В философии эмпиризм – это эпистемологическая точка зрения , которая утверждает, что истинное знание или обоснование приходит только или главным образом из чувственного опыта . [1] Это одна из нескольких конкурирующих точек зрения в эпистемологии, наряду с рационализмом и скептицизмом . Эмпиризм подчеркивает центральную роль эмпирических данных в формировании идей, а не врожденных идей или традиций . [2] Эмпирики могут утверждать, что традиции (или обычаи) возникают из-за связей предыдущего чувственного опыта. [3]
Исторически эмпиризм был связан с концепцией « чистого листа » ( tabula rasa ), согласно которой человеческий разум «пустой» при рождении и развивает свои мысли только посредством последующего опыта. [4]
Эмпиризм в философии науки делает упор на доказательствах, особенно обнаруженных в экспериментах . Фундаментальной частью научного метода является то, что все гипотезы и теории должны проверяться наблюдениями за миром природы, а не основываться исключительно на априорных рассуждениях, интуиции или откровении .
Эмпиризм, часто используемый учеными-естествоиспытателями , полагает, что «знание основано на опыте» и что «знание является предварительным и вероятностным, подлежащим постоянному пересмотру и фальсификации ». [5] Эмпирические исследования, включая эксперименты и проверенные инструменты измерения, определяют научный метод.
Английский термин «эмпирический» происходит от древнегреческого слова ἐμπειρία, empeiria , которое родственно латинскому experientia и переводится на него, от которого произошли слова «опыт » и «эксперимент» . [6]
Центральная концепция науки и научного метода заключается в том, что выводы должны быть эмпирически основаны на данных органов чувств. И естественные , и социальные науки используют рабочие гипотезы , которые можно проверить путем наблюдения и эксперимента . Термин «полуэмпирический» иногда используется для описания теоретических методов, в которых используются основные аксиомы , установленные научные законы и предыдущие экспериментальные результаты для обоснованного построения моделей и теоретических исследований.
Философы-эмпирики считают, что никакое знание не может быть правильно выведено или выведено, если оно не получено из чувственного опыта. [7] В эпистемологии (теории познания) эмпиризм обычно противопоставляется рационализму , который утверждает, что знание может быть получено из разума независимо от чувств, а в философии разума его часто противопоставляют иннатизму , который утверждает, что некоторое знание и идеи уже присутствуют в уме при рождении. Однако многие рационалисты и эмпирики эпохи Просвещения все же шли друг другу на уступки. Например, эмпирик Джон Локк признавал, что некоторые знания (например, знания о существовании Бога) могут быть получены только посредством интуиции и рассуждений. Точно так же Роберт Бойль , видный сторонник экспериментального метода, считал, что у нас также есть врожденные идеи. [8] [9] В то же время основные континентальные рационалисты ( Декарт , Спиноза и Лейбниц ) также были сторонниками эмпирического «научного метода». [10] [11]
Между 600 и 200 годами до нашей эры школа индуистской философии Вайшешика , основанная древнеиндийским философом Канадой , считала восприятие и умозаключение единственными двумя надежными источниками знаний. [12] [13] [14] Это перечислено в его работе «Вайшешика Сутра» . Школа Чарвака придерживалась аналогичных убеждений, утверждая, что восприятие является единственным надежным источником знаний, в то время как умозаключение позволяет получить знания с неопределенностью.
Самыми ранними западными протоэмпириками были эмпирическая школа древнегреческих практикующих врачей, основанная в 330 году до нашей эры. [15] Ее члены отвергали учения догматической школы , предпочитая опираться на наблюдение phantasiai (т. е. явлений, явлений). [16] Эмпирическая школа была тесно связана с пирронистской школой философии, которая обосновала свой протоэмпиризм.
