Джакомо Джироламо Казанова ( / ˌ k æ s ə ˈ n oʊ v ə , ˌ k æ z ə -/ ; [1] [2] [3] итал.: [ˈdʒaːkomo dʒiˈrɔːlamo kazaˈnɔːva, kasa-] ; 2 апреля 1725 — 4 июня 1798) — итальянский авантюрист и писатель из Венецианской республики . [4] [5] Его автобиография Histoire de ma vie ( История моей жизни ) считается одним из самых достоверных и провокационных источников информации об обычаях и нормах европейской общественной жизни XVIII века. [6]
Казанова, как известно, использовал псевдонимы , такие как барон или граф Фарусси (девичья фамилия его матери) или шевалье де Сейнгалт ( французское произношение: [sɛ̃ɡɑl] ). [7] После того, как он начал писать на французском языке, после своего второго изгнания из Венеции, он часто подписывал свои работы как «Жак Казанова де Сейнгалт». [a] Он утверждает, что общался с европейскими королевскими особами , папами и кардиналами , а также с такими деятелями искусства, как Вольтер , Гёте и Моцарт .
Он стал настолько известен своими часто сложными и запутанными связями с женщинами, что его имя «можно было бы назвать синонимом слова вольнодумец ». [8] Его последние годы прошли в замке Дукс ( Богемия ) в качестве библиотекаря в доме графа Вальдштейна , где он также написал свою автобиографию.
_002.jpg/1280px-Canaletto_(II)_002.jpg)
Джакомо Джироламо Казанова родился в Венеции в 1725 году в семье актрисы Занетты Фарусси , жены актера и танцора Гаэтано Казановы . Джакомо был первым из шести детей, за ним следовали Франческо Джузеппе (1727–1803), Джованни Баттиста (1730–1795), Фаустина Маддалена (1731–1736), Мария Маддалена Антония Стелла (1732–1800) и Гаэтано Альвизе (1734–1734). 1783). [9] [10]
Во времена рождения Казановы Венеция процветала как столица удовольствий Европы, которой правили политические и религиозные консерваторы, которые терпели общественные пороки и поощряли туризм. [11] Это была обязательная остановка в Гранд-туре , куда отправлялись молодые люди, достигшие совершеннолетия, особенно те, кто принадлежал к британской аристократии. Знаменитый карнавал , игорные дома и прекрасные куртизанки были мощными приманками. Эта среда обеспечила многие из его формирующих впечатлений. [12]
Его бабушка, Марция Балдиссера, заботилась о нем, пока его мать гастролировала по Европе с театром. Его отец умер, когда ему было восемь лет. В детстве Казанова страдал носовыми кровотечениями, и его бабушка обратилась за помощью к ведьме: «Выйдя из гондолы, мы вошли в лачугу, где мы увидели старую женщину, сидящую на тюфяке, с черной кошкой на руках и пятью или шестью другими вокруг нее». [13] Хотя примененная мазь оказалась неэффективной, Казанова был очарован заклинанием. [14] Возможно, чтобы вылечить носовые кровотечения (врач обвинил в этом плотность воздуха Венеции), Казанову в его девятый день рождения отправили в пансион на материке в Падуе . Для Казановы пренебрежение со стороны родителей было горьким воспоминанием. «Итак, они избавились от меня», — провозгласил он. [15]
Условия в пансионе были ужасными, поэтому он обратился с просьбой отдать его под опеку аббата Гоцци, его основного учителя, который обучал его академическим предметам, а также игре на скрипке. Казанова переехал к священнику и его семье и прожил там большую часть своих подростковых лет. [16] В доме Гоцци Казанова впервые познакомился с противоположным полом, когда младшая сестра Гоцци Беттина ласкала его в возрасте 11 лет. Беттина была «красивой, беззаботной и большой читательницей романов. ... Девушка сразу понравилась мне, хотя я понятия не имел, почему. Именно она мало-помалу зажгла в моем сердце первые искры чувства, которое позже стало моей главной страстью». [17] Хотя впоследствии она вышла замуж, Казанова сохранила пожизненную привязанность к Беттине и семье Гоцци. [18]
Казанова хвастается тем, что с ранних лет демонстрировал острый ум, сильную тягу к знаниям и неиссякаемый пытливый ум. Он поступил в Падуанский университет в 12 лет и окончил его в 17 лет, в 1742 году, получив степень в области права («к которому я испытывал непреодолимое отвращение»). [19] Его опекун надеялся, что он станет церковным юристом. [16] Казанова также изучал моральную философию, химию и математику и живо интересовался медициной. («Мне следовало бы позволить поступать так, как я хотел, и стать врачом, в этой профессии шарлатанство даже более эффективно, чем в юридической практике». [19] Он часто прописывал себе и друзьям собственные методы лечения. [20] Во время учебы в университете Казанова начал играть в азартные игры и быстро влез в долги, из-за чего его бабушка отозвала его в Венецию, но привычка к азартным играм прочно укоренилась.
