Эрик Артур Блэр (25 июня 1903 г. – 21 января 1950 г.) был британским писателем, поэтом, эссеистом, журналистом и критиком, писавшим под псевдонимом Джордж Оруэлл , который был навеян его любимым местом, рекой Оруэлл . [2] Его творчество характеризуется ясной прозой , социальной критикой , оппозицией всему тоталитаризму (то есть как левому авторитарному коммунизму, так и правому фашизму) и поддержкой демократического социализма . [3] [4]
Оруэлл наиболее известен своей аллегорической повестью «Скотный двор» (1945) и антиутопическим романом «1984» (1949), хотя его работы также охватывают литературную критику , поэзию, художественную литературу и полемическую журналистику. Его научно-популярные работы, в том числе «Дорога на пирс Уигана» (1937), документирующая его опыт жизни рабочего класса на промышленном севере Англии, и «Посвящение Каталонии» (1938), рассказ о его опыте солдатской службы за республиканскую фракцию гражданской войны в Испании (1936–1939), пользуются таким же уважением критиков, как и его эссе о политике, литературе, языке и культуре.
Работы Оруэлла остаются влиятельными в популярной культуре и политической культуре , а прилагательное « оруэлловский » — описывающее тоталитарные и авторитарные социальные практики — является частью английского языка, как и многие из его неологизмов , таких как « Большой брат », « Полиция мыслей », « Комната 101 », « Новояз », « Дыра памяти », « Двоемыслие » и « Мыслепреступление ». [5] [6] В 2008 году The Times назвала Оруэлла вторым величайшим британским писателем с 1945 года . [7]
Эрик Артур Блэр родился 25 июня 1903 года в Мотихари , Бенгальское президентство (ныне Бихар ), Британская Индия , в семье, которую он описывал как « низший-верхний-средний класс ». [8] [9] Его прапрадед, Чарльз Блэр, был богатым рабовладельцем и заочным владельцем двух ямайских плантаций ; [10] родом из Дорсета , он женился на леди Мэри Фейн, дочери 8-го графа Уэстморленда . [11] Его дед, Томас Ричард Артур Блэр, был англиканским священником. Отцом Оруэлла был Ричард Уолмсли Блэр, который работал заместителем агента по опиуму в опиумном департаменте индийской гражданской службы , контролируя производство и хранение опиума для продажи в Китай. [12] Его мать, Ида Мейбл Блэр ( урожденная Лимузен), выросла в Молмейне , Бирма, где ее отец-француз занимался спекулятивными предприятиями. [11] У Эрика было две сестры: Марджори, на пять лет старше; и Аврил, на пять лет младше. Когда Эрику был один год, его мать забрала его и Марджори в Англию. [13] [n 1] В 2014 году начались реставрационные работы на месте рождения Оруэлла и в родовом доме в Мотихари. [14]
В 1904 году Ида поселилась со своими детьми в Хенли-он-Темз в Оксфордшире. Эрик воспитывался в компании своей матери и сестер, и, за исключением краткого визита в середине 1907 года, [15] он не видел своего отца до 1912 года. [12] В возрасте пяти лет Эрика отправили в качестве дневного ученика в монастырскую школу в Хенли-он-Темз. Это был католический монастырь, которым управляли французские монахини -урсулинки . [16] Его мать хотела, чтобы он получил образование в государственной школе , но его семья не могла себе этого позволить. Благодаря социальным связям брата Иды Шарля Лимузена, Блэр получил стипендию в школе Святого Киприана в Истборне , Восточный Суссекс. [12] Прибыв в сентябре 1911 года, он жил в пансионе в течение следующих пяти лет, возвращаясь домой только на каникулы. Хотя он ничего не знал о сниженной плате, он «вскоре понял, что он из более бедной семьи». [17] Блэр ненавидел школу [18] и много лет спустя написал эссе « Такие, такие были радости », опубликованное посмертно, основанное на его пребывании там. В школе Святого Киприана Блэр впервые встретил Сирила Коннолли , который стал писателем и который, будучи редактором Horizon , опубликовал несколько эссе Оруэлла. [19]
Перед Первой мировой войной семья переехала на 2 мили (3 км) к югу в Шиплейк , Оксфордшир, где Эрик подружился с семьей Баддиком, особенно с их дочерью Джасинтой . Когда они впервые встретились, он стоял на голове в поле. На вопрос, почему, он ответил: «На вас больше обращают внимание, если вы стоите на голове, чем если вы стоите прямо». [21] Вырастая вместе, Баддиком и Блэр стали идеалистическими юными возлюбленными, вместе читая и сочиняя стихи и мечтая стать известными писателями. [22] Блэр также любил стрельбу, рыбалку и наблюдение за птицами с братом и сестрой Джасинты. [21]
Во время учебы в St Cyprian's Блэр написал два стихотворения, которые были опубликованы в Henley и South Oxfordshire Standard . [23] [24] Он занял второе место после Коннолли в премии Harrow History Prize , получил высокую оценку от внешнего экзаменатора школы и получил стипендии в Веллингтоне и Итоне . Но включение в список стипендиатов Итона не гарантировало место, и сразу же свободных мест не было. Он решил остаться в St Cyprian's до декабря 1916 года на случай, если место в Итоне появится. [12]
В январе Блэр занял место в Веллингтоне, где он провел весенний семестр. В мае 1917 года появилось место в качестве стипендиата King's Scholar в Итоне. В это время семья жила в Mall Chambers, Notting Hill Gate. Блэр оставался в Итоне до декабря 1921 года, когда он уехал в середине своего 18-го и 19-го дня рождения. Веллингтон был «зверским», сказал Блэр Джасинте, но он сказал, что был «заинтересован и счастлив» в Итоне. [25] Его главным наставником был А. С. Ф. Гоу , член Тринити-колледжа в Кембридже , который позже давал ему советы в его карьере. [12] Блэра учил французский язык Олдос Хаксли . Стивен Рансимен , который учился в Итоне вместе с Блэром, отметил, что он и его современники ценили лингвистический талант Хаксли. [26]
Отчеты об успеваемости Блэра показывают, что он пренебрегал учебой, [26] но он работал с Роджером Майнорсом над выпуском студенческого журнала The Election Times , участвовал в выпуске других изданий — College Days и Bubble and Squeak — и участвовал в игре Eton Wall Game . Его родители не могли позволить себе отправить его в университет без другой стипендии, и они пришли к выводу из его плохих результатов, что он не сможет выиграть ее. Рансимен отметил, что у него были романтические представления о Востоке , [ 26] и семья решила, что Блэр должен присоединиться к Имперской полиции , предшественнику Индийской полицейской службы. Для этого ему нужно было сдать вступительный экзамен. В декабре 1921 года он покинул Итон и отправился в путешествие, чтобы присоединиться к своему отцу, вышедшему на пенсию, матери и младшей сестре Эврил, которые в том месяце переехали в 40 Stradbroke Road, Southwold , Suffolk, первый из их четырех домов в городе. [27] Блэр был зачислен в репетиторский центр Craighurst, где он подтянулся по классике, английскому и истории. Он сдал экзамен, заняв седьмое место из 26 сдавших. [12] [28]
Бабушка Блэра по материнской линии жила в Моулмейне , поэтому он выбрал место службы в Бирме , тогда еще провинции Британской Индии. В октябре 1922 года он отплыл на борту парохода SS Herefordshire , чтобы присоединиться к индийской имперской полиции в Бирме. Месяц спустя он прибыл в Рангун и отправился в полицейскую школу в Мандалае . 29 ноября 1922 года он был назначен помощником окружного суперинтенданта (на испытательном сроке) [29] с зарплатой 525 рупий в месяц. [30] После непродолжительной службы в Маймьо , главной горной станции Бирмы , в начале 1924 года он был направлен на пограничную заставу Мьяунгмья в дельте Иравади. [31]
Работа в качестве офицера имперской полиции налагала на него значительную ответственность, в то время как большинство его современников все еще учились в университете в Англии. Когда его направили дальше на восток в Дельте в Туанте в качестве офицера подразделения, он отвечал за безопасность около 200 000 человек. В конце 1924 года его направили в Сириам , ближе к Рангуну. В Сириаме находился нефтеперерабатывающий завод компании Burmah Oil Company , «окружающая земля представляла собой бесплодную пустыню, вся растительность была убита парами диоксида серы, вырывающимися днем и ночью из труб нефтеперерабатывающего завода». Но город находился недалеко от Рангуна, космополитического морского порта, и Блэр приезжал в город так часто, как мог, «чтобы побродить в книжном магазине; поесть хорошо приготовленной пищи; отвлечься от скучной рутины полицейской жизни». [32] В сентябре 1925 года он отправился в Инсейн , где находилась тюрьма Инсейн . [33] К этому времени Блэр завершил свое обучение и получал ежемесячную зарплату в размере 740 рупий, включая надбавки. [34]
Блэр вспоминал, что столкнулся с враждебностью со стороны бирманцев, «в конце концов, презрительные желтые лица молодых людей, которые встречали меня повсюду, оскорбления, которые мне вслед выкрикивали, когда я находился на безопасном расстоянии, сильно действовали мне на нервы». Он вспоминал, что «я застрял между ненавистью к империи, которой служил, и яростью против злобных маленьких зверьков, которые пытались сделать мою работу невозможной». [35] [36]
В Бирме Блэр приобрел репутацию аутсайдера. Он проводил большую часть времени в одиночестве, читая или занимаясь не-пукка деятельностью , например, посещая церкви этнической группы Карен . Коллега, Роджер Бидон, вспоминал, что Блэр быстро выучил язык и что до того, как покинуть Бирму, «мог бегло разговаривать с бирманскими священниками на «очень высокопарном бирманском»». [37] В Бирме Блэр внес изменения в свою внешность, которые сохранились на всю оставшуюся жизнь, включая подрисовку усов . Эмма Ларкин пишет во введении к «Дням Бирмы» :
Находясь в Бирме, он приобрел усы, похожие на те, что носили офицеры британских полков, размещенных там. [Он] также приобрел несколько татуировок; на каждом суставе у него был маленький неаккуратный синий круг. Многие бирманцы, живущие в сельской местности, до сих пор носят такие татуировки — считается, что они защищают от пуль и укусов змей. [38]
В апреле 1926 года он переехал в Молмейн, где жила его бабушка по материнской линии. В конце того же года он был направлен в Катху в Верхней Бирме , где он заразился лихорадкой денге в 1927 году. Имея право на отпуск в Англии в том году, ему разрешили вернуться в июле из-за его болезни. Во время отпуска с семьей в Корнуолле в сентябре 1927 года он переосмыслил свою жизнь. Решив не возвращаться в Бирму, он уволился из индийской имперской полиции, чтобы стать писателем, с 12 марта 1928 года. [39] Он использовал свой опыт в полиции Бирмы для романа «Бирманские дни» (1934) и эссе « Повешение » (1931) и « Убийство слона » (1936). [40]
В Англии он снова поселился в семейном доме в Саутволде , возобновив знакомство с местными друзьями и посетив ужин в Старом Итоне . Он посетил своего старого наставника Гоу в Кембридже за советом о том, как стать писателем. [41] В 1927 году он переехал в Лондон. [42] Рут Питтер , знакомая семьи, помогла ему найти жилье, и к концу 1927 года он переехал в комнаты на Портобелло-роуд ; [43] синяя мемориальная доска увековечивает его проживание там. [44] Участие Питтера в переезде «придало бы ему успокаивающую респектабельность в глазах миссис Блэр». Питтер с сочувствием относился к творчеству Блэра, указывал на слабые стороны его поэзии и советовал ему писать о том, что он знал. На самом деле он решил написать о «некоторых аспектах настоящего, которые он намеревался узнать» и отправился в Ист-Энд Лондона — это была первая из его редких вылазок, которые он совершал в течение пяти лет, чтобы открыть для себя мир нищеты и населяющих его бродяг. [45]