Понятие tabula rasa («чистый лист» или «чистая табличка») подразумевает представление о разуме как о изначально пустом или пустом записывающем устройстве (Локк использовал слова «белая бумага»), на котором опыт оставляет следы. Это отрицает наличие у людей врожденных идей . Это понятие восходит к Аристотелю , ок. 350 г. до н. э .:
То, что думает ум ( нус ), должно быть в нем в том же смысле, как буквы находятся на табличке ( грамматион ), на которой нет настоящего письма ( грамменон ); именно это и происходит с умом. (Аристотель, О душе , 3.4.430 а 1).
Объяснение Аристотеля того, как это стало возможным, не было строго эмпирическим в современном смысле, а скорее основывалось на его теории потенциальности и действительности , а опыт чувственных восприятий все еще требует помощи активного разума . Эти представления контрастировали с платоническими представлениями о человеческом разуме как о сущности, которая существовала где-то на небесах до того, как была послана вниз, чтобы присоединиться к телу на Земле (см. « Федон» и «Апология» Платона , а также другие). Считалось, что Аристотель придавал чувственному восприятию более важное значение, чем Платон , и средневековые комментаторы резюмировали одну из его позиций как « nihil in intellectu nisi prius fuerit in sensu » (на латыни «ничего в интеллекте без предварительного пребывания в чувства»).
Эта идея была позже развита в древней философии школой стоиков примерно с 330 г. до н.э. Стоическая эпистемология обычно подчеркивает, что разум вначале пуст, но приобретает знания по мере воздействия на него внешнего мира. [17] Доксограф Аэций резюмирует эту точку зрения следующим образом: «Когда человек рождается, говорят стоики, у него есть руководящая часть его души, подобная листу бумаги, готовому для письма». [18]
В средние века (с 5 по 15 века н.э.) теория tabula rasa Аристотеля была развита исламскими философами , начиная с Аль-Фараби ( ок. 872 – ок. 951 н. э. ), и превратилась в сложную теорию Авиценны (ок. 980 г.). – 1037 г. н.э.) [19] и продемонстрировано в качестве мысленного эксперимента Ибн Туфаилом . [20] Для Авиценны ( Ибн Сины ), например, tabula rasa — это чистая потенциальность, которая актуализируется через образование , а знание достигается через «эмпирическое знакомство с объектами в этом мире, из которого абстрагируют универсальные понятия», развитые посредством « силлогистический метод рассуждения , при котором наблюдения приводят к пропозициональным утверждениям, которые при их соединении приводят к дальнейшим абстрактным понятиям». Сам интеллект развивается из материального интеллекта ( аль-'акль аль-хайулани ), который представляет собой потенциальную возможность , «способную приобретать знания, до активного интеллекта ( аль- 'акль аль-фаил ), состояния человеческого интеллекта в соединении с совершенным источником знания». [19] Таким образом, нематериальный «активный интеллект», отдельный от любого отдельного человека, по-прежнему необходим для понимания.
В XII веке нашей эры андалузский мусульманский философ и писатель Абу Бакр ибн Туфаил (известный на Западе как «Абубасер» или «Эбу Топаил») включил теорию tabula rasa в качестве мысленного эксперимента в свой арабский философский роман « Хай ибн Якдан». в котором он изобразил развитие разума дикого ребенка «от tabula rasa до разума взрослого, в полной изоляции от общества» на необитаемом острове , исключительно посредством опыта. Латинский перевод его философского романа под названием Philosophus Autodidactus , опубликованного Эдвардом Пококом Младшим в 1671 году, оказал влияние на формулировку tabula rasa Джона Локка в «Очерке о человеческом понимании ». [20]
Похожий исламский богословский роман «Теолог Автодидактус » был написан арабским теологом и врачом Ибн ан-Нафисом в 13 веке. Он также затрагивал тему эмпиризма в истории о диком ребенке на необитаемом острове, но отошел от своего предшественника, изображая развитие разума главного героя через контакт с обществом, а не в изоляции от общества. [21]
В XIII веке Фома Аквинский принял в схоластику аристотелевскую позицию , согласно которой чувства необходимы для ума. Бонавентура (1221–1274), один из самых сильных интеллектуальных оппонентов Фомы Аквинского, предложил одни из самых сильных аргументов в пользу платоновской идеи разума.