Вернувшись в Венецию, Казанова начал свою карьеру в качестве церковного юриста и был принят в сан аббата после того, как получил незначительные ордена от Патриарха Венеции . Он курсировал туда-сюда в Падую, чтобы продолжить обучение в университете. К этому времени он стал чем-то вроде денди — высокий и смуглый, его длинные волосы были напудрены, надушены и искусно завиты. [b] Он быстро снискал расположение покровителя (чем он и занимался всю свою жизнь), 76-летнего венецианского сенатора Альвизе Гаспаро Малипьеро, владельца Палаццо Малипьеро , недалеко от дома Казановы в Венеции. [23] Малипьеро вращался в высших кругах и многому научил молодого Казанову о хорошей еде и вине, а также о том, как вести себя в обществе. Однако Казанову поймали за флиртом с предполагаемым объектом соблазнения Малипьеро, актрисой Терезой Имер , и сенатор выгнал их обоих из своего дома. [18] Растущее любопытство Казановы к женщинам привело к его первому полноценному сексуальному опыту с двумя сестрами, Нанеттой и Мартон Саворньян, которым тогда было 14 и 16 лет, которые были дальними родственницами Гримани . Казанова заявил, что его жизненное призвание было прочно установлено этой встречей. [24]
Скандалы омрачили короткую церковную карьеру Казановы. После смерти бабушки Казанова на короткое время поступил в семинарию, но вскоре из-за долгов впервые оказался в тюрьме. Попытка матери устроить его на должность у епископа Бернардо де Бернардиса была отвергнута Казановой после очень короткого испытания условий в епископской калабрийской епархии. [25] Вместо этого он нашел работу писцом у могущественного кардинала Аквавивы в Риме . Встретившись с папой Бенедиктом XIV , Казанова смело попросил разрешения читать «запрещенные книги» и есть рыбу (которая, как он утверждал, воспаляет его глаза). Он также писал любовные письма для другого кардинала. Когда Казанова стал козлом отпущения за скандал с участием местной пары несчастных влюбленных, кардинал Аквавива уволил Казанову, поблагодарив его за жертву, но фактически положив конец его церковной карьере. [26]
В поисках новой профессии Казанова купил офицерский чин для Венецианской республики . Его первым шагом было выглядеть соответственно:
Размышляя о том, что теперь у меня мало шансов добиться успеха на церковном поприще, я решил одеться как солдат... Я справился о хорошем портном... он принес мне все необходимое, чтобы я мог выдать себя за последователя Марса. ... Моя форма была белой, с синим жилетом, наплечным узлом из серебра и золота... Я купил длинный меч и, держа в руке красивую трость, нарядную шляпу с черной кокардой, подстриженные бакенбарды и длинную фальшивую косу, я отправился производить впечатление на весь город.
— Казанова (2006), стр. 223.
Он присоединился к венецианскому полку на Корфу , его пребывание было прервано краткой поездкой в Константинополь , якобы для того, чтобы доставить письмо от своего бывшего хозяина кардинала. [27] Найдя свое продвижение слишком медленным, а свою службу скучной, он умудрился проиграть большую часть своего жалованья, играя в фаро . Казанова вскоре отказался от своей военной карьеры и вернулся в Венецию.
В возрасте 21 года он решил стать профессиональным игроком, но, проиграв все деньги, оставшиеся от продажи его комиссии, он обратился за работой к своему старому благодетелю Альвизе Гримани. Так Казанова начал свою третью карьеру, как скрипач в театре Сан-Самуэле , «черный подмастерье возвышенного искусства, в котором, если тот, кто выделяется, вызывает восхищение, посредственность справедливо презирается. ... Моя профессия не была благородной, но мне было все равно. Называя все предрассудком, я вскоре приобрел все привычки моих униженных коллег-музыкантов». [28] Он и некоторые из его товарищей, «часто проводили ночи, бродя по разным кварталам города, придумывая самые скандальные розыгрыши и воплощая их в жизнь ... мы развлекались тем, что отвязывали гондолы, пришвартованные перед частными домами, которые затем дрейфовали по течению». Они также отправляли акушерок и врачей по ложным вызовам. [29]
Удача пришла на помощь, когда Казанова, недовольный своей участью музыканта, спас жизнь венецианского патриция из семьи Брагадин, у которого случился инсульт во время поездки с Казановой в гондоле после свадебного бала. Они немедленно остановились, чтобы пустить сенатору кровь. Затем во дворце сенатора врач снова пустил сенатору кровь и нанес мазь из ртути — универсальное, но токсичное средство в то время [30] — на грудь сенатора. Это подняло его температуру и вызвало сильную лихорадку, и Брагадин, казалось, задыхался от собственного опухшего трахеи . Был вызван священник, поскольку смерть, казалось, приближалась. Однако, несмотря на протесты лечащего врача, Казанова приказал удалить мазь и промыть грудь сенатора прохладной водой. Сенатор оправился от болезни с помощью отдыха и разумной диеты. [31] Из-за его молодости и его легкого изложения медицинских знаний сенатор и его два друга-холостяка посчитали Казанову мудрым не по годам и пришли к выводу, что он должен обладать оккультными знаниями. Поскольку они сами были каббалистами , сенатор пригласил Казанову в свой дом и стал его пожизненным покровителем. [32]
Казанова писал в своих мемуарах:
Я избрал самый достойный, самый благородный и единственно естественный путь. Я решил поставить себя в положение, в котором мне больше не придется обходиться без жизненных потребностей: а что это были за потребности для меня, никто не мог судить лучше меня... Никто в Венеции не мог понять, как может существовать близость между мной и тремя людьми их характера, они все небо, а я весь земля; они самые строгие в своих нравах, и я пристрастившийся ко всякого рода распутной жизни.
— Казанова (2006), стр. 247.
В течение следующих трех лет под покровительством сенатора, номинально работая помощником юриста, Казанова вел жизнь дворянина, роскошно одевался и, как это было естественно для него, проводил большую часть своего времени в азартных играх и любовных утехах. [33] Его покровитель был чрезвычайно терпим, но он предупредил Казанову, что однажды он заплатит цену: «Я пошутил над его ужасными пророчествами и пошел своей дорогой». Однако вскоре Казанова был вынужден покинуть Венецию из-за дальнейших скандалов. Казанова выкопал свежезахороненный труп, чтобы подшутить над врагом и отомстить, но жертва впала в паралич, так и не оправившись. В другом скандале молодая девушка, которая обманула его [ необходимо разъяснение ], обвинила его в изнасиловании и пошла к чиновникам. [34] Позже Казанова был оправдан в этом преступлении за отсутствием доказательств, но к этому времени он уже бежал из Венеции.
Сбежав в Парму , Казанова вступил в трехмесячный роман с француженкой, которую он назвал «Генриеттой», возможно, самой глубокой любовью, которую он когда-либо испытывал — женщиной, которая сочетала в себе красоту, ум и культуру. По его словам, «те, кто верят, что женщина не способна сделать мужчину одинаково счастливым все двадцать четыре часа в сутки, никогда не знали Генриетту. Радость, которая переполняла мою душу, была гораздо больше, когда я разговаривал с ней днем, чем когда я держал ее в своих объятиях ночью. Много читая и обладая природным вкусом, Генриетта судила обо всем правильно». [35] Она также проницательно судила Казанову. Как писал известный казановист Дж. Ривс Чайлдс:
Возможно, ни одна женщина не пленяла Казанову так, как Генриетта; немногие женщины достигли столь глубокого понимания его. Она проникла в его внешнюю оболочку в самом начале их отношений, сопротивляясь искушению объединить свою судьбу с его. Она разглядела его изменчивую натуру, его отсутствие социального происхождения и шаткость его финансов. Перед тем как уйти, она сунула ему в карман пятьсот луидоров, знак своей оценки его.