Подражая Джеку Лондону , чьим творчеством он восхищался (особенно «Люди бездны »), Блэр начал исследовать бедные районы Лондона. В свою первую вылазку он отправился в Лаймхаус-Козвэй , проведя первую ночь в общем доме для ночлега, возможно, в «кипе» Джорджа Леви. На некоторое время он «стал туземцем» в своей собственной стране, одеваясь как бродяга , приняв имя П. С. Бертон; он записал свой опыт жизни в низовьях для использования в « Шипе », своем первом опубликованном эссе на английском языке, и во второй половине своей первой книги « Вниз и наружу в Париже и Лондоне » (1933). [46]
В начале 1928 года он переехал в Париж. Он жил на улице Пот-де-Фер, в рабочем районе 5-го округа . [12] Его тетя Эллен (Нелли) Кейт Лимузен также жила в Париже (с эсперантистом Эженом Ланти ) и оказывала ему социальную и, при необходимости, финансовую поддержку. Он начал писать романы, включая раннюю версию «Бирманских дней» , но больше ничего не сохранилось от того периода. [12] Он был более успешен как журналист и публиковал статьи в «Monde », политическом/литературном журнале, редактируемом Анри Барбюсом (его первая статья как профессионального писателя «La Censure en Angleterre» появилась в этом журнале 6 октября 1928 года); «GK's Weekly» , где его первая статья, опубликованная в Англии, «A Farthing Newspaper», была напечатана 29 декабря 1928 года; [47] и Le Progrès Civique (основанная левой коалицией Le Cartel des Gauches ). Три статьи появились в Le Progrès Civique в течение следующих недель : обсуждение безработицы, дня из жизни бродяги и нищих Лондона, соответственно. «В той или иной своей разрушительной форме бедность стала его навязчивой темой — в центре почти всего, что он писал до « Посвящения Каталонии ». [48]
Он тяжело заболел в феврале 1929 года и был доставлен в Hôpital Cochin , бесплатную больницу, где обучались студенты-медики. Его опыт там лег в основу его эссе « Как умирают бедняки », опубликованного в 1946 году (хотя он предпочел не называть больницу). Вскоре после этого у него украли все деньги из его меблированных комнат. Будь то по необходимости или для сбора материала, он брался за черную работу, например, за мытье посуды в фешенебельном отеле на улице Риволи , которую он позже описал в книге «Вниз и наружу в Париже и Лондоне» . В августе 1929 года он отправил копию « Шип » в журнал Джона Миддлтона Мюрри « Нью Адельфи» в Лондоне. Журнал редактировали Макс Плаумен и сэр Ричард Риз , и Плаумен принял работу к публикации. [49]
В декабре 1929 года после почти двух лет в Париже Блэр вернулся в Англию и отправился прямо в дом своих родителей в Саутволде , прибрежном городе в графстве Саффолк , который оставался его базой в течение следующих пяти лет. Семья хорошо обосновалась в городе, где его сестра Аврил управляла чайным домиком. Он познакомился со многими местными жителями, включая Бренду Салькелд, дочь священника, которая работала учителем физкультуры в женской школе Святого Феликса . Хотя Салькелд отклонила его предложение руки и сердца, она оставалась его другом и постоянным корреспондентом в течение многих лет. Он также возобновил дружеские отношения со старыми друзьями, такими как Деннис Коллингс, чья подруга Элеонора Жак также сыграла роль в его жизни. [12]
В начале 1930 года он недолгое время жил в Брэмли, Лидс , со своей сестрой Марджори и ее мужем Хамфри Дейкином. Блэр писал рецензии для Adelphi и был частным репетитором ребенка-инвалида в Саутволде. Затем он стал репетитором трех молодых братьев, один из которых, Ричард Питерс , позже стал выдающимся ученым. [50]
Его история в эти годы отмечена двойственностью и контрастами. Есть Блэр, ведущий респектабельную, внешне без событий жизнь в родительском доме в Саутволде, пишущий; затем, в противоположность этому, есть Блэр в роли Бертона (имя, которое он использовал в своих неудачных эпизодах) в поисках опыта в кипах и пиках, в Ист-Энде, на дороге и на хмельных полях Кента. [51]
Он ходил рисовать и купаться на пляж, и там он встретил Мейбл и Фрэнсиса Фирца, которые позже повлияли на его карьеру. В течение следующего года он навещал их в Лондоне, часто встречаясь с их другом Максом Плауменом. Он также часто останавливался в домах Рут Питтер и Ричарда Риза, где он мог «переодеться» для своих спорадических бродячих экспедиций. Одной из его работ была домашняя работа в общежитии за полкроны (два шиллинга и шесть пенсов, или одна восьмая фунта) в день. [52]
Блэр теперь регулярно сотрудничал с Adelphi , с " A Hanging " появившимся в августе 1931 года. С августа по сентябрь 1931 года его исследования бедности продолжались, и, как и главный герой A Clergyman's Daughter , он следовал традиции Ист-Энда , работая на хмельных плантациях Кента . Он вел дневник о своем опыте там. После этого он поселился в ночлежке на Тули-стрит , но не смог выдержать долго и с финансовой помощью родителей переехал на Виндзор-стрит, где оставался до Рождества. "Hop Picking" Эрика Блэра появился в октябрьском выпуске New Statesman за 1931 год , в состав редакции которого входил его старый друг Сирил Коннолли. Мейбл Фирц познакомила его с Леонардом Муром , который стал его литературным агентом в апреле 1932 года. [53]
В это время Джонатан Кейп отклонил A Scullion's Diary , первую версию Down and Out . По совету Ричарда Риза он предложил его Faber & Faber , но их главный редактор, Т. С. Элиот , также отклонил его. Блэр закончил год, намеренно подставив себя под арест, [54] чтобы он мог пережить Рождество в тюрьме, но после того, как его схватили и доставили в полицейский участок Бетнал Грин в Ист-Энде Лондона, власти не сочли его «пьяное и беспорядочное» поведение основанием для тюремного заключения, и после двух дней в камере он вернулся домой в Саутволд. [54]
В апреле 1932 года Блэр стал учителем в средней школе Hawthorns High School, школе для мальчиков, в Хейсе , на западе Лондона. Это была небольшая частная школа, в которой училось всего 14 или 16 мальчиков в возрасте от десяти до шестнадцати лет, и был еще один учитель. [55] Во время учебы в школе он подружился с викарием местной приходской церкви и стал участвовать в ее мероприятиях. Мейбл Фирц вела дела с Муром, и в конце июня 1932 года Мур сказал Блэру, что Виктор Голланц готов опубликовать «Дневник поваренка» за аванс в размере 40 фунтов стерлингов через его недавно основанный издательский дом Victor Gollancz Ltd , который был местом распространения радикальных и социалистических работ. [56]
В конце летнего семестра 1932 года Блэр вернулся в Саутволд, где его родители использовали наследство, чтобы купить собственный дом. Блэр и его сестра Эврил провели каникулы, делая дом пригодным для жилья, в то время как он также работал над «Birmese Days» . [57] Он также проводил время с Элеонор Жак, но ее привязанность к Деннису Коллингсу оставалась препятствием для его надежд на более серьезные отношения.
«Clink», эссе, описывающее его неудавшуюся попытку попасть в тюрьму, появилось в августовском номере Adelphi за 1932 год . Он вернулся к преподаванию в Hayes и подготовил к публикации свою книгу, теперь известную как Down and Out в Париже и Лондоне . Он хотел опубликовать ее под другим именем, чтобы избежать смущения для своей семьи из-за того, что он был «бродягой». [59] В письме Муру (от 15 ноября 1932 года) он оставил выбор псевдонима Муру и Голланцу. Четыре дня спустя он написал Муру, предложив псевдонимы PS Burton (имя, которое он использовал, когда бродяжничал), Kenneth Miles, George Orwell и H. Lewis Allways. [60] В конце концов он взял псевдоним George Orwell, потому что «это хорошее круглое английское имя». [61] Имя George было навеяно святым покровителем Англии , а Orwell — в честь реки Оруэлл в Саффолке, которая была одним из любимых мест Оруэлла. [62]
«Вниз и аут в Париже и Лондоне» был опубликован Виктором Голланцем в Лондоне 9 января 1933 года и получил благоприятные отзывы, причем Сесил Дэй-Льюис похвалил «ясность и здравый смысл» Оруэлла, а литературное приложение к «Таймс» сравнило эксцентричных персонажей Оруэлла с персонажами Диккенса . [62] «Вниз и аут » имел скромный успех и был затем опубликован издательством Harper & Brothers в Нью-Йорке. [62]
В середине 1933 года Блэр покинул Хоуторнс, чтобы стать учителем в колледже Фрейс в Аксбридже , на западе Лондона. Это было гораздо большее учреждение с 200 учениками и полным штатом сотрудников. Он приобрел мотоцикл и отправился в поездки по окрестностям. Во время одной из таких экспедиций он промок и подхватил простуду, которая переросла в пневмонию. Его отвезли в коттеджную больницу в Аксбридже, где некоторое время считалось, что его жизнь находится в опасности. Когда его выписали в январе 1934 года, он вернулся в Саутволд, чтобы выздороветь, и, поддерживаемый родителями, больше не вернулся к преподаванию. [63]
Он был разочарован, когда Голланц отклонил «Birmese Days» , в основном из-за потенциальных исков за клевету, но Harper были готовы опубликовать его в Соединенных Штатах. Тем временем Блэр начал работу над романом «A Clergyman's Daughter» , опираясь на свою жизнь учителя и жизнь в Саутволде. В конце концов, в октябре, отправив «A Clergyman's Daughter» Муру, он уехал в Лондон, чтобы устроиться на работу, которую нашла для него его тетя Нелли Лимузен. [62]
Эта работа была в качестве помощника на неполный рабочий день в Booklovers' Corner, магазине подержанных книг в Хэмпстеде, которым управляли Фрэнсис и Мифанви Вестроп, друзья Нелли Лимузен по эсперантистскому движению. Вестропы были дружелюбны и предоставили ему комфортное жилье в Warwick Mansions, Pond Street . Он делил работу с Джоном Кимче , который также жил с Вестропами. Блэр работал в магазине во второй половине дня и имел свободное утро, чтобы писать, а вечера — чтобы общаться. Этот опыт послужил фоном для романа Keep the Aspidistra Flying (1936). Помимо различных гостей Вестропов, он смог насладиться обществом Ричарда Риза и писателей Адельфи и Мейбл Фирц. Вестропы и Кимче были членами Независимой лейбористской партии , хотя в то время Блэр не был серьезно политически активен. Он писал для Adelphi и готовил к публикации «Дочь священника» и «Бирманские дни» . [64]
В начале 1935 года ему пришлось съехать из Warwick Mansions, и Мейбл Фирц нашла ему квартиру в Parliament Hill. «Дочь священника» была опубликована 11 марта 1935 года. В начале 1935 года Блэр познакомился со своей будущей женой Эйлин О'Шонесси , когда его домовладелица Розалинд Обермейер, которая училась на магистра психологии в University College London , пригласила некоторых из своих однокурсников на вечеринку. Одна из этих студенток, Елизавета Фен, вспоминала, как Блэр и его друг Ричард Риз «раздевались» у камина, выглядя, как она думала, «изъеденными молью и преждевременно постаревшими». [65] Примерно в это же время Блэр начал писать рецензии для The New English Weekly . [66]
В июне был опубликован роман «Birmese Days» , и положительный отзыв Сирила Коннолли в New Statesman побудил Блэра восстановить контакт со своим старым другом. В августе он переехал в квартиру по адресу 50 Lawford Road, Kentish Town , которую он делил с Майклом Сэйерсом и Рейнером Хеппенстоллом . Отношения иногда были неловкими, и Блэр и Хеппенстолл даже дрались, хотя они оставались друзьями и позже работали вместе на передачах BBC. [67] Теперь Блэр работал над «Keep the Aspidistra Flying» , а также безуспешно пытался написать сериал для News Chronicle . К октябрю 1935 года его соседи по квартире съехали, и он с трудом платил за аренду самостоятельно. Он оставался там до конца января 1936 года, когда он перестал работать в Booklovers' Corner. В 1980 году English Heritage почтил Оруэлла голубой табличкой на его резиденции в Кентиш-Тауне. [68]
