Теория модернизации утверждает, что по мере того, как общества становятся более экономически модернизированными, более богатыми и более образованными, их политические институты становятся все более либерально-демократическими . [1] «Классические» теории модернизации 1950-х и 1960-х годов, наиболее влиятельно сформулированные Сеймуром Липсетом , [1] основывались на социологическом анализе Карла Маркса , Эмиля Дюркгейма , Макса Вебера и Талкотта Парсонса . [2] Теория модернизации была доминирующей парадигмой в социальных науках в 1950-х и 1960-х годах и возродилась после 1991 года, когда Фрэнсис Фукуяма написал об окончании холодной войны как подтверждение теории модернизации. [3]
Эта теория является предметом многочисленных дискуссий среди ученых. [1] [4] [5] [6] Критики выдвинули на первый план случаи, когда индустриализация не способствовала стабильной демократизации , например, в Японии, Германии и Советском Союзе, а также случаи отката демократии в экономически развитых частях Латинской Америки. [4] Другие критики утверждают, что причинно-следственная связь обратная (демократия с большей вероятностью приведет к экономической модернизации) [7] [1] или что экономическая модернизация помогает демократиям выжить, но не способствует демократизации. [8] Другие ученые приводят подтверждающие доказательства того, что экономическое развитие в значительной степени предсказывает демократизацию. [9] [10] [4]
Теория модернизации 1950-х и 1960-х годов опиралась на классическую эволюционную теорию и парсоновское прочтение идей Вебера о переходе от традиционного общества к современному. Парсонс перевел работы Вебера на английский язык в 1930-х годах и дал свою собственную интерпретацию. [11] [12] [13]
После 1945 года версия Парсона стала широко использоваться в социологии и других социальных науках. Некоторые из мыслителей, связанных с теорией модернизации, - Мэрион Дж. Леви-младший , Габриэль Алмонд , Сеймур Мартин Липсет , Уолт Ростоу , Дэниел Лернер, Люсьен Пай , Дэвид Аптер , Алекс Инкелес , Сирил Эдвин Блэк , Берт Ф. Хозелиц , Майрон Вайнер , и Карл Дойч . [14]
К концу 1960-х годов возникла оппозиция теории модернизации, поскольку эта теория была слишком общей и не подходила одинаково для всех обществ. [15] Тем не менее, с окончанием «холодной войны» было предпринято несколько попыток возродить теорию модернизации. Фрэнсис Фукуяма выступал за использование теории модернизации в качестве универсальной истории . [3] Более академическая попытка пересмотреть теорию модернизации была предпринята Рональдом Инглхартом и Кристианом Вельцелем в книге «Модернизация, культурные изменения и демократия» (2005). [16] Инглхарт и Вельцель существенно внесли поправки в версию теории модернизации 1960-х годов. Вопреки Липсету, который связывал промышленный рост с демократизацией, [17] Инглхарт и Вельцель не видели связи между индустриализацией и демократизацией. Скорее, они считали, что только на более позднем этапе процесса экономической модернизации, который различные авторы охарактеризовали как постиндустриальный , появились ценности, способствующие демократизации – которые Инглхарт и Вельцель называют «ценностями самовыражения». [16]
Тем не менее, эти попытки возродить теорию модернизации подверглись критике со стороны многих (см. раздел «Критика и альтернативы» ниже), и теория оставалась противоречивой. [18]
Связь между модернизацией и демократией или демократизацией является одним из наиболее изученных исследований в области сравнительной политики . Многие исследования показывают, что модернизация способствовала укреплению демократии в некоторых странах. Например, Сеймур Мартин Липсет утверждал, что модернизация может превратиться в демократию». [19] Существуют академические дебаты по поводу движущих сил демократии, поскольку существуют теории, которые поддерживают экономический рост как причину и следствие института демократии. «Наблюдение Липсета тот факт, что демократия связана с экономическим развитием, впервые был выдвинут в 1959 году, породил самый большой объем исследований по любой теме в сравнительной политике» [20]