— Чайлдс 1988, стр. 46
Удрученный и подавленный, Казанова вернулся в Венецию, и после хорошей игровой полосы он выздоровел и отправился в большое турне , достигнув Парижа в 1750 году. [36] По пути, из одного города в другой, он попадал в сексуальные авантюры, напоминающие оперные сюжеты. [37] В Лионе он вступил в общество масонства , которое отвечало его интересу к тайным обрядам и которое, по большей части, привлекало людей интеллекта и влияния, которые оказались полезными в его жизни, предоставляя ценные контакты и неподцензурные знания. Казанову также привлекало розенкрейцерство . [38] В Лионе Казанова стал компаньоном и, наконец, принял высшую степень Мастера Масона Шотландского Обряда. [39] [40] [8]
Относительно его посвящения в масонство шотландского обряда в Лионе в «Мемуарах» говорится:
Именно в Лионе один почтенный человек, с которым я познакомился в доме г-на де Рошбарона, добился для меня милости быть посвященным в возвышенные мелочи масонства. Я прибыл в Париж простым учеником; через несколько месяцев после моего прибытия я стал товарищем и мастером; последняя, безусловно, является высшей степенью в масонстве, поскольку все остальные степени, которые я получил впоследствии, являются лишь приятными выдумками, которые, хотя и символичны, ничего не добавляют к достоинству мастера.
- Мемуары Жака [Джованни Джакомо] Казановы де Сенгалта 1725–1798. В Париж и тюрьму, Том 2А — Париж. [39] [41]
Казанова пробыл в Париже два года, выучил язык, много времени проводил в театре и знакомился со знаменитостями. Однако вскоре его многочисленные связи были замечены парижской полицией, как и почти в каждом городе, который он посещал. [42]
В 1752 году он и его брат Франческо переехали из Парижа в Дрезден , где жили его мать и сестра Мария Маддалена. Его новая пьеса, La Moluccheide , ныне утерянная, была поставлена в Королевском театре, где его мать часто играла в главных ролях. [43] [44] Затем он посетил Прагу и Вену , где более жесткая моральная атмосфера была ему не по душе. Он наконец вернулся в Венецию в 1753 году. [45] Там Казанова возобновил свои авантюры, нажив себе множество врагов и привлекая внимание венецианских инквизиторов. Его полицейское досье стало удлиняющимся списком зарегистрированных богохульств, соблазнений, драк и публичных споров. [46] Государственный шпион Джованни Мануччи был нанят, чтобы выведать у Казановы знания о каббалистике и масонстве и проверить его библиотеку на предмет запрещенных книг. Сенатор Брагадин, на этот раз совершенно серьезно (будучи сам бывшим инквизитором), посоветовал своему «сыну» немедленно уехать, иначе его ждут самые суровые последствия.
26 июля 1755 года, в возрасте 30 лет, Казанова был арестован за оскорбление религии и общепринятых норм приличия: [47] «Трибунал, приняв во внимание тяжкие проступки, совершенные Г. Казановой, прежде всего в публичных оскорблениях святой религии, Их Превосходительства приказали арестовать его и заключить в тюрьму под Свинец». [48] « Свинец » был тюрьмой из семи камер на верхнем этаже восточного крыла Дворца дожей , зарезервированной для заключенных более высокого статуса, а также определенных типов преступников, таких как политические заключенные, лишенные сана или распутные священники или монахи, и ростовщики, и названной в честь свинцовых пластин, покрывающих крышу дворца. 12 сентября следующего года, без суда и без уведомления о причинах его ареста и приговора, он был приговорен к пяти годам тюремного заключения. [47] [49]
Его поместили в одноместную комнату с одеждой, кроватью-поддоном, столом и креслом в «худшей из всех камер» [50] , где он сильно страдал от темноты, летней жары и «миллионов блох». Позже его поселили с несколькими сокамерниками. После пяти месяцев и личной апелляции графа Брагадина ему выдали теплую зимнюю постель и ежемесячную стипендию на книги и лучшую еду. Во время прогулок, которые ему разрешали на тюремном чердаке, он нашел кусок черного мрамора и железный прут, которые он тайно пронес обратно в свою камеру; он спрятал прут внутри своего кресла. Когда он временно оставался без сокамерников, он провел две недели, затачивая прут в шип на камне. Затем он начал долбить деревянный пол под своей кроватью, зная, что его камера находится прямо над комнатой инквизитора. [51] Всего за три дня до предполагаемого побега во время фестиваля, когда в камере внизу не будет никаких официальных лиц, Казанову перевели в более просторную и светлую камеру с видом, несмотря на его протесты, что он совершенно счастлив там, где находится. В своей новой камере «я сидел в своем кресле, как человек в оцепенении; неподвижный, как статуя, я видел, что потратил впустую все усилия, которые приложил, и не мог в них раскаяться. Я чувствовал, что мне не на что надеяться, и единственным облегчением для меня было не думать о будущем». [52]
Казанова придумал еще один план побега. Он обратился за помощью к заключенному в соседней камере, отцу Бальби, священнику-ренегату. Штырь, принесенный в новую камеру внутри кресла, был передан священнику в фолио-библии, которую тюремщик с обманутыми глазами нес под горой тарелки с пастой. Священник проделал дыру в потолке, перелез через нее и проделал дыру в потолке камеры Казановы. Чтобы нейтрализовать своего нового сокамерника, который был шпионом, Казанова сыграл на его суевериях и запугал его, заставив замолчать. [53] Когда Бальби прорвался в камеру Казановы, Казанова поднялся через потолок, оставив записку, в которой цитировался 117-й псалом (из латинской Вульгаты ): «Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни». [54]
Шпион остался позади, слишком напуганный последствиями, если его поймают при побеге с остальными. Казанова и Бальби пробрались через свинцовые пластины на покатую крышу Дворца дожей, в клубах густого тумана. Падение к близлежащему каналу было слишком большим, Казанова взломал решетку над слуховым окном и разбил окно, чтобы войти. Они нашли длинную лестницу на крыше и с дополнительным использованием простыни «веревки», которую приготовил Казанова, спустились в комнату, пол которой находился на 25 футов (7,6 м) ниже. Они отдыхали до утра, переоделись, затем сломали небольшой замок на выходной двери и прошли в дворцовый коридор, через галереи и покои, и вниз по лестнице, где, убедив охранника, что они непреднамеренно были заперты во дворце после официального мероприятия, они вышли через последнюю дверь. [55] Было 6:00 утра, и они сбежали на гондоле. В конце концов Казанова добрался до Парижа, куда прибыл в тот же день (5 января 1757 года), когда Робер-Франсуа Дамьен совершил покушение на жизнь Людовика XV . [56] (Позже Казанова стал свидетелем его казни и описал ее.)