В это время Виктор Голланц предложил Оруэллу провести короткое время, исследуя социальные условия в экономически депрессивной Северной Англии . [n 2] Депрессия познакомила читающую публику с рядом писателей из рабочего класса с севера Англии. Именно к одному из этих писателей из рабочего класса, Джеку Хилтону , Оруэлл обратился за советом. Оруэлл написал Хилтону, прося о жилье и прося рекомендаций по его маршруту. Хилтон не смог предоставить ему жилье, но предложил ему отправиться в Уиган, а не в Рочдейл, «потому что там есть угольщики, и они хорошие». [70]
31 января 1936 года Оруэлл отправился в путь на общественном транспорте и пешком. Прибыв в Манчестер после закрытия банков, он был вынужден остановиться в общем доме для престарелых. На следующий день он взял список контактов, присланный Ричардом Ризом. Один из них, профсоюзный чиновник Фрэнк Мид, предложил Уиган , где Оруэлл провел февраль, останавливаясь в грязном жилье над лавкой по продаже требухи . В Уигане он посетил много домов, чтобы посмотреть, как живут люди, спустился в угольную шахту Брин-Холл и воспользовался местной публичной библиотекой, чтобы ознакомиться с записями в системе общественного здравоохранения и отчетами об условиях труда в шахтах. [71]
В это время его отвлекали опасения по поводу стиля и возможной клеветы в Keep the Aspidistra Flying . Он совершил короткий визит в Ливерпуль и в марте остался в Южном Йоркшире, проведя время в Шеффилде и Барнсли . Помимо посещения шахт, включая Граймторп , и наблюдения за социальными условиями, он посещал собрания Коммунистической партии и Освальда Мосли («его речь — обычная чепуха — вина за все была возложена на таинственные международные банды евреев»), где он увидел тактику чернорубашечников . [ 72] Он также нанес визиты своей сестре в Хедингли , во время которых посетил приходской дом Бронте в Хоуорте . [73]
Оруэллу нужно было место, где он мог бы сосредоточиться на написании своей книги, и снова ему помогла тетя Нелли, которая жила в Уоллингтоне, Хартфордшир, в очень маленьком коттедже XVI века под названием «Магазины». Оруэлл взял на себя аренду и переехал 2 апреля 1936 года. [74] Он начал работу над «Дорогой к пирсу Уигана» к концу апреля, но также проводил часы, работая в саду, высаживая розарий, который сохранился до сих пор, и четыре года спустя сообщая, что «вне работы больше всего меня волнует садоводство, особенно огородничество». [75] Он также тестировал возможность повторного открытия «Магазинов» в качестве деревенского магазина. « Keep the Aspidistra Flying» была опубликована Gollancz 20 апреля 1936 года. 4 августа Оруэлл выступил с докладом в летней школе Адельфи, проходившей в Лэнгхэме , под названием «Посторонний видит неблагополучные районы» ; Среди других выступавших в школе были Джон Стрейчи , Макс Плауман , Карл Полани и Рейнхольд Нибур . [76]
Результатом его путешествий по северу стала книга «Дорога к пирсу Уигана» , опубликованная Голланцем для Левого книжного клуба в 1937 году. [77] Первая половина книги документирует его социальные исследования Ланкашира и Йоркшира , включая выразительное описание рабочей жизни на угольных шахтах. Вторая половина представляет собой длинное эссе о его воспитании и развитии его политической совести, которое включает аргумент в пользу социализма. Голланц опасался, что вторая половина оскорбит читателей, и добавил предисловие к книге, осуждающее Оруэлла, пока тот был в Испании. [78] Исследования Оруэлла для «Дороги к пирсу Уигана» привели к тому, что с 1936 года он попал под наблюдение Специального отдела . [79]
Оруэлл женился на О'Шонесси 9 июня 1936 года. Вскоре после этого в Испании начался политический кризис, и Оруэлл внимательно следил за развитием событий. В конце года, обеспокоенный военным восстанием Франсиско Франко , Оруэлл решил отправиться в Испанию, чтобы принять участие в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев . Под ошибочным впечатлением, что ему нужны документы от какой-то левой организации, чтобы пересечь границу, по рекомендации Джона Стрейчи он безуспешно обратился к Гарри Поллитту , лидеру Британской коммунистической партии . Поллитт с подозрением отнесся к политической благонадежности Оруэлла; он спросил его, согласится ли он присоединиться к Интернациональным бригадам , и посоветовал ему получить охранную грамоту в испанском посольстве в Париже. [80] Не желая брать на себя никаких обязательств, пока не увидит ситуацию на месте , Оруэлл вместо этого использовал свои связи в Независимой лейбористской партии, чтобы получить рекомендательное письмо к Джону Макнейру в Барселоне. [81]
Оруэлл отправился в Испанию примерно 23 декабря 1936 года, по пути обедая с Генри Миллером в Париже. Миллер сказал Оруэллу, что идти воевать в Гражданскую войну из-за какого-то чувства долга или вины было «чистейшей глупостью» и что идеи англичанина «о борьбе с фашизмом, защите демократии и т. д. и т. п. — все это чепуха». [82] Несколько дней спустя в Барселоне Оруэлл встретился с Джоном Макнейром из офиса Независимой рабочей партии (ILP). [83] [84] Республиканское правительство поддерживалось рядом фракций с противоречивыми целями, включая Рабочую партию марксистского объединения (POUM), анархо-синдикалистскую Национальную конфедерацию труда (CNT) и Единую социалистическую партию Каталонии (крыло Коммунистической партии Испании ). Поначалу Оруэлла раздражал этот «калейдоскоп» политических партий и профсоюзов. [84] НЛП была связана с ПОУМ, поэтому Оруэлл присоединился к ПОУМ. [85]
После некоторого времени в казармах имени Ленина в Барселоне его отправили на относительно тихий Арагонский фронт под командование Жоржа Коппа . К январю 1937 года он оказался в Алькубьерре на высоте 1500 футов (460 м) над уровнем моря, в самый разгар зимы. Военных действий было очень мало, и Оруэлл был шокирован нехваткой боеприпасов, еды и дров, а также другими экстремальными лишениями. [86] Благодаря своему кадетскому корпусу и полицейской подготовке Оруэлл быстро стал капралом. По прибытии британского контингента ILP примерно через три недели Оруэлл и другой английский ополченец, Уильямс, были отправлены с ними в Монте-Оскуро и далее в Уэску .
Тем временем, вернувшись в Англию, Эйлин занималась вопросами, связанными с публикацией « Дороги на пирс Уигана», прежде чем отправиться в Испанию самой, оставив Нелли Лимузен присматривать за «Магазинами». Эйлин добровольно устроилась на должность в офисе Джона Макнейра и с помощью Жоржа Коппа навещала мужа, принося ему английский чай, шоколад и сигары. [87] Оруэллу пришлось провести несколько дней в больнице с отравленной рукой [88] , и большая часть его имущества была украдена персоналом. Он вернулся на фронт и принял участие в ночном нападении на окопы националистов, где он преследовал вражеского солдата со штыком и бомбил вражескую стрелковую позицию.
В апреле Оруэлл вернулся в Барселону. [88] Желая, чтобы его отправили на Мадридский фронт, что означало, что он «должен присоединиться к Интернациональной колонне», он обратился к другу-коммунисту, прикрепленному к Испанской медицинской помощи, и объяснил свою ситуацию. «Хотя он не был высокого мнения о коммунистах, Оруэлл все еще был готов относиться к ним как к друзьям и союзникам. Это скоро изменится». [89] Во время барселонских майских дней Оруэлл оказался втянут в межфракционную борьбу. Он проводил большую часть времени на крыше со стопкой романов, но во время пребывания столкнулся с Джоном Кимче из своих дней в Хэмпстеде. Последующая кампания лжи и искажения, проведенная коммунистической прессой, [90] в которой POUM обвинялась в сотрудничестве с фашистами, оказала драматическое воздействие на Оруэлла. Вместо того чтобы присоединиться к Интернациональным бригадам, как он намеревался, он решил вернуться на Арагонский фронт. После окончания майских боев к нему обратился друг-коммунист и спросил, намерен ли он по-прежнему перевестись в Интернациональные бригады. Оруэлл выразил удивление, что они все еще хотят его видеть, поскольку, по данным коммунистической прессы, он был фашистом. [91]
После возвращения на фронт он был ранен в горло снайперской пулей. При росте 6 футов 2 дюйма (1,88 м) Оруэлл был значительно выше испанских бойцов [92] и был предупрежден не стоять у бруствера траншеи. Неспособный говорить, и с кровью, льющейся изо рта, Оруэлл был доставлен на носилках в Сиетамо , погружен в машину скорой помощи и отправлен в госпиталь в Лериде . Он достаточно оправился, чтобы встать, и 27 мая 1937 года был отправлен в Таррагону , а два дня спустя в санаторий POUM в пригороде Барселоны. Пуля едва не задела его главную артерию, и его голос был еле слышен. Это был такой точный выстрел, что рана немедленно прошла процесс прижигания . Он прошел курс электротерапии и был признан негодным к службе по медицинским показаниям. [93]
К середине июня политическая ситуация в Барселоне ухудшилась, и POUM, которую просоветские коммунисты называли троцкистской организацией, была объявлена вне закона и подверглась нападкам. [94] Члены организации, включая Коппа, были арестованы, а другие скрывались. Оруэлл и его жена находились под угрозой и были вынуждены затаиться, [n 3] хотя они вышли из укрытия, чтобы попытаться помочь Коппу. В конце концов они бежали из Испании на поезде. В первую неделю июля 1937 года Оруэлл вернулся в Уоллингтон; 13 июля 1937 года Трибуналу по шпионажу и государственной измене в Валенсии были представлены показания , в которых Оруэллы обвинялись в «бешеном троцкизме» и в том, что они являются агентами POUM. [95] Судебный процесс над лидерами ПОУМ и Оруэллом (в его отсутствие) состоялся в Барселоне в октябре и ноябре 1938 года. Наблюдая за событиями во Французском Марокко, Оруэлл писал, что они были «лишь побочным продуктом судебных процессов над русскими троцкистами, и с самого начала в коммунистической прессе распространялась всяческая ложь, включая вопиющие нелепости». [96] Опыт Оруэлла в гражданской войне в Испании послужил поводом для романа «Посвящение Каталонии» (1938).
В своей книге «Интернациональные бригады: фашизм, свобода и гражданская война в Испании» Джайлс Тремлетт пишет, что, согласно советским документам, за Оруэллом и его женой Эйлин в мае 1937 года в Барселоне следили. [97]
Оруэлл вернулся в Англию в июне 1937 года и остановился в доме О'Шонесси в Гринвиче. Он обнаружил, что его взгляды на гражданскую войну в Испании не в фаворе. Кингсли Мартин отверг две его работы, и Голланц был столь же осторожен. В то же время коммунистическая Daily Worker атаковала « Дорогу на пирс Уигана» , вырывая из контекста Оруэлла, писавшего, что «рабочий класс пахнет»; письмо Голланцу от Оруэлла с угрозой преследования за клевету положило этому конец. Оруэлл также смог найти более благосклонного издателя для своих взглядов в лице Фредерика Варбурга из Secker & Warburg. Оруэлл вернулся в Уоллингтон, который он нашел в беспорядке после своего отсутствия. Он приобрел коз, петуха, которого он назвал Генри Фордом , и щенка пуделя, которого он назвал Марксом ; [99] [100] [101] и занялся животноводством и написанием «Посвящения Каталонии» .
