Авраам Гольдфаден ( идиш : אַבֿרהם גאָלדפֿאַדען ; урождён Аврум Гольднфоден ; 24 июля 1840 — 9 января 1908), также известный как Аврам Гольдфаден , был родившимся в России еврейским поэтом, драматургом, режиссёром и актёром, писавшим на идиш и иврите , а также автором около 40 пьес. Гольдфаден считается отцом современного еврейского театра.
В 1876 году он основал в Объединённых княжествах Молдавии и Валахии то, что обычно считается первой в мире профессиональной театральной труппой на языке идиш . Он также был ответственным за первую пьесу на иврите, поставленную в Соединённых Штатах. Фестиваль Аврама Гольдфадена в Яссах , Румыния, назван в его честь и проводится в его честь.
Якоб Штернберг называл его « Принцем Прекрасным , который разбудил летаргическую румынскую еврейскую культуру». [1] Исраил Берковичи писал о его работах: «мы находим точки соприкосновения с тем, что мы сейчас называем «тотальным театром». Во многих своих пьесах он чередует прозу и стихи, пантомиму и танец, моменты акробатики и немного жонглерства , и даже спиритуализма...» [2]
Гольдфаден родился в Староконстантинове (Россия; ныне Украина ). Иногда его датой рождения называют 12 июля по «старому стилю» , который использовался в то время в Российской империи . Он посещал еврейскую религиозную школу ( хедер ), но его семья среднего класса была тесно связана с Хаскалой , или еврейским Просвещением, и его отец, часовщик, [3] организовал для него частные уроки немецкого и русского языков. Говорят, что в детстве он ценил и подражал выступлениям свадебных шутов и певцов из Брод до такой степени, что получил прозвище Авромеле Бадхен, «Эби-шут». [ 4] В 1857 году он начал учиться в государственной раввинской школе в Житомире , [5] из которой он вышел в 1866 году как учитель и поэт (с некоторым опытом в любительском театре), но он никогда не возглавлял общину.
Первое опубликованное стихотворение Гольдфадена называлось «Прогресс»; его некролог в The New York Times описывал его как «призыв к сионизму за годы до того, как это движение развилось». [6] В 1865 году он опубликовал свою первую книгу стихов, «Цицим у-Ферахим» (на иврите ); « Еврейская энциклопедия» (1901–1906) говорит, что «еврейская поэзия Гольдфадена... обладает значительными достоинствами, но ее затмила его поэзия на идише, которая по силе выражения и глубине истинно еврейского чувства остается непревзойденной». Первая книга стихов на идише была опубликована в 1866 году, а в 1867 году он устроился преподавателем в Симферополе на Крымском полуострове .
Год спустя он переехал в Одессу . Сначала он жил в доме своего дяди, где двоюродный брат, который был хорошим пианистом , помог ему положить некоторые из его стихотворений на музыку. В Одессе Гольдфаден возобновил знакомство с другим писателем на идиш Ицхоком Йоэлем Линецким , которого он знал по Житомиру [3] , и встретился с поэтом на иврите Элияху Мордехаем Вербелем (чья дочь Паулина стала женой Гольдфадена) и опубликовал стихи в газете Kol-Mevaser . Он также написал свои первые две пьесы, Die Tzwei Sheines ( Два соседа ) и Die Murneh Sosfeh ( Тетя Сьюзи ), включенные вместе с некоторыми стихами в скромно успешную книгу 1869 года Die Yidene ( Еврейская женщина ), которая выдержала три издания за три года. В то время они с Паулиной жили в основном на его скудное учительское жалованье в 18 рублей в год, а также за счет того, что он давал частные уроки и подрабатывал кассиром в шляпном магазине.