Тридцать лет спустя, в 1787 году, Казанова написал «Историю моего полета» , которая была очень популярна и переиздавалась на многих языках, и он повторил эту историю немного позже в своих мемуарах. [57] Характерно суждение Казановы об этом подвиге:
Так Бог дал мне то, что мне было нужно для побега, который должен был стать чудом, если не чудом. Признаюсь, я горжусь этим; но моя гордость не от того, что мне это удалось, ибо удача сыграла в этом немалую роль; она от того, что я пришел к выводу, что это можно сделать, и имел мужество предпринять это.
— Казанова (2006), стр. 502.
Он знал, что его пребывание в Париже может быть долгим, и он действовал соответственно: «Я видел, что для достижения чего-либо я должен задействовать все свои физические и моральные способности, познакомиться с великими и сильными, проявлять строгий самоконтроль и играть роль хамелеона». [58] Казанова повзрослел, и на этот раз в Париже, хотя все еще время от времени зависел от быстрого мышления и решительных действий, он был более расчетливым и обдуманным. Его первой задачей было найти нового покровителя. Он восстановил связь со своим старым другом де Берни , теперь министром иностранных дел Франции . Казанова получил от своего покровителя совет найти способ сбора средств для государства, чтобы получить мгновенное расположение. Казанова быстро стал одним из попечителей первой государственной лотереи и одним из лучших продавцов ее билетов. [59] Это предприятие быстро принесло ему большое состояние. [60] Имея деньги на руках, он путешествовал в высших кругах и предпринимал новые соблазнения. Он обманул многих светских людей своим оккультизмом, в частности, маркизу Жанну д'Юрфе , используя свою превосходную память, которая делала его похожим на обладателя магической силы нумерологии . По мнению Казановы, «обман дурака — подвиг, достойный умного человека». [61]
.jpg/1280px-Fran%C3%A7ois_Boucher_019_(Madame_de_Pompadour).jpg)
Казанова утверждал, что он розенкрейцер и алхимик , способности, которые сделали его популярным среди некоторых из самых выдающихся деятелей эпохи, среди которых были мадам де Помпадур , граф Сен-Жермен , д'Аламбер и Жан-Жак Руссо . Алхимия была настолько популярна среди дворян, особенно поиски « философского камня », что Казанова был высоко оценен за свои предполагаемые знания, и он неплохо на этом заработал. [62] Однако он встретил себе достойного соперника в лице графа Сен-Жермена: «Этот весьма необычный человек, рожденный быть самым бесстыдным из всех самозванцев, безнаказанно, с небрежным видом заявлял, что ему триста лет, что он обладает универсальным лекарством, что он делает из природы все, что ему угодно, что он создает алмазы». [63]
Де Бернис решил отправить Казанову в Дюнкерк на его первую шпионскую миссию. Казанове хорошо платили за его быструю работу, и этот опыт побудил его высказать одно из немногих замечаний против старого режима и класса, от которого он зависел. Оглядываясь назад, он заметил: «Все французские министры одинаковы. Они щедро тратили деньги, которые выходили из карманов других людей, чтобы обогатить своих ставленников, и они были абсолютны: угнетенные люди ничего не значили, и из-за этого неизбежным результатом стали задолженность государства и неразбериха в финансах. Революция была необходима». [64]
Когда началась Семилетняя война , Казанова снова был призван [65] помочь увеличить государственную казну. Ему была поручена миссия по продаже государственных облигаций в Амстердаме , поскольку Нидерланды в то время были финансовым центром Европы. [66] Ему удалось продать облигации всего с 8% скидкой, и в следующем году он был достаточно богат, чтобы основать шелковую мануфактуру на свои доходы. Французское правительство даже предложило ему титул и пенсию, если он станет гражданином Франции и будет работать от имени министерства финансов, но он отказался, возможно, потому, что это разрушило бы его страсть к путешествиям. [67] Казанова достиг пика своего состояния, но не смог его удержать. Он плохо вел бизнес, много занимал, пытаясь его спасти, и тратил большую часть своего богатства на постоянные связи со своими работницами, которые были его « гаремом ». [68]
За свои долги Казанова был снова заключен в тюрьму, на этот раз в Фор-л'Эвек , но был освобожден четыре дня спустя по настоянию маркизы д'Юрфе . К сожалению, хотя он и был освобожден, его покровитель де Бернис был уволен Людовиком XV в то время, и враги Казановы окружили его. Он продал остатки своего имущества и обеспечил себе еще одну миссию в Голландию, чтобы дистанцироваться от своих проблем. [68]
Однако на этот раз его миссия провалилась, и он бежал в Кельн , а затем в Штутгарт весной 1760 года, где потерял остаток своего состояния. Его снова арестовали за долги, но ему удалось сбежать в Швейцарию . Устав от своей распутной жизни, Казанова посетил монастырь Айнзидельн и задумался о простой, ученой жизни монаха. Он вернулся в свой отель, чтобы подумать о решении, но только для того, чтобы столкнуться с новым объектом желания, и, вернувшись к своим старым инстинктам, все мысли о монашеской жизни были быстро забыты. [69] Двигаясь дальше, он посетил Альбрехта фон Галлера и Вольтера и прибыл в Марсель , затем в Геную , Флоренцию , Рим , Неаполь , Модену и Турин , переходя от одной сексуальной возни к другой. [70]
В 1760 году Казанова начал именовать себя кавалером де Сейнгалтом, имя, которое он будет использовать все чаще до конца своей жизни. Иногда он также называл себя графом де Фарусси (используя девичью фамилию своей матери), и когда Папа Климент XIII вручил Казанове Папский орден Золотой шпоры , на его груди красовались внушительный крест и лента. [71]
