголь сразу после войны. Манту также опровергает эти аргументы. К 1920 году Германия экспортировала 15 миллионов тонн угля в год, а к 1926 году достигла 35 миллионов тонн. К 1929 году добыча угля в Германии выросла на 30 процентов по сравнению с показателями 1913 года из-за повышения эффективности труда. Что касается национальных сбережений, Кейнс заявил, что 2 миллиарда марок станут возможными только после принятия договора. Манту говорит, что объем национальных сбережений Германии в 1925 году оценивался в 6,4 миллиарда марок, а к 1927 году он вырос до 7,6 миллиарда марок . миллиардов репараций. Это, по его словам, позволило Германии переоснастить, расширить и модернизировать свою промышленность. [106] Подчеркивая перевооружение при Гитлере, Манту сказал, что Германия «находилась в более сильном положении для выплаты репараций, чем предполагал Кейнс». [140] Он также говорит, что Германия могла бы выплатить все репарации, если бы захотела, и что проблема заключалась не в том, что Германия была не в состоянии платить, а в том, что она не хотела платить. [142]
В 1954 году госсекретарь США Джон Фостер Даллес — один из авторов статьи 231 — заявил, что «попытки обанкротить и унизить нацию просто побуждают энергичных и мужественных людей разорвать навязанные им узы… Таким образом, запреты подстрекают к совершению тех самых действий, которые запрещены». [143]
Джефф Харкорт пишет, что аргументы Кейнса о том, что репарации приведут к экономическому краху Германии, были приняты «историками почти всех политических убеждений» и повлияли на то, как историки и общественность «видят разворачивающиеся события в Германии и десятилетия между Версалем и начало Второй мировой войны». Он говорит, что работа Манту «является не просто критикой Кейнса», но «стимулом подвергнуть сомнению общепринятую интерпретацию разворачивающихся событий в Германии». Харкорт говорит, что, несмотря на «подробное обсуждение ошибок Кейнса», работа Манту «не заставила нас пересмотреть наше общее суждение о Кейнсе», но «заставляет нас усомниться в обоснованности теоретических и эмпирических аспектов» его аргументов. [144] AJP Тейлор пишет, что в 1919 году «многие люди считали, что выплата репараций приведет Германию к состоянию азиатской бедности», и что Кейнс «придерживался этой точки зрения, как и все немцы; и, вероятно, многие французы». Однако он также говорит, что эти «опасения Кейнса и немцев были гротескно преувеличены». [112]
По словам Мартела, Тейлор «проницательно приходит к выводу, что Этьен Манту взял верх в споре с Джоном Мейнардом Кейнсом». [145] Стивен Шукер пишет, что «тенденциозная, но влиятельная» книга Кейнса была «умело опровергнута» Манту. [146] Ричард Дж. Эванс говорит, что «экономическая история 1920-х и начала 1930-х годов, казалось, подтверждала» аргументы Кейнса, однако, «как мы теперь знаем», аргументы Кейнса о репарациях были неверными. Эванс говорит, что возникшие экономические проблемы были результатом инфляции 1923 года, которая лежала на правительстве Германии, а не на репарациях. [147]
По словам Славика, «традиционная интерпретация воздействия договора на Германию» заключалась в том, что он «вверг нацию в свободное экономическое падение». [148] Эту точку зрения разделял немецкий народ, который считал, что договор лишает Германию ее богатства. Немецкий банкир Макс Варбург заявил, что условия договора являются «грабежом в глобальном масштабе». [149] Найл Фергюсон говорит, что немецкая точка зрения была неверной и «не многие историки сегодня согласились бы с Варбургом». [97] Однако некоторые историки согласны с Варбургом. Норман Дэвис пишет, что договор вынудил Германию «выплатить астрономические репарации», [150] в то время как Тим Макнис утверждает, что «Франция и Великобритания возложили на Германию военный ущерб на сумму в миллиарды золотых марок, которые побежденные немцы не могли даже начать возмещать». плати честно». [151] Фергюсон говорит, что репарации были «меньшим бременем, чем утверждали Кейнс и другие» и что «потенциальное бремя аннуитета для национального дохода варьируется от 5 до 10 процентов». [97] Однако он предостерегает от недооценки первоначальных усилий Германии по выплате долгов. До реализации плана Дауэса Германия перевела от восьми до 13 миллиардов золотых марок, что составляло «от 4 до 7 процентов общего национального дохода». Фергюсон говорит, что «аннуитет, требуемый в 1921 году, создал невыносимую нагрузку на финансы государства» и что общие расходы в период с 1920 по 1923 год составили «по крайней мере 50 процентов доходов рейха, 20 процентов общих расходов рейха и 10 процентов общих государственных расходов». . [152] Таким образом, говорит Фергюсон, репарации «подорвали доверие к кредитоспособности Рейха» и « поэтому были чрезмерными, как утверждало правительство Германии». [153]