Андерсон объясняет идею вытянутого ромба, чтобы описать концентрацию власти в руках немногих наверху во время авторитарного руководства. [21] Он развивает это, давая понимание перехода власти от элитного класса к среднему классу, который происходит при включении модернизации. Социально-экономическая модернизация позволяет демократии развиваться дальше и влияет на успех демократии. Из этого следует, что по мере выравнивания социально-экономических уровней уровень демократии будет и дальше повышаться. [22]
Ларри Даймонд и Хуан Линц , которые работали с Липсетом над книгой « Демократия в развивающихся странах: Латинская Америка» , утверждают, что экономические показатели влияют на развитие демократии как минимум тремя способами. Во-первых, они утверждают, что экономический рост более важен для демократии, чем заданный уровень социально-экономического развития. Во-вторых, социально-экономическое развитие порождает социальные изменения, которые потенциально могут способствовать демократизации. В-третьих, социально-экономическое развитие способствует другим изменениям, таким как организация среднего класса, способствующая демократии. [23]
Как выразился Сеймур Мартин Липсет : «Все различные аспекты экономического развития — индустриализация, урбанизация, благосостояние и образование — настолько тесно взаимосвязаны, что образуют один главный фактор, который имеет политический коррелят демократии». [24] Этот аргумент также появляется в книге Уолта Ростоу « Политика и этапы роста» (1971); А. Ф. К. Органский, Этапы политического развития (1965); и Дэвид Аптер , Политика модернизации (1965). В 1960-е годы некоторые критики утверждали, что связь между модернизацией и демократией слишком сильно основывалась на примере европейской истории, и игнорировали Третий мир . [25]
Одной из исторических проблем с этим аргументом всегда была Германия , экономическая модернизация которой в XIX веке произошла задолго до демократизации после 1918 года . Берман , однако, заключает, что в императорской Германии шел процесс демократизации, поскольку «за эти годы немцы развили многие привычки и нравы, которые, по мнению политологов, предвещают здоровое политическое развитие». [26]
Одной из современных проблем теории модернизации является спор о том, предполагает ли модернизация больше прав человека для граждан или нет. [27] В качестве примера можно привести Китай, одну из наиболее быстро растущих экономик мира. Теория модернизации предполагает, что в некоторых отношениях это должно коррелировать с ростом демократии, особенно в отношении либерализации среднего и низшего классов. Однако активные нарушения прав человека и постоянное притеснение китайских граждан со стороны правительства, похоже, сильно противоречат этой теории. Интересно, что ирония заключается в том, что усиление ограничений для китайских граждан является результатом теории модернизации.
В 1990-х годах китайское правительство хотело реформировать правовую систему и делало упор на управление страной по закону. Это привело к правовому пробуждению граждан, поскольку они стали более образованными в области права, а также к большему пониманию своего неравенства по отношению к правительству. Глядя в будущее, в 2000-е годы китайские граждане увидели еще больше возможностей для либерализации, смогли стать частью урбанизации и получить доступ к более высоким уровням образования. Это, в свою очередь, привело к изменению взглядов низшего и среднего классов на более либеральные идеи, что противоречило КПК. Со временем это привело к их активному участию в деятельности гражданского общества и аналогичных смежных политических групп, чтобы их голоса были услышаны. Следовательно, китайское правительство репрессирует китайских граждан более агрессивно, и все это из-за теории модернизации. [28]
Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель утверждают, что реализация демократии основана не только на выраженном стремлении к этой форме правления, но демократии рождаются в результате смешения определенных социальных и культурных факторов. Они утверждают, что идеальные социальные и культурные условия для основания демократии рождаются в результате значительной модернизации и экономического развития, которые приводят к массовому участию в политической жизни. [29]