В 1875 году Гольдфаден отправился в Мюнхен , намереваясь изучать медицину. Это не сработало, и он направился во Львов/Лемберг в управляемой Габсбургами Галиции , где он снова встретился с Линецким, теперь редактором еженедельной газеты Isrulik или Der Alter Yisrulik (которая имела хорошую репутацию, но вскоре была закрыта правительством). Год спустя он переехал в Черновцы в Габсбургской Буковине , где он редактировал ежедневную газету на идиш Dos Bukoviner Israelitishe Folksblatt . Ограниченность экономического смысла этого предприятия можно оценить по его неспособности заплатить регистрационный взнос в размере 3000 дукатов. Он безуспешно пытался управлять газетой под другим названием, но вскоре переехал в Яссы в Молдавии по приглашению Исаака Либреску (1850–1930), молодого богатого общественного деятеля, интересовавшегося театром.
Приехав в Яссы в 1876 году, Гольдфадену повезло, что он был больше известен как хороший поэт — многие из его стихотворений были положены на музыку и стали популярными песнями — чем как не слишком успешный бизнесмен. Тем не менее, когда он попросил у Исаака Либреску средств на другую газету, Либреску не заинтересовался этим предложением. Жена Либреску заметила, что журналистика на идиш — это просто способ умереть с голоду, и предположила, что для театра на идиш будет гораздо больше рынка. Либреску предложил Гольдфадену 100 франков за публичное исполнение его песен в саду Шимен Марка, Grădina Pomul Verde («Зеленый сад фруктовых деревьев»).
Вместо простого сольного концерта Гольдфаден расширил программу до чего-то вроде водевиля ; либо это, либо выступление в помещении, которое он и его коллеги-исполнители дали позже в том же году в Ботошани, обычно считается первым профессиональным представлением на идишском театре . Однако в данных обстоятельствах обозначение одного представления как «первого» может быть номинальным: первый актер Гольдфадена, Израиль Гроднер , уже пел песни Гольдфадена (и другие) в салонах Ясс. Кроме того, в 1873 году Гроднер пел на концерте в Одессе (песни Гольдфадена, среди прочих), который, по-видимому, включал значительный импровизированный материал между песнями, хотя и без фактического сценария.
Хотя Гольдфаден, по его собственным словам, был знаком в то время «практически со всей русской литературой», а также имел много опыта в польском театре и даже видел афроамериканского трагика Айру Олдриджа , исполнявшего Шекспира , [3] выступление в Grădina Pomul Verde было лишь немного более пьесой, чем та, в которой Гроднер участвовал тремя годами ранее. Песни были связаны между собой небольшим количеством персонажей и сюжета и хорошей долей импровизации. Выступление Гольдфадена, Гроднера, Сохера Гольдштейна и, возможно, еще трех мужчин прошло хорошо. Первое выступление называлось либо Di bobe mitn einikl ( Бабушка и внучка ), либо Dos bintl holts ( Пучок хвороста ); источники расходятся во мнениях. (Некоторые сообщения предполагают, что сам Гольдфаден был плохим певцом или даже не певцом и плохим актером; по словам Берковичи, эти сообщения основаны на собственных самоуничижительных замечаниях Гольдфадена или на его пожилом облике в Нью-Йорке, но современные сообщения показывают, что он был приличным, хотя и не выдающимся актером и певцом.)
После этого Гольдфаден продолжил разнообразную газетную работу, но его главным призванием стала сцена.
Позже тем летом известный румынский поэт Михай Эминеску , тогда журналист, увидел одно из выступлений Pomul Verde. Он записал в своем обзоре, что в труппе было шесть исполнителей. (Опечатка 1905 года превратила это в часто цитируемое шестнадцать, что предполагает более грандиозное начало для идишского театра.) Он был впечатлен качеством пения и актерской игры, но нашел пьесы «без особого драматического интереса». [7] Его в целом положительные отзывы, похоже, заслуживают того, чтобы их воспринимали серьезно: Эминеску был известен как «яростный антисемит ». [8] Эминеску, по-видимому, видел четыре из ранних пьес Гольдфадена: сатирическое музыкальное ревю Di velt a gan-edn ( Мир и рай ), Der farlibter maskil un der oyfgeklerter hosid (диалог между «увлеченным философом» и «просвещенным хасидом »), еще одно музыкальное ревю Der shver mitn eidem ( Тесть и зять ) и комедию Fishl der balegole un zayn knecht Sider ( Фишль дер балеголе ун зайн кнехт Сидер) ). [7]
Когда сезон представлений на открытом воздухе подходил к концу, Гольдфаден попытался, но не смог арендовать подходящий театр в Яссах. Владелец театра по имени Рейхер, предположительно еврей по национальности, сказал ему, что «труппа еврейских певцов» будет «слишком грязной». Гольдфаден, Гроднер и Гольдштейн сначала отправились в Ботошани , где жили на чердаке, а Гольдфаден продолжал штамповать песни и пьесы. За первым успешным представлением Di Rekruten ( Новобранцы ) в крытом театре («с ложами!», как писал Гольдфаден) последовали дни настолько проливного дождя, что никто не хотел выходить в театр; они заложили часть имущества и отправились в Галац , который оказался немного более благоприятным, с успешным трехнедельным показом.