Хантке и Шперер пишут, что «репарационные выплаты действительно были тяжелым экономическим бременем для Германии» и что «немецкая экономика была лишена от одного до 2,2 миллиарда рейхсмарок (РМ) ежегодно, что в конце 1920-х годов составляло почти 2,5 процента немецкой экономики. ВВП». [117] Джеральд Фельдман пишет: «Не может быть никаких сомнений в том, что весь лондонский график можно рассматривать как способ сокращения репарационного счета без того, чтобы общественность союзников была полностью проинформирована о том, что происходит. Это было признано, по крайней мере, некоторыми немецкими политиков, один из которых оптимистично утверждал, что «Антанта потребует только 50 миллиардов марок, а не остальную часть. Остальное они потребовали только по внутриполитическим причинам». [ 154] Фельдман также говорит о перспективе, что «С» облигации будут висеть над немецким правительством, как « дамоклов меч ». [155] В дополнение к оппозиции Фельдмана и Фергюсона, Питер Крюгер, Барри Эйхенгрин и Стивен Уэбб соглашаются, что «первоначальные усилия Германии по выплате репараций» были существенными и «вызвали огромную нагрузку» на немецкую экономику. [156]
Некоторые историки занимают золотую середину между осуждением репараций и поддержкой аргумента о том, что они не были полным бременем для Германии. Детлев Пойкерт заявляет: «Репарации на самом деле не обескровили немецкую экономику», как опасались, однако «психологические последствия репараций были чрезвычайно серьезными, как и напряжение, которое порочный круг кредитов и репараций создал для международной финансовой системы». ". [157] Премьер-министр Белл пишет, что, хотя репарации были нежелательны в Германии и вызвали «нагрузку на платежный баланс Германии», они могли быть выплачены и были «совместимы с общим восстановлением европейской торговли и промышленности». [73] По словам Мартела, Роберт Бойс сказал, что репарации были «тяжелым бременем для Германии, как в финансовом отношении..., так и в качестве нагрузки на платежный баланс Германии». Однако он говорит, что, хотя «Германия утверждала, что не может позволить себе выплатить репарации», это было далеко от истины, и что «... Германия приложила мало усилий для выплаты репараций. Она отказалась взимать необходимые налоги и далека от накапливая иностранную валюту, необходимую для их оплаты, путем сбора части зарубежных доходов немецких экспортеров, это позволяло им оставлять свои доходы за границей». [158] Уильям Р. Кейлор согласен с Бойсом и говорит: «Увеличение налогообложения и сокращение потребления в Веймарской республике дали бы необходимый профицит экспорта для получения иностранной валюты, необходимой для обслуживания репарационного долга». [159] Однако Чарльз Файнштейн пишет, что такого рода аргументы упускают из виду крайнее нежелание немцев «принять даже скромное увеличение налогов, чтобы удовлетворить то, что повсеместно считалось неоправданным и репрессивным введением со стороны враждебных противников». Файнштейн говорит, что «даже если экономические аспекты... не были такими разрушительными, как предполагалось в 1920-е годы, требование репараций все равно имело глубокое политическое и психологическое значение для Германии». [160]
