Процесс над Олденбарневелтом, Гроциусом и Хогербитсом — судебный процесс по делу об измене Йохана ван Олденбарневелта , земельного адвоката Голландии , Гуго Гроциуса , пенсионария Дордрехта , Ромбоута Хогербитса , пенсионария Лейдена , и их соответчика Жиля ван Леденберга , секретаря Утрехтских штатов, который проводился специальным судом делегированных судей Генеральных штатов Нидерландов в период с 29 августа 1618 года по 18 мая 1619 года и закончился вынесением Олденбарневелту смертного приговора, а Гроциусу и Хогербитсу — пожизненного заключения. Судебный процесс был и остается спорным по политическим и юридическим причинам: политическим, потому что он возвел на пьедестал государственный переворот штатгальтера Морица, принца Оранского , и его сторонников в Генеральных штатах Голландской Республики , который положил конец предыдущему режиму Олденбарневелта и на время привел к власти партию оранжистов ; юридическим, потому что суд лишил ответчиков их гражданских прав, которые были бы актуальны на судебном процессе там, и судьи изменили как «конституционные», так и более обычные законы Республики, применив законодательство ex post facto .
Голландская республика была образована, когда ряд политических образований (в основном герцогства, графства и херлийхедены ), составлявших бывшие Габсбургские Нидерланды, заключили оборонительную Утрехтскую унию в 1579 году. Этот договор предшествовал фактической «декларации независимости» ( Акт об отречении 1581 года) новой страны, что частично объясняет, почему большинство правительственных институтов, таких как Генеральные штаты, Государственный совет , штаты («парламенты») нескольких провинций, штатгальтеры , суды (например, Хоф ван Холланд и Хоге Раад ван Холланд в Зеландии ), местные администрации и большинство законов и правовой структуры просто продолжили свое существование, как будто ничего не произошло. Но вскоре эти старые институты получили новые роли, что подразумевало изменение их конституционных и правовых отношений, а также их политических и властных отношений. После 1587 года (когда последний иностранный генерал-губернатор Роберт Дадли, 1-й граф Лестер , вернулся в Англию, оставив конституционный вакуум), еще молодой земельный адвокат Штатов Голландии и Западной Фрисландии Йохан ван Олденбарневелт взял на себя инициативу по продвижению ряда конституционных реформ в своей собственной провинции (и через ее преобладающую роль в Республике также на конфедеративном уровне), которые изменили «конституцию» (в смысле писаных и неписаных фундаментальных правовых и политических положений) страны радикальным образом. Может быть полезным описать новый режим несколькими « максимами »: [Примечание 1]
Олденбарневельт и штатгальтер Морис действовали рука об руку в течение первых десятилетий существования Республики, но это изменилось, когда Олденбарневельт решил начать переговоры с правительством Габсбургов в Брюсселе о прекращении военных действий, после того как Восьмидесятилетняя война зашла в тупик около 1607 года. Морис был против этих прощупывающих мир, как и город Амстердам и провинция Зеландия . Эта разница во мнениях привела к разрыву между бывшими союзниками, особенно после того, как Олденбарневельт одержал победу и заключил Двенадцатилетнее перемирие в 1609 году. Конфликт по поводу переговоров сопровождался массовыми политическими волнениями, которые вызвали войну памфлетов, в ходе которой противники Олденбарневельта обвинили его в тайном сговоре с врагом. Эти обвинения (в которые Морис, казалось, верил до определенной степени) всплыли во время более позднего суда [2]
После прекращения внешних военных действий обострился и без того бушующий внутренний конфликт. Это привело к так называемым Bestandstwisten (перемириям), как этот эпизод известен в голландской историографии. Сторонники двух профессоров теологии Лейденского университета , Якоба Арминия и Франциска Гомаруса , которые не соглашались по поводу толкования догмата о предопределении , привлекли внимание голландских властей к академической полемике , выпустив так называемую « Ремонстрацию » со стороны арминиан , за которой последовала «Контрремонстрация» со стороны гомаристов в 1610 году. Власти действительно несли ответственность за порядок в голландской реформатской церкви и под влиянием доктрины эрастианства с готовностью взяли на себя эту ответственность. Однако их главной заботой было не занять чью-либо сторону в доктринальном конфликте, а избежать раскола в реформатской церкви. Когда попытки примирения потерпели неудачу, режим Олденбарневельта в Голландии приступил к политике «принудительной терпимости». Эта политика (главным автором которой был Гроций) была заложена в плакат (статут) «За мир церкви» от января 1614 года, который был принят Штатами Голландии при меньшинстве во главе с Амстердамом (оплотом контрремонстрантов), выступавшем против. Контрремонстранты требовали созыва Национального синода реформатской церкви для разрешения доктринального конфликта. Но Олденбарневельт и Гроций выступили против этого, поскольку они боялись, что это может привести только к расколу, а также потому, что Национальный синод мог бы навязать привилегию Голландии регулировать религиозные вопросы без вмешательства со стороны других провинций. [3]
«Плакат толерантности» тем временем привел к народным волнениям, поскольку он был введен в действие только в городах с ремонстрантскими магистратами, и, следовательно, использовался только против контрремонстрантских проповедников, которые не подчинялись запрету проповедовать о конфликте с кафедры. [Примечание 4] Проповедники были уволены с их приходов (оплачиваемых местными властями), но затем просто перешли в соседние общины, где они привлекали большие аудитории прихожан с теми же доктринальными убеждениями. Вместо того чтобы предотвратить страшный раскол, плакат, таким образом, как будто способствовал ему, также потому, что противоборствующие проповедники отказывались признавать квалификацию друг друга для проведения Вечери Господней . Вскоре последователи каждой из сторон потребовали свои собственные церкви, тогда как власти хотели, чтобы они использовали те же самые. В конечном итоге это привело к тому, что контрремонстранты прибегли к насилию толпы, чтобы занять свои собственные церкви, как, например, церковь Монастыря в столице Голландии и Республики Гааге летом 1617 года. Что касается Олденбарневельта, то он считал, что такое неповиновение авторитету гражданских властей недопустимо, и он способствовал принятию так называемой Резкой резолюции от 4 августа 1617 года Штатами Голландии. [4]