В эпоху позднего Возрождения различные писатели начали более фундаментально подвергать сомнению средневековое и классическое понимание приобретения знаний. В политической и исторической литературе Никколо Макиавелли и его друг Франческо Гвиччардини положили начало новому реалистическому стилю письма. Макиавелли, в частности, презирал политических писателей, которые судили обо всем в сравнении с ментальными идеалами, и требовал, чтобы люди вместо этого изучали «действительную истину». Их современник Леонардо да Винчи (1452–1519) сказал: «Если вы на собственном опыте обнаружите, что что-то является фактом и противоречит тому, что записал какой-то авторитет, то вы должны отказаться от этого авторитета и основывать свои рассуждения на собственных выводах». ." [22]
Примечательно, что эмпирическая метафизическая система была разработана итальянским философом Бернардино Телезио , которая оказала огромное влияние на развитие более поздних итальянских мыслителей, в том числе учеников Телезио Антонио Персио и Серторио Кваттромани, его современников Томаса Кампанеллы и Джордано Бруно , а также более поздних британских философов, таких как Фрэнсис Бэкон , который считал Телесио «первым из современников». [ 23 ] Влияние Телезио можно также увидеть на французских философах Рене Декарте и Пьере Гассенди .
Явно антиаристотелевский и антиклерикальный теоретик музыки Винченцо Галилей (ок. 1520–1591), отец Галилея и изобретатель монодии , использовал этот метод для успешного решения музыкальных задач, во-первых, настройки, такой как соотношение высота звука зависит от натяжения и массы струны в струнных инструментах, а также от объема воздуха в духовых инструментах; и, во-вторых, к композиции, в его различных предложениях композиторам в его «Диалоге античной и современной музыки» (Флоренция, 1581 г.). Итальянское слово, которое он использовал для обозначения «эксперимента», было esperimento . Известно, что он оказал существенное педагогическое влияние на молодого Галилея, его старшего сына (ср. Коэльо, изд. « Музыка и наука в эпоху Галилео Галилея »), возможно, одного из самых влиятельных эмпириков в истории. Винченцо, посредством своих исследований по настройке, нашел основную истину в основе неправильно понятого мифа о « молотах Пифагора » (квадрат соответствующих чисел давал эти музыкальные интервалы, а не реальные числа, как считалось), и посредством этого и других открытия, продемонстрировавшие ошибочность традиционных авторитетов, развившаяся радикально эмпирическая установка перешли к Галилею, который считал «опыт и демонстрацию» непременным условием обоснованного рационального исследования.
.jpg/1280px-Thomas_Hobbes_(portrait).jpg)
Британский эмпиризм , ретроспективная характеристика, возник в 17 веке как подход к ранней современной философии и современной науке . Хотя оба они являются неотъемлемой частью этого всеобъемлющего перехода, Фрэнсис Бэкон в Англии впервые выступил за эмпиризм в 1620 году , тогда как Рене Декарт во Франции заложил основные основы, поддерживающие рационализм, около 1640 года. (Натурфилософия Бэкона находилась под влиянием итальянского философа Бернардино Телезио и Швейцарский врач Парацельс .) [23] Внесшие свой вклад позднее, в 17 веке, Томас Гоббс и Барух Спиноза ретроспективно идентифицируются также как эмпирики и рационалисты соответственно. В эпоху Просвещения конца 17 века Джон Локк в Англии, а в 18 веке Джордж Беркли в Англии и Дэвид Юм в Шотландии стали ведущими представителями эмпиризма, отсюда и доминирование эмпиризма в британской философии. Различие между рационализмом и эмпиризмом не было формально проведено до тех пор, пока Иммануил Кант в Германии около 1780 года не стремился объединить эти две точки зрения. [ нужна цитата ]