Были мысли поехать в Индию, чтобы работать в The Pioneer , газете в Лакхнау , но к марту 1938 года здоровье Оруэлла ухудшилось. Его поместили в санаторий Престон Холл в Эйлсфорде , Кент, госпиталь Британского легиона для бывших военнослужащих, к которому был прикреплен его зять Лоренс О'Шонесси. Первоначально считалось, что он болен туберкулезом , и он оставался в санатории до сентября. Homage to Catalonia был опубликован в Лондоне издательством Secker & Warburg и оказался коммерческим провалом; он вновь появился в 1950-х годах, следуя за успехом более поздних книг Оруэлла. [102]
Романист Л. Х. Майерс тайно финансировал поездку во Французское Марокко на полгода для Оруэлла, чтобы избежать английской зимы и поправить здоровье. Оруэллы отправились в путь в сентябре 1938 года через Гибралтар и Танжер, чтобы избежать испанского Марокко , и прибыли в Марракеш . Они арендовали виллу по дороге в Касабланку , и в это время Оруэлл написал Coming Up for Air . Они вернулись в Англию 30 марта 1939 года, и Coming Up for Air был опубликован в июне. Оруэлл провел время в Уоллингтоне и Саутволде, работая над эссе о Диккенсе . В июне 1939 года умер отец Оруэлла. [103]
.jpg/1280px-George_Orwell_and_Sir_Stephen_Spender_(Marchmont_Association).jpg)
С началом Второй мировой войны жена Оруэлла Эйлин начала работать в Департаменте цензуры Министерства информации в центре Лондона, оставаясь на неделю со своей семьей в Гринвиче . Оруэлл подал свое имя в Центральный регистр для работы на войну, но ничего не произошло. Он вернулся в Уоллингтон и в конце 1939 года написал материал для своего первого сборника эссе « Внутри кита» . В течение следующего года он был занят написанием рецензий на пьесы, фильмы и книги для «Слушателя» , «Время и прилив» и «Нью-Адельфи» . 29 марта 1940 года его долгое сотрудничество с Tribune началось [104] с обзора отчета сержанта об отступлении Наполеона из Москвы . В начале 1940 года появилось первое издание « Горизонта » Коннолли , и это дало новый выход для творчества Оруэлла и новые литературные контакты. В мае Оруэллы сняли квартиру в Лондоне в Dorset Chambers, Chagford Street, Marylebone . Это было время эвакуации из Дюнкерка , и смерть во Фландрии брата Эйлин, Лоренса О'Шонесси, вызвала у нее сильное горе и длительную депрессию. [105]
Оруэлл был объявлен «непригодным к какой-либо военной службе» Медицинской комиссией в июне, но вскоре вступил в Home Guard . [106] Он разделял социалистическое видение Тома Уинтрингема о Home Guard как о революционном народном ополчении. Его лекции для обучения членов взвода включают советы по уличным боям, полевым укреплениям и использованию минометов . Сержант Оруэлл завербовал Фредрика Варбурга в свое подразделение. Во время Битвы за Британию он проводил выходные с Варбургом и его новым другом -сионистом Тоско Файвелом в доме Варбурга в Туайфорде, Беркшир . В Уоллингтоне он работал над « Англией, твоей Англией », а в Лондоне писал обзоры для периодических изданий. Посещение семьи Эйлин в Гринвиче позволило ему лицом к лицу столкнуться с последствиями Blitz . В 1940 году он впервые работал на BBC в качестве продюсера в их индийском отделе, в то время как телеведущая и писательница Вену Читале была его секретарем. [107] В середине 1940 года Варбург, Файвел и Оруэлл запланировали Searchlight Books . В конечном итоге вышло одиннадцать томов, из которых первым был «Лев и единорог: социализм и английский гений» Оруэлла , опубликованный в феврале 1941 года. [108]
В начале 1941 года он начал писать для American Partisan Review , который связал Оруэлла с нью-йоркскими интеллектуалами , которые также были антисталинцами, [109] и внес вклад в антологию Голланца «Предательство левых» , написанную в свете пакта Молотова-Риббентропа . Он безуспешно пытался устроиться на работу в Министерство авиации . Тем временем он все еще писал обзоры книг и пьес и познакомился с романистом Энтони Пауэллом . Он принимал участие в радиопередачах для Восточной службы BBC. В марте Оруэллы переехали в квартиру на седьмом этаже в Лэнгфорд-Корт, Сент-Джонс-Вуд , в то время как в Уоллингтоне Оруэлл « копал для победы », сажая картофель.
«Не может быть лучшего примера моральной и эмоциональной ничтожности нашего времени, чем тот факт, что мы все теперь более или менее за Сталина. Этот отвратительный убийца временно на нашей стороне, и поэтому чистки и т. д. внезапно забываются».
— Джордж Оруэлл, в своем военном дневнике, 3 июля 1941 г. [110]
В августе 1941 года Оруэлл наконец получил «военную работу», когда его взяли на постоянную работу в Восточную службу BBC. [111] Он курировал культурные передачи в Индию, чтобы противостоять пропаганде нацистской Германии, направленной на подрыв имперских связей. [112]
В конце августа он ужинал с Гербертом Уэллсом , который перерос в скандал, потому что Уэллс обиделся на замечания Оруэлла, сделанные о нем в статье Horizon . В октябре у Оруэлла случился приступ бронхита, и болезнь часто повторялась. Дэвид Астор искал провокационного автора для The Observer и пригласил Оруэлла писать для него — первая статья появилась в марте 1942 года. В начале 1942 года Эйлин сменила работу, перейдя в Министерство продовольствия , а в середине 1942 года Оруэллы переехали в большую квартиру, 10a Mortimer Crescent в Мейда-Вейл / Килберн . [113]
На BBC Оруэлл представил Voice , литературную программу для своих индийских передач, и к тому времени вел активную общественную жизнь с друзьями-литераторами, особенно из числа политических левых. В конце 1942 года он начал регулярно писать для левого еженедельника Tribune [117] : 306 [118] : 441, которым руководили депутаты -лейбористы Анейрин Беван и Джордж Штраус . В марте 1943 года умерла мать Оруэлла, и примерно в это же время он сказал Муру, что начинает работу над книгой, которая оказалась Animal Farm .
В сентябре 1943 года Оруэлл ушел из BBC. [119] : 352 Его отставка последовала за отчетом, подтверждающим его опасения, что немногие индейцы слушают передачи, [120] но он также стремился сосредоточиться на написании «Скотного двора» . 24 ноября 1943 года, за шесть дней до его последнего дня службы, была показана его адаптация сказки Ганса Христиана Андерсена « Новое платье короля» . Это был жанр, которым он очень интересовался и который появился на титульном листе « Скотного двора » . [121] Он ушел из Ополчения по медицинским показаниям. [122]
В ноябре 1943 года Оруэлл был назначен литературным редактором в Tribune , где его помощником был его друг Джон Кимче . Оруэлл проработал в штате до начала 1945 года, написав более 80 рецензий на книги [123] и 3 декабря 1943 года начал свою регулярную личную колонку « Как мне угодно ». [124] Он все еще писал рецензии для других журналов, включая Partisan Review , Horizon и New York Nation . К апрелю 1944 года «Скотный двор» был готов к публикации. Голланц отказался публиковать его, посчитав его атакой на советский режим , который был решающим союзником в войне. Похожая судьба постигла и других издателей, включая Т. С. Элиота из Faber & Faber , пока Джонатан Кейп не согласился взять его на себя.
В мае у Оруэллов появилась возможность усыновить ребёнка благодаря связям невестки Эйлин Гвен О'Шонесси [125] , тогда врача в Ньюкасл-апон-Тайн . В июне самолёт-снаряд V-1 поразил Мортимер-Кресент, и Оруэллам пришлось искать другое место для проживания. Оруэллу пришлось рыться в завалах в поисках своих книг, которые он наконец-то сумел вывезти из Уоллингтона, увозя их на тачке. Другим ударом стало то, что Кейп отменил свой план по публикации « Скотного двора» . Это решение последовало за его визитом к Питеру Смоллетту , чиновнику Министерства информации . Позже Смоллетт был идентифицирован как советский агент. [126] [127]
Оруэллы проводили время на северо-востоке, недалеко от Карлтона, графство Дарем , занимаясь усыновлением мальчика, которого они назвали Ричардом Горацио Блэром . [128] К сентябрю 1944 года они обосновались в Ислингтоне , на Кэнонбери-сквер , 27б . [129] Малыш Ричард присоединился к ним там, и Эйлин оставила свою работу в Министерстве продовольствия, чтобы заботиться о своей семье. Secker & Warburg согласились опубликовать «Скотный двор» , запланированный на следующий март, хотя он не появился в печати до августа 1945 года. К февралю 1945 года Дэвид Астор пригласил Оруэлла стать военным корреспондентом The Observer . Он отправился в освобожденный Париж, затем в Германию и Австрию, в такие города, как Кельн и Штутгарт . Он никогда не был на передовой, под огнем, но внимательно следил за войсками, «иногда входя в захваченный город в течение дня после его падения, когда на улицах лежали мертвые тела». [130] Некоторые из его репортажей были опубликованы в Manchester Evening News . [131]
Пока он был там, Эйлин легла в больницу на гистерэктомию и умерла под наркозом 29 марта 1945 года. Она не дала Оруэллу много информации об операции из-за беспокойства о стоимости и потому, что она ожидала быстрого выздоровления. Оруэлл вернулся домой, а затем снова отправился в Европу. Он вернулся в Лондон, чтобы освещать всеобщие выборы 1945 года в начале июля. Animal Farm: A Fairy Story была опубликована в Великобритании 17 августа 1945 года, а год спустя в США, 26 августа 1946 года. [132]
«Скотный двор» имел особый резонанс в послевоенном климате, и его всемирный успех сделал Оруэлла востребованной фигурой. В течение следующих четырех лет Оруэлл совмещал журналистскую работу — в основном для Tribune , The Observer и Manchester Evening News , хотя он также внес вклад во многие малотиражные политические и литературные журналы — с написанием своей самой известной работы «1984» , которая была опубликована в 1949 году. Он был ведущей фигурой в так называемом Шанхайском клубе (названном в честь ресторана в Сохо) левых и эмигрантских журналистов, среди которых были Э. Х. Карр , Себастьян Хаффнер , Айзек Дойчер , Барбара Уорд и Джон Кимче . [133]
_-_geograph.org.uk_-_451643.jpg/1280px-Barnhill_(Cnoc_an_t-Sabhail)_-_geograph.org.uk_-_451643.jpg)
В течение года после смерти Эйлин он опубликовал около 130 статей и подборку своих критических эссе , оставаясь при этом активным в различных политических лоббистских кампаниях. Он нанял экономку Сьюзан Уотсон, чтобы она присматривала за его приемным сыном в квартире в Ислингтоне , которую посетители теперь описывали как «мрачную». В сентябре он провел две недели на острове Джура на Внутренних Гебридах и видел в нем место, где можно было сбежать от суеты лондонской литературной жизни. Дэвид Астор сыграл важную роль в организации места для Оруэлла на Джуре. [134] Семья Астора владела шотландскими поместьями в этом районе, а у его коллеги по Итону, Робина Флетчера, была недвижимость на острове. В конце 1945 и начале 1946 года Оруэлл сделал несколько безнадежных и нежелательных предложений руки и сердца молодым женщинам, включая Селию Кирван ; Энн Попхэм, которая, как оказалось, жила в том же многоквартирном доме; и Соня Браунелл , одна из приближенных Коннолли в офисе Horizon . Оруэлл перенес туберкулезное кровотечение в феврале 1946 года, но скрыл свою болезнь. В 1945 или начале 1946 года, все еще живя на площади Кэнонбери, Оруэлл написал статью о «Британской кулинарии» с рецептами по заказу Британского совета . Учитывая послевоенный дефицит, обе стороны согласились не публиковать ее. [135] Его сестра Марджори умерла в мае. [136]
22 мая 1946 года Оруэлл отправился жить на Джуру в Барнхилл , заброшенный фермерский дом без хозяйственных построек. [137] Условия на ферме были примитивными, но естественная история и задача улучшения места привлекали Оруэлла. Оруэлл вернулся в Лондон в конце 1946 года и снова занялся литературной журналистикой. Теперь уже известный писатель, он был завален работой. Помимо визита в Джуру в новом году, он оставался в Лондоне в течение одной из самых холодных британских зим за всю историю и с такой нехваткой топлива в стране, что он сжег свою мебель и игрушки своего ребенка. Сильный смог в дни до принятия Закона о чистом воздухе 1956 года мало что сделал для улучшения его здоровья, о чем он был сдержан, избегая медицинской помощи. Тем временем ему приходилось справляться с конкурирующими претензиями издателей Голланца и Варбурга на права публикации. Примерно в это же время он совместно с Реджинальдом Рейнольдсом редактировал сборник под названием « Британские памфлетисты» . В результате успеха « Скотного двора » Оруэлл ожидал большой счет от Inland Revenue и связался с бухгалтерской фирмой. Фирма посоветовала Оруэллу основать компанию, которая будет владеть его авторскими правами и получать его гонорары, а также заключить «соглашение об обслуживании», чтобы он мог получать зарплату. Такая компания, «George Orwell Productions Ltd» (GOP Ltd), была создана 12 сентября 1947 года. [138]