Эта резолюция разрешала гражданским властям в голландских городах набирать waardgelders для поддержания общественного порядка. Это было неприемлемо для Мориса как фактического генерал-капитана армии штатов [Примечание 5] , потому что новые войска приносили присягу на верность только своим городским магистратам, а не Генеральным штатам и ему самому, как это было обычно для подобных наемных войск. Это открывало возможность того, что эти waardgelders вступят в вооруженный конфликт с его собственными войсками армии штатов. Чтобы усугубить ситуацию, по его мнению, Резолюция также предписывала войскам армии штатов, которые оплачивались из Holland repartitie (вклада в конфедеративный бюджет), следовать приказам своих голландских казначеев в случае конфликта между его приказами и их приказами. Морис, поддержанный оппозицией Олденбарневелту в Штатах Голландии во главе с Амстердамом, яростно протестовал против резолюции, и когда набор ваардгельдеров все же был осуществлен в нескольких городах Ремонстрантов, а также в Утрехте (где Штаты приняли резолюцию с аналогичной формулировкой), он начал мобилизовать оппозицию против Олденбарневелта. [5]
Хотя многие ожидали немедленного военного переворота , Морис действовал обдуманно и приступил к политике запугивания магистратов городов, поддерживающих Олденбарневельта в Голландии и других провинциях, заставив их изменить свое голосование в Штатах и в Генеральных штатах. Он также начал поддерживать политику контрремонстрантов по созыву Национального синода Генеральными штатами. Это все больше и больше изолировало Олденбарневельта и его союзников, таких как Гроций и пенсионарии Лейдена ( Хогербетс) и Харлема (Йохан де Хаен) в Штатах Голландии и в Генеральных штатах. Маневры Мориса были встречены олденбарневельтианцами взаимностью, где они могли. Примером может служить эпизод в июне 1618 года с делегацией Штатов Утрехта, которая была отправлена для переговоров о соглашении с Морисом (в его качестве генерал-капитана), в котором Штаты Утрехта уволили бы своих вардгельдеров в обмен на замену французских конфедеративных городских гарнизонных войск более сговорчивыми голландскими подданными. Когда депутация Утрехта прибыла в Гаагу, ее «подстерегли» Гроций и Хогербитс в доме проповедника-ремонстранта Иоганнеса Втенбогерта в успешной попытке убедить их оставить свое послание Морису при себе и вернуться в Утрехт. Позже это было истолковано как изменнический заговор. [6] [7]
В июле 1618 года Морис решил, что пришло время действовать против waardgelders в Утрехте. На том основании, что в Утрехтской унии все вопросы обороны относились к Генеральным штатам, этот орган проголосовал за резолюцию (против которой выступили Голландия и Утрехт) о роспуске waardgelders в городе Утрехт. С этой целью делегация под руководством Мориса была отправлена в город для обеспечения выполнения резолюции, конечно, в сопровождении значительных сил армии штатов. Однако до прибытия этой делегации Олденбарневельт добился принятия резолюции меньшинством членов Штатов Голландии (и, следовательно, возможно, незаконной) о направлении контрделегации в Утрехтские штаты, чтобы убедить их выступить против роспуска, с применением вооруженной силы, если потребуется. Эту делегацию возглавляли Гроций и Хогербитс, и она прибыла раньше делегации Генеральных штатов. Гроций не только убедил Утрехтские штаты попытаться противостоять Морицу, но и составил для них меморандум, в котором они аргументировали свою позицию, ссылаясь на доктрину абсолютного суверенитета провинциальных штатов в вопросах религии и поддержания общественного порядка, а также отвергая точку зрения Морица о том, что Генеральные штаты обладают суверенитетом в вопросах обороны. [8] Но Морица не впечатлила эта риторика, и он приступил к роспуску вардгельдеров , однако не раньше, чем Гроций тщетно пытался убедить командиров гарнизона армии Штатов в Утрехте (которым платила Голландия) не подчиняться Морицу. [9]
Олденбарневельт тогда понял, что он проиграл и что дальнейшее сопротивление безнадежно. Голландские города добровольно распустили свои вардгельдеры в конце августа 1618 года. Штаты Голландии согласились на созыв Национального синода. Но было слишком поздно, чтобы спасти режим Олденбарневельта. Генеральные штаты приняли секретную резолюцию 28 августа 1618 года, которая уполномочила Мориса и комиссию из неголландских членов Генеральных штатов расследовать Олденбарневельта и его «сообщников» и сделать все необходимое для обеспечения безопасности государства. Морис арестовал Олденбарневельта, Гроция и Хогербитса на следующий день в Бинненхофе ; Леденберг был арестован несколько дней спустя в Утрехте и экстрадирован в Гаагу. Это завершило государственный переворот. [10]
Как и другие политические и правовые институты, свод гражданского и уголовного права Республики, в основном состоящий из того, что известно в англоязычной литературе как римско-голландское право , был продолжением лоскутного одеяла обычаев, статутов и римского права , существовавшего при Габсбургах. Что касается Закона об измене, который изначально состоял из римской правовой концепции crimen laesae majestatis , полученной из Дигестов Юстиниана . Эта концепция уже использовалась Хофом ван Холландом в его Инструкции 1462 года графа Филиппа I , но она была подтверждена Constitutio Criminalis Carolina («Каролина», для краткости), уголовным и уголовно-процессуальным «кодексом», который граф Карл II, в качестве Карла V, императора Священной Римской империи, обнародовал в 1532 году для всей Священной Римской империи [Примечание 6] на Регенсбургском сейме. До этого применение этой концепции в реальных судебных преследованиях было очень редким в Голландии, [11] но Карл и его сын граф Филипп III (более известный как Филипп II Испанский ) использовали ее с готовностью в ее варианте crimen laesae majestatis divinae в судебных процессах за колдовство и ересь . [12] Во время репрессий герцога Альбы в 1567-68 годах «светская» форма использовалась Советом по проблемам примерно в 1000 случаях в Нидерландах в целом. В Дигестах преступление было определено как: «любое действие со злым умыслом, посредством которого враги римского народа могут получить помощь в их замыслах против res publica ». [13] Это с 12-го века применялось учеными юристами как преступление против «величия» суверенного господина, согласно максиме rex in rego suo principes est (король в своем королевстве является высшей властью). [13]
Однако это применение не могло быть так же легко осуществлено в Голландской Республике после того, как Штаты Голландии надели на себя мантию суверенитета в 1587 году, когда они сделали «Декцию» Франсуа Вранка законом страны. Было ясно, что суверен больше не был одним лицом (как граф Голландии), а собранием юридических лиц (18 голосующих городов и ridderschap или Коллегия дворян). В концептуализации Вранка понятие maiestas было «отделено» от понятия суверенитета. [14]
Это было отражено в первом законодательном акте по вопросу измены, принятом Штатами Голландии после обретения ими суверенитета, — плакате от 27 ноября 1587 года. Здесь измена определялась как « подстрекательские сочинения, заговоры, тайные нападения и разбрасывание пасквилей... которые возбуждают мятеж и умаляют авторитет их правительства, магистратов и городских судов». Другими словами, «умаление авторитета», а не «величия» было сутью правонарушения, поскольку власти являются законными хранителями общественного порядка. [15]