В Галаце они приобрели своего первого серьезного художника-декоратора, маляра, известного как Реб Мойше Бас. У него не было формального художественного образования, но он оказался хорош в своей работе и присоединился к труппе, как и Сара Сегал , их первая актриса. Она еще не вышла из подросткового возраста. Увидев ее выступление на премьере в Галаце, ее мать возразила против того, чтобы ее незамужняя дочь резвилась на сцене. Гольдштейн, который, в отличие от Гольдфадена и Гроднера, был холост, сразу же женился на ней, и она осталась в труппе. (Помимо того, что она была известна как Сара Сегал и София Гольдштейн, она стала наиболее известна как София Карп после второго брака с актером Максом Карпом.)
После успешного выступления в Галаце последовала менее удачная попытка в Брэиле , но к этому времени компания уже отточила свои навыки, и пришло время отправляться в столицу, Бухарест .
Как и в Яссах, Гольдфаден прибыл в Бухарест с уже зарекомендовавшей себя репутацией. Сначала он и его игроки выступили ранней весной в салоне Lazăr Cafegiu на Calea Văcărești ( проспект Văcărești , в самом сердце еврейского квартала), затем, как только погода стала теплой, в саду Jignița, приятном тенистом пивном саду на улице Negru Vodă, который до этого привлекал только соседскую толпу. Он пополнил свой состав из большого пула еврейских вокальных талантов: синагогальных канторов . Он также нанял двух в высшей степени уважаемых классически обученных примадонн , сестер Маргаретту и Аннетту Шварц .
Среди канторов в его составе в тот год были Лазарь Цукерман (также известный как Лайзер Цукерман; как певец и танцор, он в конечном итоге последовал за Гольдфаденом в Нью-Йорк и имел долгую сценическую карьеру), [9] Мойше Зильберман (также известный как Зильберман) и Симхе Динман, а также 18-летний Зигмунд Могулеску (Зигмунд Могулеско), который вскоре стал звездой сцены. Осиротевший к тому времени, когда он достиг подросткового возраста, Могулеску уже проложил себе путь в мире как певец — не только как солист в Большой синагоге Бухареста, но и как исполнитель в кафе, на вечеринках, с приезжей французской опереттой и даже в церковном хоре. До того, как его голос изменился, он пел с Цукерманом, Динманом и Мозесом Вальдом в «Israelite Chorus», выступая на важных церемониях в еврейской общине. Прослушивание Могулеску для Goldfaden было сценой из Vlăduţu Mamei ( Маменькин сынок ), которая позже в том же году легла в основу легкой комедии Голдфадена Shmendrik, oder Die Komishe Chaseneh ( Шмендрик или Комическая свадьба ), где Могулеску играл почти болезненно невежественного и несчастного молодого человека (роль, позже прославившуюся в Нью-Йорке и других местах актрисой Молли Пикон ).
Этот набор канторов не обошелся без споров: кантор Купер (также известный как Купфер), главный кантор Большой синагоги, считал «нечестивым» то, что канторы должны выступать в светской обстановке, перед толпами, где свободно общаются представители обоих полов, задерживая людей допоздна, чтобы они не успели на утреннюю молитву.