В ответ на « континентальный рационализм » начала-середины 17-го века Джон Локк (1632–1704) предложил в «Очерке о человеческом понимании» (1689) очень влиятельную точку зрения, согласно которой единственное знание, которым люди могут обладать, является апостериорным . т. е. на основе опыта. Локку, как известно, приписывают утверждение о том, что человеческий разум представляет собой tabula rasa , «чистую табличку», по словам Локка, «белую бумагу», на которой записан опыт, полученный на основе чувственных впечатлений в течение жизни человека. Есть два источника наших идей: ощущение и размышление. В обоих случаях различают простые и сложные идеи. Первые не поддаются анализу и распадаются на первичные и вторичные качества. Первичные качества необходимы для того, чтобы рассматриваемый объект был тем, чем он является. Без определенных первичных качеств объект не был бы тем, чем он является. Например, яблоко является яблоком в силу устройства его атомной структуры. Если бы яблоко было устроено по-другому, оно перестало бы быть яблоком. Вторичные качества — это сенсорная информация, которую мы можем воспринимать на основании ее первичных качеств. Например, яблоко можно воспринимать в разных цветах, размерах и текстурах, но оно все равно идентифицируется как яблоко. Следовательно, его первичные качества определяют, чем по сути является объект, а его вторичные качества определяют его атрибуты. Сложные идеи объединяют простые и делятся на субстанции, модусы и отношения. По мнению Локка, наше познание вещей — это восприятие идей, находящихся в соответствии или несогласии друг с другом, что сильно отличается от поисков уверенности Декарта . [ нужна цитата ]
Поколение спустя ирландский англиканский епископ Джордж Беркли (1685–1753) определил, что взгляды Локка немедленно открыли дверь, которая в конечном итоге приведет к атеизму . В ответ Локку он выдвинул в своем «Трактате о принципах человеческого познания» (1710) важный вызов эмпиризму, согласно которому вещи существуют только в результате их восприятия или в силу того факта, что они представляют собой сущность. занимаюсь восприятием. (По мнению Беркли, Бог заменяет людей, осуществляя восприятие всякий раз, когда людей нет рядом, чтобы это делать.) В своем тексте « Алцифрон» Беркли утверждал, что любой порядок, который люди могут видеть в природе, является языком или почерком Бога. [24] Подход Беркли к эмпиризму позже стал называться субъективным идеализмом . [25] [26]
Шотландский философ Дэвид Юм (1711–1776) ответил на критику Беркли в адрес Локка, а также на другие различия между философами раннего Нового времени и перевел эмпиризм на новый уровень скептицизма . Юм утверждал, что придерживается эмпирической точки зрения, что все знания происходят из чувственного опыта, но он признавал, что это имеет последствия, обычно неприемлемые для философов. Он писал, например: «Локк делит все аргументы на доказательные и вероятные. С этой точки зрения мы должны сказать, что только вероятно то, что все люди должны умереть или что солнце взойдет завтра, потому что ни один из них не может быть доказан. Но чтобы сделать наш язык более доступным для общего использования, нам следует разделить аргументы на демонстрации, доказательства и вероятности, причем «доказательства» означают аргументы, основанные на опыте, которые не оставляют места для сомнений или возражений». [27] И, [28]
Я считаю, что самое общее и самое популярное объяснение этого вопроса состоит в том, чтобы сказать [см. г-на Локка, главу о власти], что, исходя из опыта, существует несколько новых производств в материи, таких как движения и изменения тел. и делая вывод, что где-то должна существовать сила, способная их произвести, мы приходим, наконец, посредством этого рассуждения к идее силы и эффективности. Но чтобы убедиться, что это объяснение скорее популярное, чем философское, нам достаточно поразмыслить над двумя весьма очевидными принципами. Во-первых, один только этот разум никогда не может породить какую-либо первоначальную идею, а во-вторых, что разум, в отличие от опыта, никогда не может заставить нас заключить, что причина или производительное качество абсолютно необходимы для всякого начала существования. Оба эти соображения были достаточно объяснены, и поэтому в настоящее время на них больше не стоит настаивать.