Оруэлл уехал из Лондона в Джуру 10 апреля 1947 года. [12] В июле он закончил аренду коттеджа в Уоллингтоне. [139] Вернувшись на Джуру, он работал над «1984» . В это время к нему приехала семья сестры, и 19 августа Оруэлл возглавил катастрофическую экспедицию на лодке, [140] которая едва не привела к гибели человека при попытке пересечь печально известный залив Корриврекан и заставила его вымокнуть в воде, что было нехорошо для его здоровья. В декабре из Глазго был вызван специалист по грудной клетке, который объявил Оруэлла серьезно больным, и за неделю до Рождества 1947 года он оказался в больнице Хейрмайрес . Был диагностирован туберкулез , и запрос на разрешение импортировать стрептомицин для лечения Оруэлла дошел до Анейрина Бевана , тогдашнего министра здравоохранения. Дэвид Астор помог с поставками и оплатой, и Оруэлл начал курс стрептомицина 19 или 20 февраля 1948 года. [141] К концу июля 1948 года Оруэлл смог вернуться в Джуру, а к декабрю он закончил рукопись « 1984» . В январе 1949 года, в очень слабом состоянии, он отправился в санаторий в Крэнхэме, Глостершир . К несчастью для Оруэлла, прием стрептомицина не мог быть продолжен, так как у него развился токсический эпидермальный некролиз, редкий побочный эффект. [142]
Санаторий в Крэнхэме состоял из ряда небольших деревянных шале или хижин в отдаленной части Котсуолдса недалеко от Страуда . Посетители были шокированы внешностью Оруэлла и обеспокоены недостатками и неэффективностью лечения. Друзья беспокоились о его финансах, но к настоящему времени он был сравнительно хорошо обеспечен. Он писал многим своим друзьям, включая Джасинту Баддиком, которая «заново открыла» его, а в марте 1949 года его посетила Селия Кирван. Кирван только что начала работать в подразделении Министерства иностранных дел , Департаменте информационных исследований (IRD), созданном лейбористским правительством для публикации антикоммунистической пропаганды, и Оруэлл дал ей список людей, которых он считал неподходящими в качестве авторов IRD из-за их прокоммунистических наклонностей. Список Оруэлла , не опубликованный до 2003 года, состоял в основном из писателей, но также включал актеров и членов парламента от лейбористской партии. [126] [143] Для дальнейшего продвижения «Скотного двора » IRD заказал комиксы, нарисованные Норманом Петтом , для размещения в газетах по всему миру. [144] Оруэлл получил больше лечения стрептомицином и немного улучшился. Эта повторная доза стрептомицина, особенно после того, как был замечен побочный эффект, была названа «неразумной». [142] Затем он получил пенициллин, хотя врачи знали, что он неэффективен против туберкулеза. Предполагается, что его давали для лечения бронхоэктатической болезни. [142] В июне 1949 года был опубликован роман «1984» , получивший признание критиков. [145]
Здоровье Оруэлла продолжало ухудшаться. В середине 1949 года он ухаживал за Соней Браунелл , и они объявили о своей помолвке в сентябре, незадолго до того, как его перевели в больницу Университетского колледжа в Лондоне. Считается, что она стала прототипом Джулии , героини романа «1984» . [146] [147] Соня взяла на себя управление делами Оруэлла и усердно ухаживала за ним в больнице. Друзья Оруэлла утверждали, что Браунелл помогала ему пережить последние мучительные месяцы его жизни и, по словам Энтони Пауэлла , очень подбадривала Оруэлла. [148] Однако другие утверждали, что она, возможно, была привлечена к нему в первую очередь из-за его славы. [142]
В сентябре 1949 года Оруэлл пригласил своего бухгалтера Джека Харрисона навестить его в больнице, и Харрисон утверждал, что Оруэлл затем попросил его стать директором GOP Ltd и управлять компанией, но не было независимых свидетелей. [138] Свадьба Оруэлла состоялась в больничной палате 13 октября 1949 года, с Дэвидом Астором в качестве шафера. [149] Дальнейшие встречи были проведены с его бухгалтером, на которых Харрисон и мистер и миссис Блэр были утверждены в качестве директоров компании. [138] Здоровье Оруэлла снова ухудшилось к Рождеству. Джек Харрисон навестил его позже и заявил, что Оруэлл отдал ему 25% компании. [138] Рано утром 21 января в легких Оруэлла лопнула артерия, что убило его в возрасте 46 лет. [150]
,_All_Saints,_Sutton_Courtenay_-_geograph.org.uk_-_362277.jpg/1280px-Grave_of_Eric_Arthur_Blair_(George_Orwell),_All_Saints,_Sutton_Courtenay_-_geograph.org.uk_-_362277.jpg)
Оруэлл просил похоронить его в соответствии с англиканским обрядом на кладбище ближайшей церкви к месту, где он умер. На кладбищах в центре Лондона не было места, и поэтому, чтобы обеспечить исполнение его последних желаний, его вдова обратилась к его друзьям с просьбой узнать, не знает ли кто-нибудь из них о церкви с местом на кладбище. Дэвид Астор организовал погребение Оруэлла на кладбище церкви Всех Святых в Саттон-Кортни . [151] Похороны организовали Энтони Пауэлл и Малкольм Маггеридж. Пауэлл выбрал гимны: « All people that on earth do dwell », « Guide me, O you great Redeemer » и «Ten thousand times ten thousand». [152]
Приемный сын Оруэлла, Ричард Горацио Блэр , воспитывался сестрой Оруэлла Эврил, его законным опекуном, и ее мужем Биллом Данном. [153]
В 1979 году Соня Браунелл подала в Высокий суд иск против Харрисона, когда он заявил о намерении разделить свою 25-процентную долю компании между тремя детьми. Для Сони последствия этого маневра сделали бы получение общего контроля над компанией в три раза более сложным. Считалось, что у нее были веские основания, но она становилась все более больной, и в конечном итоге ее убедили урегулировать вопрос вне суда 2 ноября 1980 года. Она умерла 11 декабря 1980 года в возрасте 62 лет. [138]
На протяжении большей части своей карьеры Оруэлл был наиболее известен своей журналистикой, эссе, обзорами, колонками в газетах и журналах, а также своими книгами-репортажами: Down and Out in Paris and London (описывающими период нищеты в этих городах), The Road to Wigan Pier (описывающими условия жизни бедняков в северной Англии и классовое разделение в целом) и Homage to Catalonia . По словам Ирвинга Хоу , Оруэлл был «лучшим английским эссеистом со времен Хэзлитта , возможно, со времен доктора Джонсона ». [154]
Современным читателям Оруэлл чаще знакомится как с романистом, особенно через его чрезвычайно успешные «Скотный двор» и «1984» . Первый часто считается отражением упадка Советского Союза после русской революции и подъема сталинизма ; второй — жизнью при тоталитарном правлении . В 1984 году « 1984» и «451 градус по Фаренгейту » Рэя Брэдбери были удостоены премии «Прометей» за вклад в антиутопическую литературу. В 2011 году он снова получил ее за « Скотный двор» . В 2003 году «1984» занял 8-е место, а «Скотный двор» — 46-е место в опросе BBC The Big Read . [155] В 2021 году читатели New York Times Book Review поставили «1984» на третье место в списке «Лучшие книги за последние 125 лет». [156]
В автобиографической статье, которую Оруэлл отправил в редакцию журнала Twentieth Century Authors в 1940 году, он писал:
Писатели, которые мне больше всего дороги и которые никогда не надоедают, это: Шекспир , Свифт , Филдинг , Диккенс , Чарльз Рид , Флобер и, среди современных писателей, Джеймс Джойс , Т. С. Элиот и Д. Г. Лоуренс . Но я считаю, что современный писатель, который оказал на меня наибольшее влияние, это У. Сомерсет Моэм , которым я безмерно восхищаюсь за его способность рассказывать историю прямо и без излишеств. [157]
В другом месте Оруэлл горячо восхвалял работы Джека Лондона , особенно его книгу «Дорога» . Исследование бедности Оруэллом в «Дороге на пирс Уигана» очень напоминает исследование Джека Лондона «Люди бездны» , в котором американский журналист маскируется под безработного моряка, чтобы расследовать жизнь бедняков в Лондоне. В своем эссе «Политика против литературы: исследование «Путешествий Гулливера»» (1946) Оруэлл писал: «Если бы мне пришлось составить список из шести книг, которые должны были быть сохранены, когда все остальные были бы уничтожены, я бы, несомненно, включил в них « Путешествия Гулливера ». О Герберте Уэллсе он писал: «Разум каждого из нас, а следовательно, и физический мир, были бы заметно другими, если бы Уэллса никогда не существовало». [158]
Оруэлл был поклонником Артура Кестлера и стал его близким другом в течение трех лет, которые Кестлер и его жена Мамейн провели в коттедже Булч Окин в долине Фестиниог . Оруэлл написал рецензию на роман Кестлера «Тьма в полдень» для New Statesman в 1941 году, написав:
Эта книга, как блестящий роман и как блестящее литературное произведение, вероятно, наиболее ценна как интерпретация московских «признаний» человеком с внутренним знанием тоталитарных методов. В этих процессах пугающим был не сам факт, что они произошли — поскольку очевидно, что такие вещи необходимы в тоталитарном обществе — а рвение западных интеллектуалов оправдать их. [159]
Другие писатели, которыми восхищался Оруэлл, включали Ральфа Уолдо Эмерсона , Джорджа Гиссинга , Грэма Грина , Германа Мелвилла , Генри Миллера , Тобиаса Смоллетта , Марка Твена , Джозефа Конрада и Евгения Замятина . [160] Он был одновременно поклонником и критиком Редьярда Киплинга , [161] [162] восхваляя Киплинга как одаренного писателя и «хорошего плохого поэта», чье творчество «поддельное», «морально бесчувственное и эстетически отвратительное», но, несомненно, соблазнительное и способное говорить об определенных аспектах реальности более эффективно, чем более просвещенные авторы. [163] У него было столь же двойственное отношение к Гилберту Кингу Честертону , которого он считал писателем с большим талантом, решившим посвятить себя «римско-католической пропаганде», [164] и к Ивлину Во , который, как он писал, был «настолько хорошим романистом, насколько это вообще возможно (т. е. насколько это вообще возможно для современных романистов), хотя и придерживался несостоятельных взглядов». [165]
На протяжении всей своей жизни Оруэлл постоянно поддерживал себя в качестве рецензента книг. Его рецензии хорошо известны и оказали влияние на литературную критику. Он написал в заключении к своему эссе 1940 года о Чарльзе Диккенсе , [166]
«Когда читаешь какое-либо ярко выраженное индивидуальное произведение, создается впечатление, что видишь лицо где-то за страницей. Это не обязательно настоящее лицо писателя. Я очень сильно чувствую это в отношении Свифта , Дефо , Филдинга , Стендаля , Теккерея , Флобера , хотя в нескольких случаях я не знаю, как выглядели эти люди, и не хочу знать. То, что видишь, — это лицо, которое должно быть у писателя. Ну, в случае Диккенса я вижу лицо, которое не совсем похоже на лицо фотографий Диккенса, хотя и похоже на него. Это лицо мужчины лет сорока, с небольшой бородкой и ярким румянцем. Он смеется, с оттенком гнева в своем смехе, но без торжества, без злобы. Это лицо человека, который всегда борется с чем-то, но который борется открыто и не боится, лицо человека, который великодушно зол, — другими словами, либерала девятнадцатого века, свободного интеллекта, типа ненавидимы с равной ненавистью всеми вонючими мелкими ортодоксами, которые сейчас борются за наши души».
Джордж Вудкок предположил, что последние два предложения также описывают Оруэлла. [167]
Оруэлл написал критику пьесы Джорджа Бернарда Шоу « Оружие и человек» . Он считал эту пьесу лучшей пьесой Шоу и наиболее вероятной для сохранения социальной значимости. Его эссе 1945 года « В защиту П. Г. Вудхауза» утверждает, что его передачи из Германии во время войны на самом деле не сделали его предателем. Он обвинил Министерство информации в преувеличении действий Вудхауза в пропагандистских целях.