Хотя можно спорить о том, какое представление «начало» идишский театр, к концу того лета в Бухаресте идишский театр был установленным фактом. Приток еврейских торговцев и посредников в город в начале русско -турецкой войны значительно расширил аудиторию; среди этих новоприбывших были Израиль Розенберг и Яков Спиваковский , высококультурный отпрыск богатой русской еврейской семьи, оба из которых фактически присоединились к труппе Гольдфадена, но вскоре ушли, чтобы основать первую идишскую театральную труппу в императорской России . [10]
Гольдфаден штамповал репертуар — новые песни, новые пьесы и переводы пьес с румынского, французского и других языков (за первые два года он написал 22 пьесы, а в конечном итоге написал около 40) — и хотя ему не всегда удавалось удерживать игроков в своей труппе, когда они становились звездами сами по себе, он продолжал набирать первоклассные таланты в течение многих лет, и его труппа стала фактически учебным полигоном для идишского театра. К концу года другие также писали идишские пьесы, такие как Моисей Горовиц с Der tiranisher bankir ( Тиранический банкир ) или Гроднер с Curve un ganev ( Проститутка и вор ), и идишский театр стал большим театром с тщательно продуманными декорациями, дуэльными хорами и статистами для заполнения массовых сцен.
Ион Гика , тогдашний глава Румынского национального театра, помог Гольдфадену юридически основать «драматическое общество» для решения административных вопросов. Из этих документов известно, что в труппу Jigniţa входили Морис Тейх, Мишель Лихман (Глюкман), Лазарь Цукерман, Маргарета Шварц, София Паланди, Аба Гольдштейн и Клара Гольдштейн. Из похожих документов мы также знаем, что когда Гроднер и Могулеску ушли из Гольдфадена, чтобы основать свою собственную компанию, в нее входили (помимо них самих) Израиль Розенберг , Якоб Спиваковский , П. Шапира, М. Бандеревский, Анетта Гроднер и Роза Фридман.
Ион Гика был ценным союзником идишского театра в Бухаресте. Несколько раз он выражал свое благосклонное мнение о качестве актерской игры и, еще больше, о технических аспектах идишского театра. В 1881 году он приобрел для Национального театра костюмы, которые использовались для идишского представления по случаю коронации царя Соломона, приуроченного к фактической коронации Кароля I Румынского .
Хотя легкая комедия и сатира, возможно, и сделали идишский театр коммерчески успешным средством, именно более высокие устремления Гольдфадена в этом направлении в конечном итоге принесли ему признание как «идишского Шекспира». [6] Как человек, широко начитанный на нескольких языках, он остро осознавал, что не существует восточноевропейской еврейской традиции драматической литературы — что его зрители привыкли искать только «хороший бокал одобешти и песню». Годы спустя он перефразировал типичного идишского театрала того времени, сказав ему: «Мы не ходим в театр, чтобы голова кружилась от грустных вещей. У нас и дома достаточно проблем... мы идем в театр, чтобы поднять себе настроение. Мы платим монету и надеемся отвлечься, мы хотим смеяться от души».
Гольдфаден писал, что такое отношение поставило его «в состояние чистой и простой войны с публикой». [ необходима цитата ] Его сцена не должна была быть просто «маскарадом»; он продолжал: «Нет, братья. Если я достиг того, что у меня есть сцена, я хочу, чтобы она стала для вас школой. В юности у вас не было времени учиться и совершенствоваться... Смейтесь от души, если я развлекаю вас своими шутками, в то время как я, наблюдая за вами, чувствую, как мое сердце плачет. Тогда, братья, я дам вам драму, трагедию, взятую из жизни, и вы тоже будете плакать – в то время как мое сердце будет радоваться». [ необходима цитата ] Тем не менее, его «война с публикой» основывалась на понимании этой публики. Он также напишет: «Я написал Di kishefmakhern ( Ведьму ) в Румынии, где население – как евреи, так и румыны – твердо верит в ведьм». [ необходима цитата ] Местные суеверия и предрассудки всегда были хорошей темой для обсуждения, и, как замечает Берковичи, какими бы сильными ни были его вдохновляющие и дидактические намерения, его исторические произведения всегда были связаны с современными проблемами.