- Юм, раздел XIV, «Об идее необходимой связи», в « Трактате о человеческой природе».
Юм разделил все человеческое знание на две категории: отношения идей и фактов (см. также аналитико-синтетическое различие Канта ). Математические и логические предложения (например, «что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов двух сторон») являются примерами первых, в то время как предложения, включающие некоторое случайное наблюдение мира (например, «Солнце восходит в Восток») являются примерами второго. Все «идеи» людей, в свою очередь, вытекают из их «впечатлений». Для Юма «впечатление» примерно соответствует тому, что мы называем ощущением. Запомнить или представить себе такие впечатления — значит иметь «идею». Идеи, следовательно, являются слабыми копиями ощущений. [3]
Юм утверждал, что никакое знание, даже самые основные представления о мире природы, не может быть окончательно обосновано разумом. Скорее, утверждал он, наши убеждения в большей степени являются результатом накопленных привычек , развившихся в ответ на накопленный чувственный опыт. Среди своих многочисленных аргументов Юм также добавил еще один важный аспект дебатов о научном методе — проблему индукции . Юм утверждал, что для достижения предпосылок принципа индуктивного рассуждения требуется индуктивное рассуждение , и, следовательно, оправдание индуктивного рассуждения представляет собой круговой аргумент. [3] Среди выводов Юма относительно проблемы индукции можно отметить отсутствие уверенности в том, что будущее будет напоминать прошлое. Таким образом, как простой пример, приведенный Юмом, мы не можем с уверенностью знать с помощью индуктивных рассуждений , что солнце будет продолжать восходить на Востоке, а вместо этого ожидаем, что оно будет восходить, потому что оно неоднократно делало это в прошлом. [3]
Юм пришел к выводу, что такие вещи, как вера во внешний мир и вера в существование личности, не являются рационально оправданными. По мнению Юма, эти убеждения, тем не менее, должны были быть приняты из-за их глубокой основы в инстинктах и обычаях. Однако непреходящим наследием Юма было сомнение, которое его скептические аргументы бросали тень на легитимность индуктивных рассуждений, что позволило многим последующим скептикам высказать аналогичные сомнения. [ нужна цитата ]
Большинство последователей Юма не согласились с его выводом о том, что вера во внешний мир рационально неоправданна, утверждая, что собственные принципы Юма неявно содержали рациональное оправдание такой веры, то есть, помимо того, что они довольствовались тем, что проблема основывалась на человеческих инстинктах, обычаях и т. д. и привычка. [29] Согласно крайней эмпирической теории, известной как феноменализм , предвосхищённой аргументами Юма и Джорджа Беркли, физический объект — это своего рода конструкция, основанная на нашем опыте. [30] Феноменализм – это точка зрения, согласно которой физические объекты, свойства, события (все, что является физическим) сводятся к ментальным объектам, свойствам, событиям. В конечном счете существуют только ментальные объекты, свойства, события — отсюда и тесно связанный с ним термин « субъективный идеализм» . Согласно феноменалистическому подходу, иметь визуальный опыт реальной физической вещи — значит иметь опыт определенного рода группы переживаний. Этот тип набора переживаний обладает постоянством и связностью, которых нет в наборе переживаний, частью которого, например, являются галлюцинации. Как выразился Джон Стюарт Милль в середине XIX века, материя — это «постоянная возможность ощущения». [31] Эмпиризм Милля пошел на значительный шаг вперед по сравнению с Юмом еще в одном отношении: в утверждении, что индукция необходима для любого значимого знания, включая математику. Как резюмировал Д. У. Хэмлин:
[Милл] утверждал, что математические истины — это просто очень хорошо подтвержденные обобщения опыта; Математический вывод, обычно воспринимаемый как дедуктивный [и априорный ] по своей природе, Милль считал основанным на индукции. Таким образом, в философии Милля не было реального места познанию, основанному на отношениях идей. По его мнению, логическая и математическая необходимость является психологической; мы просто неспособны представить себе какие-либо другие возможности, кроме тех, которые утверждают логические и математические предложения. Это, пожалуй, самая крайняя из известных версий эмпиризма, но она не нашла многих защитников. [26]