Вернувшись в Париж, он приступил к одному из своих самых возмутительных замыслов — убедив свою старую жертву маркизу д'Юрфе, что он может превратить ее в молодого человека с помощью оккультных средств. План не принес Казанове большой выгоды, на которую он надеялся, и маркиза д'Юрфе окончательно потеряла веру в него. [72]
Казанова отправился в Англию в 1763 году, надеясь продать свою идею государственной лотереи британским чиновникам. Он писал об англичанах: «У людей особый характер, общий для всей нации, который заставляет их думать, что они превосходят всех остальных. Это убеждение разделяют все нации, каждая из которых считает себя лучшей. И они все правы». [73] Благодаря своим связям он проложил себе путь к аудиенции у Георга III , используя большую часть ценностей, которые он украл у маркизы д'Юрфе. Работая над политическими аспектами, он также проводил много времени в спальне, как это было у него в привычке. Чтобы найти женщин для своего удовольствия, не умея говорить по-английски, он поместил объявление в газете о сдаче квартиры «нужному» человеку. Он опросил многих молодых женщин, выбрав одну «госпожу Полину», которая ему очень подошла. Вскоре он обосновался в ее квартире и соблазнил ее. Однако эти и другие связи ослабили его венерической болезнью , и он покинул Англию нищим и больным. [74]
Он отправился в Австрийские Нидерланды , выздоровел, а затем в течение следующих трех лет путешествовал по всей Европе, проехав около 4500 миль (7200 км) на карете по плохим дорогам и добравшись до Москвы и Санкт-Петербурга (средняя ежедневная поездка на карете составляла около 30 миль (48 км)). Опять же, его главной целью было продать свою лотерейную схему другим правительствам и повторить большой успех, который он имел с французским правительством, но встреча с Фридрихом Великим не принесла плодов, и в соседних немецких землях тот же результат. Не имея ни связей, ни уверенности, Казанова отправился в Россию и встретился с Екатериной Великой , но она наотрез отвергла идею лотереи. [75]
В 1766 году он был выслан из Варшавы после пистолетной дуэли с полковником Францишеком Ксаверием Браницким из-за итальянской актрисы, их подруги. Оба дуэлянта были ранены, Казанова в левую руку. Рука восстановилась сама собой после того, как Казанова отказался от рекомендации врачей ампутировать ее. [76] Из Варшавы он отправился в Бреслау в Королевстве Пруссия , затем в Дрезден, где подхватил еще одну венерическую инфекцию. [77] [78] [79] Он вернулся в Париж на несколько месяцев в 1767 году и посещал игорные салоны, только чтобы быть высланным из Франции по приказу самого Людовика XV, в первую очередь за аферу Казановы с участием маркизы д'Юрфе. [80] Теперь известный по всей Европе своим безрассудным поведением, Казанова с трудом преодолевал свою известность и наживал какое-либо состояние, поэтому он направился в Испанию, где он был не так известен. Он попробовал свой обычный подход, опираясь на хорошо организованные контакты (часто масоны), выпивая и обедая с влиятельными дворянами, и, наконец, организовав аудиенцию у местного монарха, в данном случае Карла III . Однако, когда перед ним не открылись двери, он мог только бродить по Испании, не имея за это ничего. В Барселоне он избежал покушения и оказался в тюрьме на 6 недель. Его испанское приключение провалилось, он ненадолго вернулся во Францию, а затем в Италию. [81]
В Риме Казанове пришлось готовить путь для возвращения в Венецию. Ожидая сторонников [82], которые обеспечили бы ему легальный въезд в Венецию, Казанова начал свой современный тосканско-итальянский перевод «Илиады » , « Истории смут в Польше » и комической пьесы. Чтобы снискать расположение венецианских властей, Казанова занимался для них коммерческим шпионажем. Однако после нескольких месяцев без отзыва он написал письмо с апелляцией непосредственно инквизиторам. Наконец, он получил долгожданное разрешение и разрыдался, прочитав: «Мы, инквизиторы государства, по известным нам причинам, даем Джакомо Казанове бесплатную охранную грамоту... уполномочивая его приходить, уходить, останавливаться и возвращаться, поддерживать связь, где бы он ни пожелал, без помех и препятствий. Такова наша воля». Казанове разрешили вернуться в Венецию в сентябре 1774 года после 18 лет изгнания. [83]
Поначалу его возвращение в Венецию было сердечным, и он был знаменитостью. Даже инквизиторы хотели услышать, как он сбежал из их тюрьмы. Однако из его трех покровителей-холостяков только Дандоло был еще жив, и Казанову пригласили обратно жить к нему. Он получал небольшую стипендию от Дандоло и надеялся жить за счет своих сочинений, но этого было недостаточно. Он неохотно снова стал корреспондентом для Венеции, получая оплату за сдельную работу , сообщая о религии, морали и торговле, в основном основываясь на сплетнях и слухах, которые он подхватил из социальных контактов. [84] Он был разочарован. Никаких финансовых возможностей для интереса не появилось, и мало дверей открылось для него в обществе, как в прошлом.
В возрасте 49 лет годы безрассудной жизни и тысячи миль путешествий взяли свое. Шрамы от оспы, впалые щеки и крючковатый нос Казановы стали еще более заметными. Его легкие манеры теперь были более сдержанными. Принц Шарль де Линь , друг (и дядя его будущего работодателя), описал его около 1784 года:
Он был бы красивым мужчиной, если бы не был уродлив; он высок и сложен как Геркулес, но с африканским оттенком; глаза полны жизни и огня, но обидчивы, осторожны, злопамятны — и это придает ему свирепый вид. Его легче разозлить, чем сделать веселым. Он мало смеется, но заставляет других смеяться. ... У него манера говорить вещи, которая напоминает мне Арлекина или Фигаро , и которая заставляет их звучать остроумно.