Даже в первые пару лет своей труппы Гольдфаден не чурался серьезных тем: его вышедший из-под дождя водевиль в Ботошани был Di Rekruten ( Рекруты ), играя с темой вербовщиков , работающих на улицах этого города, чтобы вербовать молодых людей в армию. До конца 1876 года Гольдфаден уже перевел « Остров безлюдных» Августа фон Коцебу ; таким образом, пьеса немецкого аристократа и русского шпиона стала первой некомической пьесой, профессионально поставленной на идише. После своего первоначального всплеска в основном водевилей и легких комедий (хотя «Шмендрик» и «Два Куни-Лемля» были достаточно сложными пьесами), Гольдфаден продолжил писать много серьезных пьес на идиш на еврейские темы, возможно, самой известной из которых является «Суламифь» , также написанная в 1880 году. Сам Гольдфаден предполагал, что этот все более серьезный поворот стал возможным, потому что он просвещал свою аудиторию. Нахма Сандроу предполагает, что это могло быть в равной степени связано с прибытием в Румынию во время русско-турецкой войны русских евреев, которые были подвержены более сложному русскому театральному искусству. Сильный поворот Гольдфадена к почти единообразно серьезной тематике примерно совпал с приездом его труппы в Одессу . [4]
Гольдфаден был и теоретиком, и практиком театра. То, что он был в немалой степени теоретиком — например, он был заинтересован почти с самого начала в том, чтобы сценография серьезно поддерживала темы его пьес — относится к ключевому свойству идишского театра во время его зарождения: в целом, пишет Берковичи, теория опережала практику. Большая часть еврейской общины, включая Гольдфадена, уже была знакома с современным театром на других языках. Первоначальный маршрут труппы Гольдфадена — Яссы, Ботошани, Галац, Брэила, Бухарест — мог бы легко быть маршрутом румыноязычной труппы. Идишский театр, возможно, с самого начала рассматривался как выражение еврейского национального характера, но театральные ценности труппы Гольдфадена во многом соответствовали ценностям хорошего румынского театра того времени. Кроме того, идиш был немецким диалектом, который стал широко известным языком даже среди неевреев в Молдавии (и Трансильвании ), важным языком торговли; тот факт, что одним из первых, кто написал о театре на идише, был национальный поэт Румынии Михай Эминеску , свидетельствует о том, что интерес к театру на идише вышел за рамки еврейской общины.
Почти с самого начала идишский театр привлек уровень театральной критики, сопоставимый с любым другим европейским театром того времени. Например, Берковичи цитирует «брошюру» некоего Г. Абрамски, опубликованную в 1877 году, в которой описывались и критиковались все пьесы Гольдфадена того года. Абрамски предположил, что сегодняшний день может быть для идишского театра моментом, сравнимым с елизаветинской эпохой для английского театра. Он рассуждал о том, каким должен быть идишский театр, отмечал его многочисленные источники (от пуримских пьес до цирковой пантомимы ) и хвалил его включение сильных женских ролей. Он также критиковал те места, где видел слабые стороны, отмечая, как неубедительно мужчина-актер играл мать в «Шмендрике» , или замечая о пьесе «Di shtume kale» ( «Немая невеста» ) — произведении, которое Гольдфаден, по-видимому, написал для хорошенькой молодой актрисы, которая во время спектакля слишком нервничала, чтобы произносить свои реплики, — что единственным доказательством авторства Гольдфадена было его имя.
Отец Гольдфадена написал ему, чтобы уговорить труппу приехать в Одессу на Украине , которая тогда была частью Российской империи . Время было подходящим: окончание войны означало, что большая часть его лучшей аудитории теперь находилась в Одессе, а не в Бухаресте; Розенберг уже покинул труппу Гольдфадена и исполнял репертуар Гольдфадена в Одессе.