Таким образом, эмпиризм Милля утверждал, что любое знание происходит не из прямого опыта, а из индуктивного вывода из прямого опыта. [32] Проблемы, с которыми столкнулись другие философы по поводу позиции Милля, заключаются в следующем: во-первых, формулировка Милля сталкивается с трудностями, когда она описывает, что такое прямой опыт, путем дифференциации только между действительными и возможными ощущениями. Это упускает из виду некоторые ключевые дискуссии об условиях, при которых такие «группы постоянных возможностей ощущений» могут вообще существовать. Беркли поместил Бога в этот пробел; Феноменалисты, включая Милля, по существу оставили этот вопрос без ответа. В конце концов, отсутствие признания аспекта «реальности», выходящего за рамки простых «возможностей ощущения», такая позиция приводит к версии субъективного идеализма. Вопросы о том, как балки перекрытия продолжают поддерживать пол, оставаясь незамеченными, как деревья продолжают расти, будучи незамеченными и нетронутыми человеческими руками, и т. д., остаются без ответа и, возможно, без ответа в этих терминах. [26] [33] Во-вторых, формулировка Милля оставляет открытой тревожную возможность того, что «сущности, заполняющие пробелы, являются чисто возможностями, а не реальностью вообще». [33] В-третьих, позиция Милля, называющего математику просто еще одним видом индуктивного вывода, неверно понимает математику. Он не в состоянии полностью рассмотреть структуру и метод математической науки , продукты которой достигаются посредством внутренне непротиворечивого дедуктивного набора процедур, которые ни сегодня, ни в то время, когда писал Милль, не подпадают под общепринятое значение индукции . [26] [33] [34]
Феноменалистская фаза постюмовского эмпиризма закончилась к 1940-м годам, поскольку к тому времени стало очевидно, что утверждения о физических вещах не могут быть переведены в утверждения о действительных и возможных чувственных данных. [35] Если утверждение о физическом объекте должно быть переведено в утверждение чувственных данных, первое должно быть, по крайней мере, выводимо из второго. Но стало понятно, что не существует конечного набора утверждений о действительных и возможных чувственных данных, из которого мы могли бы вывести хотя бы одно утверждение о физическом объекте. Заявление о переводе или перефразировании должно быть сформулировано с точки зрения обычных наблюдателей в нормальных условиях наблюдения. Однако не существует конечного набора утверждений, которые выражались бы в чисто чувственных терминах и могли бы выразить удовлетворение условием присутствия нормального наблюдателя. Согласно феноменализму, сказать, что присутствует нормальный наблюдатель, — значит сделать гипотетическое утверждение, что если бы врач осмотрел наблюдателя, наблюдатель показался бы врачу нормальным. Но, конечно, сам врач должен быть нормальным наблюдателем. Если мы хотим определить нормальность этого врача в сенсорных терминах, мы должны сослаться на второго врача, который при осмотре органов чувств первого врача сам должен был бы располагать теми чувственными данными, которые имеет нормальный наблюдатель при осмотре органов чувств первого врача. субъект, который является обычным наблюдателем. И если мы хотим в сенсорных терминах указать, что второй врач является нормальным наблюдателем, мы должны сослаться на третьего врача и так далее (см. также третьего человека ). [36] [37]
Логический эмпиризм (также логический позитивизм или неопозитивизм ) был попыткой начала 20-го века синтезировать основные идеи британского эмпиризма (например, сильный акцент на чувственном опыте как основе знания) с определенными идеями математической логики , разработанными Готтлобом . Фреге и Людвиг Витгенштейн . Некоторыми ключевыми фигурами этого движения были Отто Нейрат , Мориц Шлик и остальные члены Венского кружка , а также А. Дж. Айер , Рудольф Карнап и Ганс Райхенбах .