После предательства Гертруйденберга Генеральные штаты также приняли часть закона об измене, который задним числом клеймил мятежников как «предателей» и объявлял их вне закона как «нарушителей спокойствия». Этот термин вернулся в Акте Генеральных штатов от 12 апреля 1588 года, в котором это было названо актом «измены», если войска Армии Штатов оставались верными Лестеру, который был уволен с поста генерал-губернатора тем же Актом. Такое неповиновение Генеральным штатам, однако, определялось не как нарушение majestas , а как нарушение осуществления высшей государственной власти. В целом, в этих статутах об измене не упоминалось старое laesio majestatis , а вместо этого упоминалось новое понятие «нарушение общественного спокойствия» как сущность «измены». [16] [Примечание 7]
В голландском языке того периода (и позже) использовались термины landverraad (предательство страны) в значении «помощь врагу в ведении войны против страны» и hoogverraad (государственная измена) в значении «попытка нарушить безопасность государства» (даже Олденбарневелтом в его заключительной речи на эшафоте во время казни). Однако это не были юридические термины; оба преступления подпадали под общее юридическое понятие измены, как описано выше. [17]
Измена, как бы она ни определялась, была halsmisdrijf ( преступлением, караемым смертной казнью ), для которого Каролина предписывала особую уголовную процедуру, известную как processus extraordinaris . За исключением processus ordinaris (используемого в гражданских делах и мелких уголовных делах), это была процедура инквизиторского типа , полностью отличающаяся от состязательной системы , используемой в англосаксонских юрисдикциях. Экстраординарное судебное разбирательство состояло из первой информационной стадии ( informatie previouslyte или inquisitio generalis ), на которой суд исследовал факты и рассматривал, было ли совершено преступление. Только после завершения этой стадии подозреваемый мог быть арестован, и начиналась вторая стадия inquisitio specialis . Она не начиналась с обвинительного заключения и заявления обвиняемого, но суд сосредоточивал расследование, которое продолжалось с информационной стадии, на обвиняемом. Обычно обвиняемого допрашивали и заслушивали свидетелей. Обвинительный приговор должен был основываться либо на показаниях двух или более свидетелей, либо на признании обвиняемого. Поскольку ввиду возможных последствий большинство обвиняемых не желали признаваться, суд мог распорядиться о применении пыток для принуждения к признанию, но только при наличии достаточных косвенных доказательств («полудоказательства»). Такое вынужденное признание было, однако, само по себе недостаточным для вынесения обвинительного приговора. Признание должно было быть подтверждено обвиняемым в открытом судебном заседании при отсутствии неправомерного давления (формула в приговорах была buiten pijne ende banden van ijsere , или «без пыток и железных оков»). Без такого действительного признания смертный приговор не мог быть вынесен. [18]
В процессе Oldenbarnevelt cs суд, по-видимому, приказал вынести интендант . Этот термин озадачил многих историков. Это не было «обвинительным заключением» (как считает Ван ден Берг), и не было чем-то сопоставимым с Заключением или Мнением, данным генеральным адвокатом в Суде Европейского Союза (как утверждает Уиттерхоув [19] ), и это не реквизитор (подведение итогов прокурором), как в современных голландских уголовных делах. Правовое понятие intentionit было обнаружено в двух контекстах в голландском гражданском процессуальном праве, во-первых, в случаях неявки , когда истцу разрешалось ввести интендант после четвертой неявки ответчика в суд; во-вторых, после промежуточного распоряжения суда о назначении bij intentionit . В обоих случаях это означало документ, содержащий изложение дела истца с его подтверждающими доказательствами. Во втором случае распоряжение выдавалось, если ответчик отрицал факты, представленные истцом, не представляя никаких доказательств в поддержку своего отрицания. Альтернативами были назначение in feite contrarie (в этом случае ответчик представлял противоположные доказательства, и стороны должны были доказать, кто был прав) и назначение bij memoriën (если спор касался не фактов, а вопросов права). [20] Однако в уголовных делах, кажется, что intentionit был заказан прокурором, опять же как изложение его дела, но чтобы действовать как руководство для дальнейшего допроса свидетелей. [21]
,_RP-P-OB-80.835.jpg/1280px-Gevangenneming_van_Johan_van_Oldenbarnevelt,_1618_Gevangenneming_van_Oldenbarnevelt_(titel_op_object),_RP-P-OB-80.835.jpg)
Секретное постановление Генеральных штатов от 28 августа 1618 года, по-видимому, не было полностью сохранено в тайне, потому что вечером 28 августа два судьи Хофа ван Холланда (один из них Адриан Тединг ван Беркхаут [22] ) прибыли в дом Олденбарневелта в Кнеутердейке [Примечание 8], чтобы предупредить его о предстоящем аресте, но он не внял предупреждению. На следующий день он проехал небольшое расстояние до Бинненхофа, где находился правительственный центр, в своей карете (так как ему было трудно ходить из-за артрита), в сопровождении своего личного слуги Яна Франкена. Когда он прибыл в свой кабинет в здании Штатов Голландии, слуга штатгальтера попросил его зайти в личные апартаменты Мориса для «беседы». Когда он прибыл туда, его арестовал капитан личной охраны Мориса Питер ван дер Мейлен. Та же уловка была использована, чтобы поймать Гроция и Хогербитса. Все трое изначально содержались под стражей в апартаментах штатгальтера. Но через несколько дней их перевели в своего рода импровизированную тюрьму над Ролзаалом (залом для аудиенций) Хофа ван Холланда за тем, что сейчас называется Риддерзаалом . Это были комнаты, в которых ранее содержался испанский адмирал Франсиско де Мендоса в качестве военнопленного после его пленения в битве при Ньюпорте в 1600 году. Олденбарневельт получил бывшую комнату Мендосы; Гроций — комнату рядом с ней; Хогербитс — комнату через коридор, в то время как Леденберг получил комнату дальше по коридору. Позже была построена караульня для размещения вооруженной охраны. [23]