Получив взаймы от Либреску, Гольдфаден отправился на восток с группой из 42 человек, включая исполнителей, музыкантов и их семьи. После окончания русско-турецкой войны он и его труппа много путешествовали по Российской империи, в частности, в Харьков (также на Украине), Москву и Санкт-Петербург . Якоб Адлер позже описывал его в это время как «бонвивана » , «кавалера», «такого же труднодоступного, как император». [11] Он продолжал выпускать пьесы в плодовитом темпе, теперь в основном серьезные произведения, такие как «Доктор Алмасада, или Евреи Палермо » ( Доктор Алмасада, или Евреи Палермо ), « Суламифь » и «Бар Кохба» , последняя из которых была довольно мрачной опереттой о восстании Бар Кохбы , написанной после погромов в России после убийства царя Александра II в 1881 году .
Француз по имени Виктор Тиссо случайно оказался в Бердичеве , когда там была труппа Гольдфадена. Он увидел две пьесы — Di Rekruten , впервые показанную в Ботошани, и более позднюю Di Shvebleh ( Спички ), пьесу-интригу. Рассказ Тиссо об увиденном дает интересную картину театров и зрителей, с которыми труппа Гольдфадена сталкивалась за пределами больших городов. « В Бердичеве, — начинает он, — нет ни одного кафе, ни одного ресторана. В Бердичеве, который является скучным и грустным городом, тем не менее есть театральный зал, большое здание из грубых досок, где театральные труппы, проезжая через него, время от времени ставят пьесу». [ необходима цитата ] Хотя там была настоящая сцена с занавесом, дешевые места представляли собой голые скамьи, более дорогие — скамьи, покрытые красным перкалем. Хотя было много окладистых бород, «не было ни длинных кафтанов, ни тюбетеек». [ нужна цитата ] Некоторые из зрителей были довольно бедны, но это были ассимилированные евреи, в основном светские. Среди зрителей были также русские офицеры с женами или подругами.
В России Гольдфаден и его труппа привлекали большую аудиторию и были в целом популярны среди прогрессивных еврейских интеллектуалов, но постепенно стали не в ладах как с царским правительством, так и с консервативными элементами еврейской общины. Гольдфаден призывал к переменам в еврейском мире:
Такой призыв мог бы быть немного двусмысленным, но он беспокоил тех, кто был на стороне статус-кво. Театр на идише был запрещен в России с 14 сентября 1883 года в рамках антиеврейской реакции после убийства царя Александра II . Гольдфаден и его труппа остались на произвол судьбы в Санкт-Петербурге. Они направились в разных направлениях: кто в Англию, кто в Нью-Йорк, кто в Польшу, кто в Румынию.
В то время как идишский театр успешно продолжался в разных местах, Гольдфаден в это время был не в лучших отношениях с Могулеску. Они несколько раз ссорились (и улаживали) из-за прав на пьесы, и Могулеску и его партнер Мойше «Морис» Финкель теперь доминировали в идишском театре в Румынии, с примерно десятью более мелкими компаниями, также конкурирующими. Могулеску был выдающейся фигурой в бухарестском театре в тот момент, восхваляемый на уровне, сопоставимом с актерами Национального театра, выступая иногда на румынском языке, а также на идише, привлекая аудиторию, выходящую далеко за рамки еврейской общины.
По словам Берковичи, в этот период Гольдфаден, похоже, утратил «свой театральный порыв». В 1886 году он ненадолго собрал театральную компанию в Варшаве , но без заметного успеха. В 1887 году он отправился в Нью-Йорк (как и Могулеску, независимо). После длительных переговоров и большого ожидания в идишской прессе в Нью-Йорке («Goldfaden in America», — гласил заголовок в издании New Yorker Yiddishe Ilustrirte Zaitung от 11 января 1888 года ), он ненадолго занял должность директора нового «Румынского оперного театра» Могулеску; их пути снова разошлись после провала их первой пьесы, чья постановочная ценность, по-видимому, не соответствовала стандартам Нью-Йорка. Гольдфаден попытался (безуспешно) основать театральную школу, а затем в 1889 году отправился в Париж , имея довольно мало средств. Там он написал несколько стихов, работал над пьесой, которую не закончил в то время, и собрал театральную труппу, которая так и не дошла до постановки пьесы (потому что кассир скрылся со всеми их деньгами). [12] В октябре 1889 года он наскребли деньги, чтобы добраться до Львова , где его репутация поэта снова пришла ему на помощь.