Неопозитивисты придерживались понятия философии как концептуального разъяснения методов, идей и открытий наук. Они видели в логическом символизме, разработанном Фреге (1848–1925) и Бертраном Расселом (1872–1970), мощный инструмент, который мог бы рационально реконструировать весь научный дискурс в идеальный, логически совершенный язык, свободный от двусмысленностей и деформаций языка. естественный язык. Это породило то, что они считали метафизическими псевдопроблемами и другими концептуальными путаницами. Объединив тезис Фреге о том, что все математические истины логичны, с идеей раннего Витгенштейна о том, что все логические истины являются простыми лингвистическими тавтологиями , они пришли к двойной классификации всех предложений: «аналитическим» ( априорным ) и «синтетическим» ( апостериорным ). ). [38] На этом основании они сформулировали строгий принцип разграничения между предложениями, имеющими смысл, и предложениями, которые его не имеют: так называемый « принцип проверки ». Любое предложение, которое не является чисто логическим или не поддается проверке, лишено смысла. В результате большинство метафизических, этических, эстетических и других традиционных философских проблем стали считаться псевдопроблемами. [39]
В крайнем эмпиризме неопозитивистов — по крайней мере, до 1930-х годов — любое подлинно синтетическое утверждение должно быть сведено к конечному утверждению (или набору конечных утверждений), которое выражает прямые наблюдения или восприятия. В последующие годы Карнап и Нейрат отказались от такого рода феноменализма в пользу рациональной реконструкции знания на языке объективной пространственно-временной физики. То есть вместо перевода предложений о физических объектах в чувственные данные такие предложения должны были быть переведены в так называемые протокольные предложения , например, « X в месте Y и во время T наблюдает то-то и то-то». [40] Центральные положения логического позитивизма (верификационизм, аналитико-синтетическое различие, редукционизм и т. д.) подверглись резкой критике после Второй мировой войны со стороны таких мыслителей, как Нельсон Гудман , У.В. Куайн , Хилари Патнэм , Карл Поппер и Ричард Рорти. . К концу 1960-х годов это стало очевидным для большинства [ кого? ] философов, что это движение в значительной степени исчерпало себя, хотя его влияние все еще значительно среди современных философов-аналитиков , таких как Майкл Даммит и другие антиреалисты .
В конце 19 — начале 20 века возникло несколько форм прагматической философии . Идеи прагматизма в его различных формах развились главным образом в результате дискуссий между Чарльзом Сандерсом Пирсом и Уильямом Джеймсом , когда оба они учились в Гарварде в 1870-х годах. Джеймс популяризировал термин «прагматизм», отдав должное Пирсу за его наследие, но позже Пирс отказался от сути этого движения и переименовал то, что он считал исходной идеей, именем «прагматизма». Наряду с прагматической теорией истины , эта точка зрения объединяет основные идеи эмпирического (основанного на опыте) и рационального (основанного на концепциях) мышления.
Чарльз Пирс (1839–1914) оказал большое влияние на закладку основы современного эмпирического научного метода . [41] Хотя Пирс резко критиковал многие элементы своеобразного рационализма Декарта, он не отверг рационализм сразу. Действительно, он соглашался с основными идеями рационализма, особенно с идеей о том, что рациональные концепции могут иметь смысл, и с идеей о том, что рациональные концепции обязательно выходят за рамки данных, данных эмпирическим наблюдением. В последующие годы он даже подчеркивал концептуальную сторону продолжавшейся тогда дискуссии между строгим эмпиризмом и строгим рационализмом, отчасти для того, чтобы уравновесить крайности, к которым некоторые из его когорт допустили прагматизм в рамках строгого эмпиризма, «ориентированного на данные».
Среди основных достижений Пирса было то, что он поставил индуктивное и дедуктивное рассуждение в взаимодополняющий, а не конкурирующий режим, последний из которых был основной тенденцией среди образованных людей с тех пор, как Дэвид Юм написал сто лет назад. К этому Пирс добавил концепцию абдуктивного рассуждения . Комбинированные три формы рассуждения сегодня служат основной концептуальной основой эмпирически обоснованного научного метода. Подход Пирса «предполагает, что (1) объекты познания являются реальными вещами, (2) характеры (свойства) реальных вещей не зависят от нашего восприятия их, и (3) каждый, кто имеет достаточный опыт реальных вещей, согласится с этим. на истине о них. Согласно учению Пирса о фаллибилизме , выводы науки всегда предварительны. Рациональность научного метода зависит не от уверенности в его выводах, а от его самокорректирующегося характера: путем постоянного применения Методическая наука может обнаружить и исправить свои собственные ошибки и, таким образом, в конечном итоге привести к открытию истины». [42]
В своих гарвардских «Лекциях по прагматизму» (1903) Пирс перечислил то, что он назвал «тремя котарными положениями прагматизма» ( L: cos, cotis точильный камень), говоря, что они «обостряют максиму прагматизма ». Первым среди них он перечислил упомянутое выше наблюдение странствующих томистов, но далее заметил, что эта связь между чувственным восприятием и интеллектуальным представлением представляет собой улицу с двусторонним движением. То есть можно сказать, что все, что мы находим в интеллекте, изначально находится и в чувствах. Следовательно, если теории нагружены теориями, то и чувства тоже, и само восприятие можно рассматривать как разновидность абдуктивного умозаключения , отличие которого состоит в том, что оно находится вне контроля и, следовательно, вне критики - одним словом, неисправимо. Это никоим образом не противоречит ошибочности и возможности пересмотра научных концепций, поскольку только непосредственное восприятие в своей уникальной индивидуальности или «этичности» — то, что схоласты называли его неполнотой , — находится вне контроля и исправления. Научные понятия, напротив, носят общий характер, и преходящие ощущения в другом смысле находят в них исправление. Это представление о восприятии как о похищении периодически возрождается в исследованиях искусственного интеллекта и когнитивных наук , совсем недавно, например, благодаря работе Ирвина Рока о непрямом восприятии . [43] [44]
Примерно в начале 20-го века Уильям Джеймс (1842–1910) ввел термин « радикальный эмпиризм », чтобы описать ответвление своей формы прагматизма, которую, как он утверждал, можно рассматривать отдельно от его прагматизма, хотя на самом деле эти две концепции переплетаются в опубликованных лекциях Джеймса. Джеймс утверждал, что эмпирически наблюдаемая «непосредственно воспринимаемая вселенная не нуждается… в какой-либо посторонней трансэмпирической связующей поддержке» [45], под этим он имел в виду исключить представление о том, что может быть добавлена какая-либо ценность путем поиска сверхъестественных объяснений природных явлений . Таким образом, «радикальный эмпиризм» Джеймса не является радикальным в контексте термина «эмпиризм», а вполне соответствует современному использованию термина « эмпирический ». Однако его метод аргументации, позволяющий прийти к этой точке зрения, даже сегодня легко вызывает споры в философии.
Джон Дьюи (1859–1952) модифицировал прагматизм Джеймса, сформировав теорию, известную как инструментализм . Роль чувственного опыта в теории Дьюи имеет решающее значение, поскольку он рассматривал опыт как единую совокупность вещей, через которые взаимосвязано все остальное. Основная мысль Дьюи, в соответствии с эмпиризмом, заключалась в том, что реальность определяется прошлым опытом. Таким образом, люди адаптируют свой прошлый опыт вещей для проведения экспериментов и проверки прагматической ценности такого опыта. Ценность такого опыта измеряется экспериментально и научно, а результаты таких испытаний порождают идеи, которые служат инструментами для будущих экспериментов [46] как в физических науках, так и в этике. [47] Таким образом, идеи в системе Дьюи сохраняют свой эмпиристский оттенок, поскольку они известны только апостериорно .