Аресты были беспрецедентными, если не прямо незаконными. Никогда прежде не случалось, чтобы слуги суверенных Штатов Голландии были арестованы другим политическим органом Республики на ее собственной территории без ее согласия и без надлежащего ордера в соответствии с законодательством Голландии. Кроме того, в июне Олденбарневелт получил гарантию [Примечание 9] от Штатов Голландии, чтобы защитить его от произвольного ареста . [24] Арест был произведен конфедеративными военными с сомнительной юрисдикцией в отношении гражданских лиц по приказу Мориса, не в его качестве штатгальтера Голландии, а в качестве генерал-капитана армии Штатов. В деле не участвовали никакие регулярные гражданские власти, такие как балджу в Гааге, и заключенные не содержались в Гевангенпорте , обычной городской тюрьме. Заключенных охраняли войска армии Штатов из личной охраны Мориса. Другими словами, все это было крайне нерегулярно. Заключенные, их семьи и друзья немедленно предприняли шаги для своего освобождения. Зятья Олденбарневелта, Бредероде , президент Hoge Raad van Holland en Zeeland , и Корнелис ван дер Миджле (член Holland ridderschap ) умоляли Мориса, но безуспешно. [25] Последующие попытки возбудить дело в Hof van Holland не дали желаемого результата. [Примечание 10] Штаты Голландии обсуждали, следует ли подавать формальный протест в Генеральные штаты, но из-за парламентских маневров делегации Амстердама это также ни к чему не привело. [26]
Все это дело вызвало гражданские беспорядки в Гааге, и из-за этого Генеральные штаты решили напечатать анонимную брошюру, в которой утверждалось, что во время недавней миссии делегации Генеральных штатов в Утрехт «были обнаружены определенные факты, вызвавшие большие подозрения» и указывающие на риск «кровопролития», и это сделало необходимым арестовать «главных подозреваемых» [27] [Примечание 11] Посланники Англии ( Дадли Карлтон, 1-й виконт Дорчестер , [Примечание 12] ) и Франции ( Бенджамин Обри дю Морье ) были проинформированы, но Карлтон не протестовал, а француз лишь в приглушенной манере. Через некоторое время спокойствие вернулось, и большинство людей забыли об этом вопросе, поскольку следующий судебный процесс проходил при закрытых дверях . [25]
Поскольку Генеральные штаты были довольно новичками в идее своего собственного, особого суверенитета, они не обладали собственной постоянной судебной системой , хотя они и созывали crijghsraden ( военные суды ) для суда над военнослужащими за военные преступления. [28] Но, по-видимому, созыв военного суда никогда не рассматривался. Судебная система Голландской Республики была организована по провинциям в иерархии местных и региональных судов с провинциальным высшим судом или Hof на вершине. В провинции Голландия компетентным судом по делам об измене был Hof van Holland. [29] Поскольку трое из заключенных были слугами Штатов Голландии, казалось бы, что их следовало судить в этом суде. Фактически, согласно максиме Jus de non evocando они даже имели право быть судимыми этим судом. [Примечание 13] Но с этим были практические проблемы. Во-первых, сторонники Олденбарневельта в то время все еще были в большинстве в Штатах Голландии, что делало маловероятным, что они согласятся с судебным преследованием и дадут указание генеральному прокурору ( procureur-generaal ) в суде открыть его. Кроме того, судьи как в Хофе ван Холланд, так и в Хоге Рааде были «клиентами» Олденбарневельта и друзьями других заключенных (Хогербитс сам был судьей в Хофе; ван Бредероде, зять Олденбарневельта, был президентом Хоге Раада). Наконец, Хоф настаивал на следовании существующему закону и прецеденту , и здесь дело для обвинения было крайне слабым, как утверждал Олденбарневельт в свою защиту.
Морис и его союзники в Генеральных штатах поэтому посчитали, что им нужно придумать альтернативу. Уже в секретной резолюции от 28 августа упоминаются комиссары, которые сопровождали Мориса в Утрехт, чтобы разоружить тамошних вардгельдеров , и которые проделали «хорошую работу». Поэтому теперь им было поручено расследовать это дело в качестве комиссаров Генеральных штатов. [30] Этими комиссарами были Николас де Воогд, делегат Гелдерланда, Адриан Мандемакер, делегат Зеландии, Адриан Плоос, делегат Утрехта, Абель Кундерс, делегат Гронингена (который позже был заменен другим делегатом Гронингена), и Ринк Айтсма, делегат Фрисландии. Им помогали два attorney fiscaal (прокурора), Питер ван Леувен, генеральный прокурор в Хоф ван Утрехт , и Лоренс де Силла, адвокат в Хоф ван Гелдерланд . Хендрик Потс, работавший адвокатом в Хоф ван Холланд, был назначен гриффером ( секретарем суда ). Позже Энтони Дайк был назначен третьим фискальным судьей [31]
Но это было неудовлетворительное соглашение. Осенью 1618 года Морис продолжил политическое «изменение» в Голландии, посетив ряд «ремонстрантских» городов, обычно с сильным вооруженным эскортом, и изменив их правительства (практика, известная как verzetten van de wet ), заменив про-Олденбарневелтских бургомистров и vroedschappen на контр-ремонстрантских. Таким образом, к январю 1619 года Штаты Голландии имели анти-Олденбарневелтское большинство. Затем стало возможным дополнить первоначальных делегированных судей несколькими судьями из Голландии, с согласия Штатов Голландии. Всего было назначено 12 судей из Голландии и 12 судей из других шести провинций (по два на каждую). [31]
В состав суда входили 24 члена: [Примечание 14]
Гроций в своем Verantwoordingh , написанном после того, как он сбежал во Францию, обвинил многих членов суда в отсутствии беспристрастности или даже личной враждебности к ответчикам [33] Ван ден Берг, после исследования в Национальном архиве , главным архивариусом которого он был в то время, опубликовал брошюру в 1876 году, пытаясь опровергнуть это. Он рассказывает нам, что многие члены суда, особенно те, которые были назначены Штатами Голландии, придумывали оправдания, чтобы взять самоотвод, но тщетно. Например, Кромхаут указал, что у него были тесные коммерческие связи с Олденбарневелтом и Хогербитсом, а Кувенбург — что он был близким родственником жены Гроция. Обычно это лишало их права быть судьями, но Хоф ван Холланд отклонил эти возражения. Юниусу, по-видимому, пришлось пригрозить потерей места в суде и большим штрафом, чтобы убедить его согласиться на свое назначение. Аналогичным образом, Дайк решительно протестовал против своего назначения на должность фискала в соответствии с протоколом Штатов Голландии от 14 ноября 1618 года. Другие судьи Голландии также пытались отклонить назначение в соответствии с протоколом Штатов Голландии от 31 января 1619 года. [34]
Этот импровизированный суд использовал правила уголовного судопроизводства, которые были обычными для Хоф ван Холланд, очевидно, потому что должностные лица суда были лучше всего знакомы с ними. Как обычно в экстраординарной процедуре, разбирательство состояло из ряда допросов обвиняемых, которые, вероятно, лучше всего можно сравнить с показаниями , хотя обвиняемые не были приведены к присяге в этом случае. Допросы проводились в большой комнате на том же этаже, что и комнаты обвиняемых. Существует письмо посла Карлтона, в котором он описывает эту комнату. Он сообщает нам, что три стороны комнаты были заставлены стульями для судей. В центре комнаты стоял стол для фискалов и клерка. Заключенный сидел на (неудобном) стуле перед этим столом (хотя Олденбарневельт получил стул со спинкой в качестве уступки своему возрасту) [35] Обвиняемые не имели права быть представленными адвокатом, но поскольку все они были одними из лучших юридических умов в стране, это не было настоящей проблемой.
Допрос состоял из того, что фиск задавал ряд подготовленных вопросов заключенному. Затем его ответы записывались в обобщенной форме клерком в протоколе ( proces-verbaal ), который обвиняемый подписывал в конце сеанса. Этот протокол формально считался признанием (хотя, судя по содержанию, обвиняемые «признались» очень мало). Из « Memorie van mijn Intentiën en notabele bejegening» («Меморандума о моих намерениях и достойном упоминания обращении») Гроция [36], написанного после суда во время его заключения в замке Лёвештайн , мы знаем, что он часто не соглашался с суммированием своих слов, записанным клерком Потсом, хотя иногда он смягчался и все равно подписывал. [37] Вероятно, это также имело место во время допросов других обвиняемых. [38] Мы также знаем из меморандума Гроция, что не все было записано, но что судьи иногда пытались оказать на него давление «на полях» заседания, чтобы он признал то, что не было задано на официальном заседании. Другими словами, официальная запись не всегда может адекватно отражать реальный разговор, особенно в отношении используемого тона и произнесенных угроз. [39]
Это просто чудо, что так много записей судебных процессов сохранилось. Как пишет Фруин, судебные разбирательства и записи намеренно держались в секрете, хотя публикация могла бы быть в интересах общественности. В конечном итоге были опубликованы только вердикты и приговоры, но все остальное исчезло в архивах. На протяжении столетий единственной опубликованной записью была Grotius Verantwoordinghe или Apologia , которую он опубликовал после своего побега из безопасного изгнания во Франции в 1622 году. [40] Эти официальные записи даже не публиковались в первый период без штатгальтера , когда правительство того времени имело бы возможность проявить себя с точки зрения пропаганды. На рубеже XVIII века Брандт опубликовал свой Rechtspleging [41] , который содержал материалы, ставшие доступными во второй половине XVII века. Но большая часть материалов увидела свет только в XIX веке, когда историки, такие как сам Фруин, получили доступ к официальным архивам. [42]
Первым, кого допросили в начале сентября 1618 года, был Леденберг. Его личный враг, утрехтский фискальный ван Леувен, оказывал на него сильное давление (по некоторым данным, угрожая пытками, хотя это официально отрицалось в резолюции Генеральных штатов), и это обращение заставило его покончить с собой, перерезав себе горло хлебным ножом 28 сентября 1618 года (т. е. через две недели). [43] Согласно предсмертной записке на французском языке, которую он оставил и которая была упомянута в его приговоре, он надеялся этим отчаянным поступком остановить судебный процесс (не безосновательное ожидание) и тем самым предотвратить приговор о конфискации его имущества. [44] Но судьи забальзамировали его тело и сохранили его до его «казни», которая состоялась посмертно после его осуждения 15 мая 1619 года [43]
С 1 октября 1618 года Гроций и Хогербитс были подвергнуты ряду допросов, которые происходили «вспышками» до 23 января 1619 года и возобновлялись после 4 февраля до середины апреля 1619 года [45] Олденбарневельту пришлось ждать до 15 ноября 1618 года, прежде чем начались его допросы. Он ответил на 335 вопросов в период до 30 ноября 1618 года. Была вторая серия сессий с 7 по 17 марта 1619 года. На этих сессиях было задано и дано 242 вопроса. Была третья серия сессий до 14 апреля 1619 года, но записи этих допросов не сохранились. [46] Олденбарневелт был единственным обвиняемым, которому была предоставлена возможность обратиться к полному составу суда с длинной речью в свою защиту, которая началась 11 марта 1619 года и закончилась за три дня, но это считалось просто еще одной формой «признания», а не формальным защитным заявлением. [47]
Многие вопросы задавались в несколько хаотичном порядке, возможно, чтобы дезориентировать обвиняемых и ввести их в противоречия. Было несколько "тем", которые дают некоторое представление о том, что искали следователи:
Поскольку обвиняемым не разрешалось общаться между собой и они содержались в изоляции, примечательно, что они, по-видимому, отвечали на вопросы схожим образом. Первое, что они сделали, когда начались допросы, — это вежливо поставили под сомнение авторитет суда и потребовали, чтобы их судил компетентный суд в соответствии с jus de non evocando . Что касается основных тем вопросов, изложенных выше, они ссылались на «принятые конституционные максимы», такие как абсолютный суверенитет Штатов Голландии и отрицание остаточного суверенитета Генеральных штатов; неограниченную компетенцию в соответствии со ст. XIII Утрехтской унии для Штатов Голландии регулировать религиозные дела так, как они считают нужным, без вмешательства других провинций, не говоря уже о Генеральных штатах; прецедент набора ваардгельдеров для поддержания общественного порядка, восходящий к 1583 году, без каких-либо возражений со стороны Генеральных штатов; отрицание того, что кто-либо из них намеревался оклеветать Морица, но что Олденбарневелт просто выразил обеспокоенность тем, что другие хотели бы возвысить принца до статуса монарха; утверждение о том, что между Голландией и Утрехтом существовала «предшествующая уния», которая не противоречила запрету в ст. X Утрехтской унии на заключение сепаратных договоров с иностранными государствами; отрицание того, что имели место какие-либо тайные встречи между восемью городами-ремонстрантами в Штатах Голландии для «предварительной подготовки» Резолюции Шарпа; отрицание того, что разговоры с делегатами Утрехта в июне 1618 года имели зловещие намерения; и в целом утверждение о том, что никто из ответчиков ничего не сделал без согласия или прямого приказа своих хозяев, Штатов Голландии; и, наконец, что они действовали в целях правовой защиты привилегий и прав Штатов Голландии. [49] Сам Олденбарневелт категорически отрицал все обвинения в коррупции и попытках с его стороны оказать поддержку врагу. [50]
Изобилие фактов в нескольких процессах-вербальных сеансах допросов было неуправляемым для судей, также потому, что вопросы и ответы были представлены бессистемно, перескакивая с одного предмета на другой, без легко различимого «нарратива», который люди могли бы понять. Нельзя было ожидать от судей, что они будут пробираться через это море словесности, сверять версии фактов друг с другом, различать, что было важно, а что нет на первый взгляд, и, что самое важное, интерпретировать факты с точки зрения закона. Кто-то должен был сопоставить заявления, упорядочить их в связное целое и, желательно, придать им какой-то юридический смысл. Неудивительно, что суд прибегнул к гражданско-правовому инструменту intentionit : изложению дела для истца (обвинения) с доказательствами, подтверждающими его истинность. Команда фискалов, должно быть, приступила к работе в середине апреля 1619 года, после того, как допросы были закончены. Они составили три отдельных документа (по одному для каждого выжившего ответчика), два из которых воспроизведены в наших источниках: Ван ден Берг для Олденбарневельта и Фруин для Гроция. [51] Эти документы имели форму серии пронумерованных «статей», которые были задуманы как шаги в логическом аргументе, позволяющие рассуждать от предпосылок к выводам. Каждой статье дается полезный комментарий относительно ее статуса. Рядом с фактическими утверждениями дается ссылка на место в показаниях ответчиков или свидетелей, или ставится примечание notoir (в случае, если утверждение считается «самоочевидным» или «общеизвестным»). Иногда утверждение помечается как negat, если ответчик его отрицает (в этом случае ссылаются на дополнительные доказательства). Выводы или умозаключения помечаются как Illatie (Illation [Примечание 16] ). [52]
В интендите Олденбарневелта было не менее 215 статей; у Гроция — 131 (хотя в 131-й статье делается ссылка на интендит против Хогербитса для опровержения ряда оправданий, которые оба ответчика привели в случае миссии в Утрехт в июле 1618 года). Они оба начинаются с похоже сформулированной статьи:
Во-первых, он, заключенный, вместо того, чтобы помогать Соединенным Нидерландам сохранять спокойствие, мир и единство, которые они обрели благодаря перемирию, он так способствовал и поощрял текущие беспорядки и раздоры, что из-за этого вышеупомянутое спокойствие и единство в религии и общественном порядке были полностью нарушены, как станет ясно из того, что последует далее. [Примечание 17]
После этого намерения расходятся в деталях, хотя «темы», которые уже были различимы в допросах, возвращаются в группировке статей. И Олденбарневельт, и Гроций сначала подвергаются наказанию за свои «преступления» в деле подавления контрремонстрантов и их противодействия созыву Национального синода. Затем, под заголовком Politie (Общественный порядок) фискалы глубоко вникают в то, как была принята Резкая резолюция (через предполагаемый заговор между восемью городами большинства Штатов Голландии в доме Олденбарневельта) и каковы были ее последствия; якобы незаконные клятвы, которые заставили принести ваардгельдеров ; роль ответчиков в срыве попыток Мориса сменить правительства нескольких городов (особенно случай, когда Олденбарневельт предупредил бургомистров Лейдена, что Морис собирается нанести им визит с советом закрыть перед ним городские ворота). Oldenbarnevelt intentionit содержит ряд статей о его предполагаемых коррупционных сделках во время переговоров о перемирии и о том, как он якобы пытался ослабить позицию правительства и благоприятствовать противнику в этих переговорах. Также есть ряд утверждений о попытках оклеветать Морица, чтобы посеять раздор и тем самым ослабить страну. [Примечание 18] Гроций особенно подвергается критике в связи с «заговором» с делегатами Утрехта в доме Уиттенбоогарта в июне 1618 года, а также в связи с миссией в Утрехт в июле 1618 года и попытками помешать роспуску вардгельдеров там , достигших кульминации в подстрекательском совете закрыть ворота Утрехта перед войсками Морица (в чем Oldenbarnevelt также якобы принимал участие) и в предполагаемой попытке подстрекательства к мятежу со стороны командиров гарнизона армии Штатов в Утрехте. [53]
Несколько историков (Uiterhoeve, Den Tex) посмертно призвали фискалов к ответу за то, как они вырывали из контекста заявления обвиняемых в своих показаниях и искажали их смысл (даже больше, чем это уже делал более ворчливый Потс) в попытке продвинуть свою собственную аргументацию. Создавалось впечатление, что обвиняемые таким образом «признались» в обвинениях, хотя на самом деле это было совсем не так. [54] Так что можно было бы пошутить, что фискалы « intendunt veritas ». [Примечание 19]
Но есть и более важная критика, если проанализировать намерения с юридической точки зрения. Выясняется, что (за несколькими важными исключениями, такими как предполагаемые заговоры и предполагаемая коррупция) факты в деле не оспаривались. Но интерпретация фактов была весьма спорной. Это относится как к вменяемому намерению обвиняемых, так и к преступности предполагаемых деяний в момент их совершения. Важной максимой уголовного права со времен Средневековья было то, что преступное намерение может быть только в том случае, если преступление существует как преступление в момент его совершения ( Nulla poena sine lege ). Приведем пример: обвиняемые выступили против созыва Национального синода, апеллируя к ст. XIII Утрехтского союза, в котором, в частности, говорится: «Что касается вопроса религии, Штаты Голландии и Зеландии будут действовать по своему усмотрению... и никакая другая провинция не будет иметь права вмешиваться или создавать трудности...» [Примечание 20] Их политические оппоненты хотели отложить это конституционное положение в сторону, апеллируя к «необходимости» или raison d'etat , и в конечном итоге сумели одержать победу в политическом споре большинством голосов в Генеральных штатах. Но это сделало оппозицию Штатов Голландии не преступлением до того, как было проведено это голосование (даже если предположить, что решение большинства само по себе было полностью законным, что отрицают ответчики). Другим примером является вопрос о найме ваардгельдеров голландскими городами. Фискалы утверждали, что это противоречит ст. I Союза, но Олденбарневелт возразил, ссылаясь на прецедент, что это никогда ранее не толковалось таким образом, поэтому это не может считаться преступлением. [55]
Другими словами, спор на самом деле был больше о правовых вопросах, чем о фактах. В этом случае суду больше подошла бы альтернатива интендитам в голландском гражданском праве, назначение bij memoriën , в котором стороны обменивались меморандумами о толковании спорного права перед судом. Но в этом случае у ответчиков даже не было возможности увидеть интендиты или прокомментировать их, как можно было бы ожидать, насколько мы можем сейчас утверждать: ни Гроций в своем меморандуме об обращении, которому он подвергся, ни Ян Франкен (камердинер Олденбарневелта) в своих мемуарах о днях Олденбарневелта в тюрьме [56] не упоминают интендиты. Что ясно показывает, что они не играли никакой роли в защите заключенных. В любом случае, ни один из ответчиков не подписал интендиты в качестве доказательства того, что они подтвердили сделанные в них утверждения, поэтому интендиты нельзя цитировать как часть «признания» заключенных.
Что заставляет задуматься, какую роль они на самом деле сыграли в суде. Возможно, что они были приняты судом в качестве «доказательства» по делу, как намерение, которое может быть принято в гражданском деле. Но тогда его нельзя было использовать вместо признания, как того требует смертный приговор.
Однако, возможно, это так, можно было бы ожидать, что суд «списал» бы из интендитов при написании вердиктов по делу. Но это, по-видимому, имело место только в ограниченном смысле, если сравнить тексты интендитов с окончательными вердиктами. Похоже, что интендиты только предоставили (довольно утомительный) заполняющий материал ( obiter dicta ) между преамбулой вердиктов и rationes decidendi перед приговором. [Примечание 21] Но и преамбула, и эта заключительная часть, похоже, содержат действительно важную часть юридического обоснования в вердикте. И они нигде не появляются в текстах интендитов, поэтому кажется вероятным, что у них другой автор, который внес новый элемент в обоснование Суда после того, как интендиты были завершены.
Во всех трех случаях их формулировки удивительно похожи. Обе преамбулы содержат (явно ложное) утверждение, что приговоры основаны на признании осужденного заключенного «без пыток и железных оков», что является стандартной формулировкой, но не соответствует действительности, поскольку не существует никаких записей о том, что заключенные подтвердили свое признание в открытом суде, как предполагает эта фраза. Отсюда и явное возмущенное удивление Олденбарневелта при зачитывании приговора по его делу. [57]
Все преамбулы содержат следующую фразу:
... никому не позволено нарушать или разрывать узы и основные законы, на которых основано правительство Соединенных Нидерландов, и эти страны по милостивому благословению Божьему до сих пор защищены от всякого насилия и козней ее врагов и злодеев; он, узник, пытался нарушить положение религии и сильно обременить и огорчить Церковь Божию, и с этой целью поддерживал и использовал изречения, непомерные и пагубные для состояния земель... [58]
Дамен комментирует, что здесь определение измены из статутов о измене Штатов Голландии и Генеральных штатов конца 1580-х и начала 1590-х годов расширено с «нарушения общественного порядка» до «нарушения позиции религии» и, следовательно, Церкви. Другими словами, суд мог бы осудить ответчиков за «нарушение общественного порядка» вследствие « поддержания пагубных максим» (тезисов Ремонстрантов, которые в то время были недавно осуждены как «еретические» Синодом Дорта ), но вместо этого суд решил объявить «нарушение» Церкви как само «изменническое». Это было равносильно «законодательству со скамьи», поскольку это был совершенно новый элемент голландского закона об измене, существовавшего с 1590-х годов. [59] [Примечание 22]
Конечно, «создание нового закона» путем установления нового прецедента в толковании закона не является чем-то новым в гражданском праве, но в уголовном праве это противоречит nulla poena sine lege , если новый прецедент немедленно применяется с обратной силой к рассматриваемому делу. По этой причине Олденбарневельт жаловался в своем разговоре с Антонием Валеусом в ночь перед его казнью:
Что он не хотел обвинять судей, но что теперь он вступил во времена, когда люди использовали другие максимы или правила управления государством, чем в его собственное время, и что судьи не могли на самом деле осудить его на этом основании. [Примечание 23]
Любопытно, что юридическое обоснование в rationes decidendi в конце вердикта, непосредственно перед вынесением приговора, совершенно различно. Во всех трех случаях (только вердикт по делу Леденберга отличается) используется следующая формулировка:
Из этого и из всех его других махинаций и заговоров следовало, что он создал Штаты внутри Штатов, [Примечание 24] правительства внутри правительств и новые коалиции, созданные внутри Союза и против него; в состоянии земель наступило всеобщее смятение, как в церковной, так и в политической сфере, что истощило казну и повлекло за собой расходы в несколько миллионов; спровоцировало всеобщее недовольство и раздор среди союзников и жителей земель; разрушил Союз, сделал земли неспособными к собственной обороне, рискуя их вырождением в скандальные действия или полным падением. Что не должно допускаться в хорошо организованном правительстве, но должно быть наказано образцовым образом. [60]
Другими словами, по словам Дэймена, обвинительный приговор основывался на следующих пунктах:
Разница между рассуждениями в преамбуле и здесь заключается в том, что «возмущение» Церкви является лишь одним из элементов, и что главным элементом теперь стал политический подрыв Союза. Эти пункты образуют любопытную смесь статутов о государственной измене Генеральных штатов (пункты 2 и 3, Акты от 12 апреля 1588 г. и 17 апреля 1589 г.) и Штатов Голландии (Совершение действий, которые противоречат общему миру и общественному порядку). Другими словами, судьи взяли два элемента из статутов Генеральных штатов 1588 и 1589 гг. и встроили их в правовую основу статутов о государственной измене Штатов Голландии. Опять же, это «новый закон», применяемый ретроспективно и, следовательно, противоречащий nulla poena sine lege . Но новый синтез привел к значительному изменению в законе о государственной измене в Республике и, следовательно, имел непреходящее значение. [62]
Но вердикт имел также и конституционные последствия. Он признает Союз «пострадавшей стороной» в судебном процессе и принижает коалицию восьми «арминийских» городов, которую возглавлял Олденбарневельт, как «соперничающую фракцию», нацеленную на подрыв Объединенных Нидерландов. Следовательно, он умаляет всю легитимность, которую могли иметь действия Олденбарневельта, и «толкует» «Генералитет» всех провинций в Генеральных штатах как единственную высшую власть (суверенную), законно осуществляющую политическую власть, а не больше штаты нескольких провинций. Действуя так, как будто эта новая конституционная конструкция была позитивным законом страны, конституция была существенно изменена. [63]
Олденбарневелт был первым, кого приговорили. Фискисты ван Леувен и де Силла прибыли в его комнату ближе к вечеру в воскресенье 12 мая 1619 года, чтобы объявить, что он получил смертный приговор и что его казнят следующим утром. Старик был совершенно ошеломлен, так как он ожидал получить еще один шанс выступить перед судом, поэтому он несколько раз воскликнул «Смертный приговор! Смертный приговор» в явном расстройстве. Следующие 15 часов он провел, прежде всего, за написанием прощального письма своей жене, в котором его прервали два проповедника-контрремонстранта Валеус и Ламотий, которые были посланы, чтобы поддержать его духовно в его последние часы. Поэтому он провел ночь, беседуя о теологических предметах [Примечание 26] , и в этом разговоре он отказался признать свою вину. Но он попросил заступничества Валеуса перед Морисом, одной из остаточных прерогатив которого как штатгальтера была власть помилования . Однако, поскольку Олденбарневельт отказался признать свою вину, Морис отклонил это. Аналогичные просьбы французского посла и Луизы де Колиньи , мачехи Мориса, также не возымели никакого действия. На следующее утро, после бессонной ночи, Олденбарневельта отвели в Ролзал (аудиенторский зал) Хоф ван Холланд на полу здания под его комнатой, где собирался суд. Около 9 утра грифер Потс зачитал ему приговор по его делу. Он был явно недоволен услышанным и несколько раз пытался прервать его протестами. После окончания чтения Олденбарневельт пожаловался на то, что его не только приговорили к обезглавливанию мечом, но и лишили возможности оставить свое имущество жене и детям, поскольку вдобавок его приговорили к конфискации имущества. Он воскликнул: «Неужели это плата за 43 года верной службы стране?». Он также мог сказать: «Этот вердикт не соответствует моим показаниям» или «Чтобы прийти к этому вердикту, лорды сделали всевозможные выводы из моих заявлений, которые они не должны были делать». Президент де Вугд ответил: «Вы услышали вердикт, поэтому теперь мы можем приступить к казни». [64]
Затем Олденбарневельт, в сопровождении своего камердинера Яна Франкена, который разделял с ним заключение с августа прошлого года, был проведен через здание Риддерзаала , выйдя через главный вход. Там он обнаружил эшафот, который был наспех сооружен ночью, и ожидающего палача, Ганса Пруйма, палача города Утрехта, который, должно быть, путешествовал всю ночь, чтобы прибыть вовремя, [65] и начальника полиции армии Штатов, который руководил казнью. Затем Олденбарневельт снял верхнюю одежду с помощью Франкена и тем временем громким голосом провозгласил свою невиновность ожидающей толпе:
Мужчины, не верьте, что я предатель. Я всегда жил благочестиво и искренне, как добрый патриот, и так я умру, чтобы Иисус Христос мог вести меня. [66]
. Его последние слова были обращены к его камердинеру Яну Франкену, который, как и следовало ожидать, был расстроен: « Maak het kort, maak het kort » (Будь краток, будь краток). Затем он встал на колени перед кучей песка на эшафоте, оставаясь в вертикальном положении (блока не было), и натянул ночной колпак на глаза. Палач одним взмахом меча палача отделил голову от тела. [66]
Следующий приговор был вынесен 15 мая 1619 года над Жилем ван Леденбергом, который был мертв с конца предыдущего сентября. Очевидно, его нельзя было казнить, но судьи заявили в вердикте, что он «достоин смерти» и был бы приговорен к ней, если бы был жив. Его «образцовым приговором» было то, что его забальзамированное тело будет повешено на виселице в гробу. Он также был приговорен к конфискации имущества. [67]
Наконец, настала очередь Хогербитса и Гроция. Оба были приговорены 18 мая 1619 года. Оба получили приговоры eeuwigdurende gevangenisstraf (пожизненное заключение) в причудливой формулировке из Каролины (термин «пожизненное заключение» тогда еще не использовался) и конфискацию имущества. Оба были доставлены в замок Лёвештайн , который тогда был государственной тюрьмой для особо ценных политических заключенных. [68] [Примечание 27]
В реестре резолюций Штатов Голландии следующая запись была сделана 13 мая 1619 года их недавно назначенным секретарем Дайком (одним из фискалов, участвовавших в судебном процессе):
Помните об этом. Сегодня был казнен мечом здесь, в Гааге, на эшафоте, воздвигнутом в Бинненхофе перед ступенями Большого зала, г-н Йохан ван Олденбарневелт, при жизни рыцарь, лорд Беркель, Роденрейс и т. д., адвокат Голландии и Западной Фрисландии, по причинам, изложенным в приговоре, и иным образом, с конфискацией его имущества., после того как он прослужил государству тридцать три года два месяца и пять дней с 8 марта 1586 года; человек большой активности, дел, памяти и мудрости — да, необыкновенный во всех отношениях. Тот, кто стоит, пусть позаботится о том, чтобы не упасть, [Примечание 28] и да будет Бог милостив к его душе. Аминь. [69]
Олденбарневельт был похоронен в склепе под часовней на Бинненхофе. Попытки похоронить его в другом месте не увенчались успехом даже много лет спустя, поэтому кажется вероятным, что его кости все еще покоятся там. [70]
Жена Олденбарневельта Мария ван Утрехт была главной жертвой приговора о конфискации имущества. Она и ее семья пытались его отменить и поначалу, казалось, добились успеха в своем иске в Хоф ван Холланд, поскольку Олденбарневельт не был осужден за преступление по обвинению в оскорблении чести и достоинства (термин нигде не используется в приговоре). Статуты о государственной измене, на основании которых он был осужден, не подразумевали такого автоматического наказания, что делало приговор потенциально небезопасным. Чтобы «исправить» это упущение и сорвать судебный процесс, бывший грифер Потс созвал 6 июня 1620 года собрание бывших судей (тех, кто был еще жив на тот момент), и судьи заявили (согласно протоколу Потса), что «... во время вынесения вердикта они придерживались мнения и истолковали дело в том смысле, что вышеупомянутый Ян ван Ольденбарневельт и другие заключенные и осужденные совершили или спровоцировали crimen laesae majestatis » [71]. Следовательно, ходатайство об отмене конфискации было отклонено судом. Недвижимость Ольденбарневельта была продана с аукциона в 1625 году, а вырученные средства были потрачены на оплату судебных издержек. Жена Ольденбарневельта потеряла свой дом в Гааге и была вынуждена переехать к своим родственникам.
Сыновья Олденбарневельта Гроенвельт и Стоутенбург были вовлечены в заговор с целью убийства Мориса в 1623 году. Гроенвельт был приговорен к смерти за свое участие в заговоре и обезглавлен в Гроен Зоодье (обычное место публичной казни в Гааге, за пределами тюрьмы Гевангенпорт ). Стоутенбургу удалось бежать и отправиться в изгнание. Мария ван Утрехт умоляла Мориса о пощаде. Он спросил ее, почему она отказалась просить о жизни своего мужа. Она ответила, что ее муж невиновен, а сын виновен. [72]
Тело Леденберга было должным образом повешено в гробу 15 мая; оно было выставлено на всеобщее обозрение в течение трех недель, до 5 июня, когда его вывезли, чтобы захоронить возле церкви Ворбурга . Но той же ночью толпа выкопала его и бросила в канаву. В конце концов тело было похоронено в часовне, принадлежащей зятю Леденберга. [73]
Гроций и Хогербитс были заключены в замок Лёвештайн. Гроций не пробыл там долго, благодаря изобретательности своей находчивой жены Марии ван Рейгерсберх , которая помогла ему сбежать в книжном сундуке. [74] Они бежали во Францию, где Гроций написал свою Апологию , опубликованную в 1622 году. В ней он разобрал приговор на части, подробно критикуя элементы риторического цветистого выражения (т. е. exergasia ) в приговоре: «Государства внутри государств» (его политические оппоненты были первыми, кто сформировал политические фракции, встречаясь тайно, так почему же их не преследовали?); «правительства внутри правительств» («У нас в Голландии было высокое правительство, согласно старым законам, обычаям и Союзу, оставляя Генеральным штатам управление в вопросах войны, но связывая города вместе, чтобы они могли принимать решения, касающиеся общественной воли, по моему мнению, что обычно делает правительство»); «новые коалиции, созданные внутри и против Союза» («Это лживо. Мы основываемся на союзе, заключенном сначала между Голландией и Зеландией, а затем распространенном на Утрехт, в котором суверенитет был сохранен за провинциями также в вопросах регулирования религии... Мы ограничились соблюдением существующих союзов, а не созданием новых») [75]
Хогербитсу не так повезло. Как и жене Гроция, его жене разрешили разделить с ним камеру в Лёвештайне. Однако она заболела и умерла 19 октября 1620 года. Тюремщикам потребовалось три дня, чтобы вынести тело, поэтому Хогербитсу пришлось оставаться в комнате с трупом, что причиняло ему много страданий. Во время своего заключения он смог написать юридический справочник под названием: Korte inleidinge tot de praktyk voor de Hoven van Justitie in Holland («Краткое введение в практику права перед судами в Голландии»). Он оставался в заключении до тех пор, пока новый штатгальтер Фредерик Генрих , назначенный после смерти Мориса в 1625 году, не разрешил ему уйти на пенсию в дом в Вассенааре , где он оставался под домашним арестом до своей смерти в сентябре 1625 года. [76]
Судебный процесс также стал новостью в других странах. В Англии пьеса Джона Флетчера и Филипа Массинджера под названием «Трагедия сэра Джона ван Олдена Барнавельта» была поставлена труппой King's Men в театре «Глобус» в 1619 году.
Другим художником, которого вдохновил процесс, был Йост ван ден Вондел , написавший свою аллегорическую пьесу «Паламед» (1625), думая о судьбе Олденбарневельта. Он также написал ряд полемических и сатирических стихотворений, среди которых Op de jongste Hollandsche Transformatie (1618), Geusevesper (1619) и Het stockske van Joan van Oldenbarnevelt (1630).
{{cite book}}: CS1 maint: несколько имен: список авторов ( ссылка ){{cite book}}: CS1 maint: несколько имен: список авторов ( ссылка ){{cite web}}: CS1 maint: несколько имен: список авторов ( ссылка )