Рэндалл Пиренбум исследует взаимосвязь между демократией, верховенством закона и их связью с богатством, указывая на примеры азиатских стран, таких как Тайвань и Южная Корея, которые успешно демократизировались только после того, как экономический рост достиг относительно высокого уровня, а также на примеры таких стран, как как Филиппины , Бангладеш , Камбоджа , Таиланд , Индонезия и Индия , которые стремились демократизировать людей с более низким уровнем благосостояния, но не добились того же. [30]
Адам Пшеворски и другие оспорили аргумент Липсета. Они говорят, что политические режимы не переходят к демократии по мере роста доходов на душу населения. Скорее, демократические переходы происходят случайным образом, но как только они происходят, страны с более высоким уровнем валового внутреннего продукта на душу населения остаются демократическими. Эпштейн и др. (2006) повторно проверяют гипотезу модернизации, используя новые данные, новые методы и трехстороннюю, а не дихотомическую классификацию режимов. В отличие от Пшеворского, это исследование показывает, что гипотеза модернизации вполне обоснована. Частичные демократии оказываются одними из наиболее важных и наименее понятных типов режимов. [31]
Дарон Аджемоглу и Джеймс А. Робинсон (2008) еще больше ослабляют аргументы Липсета, показывая, что, хотя существует сильная межстрановая корреляция между доходом и демократией, если взять под контроль фиксированные эффекты страны и устранить связь между доходом на душу населения и различных мер демократии, «нет никакого причинного влияния дохода на демократию». [32] В «Немодернизации» (2022) они далее утверждают, что теория модернизации не может объяснить различные пути политического развития, «поскольку она постулирует связь между экономикой и политикой, которая не зависит от институтов и культуры и предполагает определенную конечная точка — например, «конец истории». [33]
Сирианна Далум и Карл Хенрик Кнутсен предлагают проверить пересмотренную версию теории модернизации Рональда Инглхарта и Кристиана Вельцеля, которая фокусируется на культурных особенностях, вызванных экономическим развитием, которые предположительно способствуют демократизации. [34] Они не находят «эмпирической поддержки» тезиса Инглхарта и Вельцеля и приходят к выводу, что «ценности самовыражения не повышают уровень демократии или шансы на демократизацию, а также не стабилизируют существующие демократии». [35]
Мета-анализ исследования аргумента Липсета, проведенный Херардо Л. Мунк, показывает, что большинство исследований не поддерживают тезис о том, что более высокий уровень экономического развития ведет к большей демократии. [5]
Теоретики модернизации часто рассматривали традиции как препятствия на пути экономического развития . По мнению Сеймура Мартина Липсета, экономические условия во многом определяются культурными и социальными ценностями, присутствующими в данном обществе. [36] Более того, хотя модернизация могла привести к насильственным, радикальным изменениям в традиционных обществах , считалось, что она того стоит. Критики настаивают на том, что традиционные общества часто разрушались, так и не получив обещанных преимуществ. [37] Другие указывают на улучшение уровня жизни, физической инфраструктуры, образования и экономических возможностей, чтобы опровергнуть такую критику.
Теоретики модернизации, такие как Сэмюэл П. Хантингтон, в 1960-х и 1970-х годах считали, что авторитарные режимы обеспечивают больший экономический рост, чем демократии. [38] Однако эта точка зрения была оспорена. В книге «Демократия и развитие: политические институты и благополучие в мире, 1950–1990» (2000) [39] Адам Пшеворский утверждал, что «демократии работают так же хорошо в экономическом отношении, как и авторитарные режимы». [40] Исследование Дарона Аджемоглу , Суреша Найду , Паскуаля Рестрепо и Джеймса А. Робинсона показывает, что «демократия оказывает положительное влияние на ВВП на душу населения». [41]
Глобализация может быть определена как интеграция экономической, политической и социальной культур. Утверждается, что глобализация связана с распространением модернизации через границы.
Глобальная торговля постоянно росла с момента открытия европейцами новых континентов в период раннего Нового времени ; он особенно увеличился в результате промышленной революции и внедрения в середине 20-го века морских контейнеров .
Ежегодный поток трансграничных туристов вырос до 456 миллионов к 1990 году и с тех пор почти утроился, достигнув в общей сложности более 1,2 миллиарда в 2016 году. [42] [43] Связь — еще одна важная область, которая выросла благодаря модернизации. Отрасли связи позволили капитализму распространиться по всему миру. Телефония, телевещание, службы новостей и поставщики онлайн-услуг сыграли решающую роль в глобализации. Бывший президент США Линдон Б. Джонсон был сторонником теории модернизации и считал, что телевидение может предоставить образовательные инструменты в процессе развития. [44]
Несмотря на многие очевидные положительные свойства глобализации, существуют и отрицательные последствия. Доминирующая неолиберальная модель глобализации часто увеличивает неравенство между богатыми и бедными членами общества. [45] [ нужна цитата ] В крупных городах развивающихся стран существуют районы, где технологии модернизированного мира, компьютеры , сотовые телефоны и спутниковое телевидение, существуют наряду с крайней нищетой. Глобалисты являются теоретиками глобализации и модернизации и утверждают, что глобализация позитивна для всех, поскольку ее преимущества должны в конечном итоге распространиться на всех членов общества, включая уязвимые группы, такие как женщины и дети.
Президент Джон Ф. Кеннеди (1961–1963) полагался на экономистов У. В. Ростоу из своего штаба и стороннего наблюдателя Джона Кеннета Гэлбрейта в поисках идей о том, как способствовать быстрому экономическому развитию в « третьем мире », как его тогда называли. Они продвигали модели модернизации, чтобы переориентировать американскую помощь в Азию, Африку и Латинскую Америку. В версии Ростоу в его « Этапах экономического роста» (1960) прогресс должен пройти пять стадий, и для слаборазвитых стран критическими стадиями были вторая, переходная, третья стадия, взлет к самоподдерживающемуся росту. Ростоу утверждал, что американское вмешательство может продвинуть страну со второй на третью стадию. Он ожидал, что, как только она достигнет зрелости, у нее появится большой энергичный средний класс, который установит демократию и гражданские свободы и институционализирует права человека. Результатом стала всеобъемлющая теория, которую можно было использовать для того, чтобы бросить вызов марксистским идеологиям и тем самым отразить продвижение коммунистов. [46] Модель послужила основой для Альянса за прогресс в Латинской Америке, Корпуса мира , «Продовольствия ради мира » и Агентства международного развития (AID). Кеннеди провозгласил 1960-е годы «Десятилетием развития» и существенно увеличил бюджет иностранной помощи. Теория модернизации обеспечила дизайн, обоснование и обоснование этих программ. Цели оказались слишком амбициозными, и через несколько лет экономисты отказались от европейской модели модернизации как несоответствующей культурам, на которые они пытались повлиять. [47] [48]
Кеннеди и его главные советники исходили из неявных идеологических предположений относительно модернизации. Они твердо верили, что современность не только полезна для целевых групп населения, но и необходима для того, чтобы избежать коммунизма, с одной стороны, или чрезмерного контроля над традиционным сельским обществом со стороны очень богатых землевладельцев, с другой. Они считали, что Америка, как самая современная страна в мире, обязана пропагандировать этот идеал бедным странам третьего мира. Им нужны были альтруистические и доброжелательные программы, а также жесткие, энергичные и решительные. Это была благотворительность с целью внешней политики. Майкл Лэтэм описал, как эта идеология проявилась в трех крупных программах: «Альянс за прогресс», «Корпус мира» и программа стратегических деревень в Южном Вьетнаме. Однако Лэтэм утверждает, что эта идеология была ненасильственной версией целей модернизации империалистической Великобритании, Франции и других европейских стран в 19 веке. [49]
С 1970-х годов теория модернизации подвергалась критике со стороны многих ученых, в том числе Андре Гундер Франка (1929–2005) [50] и Иммануила Валлерстайна (1930–2019). [51] В этой модели модернизация общества требовала разрушения местной культуры и замены ее более вестернизированной. Согласно одному из определений, слово «модерн» просто относится к настоящему, и поэтому любое существующее общество является современным. Сторонники модернизации обычно рассматривают только западное общество как действительно современное и утверждают, что другие по сравнению с ним примитивны или неразвиты. Эта точка зрения рассматривает немодернизированные общества как неполноценные, даже если они имеют тот же уровень жизни, что и западные общества. Оппоненты утверждают, что современность независима от культуры и может быть адаптирована к любому обществу. Обе стороны приводят в пример Японию. Некоторые видят в этом доказательство того, что вполне современный образ жизни может существовать и в незападном обществе. Другие утверждают, что Япония стала заметно более западной в результате своей модернизации.
Как утверждает Типпс, если объединить модернизацию с другими процессами, которые теоретики используют как синонимы (демократизация, либерализация, развитие), этот термин становится неточным и, следовательно, его трудно опровергнуть. [15]
Теория также подвергалась эмпирической критике, поскольку теоретики модернизации игнорируют внешние источники изменений в обществе. Бинарность между традиционным и современным бесполезна, поскольку они связаны и часто взаимозависимы, а «модернизация» не происходит как единое целое.
Теорию модернизации также обвиняли в евроцентризме , поскольку модернизация началась в Европе с промышленной революции , Французской революции и революций 1848 года [52] и долгое время считалась достигшей своей самой продвинутой стадии в Европе. Антропологи обычно делают еще один шаг вперед в своей критике и говорят, что эта точка зрения является этноцентрической и специфичной для западной культуры .
Одной из альтернативных моделей является теория зависимости . Она возникла в 1950-х годах и утверждает, что отсталость бедных стран третьего мира обусловлена систематической имперской и неоколониальной эксплуатацией сырья. [53] Его сторонники утверждают, что ресурсы обычно перетекают с «периферии» бедных и слаборазвитых государств в «ядро» богатых государств , обогащая последние за счет первых. Центральное утверждение теоретиков зависимости, таких как Андре Гундер Франк, заключается в том, что бедные государства обеднеют, а богатые обогащаются в результате того, как бедные государства интегрируются в « мировую систему ». [54]
Модели зависимости возникли в результате растущего объединения националистов южного полушария (из Латинской Америки и Африки) и марксистов. [55] Это была их реакция на теорию модернизации, которая утверждала, что все общества проходят одинаковые стадии развития, что сегодняшние слаборазвитые районы, таким образом, находятся в ситуации, аналогичной ситуации сегодняшних развитых регионов в какой-то момент в прошлом, и что, следовательно, Задача помочь слаборазвитым регионам выбраться из бедности состоит в том, чтобы ускорить их продвижение по этому предполагаемому общему пути развития с помощью различных средств, таких как инвестиции, передача технологий и более тесная интеграция в мировой рынок. Теория зависимости отвергла эту точку зрения, утверждая, что слаборазвитые страны являются не просто примитивными версиями развитых стран, но имеют собственные уникальные особенности и структуры; и, что немаловажно, находятся в положении более слабых членов мировой рыночной экономики . [56]
Другая линия критики теории модернизации принадлежит социологу Баррингтону Муру-младшему в его работе «Социальные истоки диктатуры и демократии» (1966). [57] В этой классической книге Мур утверждает, что существовало по крайней мере «три пути в современный мир» — либерально-демократический, фашистский и коммунистический — каждый из которых определялся временем индустриализации и социальной структурой на момент переходного периода. . Вопреки теории модернизации, Мур считал, что не существует одного пути к современному миру и что экономическое развитие не всегда приводит к демократии. [58]
Политолог Гильермо О'Доннелл в своей книге «Модернизация и бюрократический авторитаризм» (1973) бросил вызов тезису, выдвинутому, в первую очередь, Сеймуром Мартином Липсетом [17] о том, что индустриализация привела к созданию демократии. В Южной Америке, утверждал О'Доннелл, индустриализация породила не демократию, а бюрократический авторитаризм.
Экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс А. Робинсон (2022) утверждают, что теория модернизации не может объяснить различные пути политического развития, «потому что она постулирует связь между экономикой и политикой, которая не зависит от институтов и культуры и предполагает определенную конечную точку - для например, «конец истории». [33]