Львов не был мечтой драматурга. Леон Дрейкурс описывал публику, приносящую еду в театр, шуршащую бумагой, относящуюся к театру как к пивному саду. Он также цитирует Якова Шацкого: «В целом, галицкая среда не была благосклонна к идишскому театру. Интеллектуалы были ассимилированы, но массы были фанатично религиозны и относились к еврейским «комикам» с презрением». [13]
Тем не менее, Якоб Бер Гимпель, владелец тамошнего идишского театра, был рад иметь фигуру такого масштаба, как Гольдфаден. Гольдфаден завершил пьесу, которую он начал в Париже, Rabi Yoselman, oder Die Gzerot fun Alsas («Раввин Йосельман, или Эльзасский указ»), в пяти актах и 23 сценах, основанную на жизни Йозеля из Росхайма . В это время он также написал оперетту Rothschild и полуавтобиографическую пьесу Mashiach Tzeiten ( «Времена Мессии» ), в которой дал не слишком оптимистичный взгляд на Америку.
Кальман Ювелье, актер в труппе Бера Гимпеля, отдал должное Гольдфадену за то, что он значительно повысил уровень исполнения во Львове за время своего недолгого пребывания там, сообщив, что Гольдфаден работал с каждым актером над пониманием его или ее персонажа, чтобы гарантировать, что пьеса будет чем-то большим, чем просто серия песен и эффектов, и будет уважаться всеми. [13]
Воодушевленный успехом во Львове, он вернулся в Бухарест в 1892 году в качестве директора театра Jigniţa. Его новая труппа снова включала Лазаря Цукермана; другими актерами были Марку (Мордехай) Сегалеску, а позже Якоб Калич, Кэрол Шрамек, Мальвина Трейтлер-Лёбель и ее отец Х. Гольденберс. Среди его известных пьес этого периода были Dos zenteh Gebot, oder Lo tachmod ( Десятая заповедь, или Не желай ), Иуда Маккавей и Юдифь и Олоферн , а также перевод « Цыганского барона » Иоганна Штрауса . [14]
Однако это было не самое подходящее время для возвращения в Румынию. Театр на идише стал там бизнесом, с ловко написанными объявлениями, скоординированными выступлениями в нескольких городах с использованием одних и тех же рекламных материалов и жесткой конкуренцией: однажды в 1895 году молодой человек по имени Бернфельд посетил несколько представлений Истории Исаака Гольдфадена , выучил ее наизусть (включая песни) и отнес весь пакет Кальману Жювильеру, который поставил несанкционированную постановку в Яссах. Такое откровенное воровство стало возможным, потому что как только Ион Гика отправился на дипломатическую карьеру, Национальный театр, который должен был решать такие вопросы, как несанкционированные постановки пьес, больше не уделял много внимания театру на идише. (Жювильер и Гольдфаден наконец достигли внесудебного соглашения.) [15]
Жестокая конкуренция была ничем по сравнению с тем, что последовало за этим. 1890-е годы были тяжелым временем для румынской экономики, а растущая волна антисемитизма сделала это время еще более тяжелым для евреев. Четверть еврейского населения эмигрировала, причем интеллигенция была особенно склонна к отъезду, а те интеллектуалы, которые остались, больше интересовались политикой, чем театром: это был период общественного брожения, когда еврейские социалисты в Яссах начали Der Veker ( Пробуждающий ).
Гольдфаден покинул Румынию в 1896 году; вскоре труппа Juvilier's стала единственной действующей идишской театральной труппой в стране, а иностранные труппы почти полностью прекратили приезжать в страну. Хотя Латейнер , Горовиц и Шумер продолжали писать и иногда умудрялись ставить пьесы, это было не лучшее время для идишского театра — или любого театра — в Румынии, и оно только ухудшалось по мере того, как экономика продолжала падать.