Салли Маркс пишет: «Есть те… кто утверждает, что репарации не подлежат выплате. С финансовой точки зрения это неправда… Конечно, немцы не хотели платить; никто никогда не хотел платить, и Веймар был полон решимости не делать этого. ... Повышение налогов обеспечило бы достаточные средства ... Веймар мог бы брать взаймы у граждан, как это сделала Франция после 1871 года [чтобы выплатить контрибуцию Германии]». [161] Маркс пишет, что Германия могла бы легко выплатить 50 миллиардов марок в виде репараций, но вместо этого предпочла неоднократно отказываться от выплат в рамках политической стратегии подрыва Версаля. [162] Маркс говорит, что в 1921 году Германия полностью выполнила свои требования, поскольку таможенные посты были заняты войсками союзников. [44] После того, как союзники отказались от контроля над таможенными постами, Германия не производила дальнейших платежей наличными до 1924 года, после реализации плана Дауэса. [163] Маркс говорит, что, хотя статья 231 Версальского договора «устанавливала неограниченную теоретическую ответственность», статья 232 ограничивала ответственность Германии выплатой только возмещения ущерба гражданскому населению. Когда в 1921 году была созвана Лондонская конференция по определению суммы, которую Германия должна заплатить, союзники рассчитывали исходя из того, что Германия могла заплатить, а не из своих собственных потребностей. [164] Таким образом, говорит Маркс, немцы в значительной степени избежали оплаты войны и вместо этого переложили расходы на американских инвесторов. [165] Маркс утверждает, что отсрочка установления окончательного итога до 1921 года «на самом деле была в интересах Германии», поскольку цифры, обсуждавшиеся на мирной конференции, были «астрономическими». Она говорит: «Британские эксперты, лорды Самнер и Канлифф , были настолько нереалистичны, что их прозвали «небесными близнецами» . [96] Маркс также говорит: «много чернил было потрачено впустую на тот факт, что гражданский ущерб был растянут на покрытие пенсий вдовам войны и пособий для иждивенцев военных». Поскольку репарации основывались на том, что Германия могла выплатить, Маркс говорит, что включение таких статей не повлияло на ответственность Германии, но изменило распределение репараций; «включение пенсий и пособий увеличило британскую долю пирога, но не увеличило его». [164]
Бернадот Шмитт пишет, что если бы «пенсии и выходные пособия... не были включены в эту сумму, репарации, вероятно, никогда не стали бы тем пугалом, который отравлял послевоенный мир в течение стольких лет. [166] Тейлор говорит: «без сомнения, обнищание Германии была вызвана войной, а не репарациями. Несомненно , немцы могли бы выплатить репарации, если бы они считали их честно взятым на себя обязательством чести». "Французы считали, что Германия может заплатить, но им не хватало только необходимой воли" для этого. Либерман говорит, что это "позиция, которая получила поддержку в недавних исторических исследованиях". Он также говорит, что "репарации, требуемые в Версале, были не слишком пропорциональны экономическому потенциалу Германии". и что с точки зрения национального дохода это было похоже на то, что немцы потребовали от Франции после франко-прусской войны . [167] Мартин Китчен также говорит, что впечатление о том, что Германия была парализована репарациями, является мифом. Он утверждает, что дело было не в ослаблении Германии, а в обратном. [168]
Кейлор говорит, что литература о репарациях «давно страдает от грубых искажений, преувеличений и прямой фальсификации» и что она «должна, наконец, уступить место открытиям ученых, основанным на архивах». [169] Диана Кунц , подводя итог историографии по этому вопросу, пишет, что историки опровергли миф о том, что репарации легли невыносимым бременем на Германию. [170] Маркс говорит, что «существенная степень научного консенсуса теперь предполагает, что оплата... была в пределах финансовых возможностей Германии». [171] Рут Хениг пишет: «Большинство историков Парижской мирной конференции теперь придерживаются мнения, что с экономической точки зрения договор не был чрезмерно суровым по отношению к Германии и что, хотя в дебатах в Париже неизбежно много внимания уделялось обязательствам и возмещению ущерба, Чтобы удовлетворить избирателей, читающих ежедневные газеты, намерением было незаметно оказать Германии существенную помощь в оплате ее счетов и удовлетворить многие возражения Германии путем внесения поправок в то, как на практике выполнялся график репараций». [172]
{{cite book}}: CS1 maint: местоположение ( ссылка ){{cite journal}}: Требуется цитировать журнал |journal=( помощь )