В 1946 году Британский совет поручил Оруэллу написать эссе о британской еде в рамках кампании по продвижению британских отношений за рубежом. [168] В своем эссе под названием «Британская кулинария» Оруэлл описал британскую диету как «простую, довольно тяжелую, возможно, немного варварскую диету», где «горячие напитки приемлемы в большинство часов дня». [168] Он написал, что полдник в Соединенном Королевстве состоял из разнообразных соленых и сладких блюд, но «ни один чай не считался бы хорошим, если бы в него не входил хотя бы один вид торта», прежде чем добавить, что «также как торты, во время чая часто едят печенье ». [168] [169] Оруэлл включил свой собственный рецепт мармелада , популярной британской намазки на тосты. [168] Однако Британский совет отказался публиковать эссе на том основании, что было слишком проблематично писать о еде во время строгого нормирования в Великобритании после войны. В 2019 году эссе было обнаружено в архивах Британского совета вместе с письмом об отказе. Британский совет принес официальные извинения Оруэллу за отклонение заказанного эссе, опубликовав оригинальное эссе вместе с письмом об отказе. [168]
Артур Кестлер сказал, что «бескомпромиссная интеллектуальная честность Оруэлла порой делала его почти бесчеловечным». [171] Бен Ваттенберг заявил: «Письма Оруэлла пронзали интеллектуальное лицемерие, где бы он его ни находил». [4] По словам историка Пирса Брендона , «Оруэлл был святым обычной порядочности, который в прежние дни, как сказал его босс BBC Рашбрук Уильямс , «был бы либо канонизирован, либо сожжен на костре » . [172] Рэймонд Уильямс в «Политике и письмах: интервью с New Left Review» описывает Оруэлла как «успешное олицетворение простого человека, который сталкивается с опытом непосредственным образом и говорит о нем правду». [173] Кристофер Норрис заявил, что «доморощенное эмпирическое мировоззрение Оруэлла — его предположение, что правда существует только для того, чтобы ее можно было рассказать простым и понятным способом — теперь кажется не просто наивным, но и преступным самообманом». [174] Американский ученый Скотт Лукас описал Оруэлла как врага левых. [175] Джон Ньюсингер утверждал, что Лукас мог сделать это, только изображая «все нападки Оруэлла на сталинизм [–] так, как будто они были нападками на социализм, несмотря на постоянные настойчивые утверждения Оруэлла, что это не так». [176]
Произведения Оруэлла заняли видное место в школьной программе по литературе в Англии, [177] причем «Скотный двор» стал обычной темой экзамена в конце среднего образования ( GCSE ), а «1984» — темой для последующих экзаменов ниже университетского уровня ( A Levels ). Опрос, проведенный в Великобритании в 2016 году, показал, что «Скотный двор» занял первое место среди любимых школьных книг страны. [178]
Историк Джон Родден заявил: « Джон Подгорец утверждал, что если бы Оруэлл был жив сегодня, он бы стоял на стороне неоконсерваторов и выступал против левых. И возникает вопрос, в какой степени вы можете хотя бы попытаться предсказать политические позиции человека, который к тому времени умер три десятилетия назад и более?» [4]
Джон Родден указывает на «неоспоримые консервативные черты в физиономии Оруэлла» и замечает, как «в некоторой степени Оруэлл способствовал видам использования и злоупотреблений со стороны правых, которым было присвоено его имя. В других отношениях имела место политика выборочного цитирования». [4] Родден ссылается на эссе « Почему я пишу », [179], в котором Оруэлл называет гражданскую войну в Испании своим «переломным политическим опытом», говоря: «Испанская война и другие события 1936–1937 годов изменили ход событий. После этого я понял, где я нахожусь. Каждая строка серьезной работы, написанной мной с 1936 года, была написана прямо или косвенно против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимаю». (выделено в оригинале) [4] Родден продолжает объяснять, как в эпоху Маккарти введение к изданию Signet « Скотного двора» использует выборочное цитирование:
"[ Введение ]: Если сама книга « Скотный двор » и оставляла какие-либо сомнения по этому поводу, Оруэлл развеял их в своем эссе « Почему я пишу »: «Каждая строка серьезной работы, написанной мной с 1936 года, была написана прямо или косвенно против тоталитаризма...»
[ Родден ]: точка, точка, точка, точка, политика многоточия. «За демократический социализм» испаряется, как это сделал Уинстон Смит в Министерстве правды, и именно это произошло в начале эпохи Маккарти и просто продолжилось, Оруэлл выборочно цитируется». [4]
Файвел писал об Оруэлле:
Его решающим опытом [...] была его борьба за то, чтобы превратить себя в писателя, которая вела через долгие периоды нищеты, неудач и унижений, и о которой он почти ничего не написал напрямую. Пот и агония были меньше в трущобной жизни, чем в попытках превратить опыт в литературу. [180] [181]
Напротив, историк Айзек Дойчер был гораздо более критичен к Оруэллу с марксистской точки зрения и характеризовал его как «простодушного анархиста ». Дойчер утверждал, что Оруэлл с трудом понимал диалектическую философию марксизма, демонстрировал личную амбивалентность по отношению к другим течениям социализма , а его работы, такие как «1984», были использованы в целях антикоммунистической пропаганды времен Холодной войны . [182] [183]
В своем эссе « Политика и английский язык » (1946) Оруэлл писал о важности точного и ясного языка, утверждая, что неопределенное письмо может быть использовано как мощный инструмент политической манипуляции. В этом эссе Оруэлл приводит шесть правил для писателей:
- Никогда не используйте метафоры, сравнения или другие фигуры речи, которые вы привыкли видеть в печати.
- Никогда не используйте длинное слово там, где можно использовать короткое.
- Если можно вырезать слово, всегда вырезайте.
- Никогда не используйте пассивный залог там, где можно использовать активный.
- Никогда не используйте иностранные фразы, научные слова или жаргонные слова, если вы можете придумать им эквивалент на повседневном английском языке.
- Нарушайте любое из этих правил скорее, чем скажете что-то откровенно варварское. [184]
Оруэлл проработал журналистом в The Observer семь лет, а его редактор Дэвид Астор давал копию этого знаменитого эссе каждому новому рекруту. [185] В 2003 году литературный редактор газеты Роберт МакКрам написал: «Даже сейчас его цитируют в нашей книге по стилю». [185] Журналист Джонатан Хивуд отметил: «Критика Оруэллом неряшливого языка по-прежнему воспринимается очень серьезно». [185]
Эндрю Н. Рубин утверждает, что «Оруэлл утверждал, что мы должны быть внимательны к тому, как использование языка ограничило нашу способность к критическому мышлению, так же как мы должны быть в равной степени обеспокоены тем, как доминирующие режимы мышления изменили сам язык, который мы используем» [186] .
Прилагательное « оруэлловский » подразумевает отношение и политику контроля посредством пропаганды, слежки, дезинформации, отрицания истины и манипулирования прошлым. В « 1984» Оруэлл описал тоталитарное правительство, которое контролировало мышление посредством контроля языка, делая определенные идеи буквально немыслимыми. Несколько слов и фраз из «1984» вошли в популярный язык. « Новояз » — это упрощенный и запутанный язык, призванный сделать независимую мысль невозможной. « Двоемыслие » означает одновременное наличие двух противоречивых убеждений. « Полиция мыслей » — это те, кто подавляет все инакомыслие. « Пролефид » — это гомогенизированная, сфабрикованная поверхностная литература, фильмы и музыка, используемые для контроля и идеологической обработки населения посредством послушания. « Большой брат » — это верховный диктатор, который следит за всеми. Другие неологизмы из романа включают « Двухминутка ненависти », « Комната 101 », « Дыра памяти », «неличность» и « мыслепреступление » [5] [6], а также послужили прямым источником вдохновения для неологизма « групповое мышление ».
Оруэлл, возможно, был первым, кто использовал термин « холодная война » в своем эссе «Вы и атомная бомба», опубликованном в Tribune 19 октября 1945 года. Он писал:
«Возможно, мы движемся не к всеобщему краху, а к эпохе, столь же ужасно стабильной, как рабовладельческие империи древности. Теория Джеймса Бернхэма много обсуждалась, но мало кто еще задумывался о ее идеологических последствиях — а именно о типе мировоззрения, типе верований и социальной структуре, которые, вероятно, будут преобладать в государстве, которое одновременно было непобедимым и находилось в постоянном состоянии «холодной войны» со своими соседями». [187]
Общество Оруэлла было создано в 2011 году для содействия пониманию жизни и творчества Оруэлла. Зарегистрированная в Великобритании благотворительная организация, она была основана и открыта Дайоной Венейблс в клубе членов Филлис Корт в Хенли-он-Темз , Оксфордшир, клубе, который Оруэлл часто посещал в юности. [188]
Помимо театральных постановок его книг, было написано несколько произведений, где Оруэлл был одним из главных героев.
Место рождения Оруэлла, бунгало в Мотихари , Бихар, Индия, было открыто как музей в мае 2015 года. [196]
В 1960 году вдова Оруэлла Соня передала его бумаги на постоянное хранение в Лондонский университетский колледж . [197] Коллекция содержит литературные тетради Оруэлла, рукописи и машинописные тексты его работ, личные и политические дневники, переписку и семейные материалы. [197] С момента первоначального пожертвования бумаги — теперь известные как Архив Джорджа Оруэлла — были дополнены дальнейшими пожертвованиями от семьи, друзей и деловых партнеров. [197] Сын Оруэлла Ричард Блэр приобрел дополнительные материалы для коллекции с момента ее создания; в 2023 году Блэр был награжден Почетной стипендией Лондонского университетского колледжа за свой вклад. [198] [199]
В Университетском колледже Лондона также хранится обширная коллекция книг Оруэлла, включая редкие и ранние издания его произведений, переводы на другие языки и произведения из его собственной библиотеки. [200]
.jpg/1280px-George_Orwell_statue_-_BBC_London_(38562767202).jpg)
Статуя Джорджа Оруэлла , созданная британским скульптором Мартином Дженнингсом , была открыта 7 ноября 2017 года возле Broadcasting House , штаб-квартиры BBC. [n 4] На стене за статуей написана следующая фраза: «Если свобода вообще что-то значит, то это право говорить людям то, чего они не хотят слышать». Это слова из его предложенного предисловия к « Скотному двору» и призыв к идее свободы слова в открытом обществе. [201] [202]
Отчет Джасинты Баддиком , Эрик и мы , дает представление о детстве Блэра. [203] Она процитировала его сестру Аврил, что «он был по сути отчужденным, сдержанным человеком», и сама сказала о его дружбе с Баддикомами: «Я не думаю, что ему нужны были какие-либо другие друзья, кроме школьного друга, которого он иногда и с благодарностью называл „CC“». Она не могла вспомнить, чтобы у него были школьные друзья, чтобы оставаться и обмениваться визитами, как это часто делал ее брат Проспер на каникулах. [204] Сирил Коннолли дает рассказ о Блэре как о ребенке в Enemies of Promise . [205] Годы спустя Блэр язвительно вспоминал свою подготовительную школу в эссе « Такие, такие были радости », утверждая, среди прочего, что его «заставляли учиться как собаку», чтобы заработать стипендию. Джасинта Баддиком отвергла школьные страдания Оруэлла, описанные в эссе, заявив, что «он был особенно счастливым ребенком». Она отметила, что ему не нравилось его имя, потому что оно напоминало ему книгу, которую он очень не любил — « Эрик, или Мало-помалу» , викторианскую школьную историю для мальчиков. [206]
Коннолли заметил о нем, когда он был школьником: «Замечательным в Оруэлле было то, что он был единственным среди мальчиков интеллектуалом, а не попугаем, потому что думал сам за себя». [205] В Итоне Джон Воган Уилкс , сын его бывшего директора школы Св. Киприана, вспоминал, что «он был чрезвычайно склонен спорить — по любому поводу — и критиковал учителей и критиковал других мальчиков [...] Нам нравилось спорить с ним. Он обычно выигрывал споры — или думал, что выигрывал». [207]
Блэр любил устраивать розыгрыши. Баддиком вспоминает, как он качался на багажной полке в железнодорожном вагоне, как орангутан, чтобы напугать женщину-пассажирку из купе. [21] В Итоне он подшучивал над Джоном Крейсом, своим воспитателем , среди прочего, он поместил в журнале колледжа пародию на рекламу, подразумевающую педерастию. [208] Его наставник Гоу сказал, что он «сделал себя настолько большим неудобством, насколько мог», и «был очень непривлекательным мальчиком». [209] Позже Блэра исключили из репетиторства в Саутволде за то, что он послал дохлую крысу в качестве подарка на день рождения городскому инспектору. [210]
Блэр интересовался естественной историей с детства. В школьных письмах он писал о гусеницах и бабочках [211] , а Баддиком вспоминает его живой интерес к орнитологии. Он также любил рыбачить и стрелять кроликов, а также проводить эксперименты, например, готовить ежа [21] или сбивать галку с крыши Итона, чтобы препарировать ее. [212] Его рвение к научным экспериментам распространялось и на взрывчатые вещества — снова Баддиком вспоминает, как повар предупредил об этом из-за шума. Позже в Саутволде его сестра Эврил вспоминала, как он взрывал сад. Преподавая, он увлекал своих учеников своими прогулками на природе как в Саутволде [213], так и в Хейсе. [214] Его взрослые дневники пронизаны его наблюдениями за природой.