Гольдфаден странствовал по Европе как поэт и журналист. Его пьесы продолжали ставить в Европе и Америке, но редко, если вообще когда-либо, кто-либо присылал ему гонорары. Его здоровье ухудшалось — в письме 1903 года упоминается астма и кровохарканье — и у него заканчивались деньги. В 1903 году он написал Якобу Динесону из Парижа, уполномочив его продать оставшееся имущество в Румынии, одежду и все остальное. Это дало ему деньги, чтобы снова отправиться в Нью-Йорк в 1904 году.
В Америке он снова попробовал себя в журналистике, но кратковременная работа редактором New Yorker Yiddishe Ilustrirte Zaitung привела лишь к тому, что газету приостановили, а ему самому пришлось заплатить довольно большой штраф. 31 марта 1905 года он читал стихи на благотворительном концерте в Cooper Union, чтобы собрать пенсию для идишского поэта Элиакума Цунсера , который был в еще худшем положении, чем он сам, потому что он не мог писать с момента приезда в Америку в 1889 году. Вскоре после этого он познакомился с группой молодых людей, у которых была ассоциация ивритского языка в клубе доктора Герцля Циона, и написал пьесу на иврите David ba-Milchama ( Давид на войне ), которую они поставили в марте 1906 года, став первой пьесой на иврите, поставленной в Америке. Повторные выступления в марте 1907 года и апреле 1908 года привлекли все больше зрителей.
Он также написал разговорные части « Бен Ами» , вольно основанные на «Даниэле Деронде » Джорджа Элиота . После того, как бывший актер «Голдфадена» Якоб Адлер — к тому времени владелец известного нью-йоркского идишского театра — выбрал и проигнорировал его, даже обвинив «Голдфадена» в «старческом маразме», премьера с успехом состоялась в Народном театре соперника Бориса Томашевского 25 декабря 1907 года с музыкой Х. Фридцеля и словами Могулеску, который к тому времени был международной звездой. [16]
Гольдфаден умер в Нью-Йорке в 1908 году. Современный отчет в The New York Times подсчитал, что на его похороны пришло 75 000 человек, присоединившись к процессии от Народного театра на Бауэри до Вашингтонского кладбища в Бруклине ; [17] в недавних исследованиях число скорбящих было дано в 30 000 человек. [18] В последующей статье The New York Times назвала его «и поэтом, и пророком» и отметила, что «было больше свидетельств искреннего сочувствия и восхищения этим человеком и его творчеством, чем, вероятно, будет проявлено на похоронах любого поэта, пишущего сейчас на английском языке в этой стране». [19]
В ноябре 2009 года Голдфаден стал темой почтовых марок, выпущенных совместно Израилем и Румынией.
У Гольдфадена были то возобновляющиеся, то прекращающиеся отношения с сионизмом . Некоторые из его ранних стихотворений были сионистским авангардом , а одна из его последних пьес была написана на иврите; несколько его пьес были явно или неявно сионистскими ( Суламифь, действие которой происходит в Иерусалиме , Машиах Цейтен?!, заканчивающаяся тем, что ее главные герои покидают Нью-Йорк ради Палестины ); он был делегатом от Парижа на Всемирном сионистском конгрессе в 1900 году. [20] Тем не менее, большую часть своей жизни (и действие чуть более половины его пьес) он провел в черте оседлости и в прилегающих еврейских районах Румынии, и когда он уезжал, то не для того, чтобы отправиться в Палестину, а в такие города, как Нью-Йорк, Лондон или Париж. Это можно было бы понять, учитывая, что число его потенциальных еврейских зрителей в Палестине в его время было очень небольшим.
Источники расходятся во мнениях относительно дат (и даже названий) некоторых пьес Гольдфадена. Названия здесь представляют собой транслитерацию YIVO идиш>английский, хотя существуют и другие варианты.
Гольдфаден написал сотни песен и поэм. Среди его самых известных:
