Тони Роберт Джадт FBA ( / dʒ ʌ t / JUT ; 2 января 1948 — 6 августа 2010) [1] — английский историк, эссеист и профессор университета, специализировавшийся на европейской истории . Джадт переехал в Нью-Йорк и работал профессором европейских исследований имени Эриха Марии Ремарка в Нью-Йоркском университете и директором Института Эриха Марии Ремарка при Нью-Йоркском университете. Он был частым автором статей в The New York Review of Books . В 1996 году Джадт был избран членом Американской академии искусств и наук , а в 2007 году — членом-корреспондентом Британской академии .
Джадт родился 2 января 1948 года в Лондоне , Англия , в семье светских евреев , [1] Исаака Джозефа («Джо») Джадта и Стеллы С. Джадт. Родители его матери эмигрировали из России и Румынии, а его отец родился в Бельгии и мальчиком иммигрировал в Ирландию, а затем в Англию. Родители Джадта жили в Северном Лондоне , но из-за закрытия местных больниц в ответ на вспышку детской дизентерии Джадт родился в родильном отделении Армии Спасения в Бетнал-Грин , в Ист-Энде Лондона . [2] Когда он был маленьким мальчиком, семья переехала из Тоттенхэма в квартиру над домом его матери в Путни , Южный Лондон. Когда Джадту было девять лет, после рождения его сестры, семья переехала в дом в Кингстоне-на-Темзе , графство Суррей. Основным языком семьи был английский, хотя Джадт часто говорил по-французски со своим отцом и семьей отца. [3]
Джадт получил место в школе Эмануэль в Уондсворте , и после получения образования в Эмануэле он продолжил обучение в качестве стипендиата в Королевском колледже в Кембридже . [4] Он был первым членом своей семьи, окончившим среднюю школу и поступившим в университет. [5] В Кембридже Джадт подружился с Мартином Поляковым , который позже стал широко известен как химик и звезда « Периодической таблицы видео» (Джадт смотрел его видео и регулярно писал ему о них). [6] Он получил степень бакалавра истории в 1969 году и, проведя год в Высшей нормальной школе в Париже, защитил докторскую диссертацию в 1972 году. [7]
Будучи студентом средней школы и университета, он был левым сионистом и летом работал в кибуцах. Он отошел от сионизма после Шестидневной войны 1967 года, позже заявив: «Я придерживался этой идеалистической фантазии о создании социалистической, коммунитарной страны», но он пришел к пониманию того, что левые сионисты «на удивление не осознавали люди, которых выгнали из страны... чтобы сделать эту фантазию возможной». [4] Он стал описывать свой сионизм как свою особую «идеологическую чрезмерную инвестицию» и отошел от марксизма в 1970-х и 1980-х годах. [8] Джадт написал в феврале 2010 года: «Еще до двадцати лет я стал, был и перестал быть сионистом, марксистом и коммунитарным поселенцем: немалое достижение для подростка из южного Лондона». [9] В более поздней жизни он называл себя «социал-демократом-универсалистом». [9]
После получения докторской степени в Кембридже Джадт был избран младшим научным сотрудником Королевского колледжа в Кембридже в 1972 году, где он преподавал современную французскую историю до 1978 года . Соединенное Королевство в 1980 году, чтобы преподавать политику в колледже Святой Анны в Оксфорде . В 1987 году он переехал в Нью-Йоркский университет .
Среди работ Джадта — высоко оцененная книга « Послевоенная история Европы после Второй мировой войны ». Он также был хорошо известен своими взглядами на Израиль, которые вызвали серьезные дебаты после того, как он выступил за решение израильско -палестинского конфликта в рамках единого государства . По словам журналиста Дэвида Хермана, руководство Джадтом Институтом Ремарка, Послевоенное время и его статьи об Израиле сделали его «одним из самых известных публичных интеллектуалов в Америке», поскольку ранее он был «довольно малоизвестным британским историком, специализирующимся на современной французской истории». . [11]
В интервью за несколько недель до своей смерти Джадт сказал: «Я считаю себя прежде всего учителем истории; затем писателем европейской истории; затем комментатором европейских дел; затем публичным интеллектуальным голосом среди американских левых сил». ; и только тогда случайный, оппортунистический участник болезненной американской дискуссии по еврейскому вопросу». [12]
Джадт был женат трижды, первые два его брака закончились разводом. Его третий брак был с Дженнифер Хоманс , танцевальным критиком The New Republic , от которой у него было двое детей. [1] [13] В июне 2010 года Джадт и его сын Дэниел написали диалог о Бараке Обаме, политике и корпоративном поведении для The New York Times . [14] [15]
Опыт Джадта в Париже способствовал длительным и плодотворным отношениям с французской политической культурой. Он перевел свою Кембриджскую докторскую диссертацию на французский язык и опубликовал ее в 1976 году под названием «Реконструкция социалистической партии: 1921–1926» . Его представила Анни Кригель, которая вместе с Морисом Агюльоном оказала большое влияние на его ранние работы как французского социального историка. Вторая книга Джадта, « Социализм в Провансе 1871–1914: исследование истоков французских современных левых », «исследование политической традиции, сформировавшей нацию», [16] была попыткой объяснить ранние истоки и преемственность левых сил. -политика в регионе. «Социализм в Провансе» больше, чем любая другая работа Джадта, была основана на обширных архивных исследованиях. Это была его единственная попытка вписаться в социальную историю, которая доминировала в 1970-е годы.
В 1970-х и 1980-х годах Джадт был историком современной Франции. «Марксизм и французские левые: исследования труда и политики во Франции 1830–1981» собирает несколько ранее неопубликованных эссе о XIX и XX веках, заканчивающихся обсуждением Франсуа Миттерана . В книге «Прошлое несовершенное: французские интеллектуалы, 1944–1956 » Джадт отошел как от социальной истории к интеллектуальной истории, так и от поддержки французских левых и марксистских традиций к их критике. В «Прошлом несовершенном» он критиковал французских интеллектуалов послевоенной эпохи, прежде всего Жана-Поля Сартра , за их «добровольную моральную амнезию». [17] Джадт раскритиковал то, что он считал слепой верой в коммунизм Иосифа Сталина . В чтении Джадта французские мыслители, такие как Сартр, были ослеплены своим собственным провинциализмом и не могли понять, что их призывы к интеллектуальной аутентичности должны были потребовать от них подвергнуть сомнению свою собственную привязанность к коммунизму и критиковать Советский Союз за его политику в послевоенной Восточной Европе. В каком-то смысле это была критика изнутри, использующая французские источники и полемический стиль против известных французских интеллектуалов. Джадт привел аналогичный пример в некоторых из своих наиболее популярных произведений.
После того, как президент Жак Ширак признал ответственность французского государства во время сотрудничества в 1995 году, в годовщину рейда на Вель-д'Ив , Жюдт написал в статье в New York Times : «Такие люди, как Жан-Поль Сартр и Мишель Фуко, Заявляя о необходимости «взаимодействовать», занимать определенную позицию, два поколения интеллектуалов избегали любых этических проблем, которые не могли продвигать или, в некоторых случаях, замедлять марксистское дело. Виши считали делом рук нескольких дряхлых фашистов . Никто не вставал и кричал « Я обвиняю ! » в адрес высокопоставленных чиновников, как это сделал Эмиль Золя во время дела Дрейфуса . , Вьетнам или Камбоджа. Даже сегодня политически активные писатели призывают к действию в Боснии, но лишь время от времени вмешиваются в дебаты о французском прошлом» .
Спустя годы после публикации «Прошедшего несовершенного » Джадт обратил свое внимание на более широкие вопросы европейской истории. Он провел 1980-е и большую часть 1990-х годов в Эмори, Оксфорде, Стэнфорде и Вене, где преподавал политическую теорию, выучил чешский язык и подружился с рядом восточноевропейских интеллектуалов. Вдова Эриха Марии Ремарка , актриса Полетт Годдар , завещала свое состояние Нью-Йоркскому университету , что позволило создать Институт европейских исследований, носящий имя Ремарка, под руководством Джадта.
Первой обширной книгой Джадта этого периода, ставшей результатом речи, произнесенной в Болонском центре Джона Хопкинса-SAIS в 1995 году, была «Великая иллюзия?». В этом обширном эссе он напрямую затронул Европейский Союз и его перспективы, которые, по его мнению, были довольно мрачными. По словам Джадта, ощущение разделенности Европы долгое время было одной из «определяющих навязчивых идей ее жителей». [19] : 46 Преимущества европейского единства, утверждал он, были распределены неравномерно, и регионы, которым отдавала предпочтение политика ЕС, стали иметь больше общего друг с другом, чем со своими соседями в одном государстве. Регион Баден -Вюртемберг на юго-западе Германии, регион Рона-Альпы во Франции, Ломбардия и Каталония были названы примерами непропорционально богатых «суперрегионов». Еще одно разделение, заявил Джадт, можно увидеть в Шенгенском соглашении . Не что иное, как «высший общий фактор дискриминационной политической арифметики», [19] : 125 Шенгенское соглашение превратило восточноевропейские страны в барьерные государства, призванные сдерживать нежелательных иммигрантов. Подобные опасности существовали и в Восточной Европе, где бывшие критики советского универсализма ловко превратились в антиевропейских националистических агитаторов.
Эти проблемы, писал Джадт, могут быть решены только путем усиления национального вмешательства. Государствам придется перераспределить богатство и сохранить разлагающуюся социальную структуру обществ, которыми они управляют. Эта концепция роли государства была перенесена – хотя и в несколько иной форме – в вышедшую в 2005 году книгу Джадта « Послевоенная история Европы с 1945 года ».
В книге «Послевоенное время » Джадт исследовал историю Европы с конца Второй мировой войны (1945) по 2005 год. Написание такой широкой темы было чем-то вроде отхода от Джадта, чьи ранние работы, такие как « Социализм в Провансе» и «Прошлое несовершенное » , имели большое значение. сосредоточился на оспаривании традиционных представлений о французских левых. Книга «Послевар» объемом около 900 страниц заслужила высокую оценку за свой широкий энциклопедический охват [20] и заняла второе место на Пулитцеровской премии 2006 года в области научной литературы . [21] В некрологе Джадта BBC написала, что « Послевоенная война» была «признана историками одной из лучших работ на эту тему» современной европейской истории. [22] Книжное обозрение «Нью-Йорк Таймс» назвало эту книгу одной из десяти лучших книг 2005 года, [23] а в 2009 году газета « Торонто Стар» назвала ее лучшей исторической книгой десятилетия. [24]
Последняя книга Джадта, опубликованная при его жизни, «Ill Fares the Land» , прогнозирует извлеченные уроки и побуждает читателей обсудить вопрос «что будет дальше?» Книга обосновывала необходимость обновленной социал-демократии ; он получил неоднозначные отзывы. [25] [26] [27]
Написанная под изнурительными последствиями бокового амиотрофического склероза , книга «Ill Fares The Land» (2010) была названа «самой откровенно политической книгой» Джадта и «драматическим вмешательством» в упадок прогрессивных идеалов 20-го века. [28] Джадт сожалеет о распаде послевоенного кейнсианского политического консенсуса, а также о подъеме неолиберальной экономики с ее политическими проявлениями при Тэтчер , Рейгане и других. Анализируя ограниченный успех, достигнутый триангуляцией Третьего Пути , и парадоксальное возрождение неограниченного капитализма после глобального финансового кризиса , Джадт называет недавнее прошлое «потерянными десятилетиями», отмеченными «фантазиями о процветании». [29] Недостающей наградой современного правительства стал социальный прогресс , и Джадт исследует, как общественный договор , определявший послевоенный мир – с гарантиями безопасности, стабильности и справедливости – больше не считается законной социальной целью. [30] Он завершает книгу «страстным призывом вернуться к социал-демократическим идеалам». [29]
Родители Джадта были гражданами Великобритании и светскими евреями. [4] Он с энтузиазмом принял сионизм в 15 лет. Какое-то время он хотел эмигрировать в Израиль, вопреки желанию своих родителей, которые были обеспокоены его учебой. В 1966 году, выиграв выставку в Королевском колледже Кембриджа, он летом работал в кибуце Маханаим. Когда в 1967 году Насер изгнал войска ООН с Синая, а Израиль мобилизовался для войны, он вызвался заменить призванных членов кибуца. Во время и после Шестидневной войны он работал водителем и переводчиком в Армии обороны Израиля . [31] После войны вера Джадта в сионистское предприятие начала рушиться.
В октябре 2003 года в статье для The New York Review of Books Джадт утверждал, что Израиль находится на пути к тому, чтобы стать «воинственно нетерпимым, движимым верой этногосударством». Он призвал к преобразованию «Израиля из еврейского государства в двунациональное », которое будет включать в себя все, что сейчас является Израилем, сектор Газа, Восточный Иерусалим и Западный берег. Это предлагаемое новое государство будет иметь равные права для всех евреев и арабов , живущих в Израиле и на палестинских территориях . [32] Статья, в которой был представлен взгляд на историю и политику Ближнего Востока, который редко освещался в основных средствах массовой информации США, вызвала взрывную реакцию, как положительную, так и отрицательную. Он вызвал резкую критику со стороны произраильских писателей, которые видели в таком плане «уничтожение» Израиля и замену его преимущественно палестинским государством, управляемым палестинским большинством. [33] [34] В течение недели после публикации NYRB был завален более чем тысячей писем, приправленных такими терминами, как «антисемит» и « ненавидящий себя еврей », и статья привела к исключению Джадта из редакционной коллегии The Новая Республика . [35] В апреле 2004 года Джадт выступил с публичной речью в Колумбийском университете, в которой развил свои взгляды. [36]
В марте 2006 года Джадт написал статью для The New York Times о статье Джона Миршаймера и Стивена Уолта « Израильское лобби и внешняя политика США ». Джадт утверждал, что «[несмотря на] провокационное название [статьи], эссе опирается на широкий спектр стандартных источников и в основном не вызывает споров [.... Влияет ли] израильское лобби на наш внешнеполитический выбор? является одной из его целей [...]. Но искажает ли давление в поддержку Израиля решения Америки? Это вопрос суждения». Он резюмировал свою оценку статьи Миршаймера и Уолта, заявив, что «это эссе, написанное двумя «реалистическими» политологами, не проявляющими никакого интереса к палестинцам, является соломинкой на ветру». Он предсказал, что «будущим поколениям американцев не будет самоочевидно, почему имперская мощь и международная репутация Соединенных Штатов так тесно связаны с одним маленьким, противоречивым средиземноморским государством-сателлитом». [37]
В мае 2006 года Джадт продолжил в том же духе, написав полнометражную статью «Страна, которая не вырастет» для израильской газеты « Гаарец» . Статья, опубликованная за день до Дня независимости Израиля , резюмирует короткую историю Израиля, описывая то, что Джадт считал устойчивым снижением доверия к Израилю, которое началось с Шестидневной войны в 1967 году. [38]
4 октября 2006 года запланированное выступление Джадта в Нью-Йорке перед организацией Network 20/20 было внезапно отменено после того, как польский консул Кшиштоф Каспршик внезапно отозвал свое предложение о месте проведения после телефонных звонков от Антидиффамационной лиги и Американского еврейского комитета . Позже консул сказал репортеру: «Мне не обязательно подписываться под Первой поправкой ». [39] По сообщению The New York Sun , «явка в польское консульство была отменена после того, как польское правительство решило, что взгляды г-на Джадта, критикующие Израиль, не соответствуют дружественным отношениям Польши с еврейским государством». [40]
По данным The Washington Post , АДЛ и АЕК жаловались польскому консулу, что Джадт «слишком критично относится к Израилю и американскому еврейству», хотя обе организации отрицают, что просили отменить разговор. Национальный председатель ADL Абрахам Фоксман назвал заявления Джадта о вмешательстве «дикими теориями заговора». Каспршик рассказал The Washington Post , что «телефонные звонки были очень элегантными, но их можно интерпретировать как оказание деликатного давления. Это очевидно: мы взрослые люди, и наш IQ достаточно высок, чтобы это понять». Джадт, который планировал доказать, что израильское лобби в США часто подавляет честные дебаты, назвал последствия отмены «серьезными и пугающими». Он добавил, что «только в Америке, а не в Израиле — это проблема», заявив, что резкая критика израильской политики, приемлемая в самом Израиле, является табу в США. Что касается АДЛ и АЕК, он сказал: «Это еврейские организации. которые считают, что им следует держать людей, которые не согласны с ними по Ближнему Востоку, подальше от всех, кто может их слушать». [41]
Отмена вызвала протест со стороны ряда ученых и интеллектуалов, которые заявили, что была попытка запугать и прекратить свободные дебаты. [42] Марк Лилла и Ричард Сеннетт написали Фоксману письмо протеста, которое подписали 114 человек и опубликовали в The New York Review of Books . [43] В более позднем обмене мнениями на эту тему в The New York Review of Books Лилла и Сеннет утверждали: «Даже не зная сути этих «приятных» призывов от ADL и AJC, любой беспристрастный наблюдатель признает их не такими уж и плохими. тонкие формы давления». [44]
ADL и AJC защитили свое решение связаться с польским консульством и отвергли характеристику их Джадта. Фоксман обвинил своих критиков в том, что они подавляют свободу слова, когда «они используют подстрекательские слова, такие как «угрожать», «давить» и «запугивать», которые не имеют никакого отношения к тому, что произошло на самом деле». Он написал, что "АДЛ никому не угрожала, не запугивала и не оказывала давления. Польский генеральный консул принял решение относительно появления Тони Джадта исключительно самостоятельно". Фоксман сказал, что Джадт «занял позицию, согласно которой Израиль не должен существовать, [и это] делает его объектом нашего внимания», в то время как исполнительный директор AJC Дэвид А. Харрис сказал, что он хотел сообщить консульству, что суть выступления Джадта заключалась в следующем: «противоречит всему духу польской внешней политики». [40]
В интервью в марте 2007 года Джадт утверждал, что потребность Америки блокировать критику Израиля проистекает из роста политики идентичности в США. Израиль есть. Он уникален в Америке». Он с сожалением добавил: «Очевидно, ваша линия по отношению к Израилю превосходит все остальное в жизни». [45]
Отвечая на вопрос во время интервью NPR незадолго до своей смерти о его склонности к полемике, Джадт сказал: «За всю свою жизнь, когда я писал книги, читал лекции и преподавал, я опубликовал только четыре маленьких эссе, всего четыре маленьких эссе, которые противоречиво затрагивали болезненные моменты. анатомии других людей, так сказать. Два из них были об Израиле». [8]
Коллеги Джадта хвалили его за широкие знания и разносторонность в историческом анализе. Джонатан Фридленд писал в NYRB : «В любой области не так много профессоров, способных написать, например, научные эссе по романам Примо Леви и произведениям ныне забытого Манеса Спербера , но при этом способных приложить свои усилия, скажем, к , тщательный дипломатический анализ кубинского ракетного кризиса 1962 года». [46] Фридленд добавил, что Джадт продемонстрировал «более чем за десять лет эссе, написанных для ведущих журналов Америки... что он принадлежит к каждой из этих редких, полиматических категорий». [46] В обзоре книги Джадта « Переоценка: размышления о забытом двадцатом веке» Фридленд написал, что Джадт при жизни ставил совесть выше дружбы и требовал такого же мужества от других.