Юношеская идиллия Блэра с Баддикомом была разрушена летом 1921 года, когда он попытался завести их отношения дальше, чем Баддиком был готов, в том, что было охарактеризовано как неудачное соблазнение . [215] Когда Блэр уехал в Бирму в следующем году, он написал Баддикому, но она вскоре перестала отвечать на его письма. [216] Вернувшись из Бирмы в 1927 году, Блэр отправился на поиски Баддиком в ее семейный дом, чтобы попросить ее выйти за него замуж, но ее нигде не было видно. [217] То, что было действительно очень серьезным делом для Блэра, по-видимому, было отклонено Баддикомом, оставив Блэра потенциально эмоционально уязвимым. [22] Баддиком и Блэр кратко вернулись к этим воспоминаниям в 1949 году в трех письмах и трех телефонных звонках, но без завершения. [218]
Мейбл Фирц, которая позже стала доверенным лицом Блэра, сказала: «Он говорил, что единственное, чего он хотел в этом мире, это чтобы он был привлекателен для женщин. Он любил женщин и, я думаю, имел много подружек в Бирме. У него была девушка в Саутволде и еще одна девушка в Лондоне. Он был довольно ловеласом, но боялся, что он непривлекателен». [219]
Бренда Солкилд (Саутволд) предпочитала дружбу любым более глубоким отношениям и поддерживала переписку с Блэром в течение многих лет, особенно в качестве резонатора его идей. Она писала: «Он был великим писателем писем. Бесконечные письма, и я имею в виду, когда он писал вам письмо, он писал страницы». [26] Его переписка с Элеонор Жак (Лондон) была более прозаичной, останавливаясь на более близких отношениях и ссылаясь на прошлые встречи или планируя будущие в Лондоне и Бернхэм-Бичес . [220]
Когда Оруэлл был в санатории в Кенте, его навестила подруга его жены Эйлин Лидия Джексон. Он пригласил ее на прогулку, и вне поля зрения «возникла неловкая ситуация». [221] Джексон был самым критически настроенным по отношению к браку Оруэлла с Эйлин, но их более поздняя переписка намекает на соучастие. В то время Эйлин больше беспокоила близость Оруэлла с Брендой Солкилд. У Оруэлла был роман со своей секретаршей в Tribune, который причинял Эйлин много страданий, и обсуждались другие. В письме Энн Попхэм он писал: «Иногда я был неверен Эйлин, и я также плохо с ней обращался, и я думаю, что она тоже плохо со мной обращалась временами, но это был настоящий брак, в том смысле, что мы вместе прошли через ужасные трудности, и она понимала все о моей работе и т. д.» [222] Аналогичным образом он намекнул Селии Кирван, что они оба были неверны. [223] Есть несколько свидетельств того, что это был удачный и счастливый брак. [224] [225] [226]
В июне 1944 года Оруэлл и Эйлин усыновили трехнедельного мальчика, которого назвали Ричардом Горацио . [227] По словам Ричарда, Оруэлл был замечательным отцом, который уделял ему преданное, хотя и довольно грубое, внимание и предоставлял большую степень свободы. [228]
Оруэлл был очень одинок после смерти Эйлин в 1945 году и отчаянно нуждался в жене, как в спутнице для себя и как в матери для Ричарда. Он предлагал руку и сердце четырем женщинам, включая Селию Кирван, и в конечном итоге Соня Браунелл согласилась. [229] Оруэлл познакомился с ней, когда она была помощницей Сирила Коннолли в литературном журнале Horizon . [230] Они поженились 13 октября 1949 года, всего за три месяца до смерти Оруэлла. Некоторые утверждают, что Соня была моделью для Джулии в «1984» .
Оруэлл был известен очень близкими и прочными дружескими отношениями с несколькими друзьями, но это были, как правило, люди с похожим происхождением или с похожим уровнем литературных способностей. Необщительный, он чувствовал себя не на своем месте в толпе, и его дискомфорт усугублялся, когда он был вне своего класса. Хотя он представлял себя как представителя простого человека, он часто казался не на своем месте с настоящими рабочими людьми. Его зять Хамфри Дейкин, тип «Приветствую, приятель, рад встрече» , который водил его в местный паб в Лидсе, сказал, что хозяин дома сказал ему: «Больше не приводи этого ублюдка сюда». [231] Адриан Фирц прокомментировал: «Его не интересовали ни скачки, ни борзые, ни ползание по пабам, ни толпа по полпенни . У него просто не было много общего с людьми, которые не разделяли его интеллектуальные интересы». [232] Неловкость сопровождала многие из его встреч с представителями рабочего класса, как с Поллиттом и Макнейром, [233] но его вежливость и хорошие манеры часто комментировались. Джек Коммон заметил, встретившись с ним в первый раз: «Сразу же проявились манеры, и даже больше, чем манеры — воспитание». [234]
В дни бродяжничества он некоторое время выполнял домашнюю работу. Его чрезвычайная вежливость была вспоминаема членом семьи, на которую он работал; она заявила, что семья называла его « Лорелом » в честь кинокомика. [52] Из-за его неуклюжей фигуры и неловкости друзья Оруэлла часто видели в нем фигуру для насмешек. Джеффри Горер прокомментировал: «Он был ужасно склонен сбрасывать вещи со столов, спотыкаться о вещи. Я имею в виду, что он был неуклюжим, физически плохо координированным молодым человеком. Я думаю, он чувствовал, что даже неодушевленный мир был против него». [235] На BBC в 1940-х годах «все его подшучивали» [236], и Спендер описывал его как человека, имеющего настоящую развлекательную ценность, «как, как я сказал, просмотр фильма Чарли Чаплина». [237] Друг Эйлин вспоминал о ее терпимости и юморе, часто за счет Оруэлла. [225]
Одна из биографий Оруэлла обвинила его в авторитарной жилке. [238] Один из его бывших учеников вспоминал, что его избивали так сильно, что он не мог сидеть целую неделю. [239] Когда он делил квартиру с Оруэллом, Хеппенстолл однажды поздно ночью вернулся домой в состоянии сильного опьянения. В результате Хеппенстолл оказался с окровавленным носом и был заперт в комнате. Когда он пожаловался, Оруэлл ударил его по ногам палкой для стрельбы , и Хеппенстоллу пришлось защищаться стулом. Спустя годы, после смерти Оруэлла, Хеппенстолл написал драматический отчет об этом инциденте под названием «Палка для стрельбы». [240]
Оруэлл хорошо ладил с молодежью. Ученик, которого он бил, считал его лучшим из учителей, а молодые рекруты в Барселоне пытались напоить его допьяна, но безуспешно. [224]
После своих самых известных работ он привлек множество некритичных прихлебателей, но многие другие, кто искал его, находили его отчужденным и даже скучным. Из-за его тихого голоса его иногда заглушали или исключали из дискуссий. [241] В это время он был тяжело болен; это было военное время или период строгой экономии после него; во время войны его жена страдала от депрессии; и после ее смерти он был одинок и несчастен. В дополнение к этому он всегда жил скромно и, казалось, не мог заботиться о себе должным образом. В результате всего этого люди находили его обстоятельства мрачными. [242] Некоторые, как Майкл Айртон , называли его «Мрачным Джорджем», но другие развили идею, что он был «английским светским святым ». [243]
Оруэлл был заядлым курильщиком, который сам скручивал себе сигареты из крепкого махорочного табака , несмотря на свое бронхиальное заболевание. Его склонность к суровой жизни часто приводила его в холодные и сырые места. Описанный The Economist как «возможно, лучший летописец английской культуры 20-го века », [244] Оруэлл считал рыбу с жареным картофелем , футбол , паб , крепкий чай, уцененный шоколад, кино и радио одними из главных удобств для рабочего класса. [245] Он выступал за патриотическую защиту британского образа жизни, который нельзя было доверить интеллектуалам или, подразумевая, государству:
«Мы — нация любителей цветов, но также и нация коллекционеров марок, любителей голубей, плотников-любителей, резчиков купонов, игроков в дартс, любителей кроссвордов. Вся культура, которая является наиболее истинно местной, сосредоточена вокруг вещей, которые, даже когда они являются общественными, не являются официальными — паб, футбольный матч, сад на заднем дворе, камин и «хорошая чашка чая». В свободу личности по-прежнему верят, почти как в девятнадцатом веке. Но это не имеет ничего общего с экономической свободой, правом эксплуатировать других ради прибыли. Это свобода иметь собственный дом, делать то, что вам нравится в свободное время, выбирать свои собственные развлечения вместо того, чтобы их выбирали за вас сверху». [246]
«Добавляя чай первым и помешивая его, можно точно регулировать количество молока, тогда как, если сделать наоборот, можно добавить слишком много молока».
— Одно из одиннадцати правил Оруэлла по приготовлению чая из его эссе « Чашка прекрасного чая », опубликованного в London Evening Standard 12 января 1946 года [247]
Оруэлл любил крепкий чай — он заказывал чай Fortnum & Mason в Каталонии. [12] Его эссе 1946 года « A Nice Cup of Tea » появилось в статье London Evening Standard о том, как заваривать чай . [248] Он ценил английское пиво, употребляемое регулярно и умеренно, презирал любителей лагера , [249] и писал о воображаемом идеальном британском пабе в своей статье Evening Standard 1946 года « The Moon Under Water ». [250] Не будучи таким уж разборчивым в еде, он наслаждался военным «Victory Pie» [251] и превозносил еду из столовой на BBC. [236] Он предпочитал традиционные английские блюда, такие как ростбиф и копченую рыбу . [252]
Его чувство стиля в одежде было непредсказуемым и обычно повседневным. [253] В Саутволде он покупал лучшую одежду у местного портного, [254] но был так же счастлив в своем бродячем наряде. Его наряд во время гражданской войны в Испании, вместе с его ботинками 12-го размера, был источником веселья. [255] [256] Дэвид Астор описывал его как похожего на учителя подготовительной школы, [257] в то время как, согласно досье Особого отдела, склонность Оруэлла одеваться «в богемной моде» показывала, что автор был «коммунистом». [258]
Запутанный подход Оруэлла к вопросам общественного приличия — с одной стороны, ожидание, что гость из рабочего класса оденется к ужину [259] , а с другой — прихлебывание чая из блюдца в столовой BBC [260] — способствовали укреплению его репутации английского эксцентрика. [261]
Оруэлл был атеистом, который отождествлял себя с гуманистическим взглядом на жизнь. [262] Несмотря на это, и несмотря на его критику как религиозной доктрины, так и религиозных организаций, он тем не менее регулярно участвовал в общественной и гражданской жизни церкви, в том числе посещая Святое Причастие Церкви Англии . [263] Признавая это противоречие, он однажды сказал: «Кажется, довольно подло ходить на Святое Причастие, когда ты не веришь, но я выдавал себя за набожного, и мне ничего не остается, кроме как продолжать обман». [264] У него было два англиканских брака, и он оставил инструкции для англиканских похорон. [265] Оруэлл также был начитан в библейской литературе и мог цитировать длинные отрывки из Книги общих молитв по памяти. [266]
Его обширные познания в Библии сочетались с беспощадной критикой ее философии, и, будучи взрослым, он не мог заставить себя поверить в ее догматы. В части V своего эссе « Таковы, таковы были радости » он сказал, что «примерно до четырнадцати лет я верил в Бога и верил, что рассказы о нем были правдой. Но я прекрасно понимал, что не люблю его». [267] Оруэлл прямо противопоставил христианство светскому гуманизму в своем эссе « Лир, Толстой и шут », найдя последнюю философию более приемлемой и менее «эгоистичной». Литературный критик Джеймс Вуд писал, что в борьбе, как он ее видел, между христианством и гуманизмом «Оруэлл, конечно, был на стороне гуманизма». [268]
В своих произведениях Оруэлл часто открыто критиковал религию, и христианство в частности. Он считал церковь «эгоистичной [...] церковью землевладельцев » , которая «оторвалась» от большинства своих прихожан и в целом оказывала пагубное влияние на общественную жизнь. [269] Его противоречивые и порой двусмысленные взгляды на социальные преимущества религиозной принадлежности отражали дихотомии между его публичной и частной жизнью: Стивен Ингл писал, что это было так, как будто писатель Джордж Оруэлл «хвастался» своим неверием, в то время как Эрик Блэр как личность сохранял «глубоко укоренившуюся религиозность». [270]
Оруэлл любил провоцировать споры, бросая вызов статус-кво, но он также был традиционалистом с любовью к старым английским ценностям. Он критиковал и высмеивал изнутри различные социальные среды, в которых он оказался. В дни Адельфи он называл себя « тори - анархистом ». [271] [272] О колониализме в «Бирманских днях » он изображает английских колонистов как «скучных, порядочных людей, лелеющих и укрепляющих свою тупость за четвертью миллиона штыков». [273] В своей статье для Le Progrès Civique Оруэлл описал британское колониальное правительство в Бирме и Индии:
«Правительство всех индийских провинций, находящихся под контролем Британской империи, по необходимости является деспотическим, поскольку только угроза применения силы может подчинить себе население в несколько миллионов подданных. Но этот деспотизм является латентным. Он скрывается за маской демократии... Принимаются меры, чтобы избежать технического и промышленного обучения. Это правило, соблюдаемое по всей Индии, направлено на то, чтобы помешать Индии стать промышленной страной, способной конкурировать с Англией... Иностранная конкуренция предотвращается непреодолимым барьером запретительных таможенных тарифов. И поэтому английские фабриканты, которым нечего бояться, полностью контролируют рынки и получают непомерные прибыли». [274]
Гражданская война в Испании сыграла важнейшую роль в определении социализма Оруэлла. Он написал Сирилу Коннолли из Барселоны 8 июня 1937 года: «Я видел замечательные вещи и наконец действительно верю в социализм, чего я никогда раньше не делал». [275] [276] Став свидетелем анархо-синдикалистских общин и последующего жестокого подавления анархо-синдикалистов, антисталинских коммунистических партий и революционеров коммунистами, поддерживаемыми Советским Союзом, Оруэлл вернулся из Каталонии убежденным антисталинистом и вступил в Британскую независимую лейбористскую партию . [277]
В части 2 книги «Дорога на пирс Уиган» , опубликованной Left Book Club , Оруэлл заявил, что «настоящий социалист — это тот, кто желает — не просто считает это желательным, но и активно желает — увидеть свержение тирании». В «Почему я пишу» (1946) Оруэлл заявил: «Каждая строка серьезной работы, написанная мной с 1936 года, была написана, прямо или косвенно, против тоталитаризма и за демократический социализм , как я его понимаю». [179] Оруэлл понимал социализм как плановую экономику наряду с демократией. [278] Оруэлл был сторонником федеральной социалистической Европы, позиция, изложенная в его эссе 1947 года « К европейскому единству », которое впервые появилось в Partisan Review . По словам биографа Джона Ньюсингера :
«Другим важным измерением социализма Оруэлла было его признание того, что Советский Союз не был социалистическим. В отличие от многих левых, вместо того, чтобы отказаться от социализма, как только он обнаружил весь ужас сталинского правления в Советском Союзе, Оруэлл отказался от Советского Союза и вместо этого остался социалистом — на самом деле, он стал более предан делу социализма, чем когда-либо». [91]
Оруэлл был против перевооружения против нацистской Германии и во время Мюнхенского соглашения он подписал манифест под названием «Если война придет, мы будем сопротивляться» [279] — но он изменил свою точку зрения после пакта Молотова-Риббентропа и начала войны. Он покинул НРП из-за ее оппозиции войне и занял политическую позицию «революционного патриотизма». 21 марта 1940 года он написал рецензию на книгу Адольфа Гитлера «Майн Кампф » для The New English Weekly , в которой проанализировал психологию диктатора. Задаваясь вопросом «как он смог донести [свое] чудовищное видение?», Оруэлл пытался понять, почему Гитлер был объектом поклонения немецкого народа:
Ситуация в Германии с ее семью миллионами безработных была, очевидно, благоприятной для демагогов. Но Гитлер не смог бы добиться успеха против своих многочисленных соперников, если бы не привлекательность его собственной личности, которую можно почувствовать даже в неуклюжем написании « Майн Кампф» , и которая, без сомнения, подавляюща, когда слушаешь его речи... Дело в том, что в нем есть что-то глубоко притягательное. Изначальную, личную причину его обиды на вселенную можно только догадываться; но в любом случае обида здесь. Он мученик, жертва, Прометей, прикованный к скале, самоотверженный герой, который в одиночку сражается с невероятными трудностями. Если бы он убивал мышь, он бы знал, как заставить ее казаться драконом. [280]
В декабре 1940 года он написал в Tribune (еженедельнике левых лейбористов): «Мы находимся в странном периоде истории, когда революционер должен быть патриотом, а патриот должен быть революционером». Во время войны Оруэлл резко критиковал популярную идею о том, что англо-советский союз станет основой послевоенного мира и процветания. [281] В своем ответе (датированном 15 ноября 1943 года) на приглашение герцогини Атолл выступить от имени Британской лиги за европейскую свободу он заявил, что не может «связать себя с по сути консервативной организацией», которая заявляет, что «защищает демократию в Европе», но «не имеет ничего сказать о британском империализме ». В заключительном абзаце он заявил: «Я принадлежу к левым и должен работать внутри них, как бы я ни ненавидел русский тоталитаризм и его пагубное влияние в этой стране». [282]
Оруэлл присоединился к штату журнала Tribune в качестве литературного редактора, и с тех пор и до своей смерти был левым (хотя вряд ли ортодоксальным) демократическим социалистом , поддерживающим лейбористов . [283] 1 сентября 1944 года, описывая Варшавское восстание , Оруэлл выразил в Tribune свою враждебность против влияния союза с СССР на союзников: «Помните, что за нечестность и трусость всегда приходится платить. Не воображайте, что в течение многих лет вы можете стать подхалимом- пропагандистом советского режима или любого другого режима, а затем внезапно вернуться к честности и разуму. Однажды став шлюхой, навсегда остаетесь шлюхой». [284] По словам Ньюсингера, хотя Оруэлл «всегда критиковал умеренность лейбористского правительства 1945–1951 годов, его поддержка этого начала тянуть его вправо в политическом плане. Это не привело его к принятию консерватизма, империализма или реакции, но к защите, хотя и критически, лейбористского реформизма». [285] Специальный отдел , разведывательное подразделение столичной полиции , хранил досье на Оруэлла более 20 лет его жизни. В досье, опубликованном Национальным архивом , говорится, что, по словам одного следователя, Оруэлл имел «продвинутые коммунистические взгляды, и несколько его индийских друзей говорят, что часто видели его на коммунистических собраниях». [286] МИ5 , разведывательное управление Министерства внутренних дел , отметило: «Из его последних работ — «Лев и единорог» — и его вклада в симпозиум Голланца « Предательство левых» очевидно , что он не поддерживает коммунистическую партию, а они — его». [287]
Сексуальная политика играет важную роль в «1984» . В романе интимные отношения людей строго регулируются Молодежной антисексуальной лигой партии , которая выступает против сексуальных отношений и вместо этого поощряет искусственное оплодотворение . [288] Лично Оруэлл не любил то, что он считал ошибочными взглядами революционеров- эмансипаторов среднего класса , выражая презрение к «каждому любителю фруктовых соков, нудисту, носителю сандалий, сексуальному маньяку». [289]
Оруэлл также открыто выступал против гомосексуализма . Дафна Патай сказала: «Конечно, он был гомофобом. Это не имеет ничего общего с его отношениями с друзьями-гомосексуалистами. Конечно, у него было негативное отношение и определённый вид беспокойства, уничижительное отношение к гомосексуализму. Это определённо так. Я думаю, его творчество отражает это вполне в полной мере». [290]
Оруэлл использовал гомофобные эпитеты «nancy» и «pansy», например, в выражениях презрения к тем, кого он называл «pansy left». [291] Главный герой Keep the Aspidistra Flying , Гордон Комсток, проводит внутреннюю критику своих клиентов, работая в книжном магазине, и есть длинный отрывок из нескольких страниц, в котором он концентрируется на гомосексуальном клиенте-мужчине и насмехается над ним за его «nancy» характеристики, включая шепелявость . [ 292] Стивен Спендер «думал, что случайные гомофобные вспышки Оруэлла были частью его бунта против государственной школы». [293]
Завещание Оруэлла требовало, чтобы его биография не была написана, и его вдова , Соня Браунелл, отклонила все попытки тех, кто пытался убедить ее позволить им написать о нем. Различные воспоминания и интерпретации были опубликованы в 1950-х и 1960-х годах, но Соня считала Собрание сочинений 1968 года [294] [295] записью его жизни. Она назначила Малкольма Маггериджа официальным биографом, но более поздние биографы сочли это преднамеренным порчей, поскольку Маггеридж в конечном итоге отказался от работы. [296] В 1972 году два американских автора, Питер Стански и Уильям Абрахамс, выпустили Неизвестного Оруэлла , несанкционированный отчет о его ранних годах, в котором не было никакой поддержки или вклада Сони Браунелл. [297]
Затем Соня Браунелл поручила Бернарду Крику завершить биографию и попросила друзей Оруэлла сотрудничать. [298] Крик собрал значительное количество материала в своей работе, которая была опубликована в 1980 году, [298] но его сомнения в фактической точности произведений Оруэлла от первого лица привели к конфликту с Браунелл, и она попыталась запретить книгу. Крик сосредоточился на фактах жизни Оруэлла, а не на его характере, и представил в первую очередь политическую точку зрения. [299]
После смерти Сони Браунелл в 1980-х годах были опубликованы другие работы об Оруэлле, особенно в 1984 году. Они включали сборники воспоминаний Одри Коппард и Крика [210] [295] и Стивена Уодхэмса. [26] [300] В 1991 году Майкл Шелден опубликовал биографию. [33] [301] Больше озабоченный литературной природой работ Оруэлла, он искал объяснения характера Оруэлла и рассматривал его сочинения от первого лица как автобиографические . Шелден представил новую информацию, которая стремилась развить работу Крика. [298]
Публикация Питером Дэвисоном Полного собрания сочинений Джорджа Оруэлла , завершенная в 2000 году, [302] [303] сделала большую часть Архива Оруэлла доступной для публики. Джеффри Мейерс, плодовитый американский биограф, был первым, кто воспользовался этим и опубликовал книгу в 2001 году, в которой исследовал темную сторону Оруэлла и подверг сомнению его святой образ. [298] Why Orwell Matters (выпущенная в Великобритании как Orwell's Victory ) была опубликована Кристофером Хитченсом в 2002 году. [304]
В 2003 году столетие со дня рождения Оруэлла привело к появлению биографий Гордона Боукера [305] и ДиДжея Тейлора . [306] Тейлор отмечает сценическое управление, которое окружает большую часть поведения Оруэлла [12] , а Боукер подчеркивает неотъемлемое чувство порядочности, которое, по его мнению, было главной мотивацией Оруэлла. [307] Обновленное издание биографии Тейлора было выпущено в 2023 году под названием «Оруэлл: Новая жизнь» , опубликованное издательством Constable. [308] [309]
В 2018 году Рональд Биннс опубликовал первое подробное исследование о годах Оруэлла в Саффолке, Оруэлл в Саутволде . В 2020 году Ричард Брэдфорд написал новую биографию, Оруэлл: Человек нашего времени , [310], а в 2021 году Ребекка Солнит размышляла об интересе Оруэлла к садоводству в своей книге «Розы Оруэлла» . [311]
Были опубликованы две книги об отношениях Оруэлла с его первой женой, Эйлин О'Шонесси, и ее роли в его жизни и карьере: «Эйлин: Создание Джорджа Оруэлла» Сильвии Топп (2020) [312] и «Жена: Невидимая жизнь миссис Оруэлл» Анны Фандер (2023). [313] [306] В своей книге Фандер утверждает, что Оруэлл был женоненавистником и садистом. Это вызвало острую полемику среди биографов Оруэлла, особенно с Топп. Семья Селии Кирван также вмешалась в обсуждение, полагая, что приписывание их родственнику отношений с Оруэллом, как утверждает Фандер, является ложным. Издательство Wifedom было вынуждено удалить эту ссылку из книги. [314]
{{cite web}}: CS1 maint: неподходящий URL ( ссылка )архивным документам, опубликованным корпорацией, BBC пыталась убрать автора Джорджа Оруэлла из эфира, потому что его голос был «непривлекательным»... ни одна запись голоса Оруэлла не сохранилась, но современники, такие как художник Люсьен Фрейд, описывали его как «монотонный» и «без силы».
Каждая строка серьезной работы, написанной мной с 1936 года, была написана, прямо или косвенно, против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимаю.
Для Оруэлла социализм — это плановое общество по определению, в отличие от капитализма, который по определению неплановый. Социализм был настолько тесно связан с планированием, что социалисты иногда использовали фразу вроде «плановое общество» как синоним социализма, и сам Оруэлл делает то же самое... Демократия также является частью картины социализма у Оруэлла, хотя, когда он использует термин «демократия», он обычно имеет в виду гражданские свободы, а не решения, принимаемые большинством голосов — не то чтобы он отвергал правление большинства, но когда он говорит о «демократии», это не является для него главным.
Определения из Викисловаря
Медиа из Commons
Цитаты из Викицитатника
Тексты из Викиресурса
Данные из Викиданных