— Мастерс 1969, стр. 257
Венеция изменилась для него. У Казановы теперь было мало денег на азартные игры, мало желающих женщин, за которыми стоило бы ухаживать, и мало знакомых, которые могли бы оживить его малодушные, импульсивные наклонности. Он услышал о смерти своей матери и, что было еще более мучительно, посетил смертное ложе Беттины Гоцци, которая первой познакомила его с сексом и которая умерла у него на руках. [85] Его «Илиада » была опубликована в трех томах, но для ограниченного числа подписчиков и принесла мало денег. Он вступил в опубликованный спор с Вольтером по поводу религии. [86] Когда он спросил: «Предположим, вам удастся уничтожить суеверие. Чем вы его замените?» Вольтер парировал: «Мне это нравится. Когда я избавлю человечество от свирепого зверя, который его пожирает, можно ли меня спросить, что я положу на его место». С точки зрения Казановы, если бы Вольтер «был настоящим философом, он бы молчал об этом предмете... людям нужно жить в невежестве ради всеобщего мира нации». [87]
В 1779 году Казанова нашел Франческу, необразованную швею, которая стала его любовницей и домоправительницей, и которая любила его преданно. [88] Позже в том же году инквизиторы включили его в платежную ведомость и отправили расследовать торговлю между папскими государствами и Венецией. Другие издательские и театральные предприятия потерпели неудачу, в первую очередь из-за отсутствия капитала. По нисходящей спирали Казанова был снова изгнан из Венеции в 1783 году после того, как написал порочную сатиру, высмеивающую венецианскую знать. В ней он сделал свое единственное публичное заявление [89] , что Гримани был его настоящим отцом. [90]
Вынужденный снова возобновить свои путешествия, Казанова прибыл в Париж и в ноябре 1783 года встретился с Бенджамином Франклином во время посещения презентации по воздухоплаванию и будущему воздушного транспорта. [91] Некоторое время Казанова служил секретарем и памфлетистом Себастьяна Фоскарини, венецианского посла в Вене. Он также познакомился с Лоренцо да Понте , либреттистом Моцарта , который заметил о Казанове: «Этот необычный человек никогда не любил быть неправым». [92] Заметки Казановы указывают на то, что он, возможно, давал предложения Да Понте относительно либретто для «Дон Жуана » Моцарта . [93]
В 1785 году, после смерти Фоскарини, Казанова начал искать другую должность. Несколько месяцев спустя он стал библиотекарем графа Йозефа Карла фон Вальдштейна , камергера императора, в замке Дукс , Богемия (ныне Чешская Республика ). Граф — сам масон, каббалист и частый путешественник — привязался к Казанове, когда они встретились годом ранее в резиденции Фоскарини. Хотя работа давала безопасность и хорошую оплату, Казанова описывает свои последние годы как скучные и разочаровывающие, хотя это было продуктивное время для него в писательстве. [94] Его здоровье резко ухудшилось, и он нашел жизнь среди крестьян не совсем стимулирующей. Он мог только время от времени навещать Вену и Дрезден для облегчения. Хотя Казанова хорошо ладил с графом, его работодатель был гораздо моложе его со своими собственными странностями. Граф часто игнорировал его за едой и не представлял его важным гостям. Более того, Казанова, вспыльчивый чужак, был полностью неприятен большинству других жителей замка Дукс. Единственными друзьями Казановы, казалось, были его фокстерьеры. В отчаянии Казанова подумывал о самоубийстве, но вместо этого решил, что он должен жить дальше, чтобы записать свои мемуары, что он и делал до самой смерти. [95]
Он много раз посещал Прагу , столицу и главный культурный центр Богемии. В октябре 1787 года он встретился с Лоренцо да Понте, либреттистом оперы Вольфганга Амадея Моцарта « Дон Жуан» , в Праге во время первой постановки оперы и, вероятно, встретился с композитором в то же время. Есть основания полагать, что он также был в Праге в 1791 году на коронации императора Священной Римской империи Леопольда II как короля Богемии, на мероприятии, которое включало первую постановку оперы Моцарта « Милосердие Тита» . [96] Известно, что Казанова составил черновик диалога, подходящего для драмы о Дон Жуане, во время своего визита в Прагу в 1787 году, но ни один из его стихов так и не был включен в «Дон Жуана» Моцарта . [97]
В 1797 году пришло известие, что Венецианская республика прекратила свое существование и что Наполеон Бонапарт захватил родной город Казановы. Возвращаться домой было слишком поздно. Казанова умер 4 июня 1798 года в возрасте 73 лет. Говорят, что его последними словами были: «Я жил как философ и умираю как христианин». [98] Казанова был похоронен в Дуксе (ныне Духцов в Чешской Республике), но место его могилы забыто.
Изоляция и скука последних лет Казановы позволили ему сосредоточиться без отвлекающих факторов на своей Histoire de ma vie , без которой его память была бы значительно ослаблена, если не стерта полностью. Он начал думать о написании своих мемуаров около 1780 года и начал всерьез к 1789 году, как о «единственном средстве, чтобы не сойти с ума или не умереть от горя». [99] Первый черновик был закончен к июлю 1792 года, и следующие шесть лет он провел, редактируя его. Он делает счастливое лицо в дни своего одиночества, написав в своей работе: «Я не могу найти более приятного времяпрепровождения, чем беседовать с самим собой о своих собственных делах и предоставлять моей благовоспитанной публике самый достойный предмет для смеха». [100] Его мемуары все еще составлялись на момент его смерти, его отчет достиг только лета 1774 года. [101] В письме, написанном им в 1792 году, говорится, что он пересматривал свое решение опубликовать их, полагая, что его история была отвратительной, и он наживет врагов, если напишет правду о своих делах, но он решил продолжить, используя инициалы вместо настоящих имен и смягчая самые сильные отрывки. [102] Он писал на французском, а не на итальянском, потому что «французский язык более широко известен, чем мой». [103]
Мемуары начинаются словами:
Я начинаю с заявления моему читателю, что всем хорошим или плохим, что я сделал в течение своей жизни, я уверен, что заслужил заслугу или навлек на себя вину, и что, следовательно, я должен считать себя свободным агентом. ... Несмотря на превосходную моральную основу, неизбежный плод божественных принципов, которые были укоренены в моем сердце, я всю свою жизнь был жертвой своих чувств; я наслаждался тем, что сбивался с пути, и я постоянно жил в заблуждении, не имея другого утешения, кроме как знать, что я ошибался. ... Мои глупости - это глупости юности. Вы увидите, что я смеюсь над ними, и если вы будете добры, вы посмеетесь над ними вместе со мной. [104]
Казанова писал о цели своей книги:
Я ожидаю дружбы, уважения и благодарности моих читателей. Их благодарности, если чтение моих мемуаров даст мне поучение и удовольствие. Их уважения, если, отдавая мне должное, они найдут, что у меня больше достоинств, чем недостатков; и их дружбы, как только они найдут меня заслуживающим ее откровенностью и добросовестностью, с которыми я отдаю себя на их суд, никоим образом не скрывая того, кто я есть. [105]
Он также сообщает своим читателям, что они «не найдут всех моих приключений. Я опустил те, которые могли бы оскорбить людей, игравших в них роль, поскольку они выглядели бы в них жалко. Тем не менее, есть те, кто иногда будет считать меня слишком нескромным; я сожалею об этом». [106] В последней главе текст резко обрывается намеками на приключения, которые не были записаны: «Три года спустя я увидел ее в Падуе, где возобновил свое знакомство с ее дочерью на гораздо более нежных условиях». [107]
В своей первоначальной публикации мемуары были разделены на двенадцать томов, а несокращенный английский перевод Уилларда Р. Траска насчитывает более 3500 страниц. Хотя его хронология порой запутанна и неточна, а многие из его рассказов преувеличены, большая часть его повествования и многие детали подтверждаются современными ему произведениями. [108] У него хороший слух для диалога, и он подробно пишет обо всех классах общества. [109] Казанова, по большей части, откровенен в своих недостатках, намерениях и мотивах и делится своими успехами и неудачами с хорошим юмором. [110] Признание в значительной степени лишено раскаяния или угрызений совести. Он прославляет чувства со своими читателями, особенно в отношении музыки, еды и женщин. «Мне всегда нравилась сильно приправленная еда. ... Что касается женщин, я всегда находил, что та, в которую я был влюблен, хорошо пахла, и чем обильнее был ее пот, тем слаще я его находил». [111] Он упоминает более 120 сексуальных/романтичных эскапад с женщинами и девушками, с несколькими завуалированными ссылками на любовников-мужчин. [112] [113] Он описывает свои дуэли и конфликты с негодяями и чиновниками, свои ловушки и побеги, свои схемы и заговоры, свои муки и вздохи удовольствия. Он убедительно демонстрирует: «Я могу сказать vixi ('Я жил')». [100]
Рукопись мемуаров Казановы хранилась у его родственников, пока не была продана издательству FA Brockhaus, и впервые была опубликована в сильно сокращенных версиях на немецком языке около 1822 года, затем на французском. Во время Второй мировой войны рукопись пережила бомбардировку Лейпцига союзниками. Мемуары подвергались пиратскому распространению на протяжении веков и были переведены примерно на двадцать языков. Только в 1960 году весь текст был опубликован на языке оригинала — французском. [114] В 2010 году рукопись была приобретена Национальной библиотекой Франции , которая начала ее оцифровку. [115]
Для Казановы, как и для его местных современников из высшего класса, любовь и секс, как правило, были случайными и не наделенными торжественностью, характерной для других романтических литературных произведений XIX века. [116] Флирт, постельные игры и краткосрочные связи были обычным явлением среди дворян, которые вступали в брак ради социальных связей, а не по любви.
_by_Jean-Marc_Nattier.jpg/1280px-Manon_Balletti_(1757)_by_Jean-Marc_Nattier.jpg)
Многогранная и сложная личность Казановы, как он ее описывал, была во власти его чувственных побуждений: «Развитие всего, что доставляло удовольствие моим чувствам, всегда было главным делом моей жизни; я никогда не находил занятия важнее. Чувствуя, что я рожден для пола, противоположного моему, я всегда любил его и делал все, что мог, чтобы он любил меня». [111] Он отмечал, что иногда использовал « колпачки для уверенности », чтобы предотвратить оплодотворение своих любовниц. [117]
Идеальная связь Казановы имела элементы, выходящие за рамки секса, включая сложные сюжеты, героев и злодеев, и галантные исходы. В шаблоне, который он часто повторял, он обнаруживал привлекательную женщину в беде с грубым или ревнивым любовником (Акт I); он облегчал ее трудности (Акт II); она выражала свою благодарность; он соблазнял ее; завязывался короткий захватывающий роман (Акт III); чувствуя, что теряется пыл или наступает скука, он признавал свою недостойность и устраивал ее брак или пару с достойным мужчиной, а затем уходил со сцены (Акт IV). [118] Как указывает Уильям Болито в «Двенадцати против богов» , секрет успеха Казановы у женщин «не имел ничего более эзотерического, чем [предложение] того, что каждая уважающая себя женщина должна требовать: все, что у него было, все, чем он был, с (чтобы компенсировать отсутствие законности) ослепительной привлекательностью единовременной суммы по сравнению с тем, что обычно раздается в рассрочку на протяжении всей жизни». [119] Казанова заявляет: «Нет ни одной честной женщины с неиспорченным сердцем, которую мужчина не мог бы завоевать посредством благодарности. Это одно из самых верных и кратчайших средств». [120] Алкоголь и насилие для него не были подходящими инструментами соблазнения. [121] Вместо этого, внимание и небольшие одолжения должны использоваться, чтобы смягчить сердце женщины, но «мужчина, который дает знать о своей любви словами, является глупцом». Словесное общение необходимо — «без речи удовольствие от любви уменьшается по крайней мере на две трети», — но слова любви должны подразумеваться, а не смело провозглашаться. [120]