В 2009 году Джадт получил Специальную премию Оруэлла за заслуги перед жизнью за вклад в британскую политическую журналистику. [47]
Некоторые из его сверстников относились к Джадту более критично. Дилан Райли из Калифорнийского университета в Беркли утверждал, что Джадт был скорее памфлетистом и полемистом, чем историком, и что он изменил свои взгляды без колебаний и веских причин. [48]
В 2007 году Джадт получила Премию Ханны Арендт за политическую мысль (нем. Hannah-Arendt-Preis für politisches Denken ), премию, присуждаемую лицам, представляющим традиции политического теоретика Ханны Арендт , особенно в отношении тоталитаризма. Он был учрежден немецким Фондом Генриха Бёлля (связанным с Альянсом '90/Зеленых) и правительством Бремена в 1994 году и присуждается международным жюри.
В сентябре 2008 года Джадту поставили диагноз боковой амиотрофический склероз (БАС). С октября 2009 года он был парализован ниже шеи. Тем не менее ему удалось прочитать двухчасовую публичную лекцию. [49] В январе 2010 года Джадт написал короткую статью о своем состоянии, первую из серии мемуаров, опубликованных в The New York Review of Books . [50] В марте 2010 года Джадт дал интервью Терри Гроссу на канале NPR « Свежий воздух» , [8] [51] , а в июне он дал интервью корреспонденту BBC по вопросам инвалидности Питеру Уайту для программы Radio 4 «Нет триумфа, нет трагедии» . [52]
Джадт умер от БАС в своем доме на Манхэттене 6 августа 2010 года. [53] Это произошло через две недели после большого интервью и ретроспективы его работы в журнале «Проспект» [54] и за день до того, как статья о его болезни была опубликована в ирландском издании. Независимый указывает, что он «не сдастся в ближайшее время», и сравнивает его страдания со страданиями писателя Терри Пратчетта , у которого в 2007 году была диагностирована болезнь Альцгеймера с ранним началом . [55] Незадолго до своей смерти, по данным The Guardian , он был Говорят, что он обладал «самым живым умом в Нью-Йорке». [56] Он продолжал свою работу как общественный интеллектуал вплоть до своей смерти, написав эссе для The New York Review of Books [56] и сочинив и завершив синтетическую интеллектуальную историю « Мышление двадцатого века» вместе с коллегой-историком Тимоти Д. Снайдером. . [57] [58] Джадт также написал мемуары «Шале памяти» , опубликованные посмертно в ноябре 2010 года. [59] Во время болезни Джадт использовал технику дворца памяти , чтобы ночью запоминать абзацы текста, которые он помещал в уме. в комнатах швейцарского шале , а на следующий день диктовал своему помощнику. [8] [49]
После смерти Джадта журнал Time назвал его «историком самого первого порядка, публичным интеллектуалом старомодного толка и — во многих отношениях — очень храбрым человеком». [60] Его также хвалили за выполнение того, что он назвал задачей историка: «рассказать то, что почти всегда является неудобной историей, и объяснить, почему дискомфорт является частью истины, которая нам нужна, чтобы жить хорошо и жить правильно. общество – это такое общество, в котором мы коллективно знаем правду о себе, а не то, в котором мы говорим о себе приятную ложь». Марк Левин, профессор истории Калифорнийского университета в Ирвайне , сказал, что «работы Джадта по европейской истории и необходимости нового общественного договора между правителями и управляемыми могут вдохновить новое поколение ученых и активистов в других культурах». [30] В своем некрологе в The New York Review of Books Тимоти Гартон Эш поместил Джадта в «великую традицию вовлеченного зрителя , политически активного, но независимого и критического интеллектуала». [61]
Джадт предлагает свое решение кризиса, который он называет двумя последними «потерянными десятилетиями», когда «фантазии о процветании и безграничном личном развитии вытеснили все разговоры о политическом освобождении, социальной справедливости или коллективных действиях»: возрождение идеалов социального демократия, которая принесла стабильность и процветание опустошенной Европе и безопасность поколениям американцев, которые воспользовались такими общественными программами, как социальное обеспечение и медицинская помощь.
Страстный призыв Джадта к возвращению к социал-демократическим идеалам...(требуется подписка)