Казанова утверждал, что ценит в женщине интеллект: «В конце концов, красивая женщина без собственного ума оставляет своего возлюбленного без средств к существованию после того, как он физически насладился ее прелестями». Однако его отношение к образованным женщинам было неблагоприятным: «В женщине ученость неуместна; она подрывает основные качества ее пола... никакие научные открытия не были сделаны женщинами... (которые) требуют энергии, которой женский пол не может обладать. Но в простоте рассуждений и в тонкости чувств мы должны уступить женщинам». [35]
Действия Казановы многие в наше время могут считать хищническими, несмотря на его собственные заявления об обратном («моим руководящим принципом было никогда не направлять свои атаки на новичков или тех, чьи предрассудки могли бы стать препятствием»), тем более, что его мишенью часто были молодые, неуверенные в себе или эмоционально уязвимые женщины. [122]
Азартные игры были обычным развлечением в социальных и политических кругах, в которых вращался Казанова. В своих мемуарах Казанова обсуждает многие формы азартных игр 18-го века, включая лотереи, фаро, бассет , пикет , бириби , примеро , куинз и вист , а также страсть к ним среди знати и высшего духовенства. [123] Мошенники (известные как «корректоры фортуны») были несколько более терпимы, чем сегодня, в публичных казино и в частных играх для приглашенных игроков, и редко вызывали оскорбление. Большинство игроков были начеку против мошенников и их трюков. Мошенничества всех видов были обычным явлением, и Казанова забавлялся ими. [124]
Казанова играл в азартные игры всю свою взрослую жизнь, выигрывая и проигрывая большие суммы. Его обучали профессионалы, и он был «обучен тем мудрым максимам, без которых азартные игры разоряют тех, кто в них участвует». Он не гнушался иногда мошенничать и порой даже объединялся с профессиональными игроками ради собственной выгоды. Казанова утверждает, что он был «расслаблен и улыбался, когда проигрывал, и выигрывал без алчности». Однако, когда возмутительно обманывал себя, он мог действовать жестоко, иногда вызывая на дуэль. [125] Казанова признает, что он не был достаточно дисциплинирован, чтобы быть профессиональным игроком: «У меня не было ни достаточно благоразумия, чтобы остановиться, когда фортуна была неблагоприятна, ни достаточного контроля над собой, когда я выигрывал». [126] Ему также не нравилось, когда его считали профессиональным игроком: «Профессиональные игроки никогда не могли бы доказать, что я из их адской клики». [126] Хотя Казанова иногда использовал азартные игры тактически и проницательно — для быстрого заработка денег, для флирта, завязывания связей, галантного поведения или для того, чтобы доказать, что он джентльмен среди своих социальных начальников — его практика также могла быть компульсивной и безрассудной, особенно во время эйфории новой сексуальной связи. «Почему я играл, когда я так остро чувствовал потери? То, что заставляло меня играть, было жадностью. Я любил тратить, и мое сердце кровоточило, когда я не мог сделать этого с деньгами, выигранными в карты». [127]
Казанова был признан современниками как необыкновенная личность и человек с широким кругозором и любопытством. [ необходима цитата ] Казанова был признан потомками как один из выдающихся летописцев своего века. Он был настоящим авантюристом, путешествовавшим по Европе из конца в конец в поисках удачи, разыскивая самых выдающихся людей своего времени, чтобы они помогли его делу. [ необходима цитата ] Он был слугой истеблишмента и таким же декадентом, как и его время, но также участником тайных обществ и искателем ответов за пределами общепринятого. Он был религиозным, набожным католиком и верил в молитву: «Отчаяние убивает; молитва рассеивает его; и после молитвы человек верит и действует». Наряду с молитвой он также верил в свободу воли и разум, но явно не разделял мнение о том, что поиск удовольствий удержит его от рая. [128]
Он был, по призванию и увлечению, юристом, священнослужителем, военным офицером, скрипачом, мошенником, сутенером, гурманом, танцором, бизнесменом, дипломатом, шпионом, политиком, врачом, математиком, социальным философом, каббалистом, драматургом и писателем. [ необходима цитата ] Он написал более двадцати произведений, включая пьесы и эссе, а также множество писем. Его роман «Икосамерон» является ранним произведением в жанре научной фантастики. [112]
Рожденный актерами, он питал страсть к театру и импровизированной театральной жизни, но при всех своих талантах он часто поддавался поиску удовольствий и секса, часто избегая постоянной работы и установленных планов, и попадал в неприятности, когда благоразумные действия послужили бы ему лучше. Его истинным занятием было жить в основном за счет своего остроумия, стальных нервов, удачи, социального обаяния и денег, которые ему давали в знак благодарности и обманом. [129]
Принц Шарль де Линь , хорошо понимавший Казанову и знавший большинство выдающихся личностей той эпохи, считал Казанову самым интересным человеком, которого он когда-либо встречал: «нет ничего в мире, на что он не был бы способен». Завершая портрет, принц также заявил:
Единственное, в чем он ничего не знает, это то, в чем он считает себя экспертом: правила танца, французский язык, хороший вкус, мирской уклад, savoir vivre . Только его комедии не смешны, только его философские работы лишены философии — все остальное ею наполнено; всегда есть что-то весомое, новое, пикантное, глубокое. Он — кладезь знаний, но он цитирует Гомера и Горация до тошноты . Его остроумие и его остроты подобны аттической соли . Он чувствителен и великодушен, но не нравится ему ни в малейшей степени, и он неприятен, мстителен и отвратительн. Он не верит ни во что, кроме самого невероятного, будучи суеверным во всем. Он любит и жаждет всего. ... Он горд, потому что он ничто. ... Никогда не говорите ему, что вы слышали историю, которую он собирается вам рассказать. ... Никогда не забывайте приветствовать его мимоходом, потому что малейшая мелочь сделает его вашим врагом. [130]
«Казанова», как и « Дон Жуан », — давно устоявшийся термин в английском языке. Согласно словарю Merriam Webster's Collegiate Dictionary , 11-е изд., существительное Casanova означает «любовник; в частности : человек, который является неразборчивым и беспринципным любовником». Первое использование термина в письменном английском языке относится к 1852 году. Упоминания о Casanova в культуре многочисленны — в книгах, фильмах, театре и музыке.
