Джордж Фрост Кеннан (16 февраля 1904 г. — 17 марта 2005 г.) — американский дипломат и историк. Он был наиболее известен как сторонник политики сдерживания советской экспансии во время Холодной войны . Он много читал лекции и писал научные истории об отношениях между СССР и Соединенными Штатами. Он также был одним из старейшин внешней политики, известных как «Мудрецы».
В конце 1940-х годов его труды подтвердили доктрину Трумэна и вдохновили внешнюю политику США по сдерживанию СССР. Его « Длинная телеграмма » из Москвы в 1946 году и последующая статья 1947 года « Источники советского поведения » утверждали, что советский режим был изначально экспансионистским и что его влияние должно было «сдерживаться» в областях, имеющих жизненно важное стратегическое значение для Соединенных Штатов. Эти тексты давали обоснование новой антисоветской политике администрации Трумэна . Кеннан сыграл важную роль в разработке окончательных программ и институтов Холодной войны, в частности, Плана Маршалла .
Вскоре после того, как его концепции стали политикой США, Кеннан начал критиковать внешнюю политику , которую он помог сформулировать. К концу 1948 года Кеннан был уверен, что США могут начать позитивный диалог с советским правительством. Его предложения были отклонены администрацией Трумэна, и влияние Кеннана ослабло, особенно после того, как Дин Ачесон был назначен государственным секретарем в 1949 году. Вскоре после этого стратегия США в холодной войне приобрела более напористый и милитаристский характер, заставив Кеннана сетовать на то, что, по его мнению, было отменой его предыдущих оценок. [ необходима цитата ]
В 1950 году Кеннан покинул Государственный департамент — за исключением короткого посольского срока в Москве и более длительного в Югославии — и стал реалистическим критиком внешней политики США . Он продолжал анализировать международные отношения в качестве преподавателя Института перспективных исследований с 1956 года до своей смерти в 2005 году в возрасте 101 года.
Кеннан родился в Милуоки, штат Висконсин , в семье Кошута Кента Кеннана, юриста, специализирующегося на налоговом праве, и Флоренс Джеймс Кеннан. Его отец был потомком обедневших шотландско-ирландских поселенцев из Коннектикута и Массачусетса XVIII века и был назван в честь венгерского патриота Лайоша Кошута (1802–1894). [2] [3] Его мать умерла два месяца спустя из-за перитонита из-за разрыва аппендикса, хотя Кеннан долгое время считал, что она умерла после родов. [4] Мальчик всегда сокрушался об отсутствии матери. Он никогда не был близок со своим отцом или мачехой; однако он был близок со своими старшими сестрами. [5]
В возрасте восьми лет он отправился в Германию к своей мачехе, чтобы выучить немецкий язык. [2] Он учился в Военной академии Св. Иоанна в Делафилде , штат Висконсин, и поступил в Принстонский университет во второй половине 1921 года. [6] Непривычный к элитной атмосфере Лиги плюща , застенчивый и замкнутый Кеннан считал свои студенческие годы трудными и одинокими. [7]
Получив степень бакалавра по истории в 1925 году, Кеннан рассматривал возможность поступления в юридическую школу, но решил, что это слишком дорого, и вместо этого решил поступить в недавно сформированную Дипломатическую службу США . [8] [2] Он сдал квалификационный экзамен и после семи месяцев обучения в Дипломатической школе в Вашингтоне получил свою первую работу в качестве вице-консула в Женеве , Швейцария . В течение года его перевели на должность в Гамбурге , Германия . В 1928 году Кеннан рассматривал возможность уйти с Дипломатической службы, чтобы вернуться в университет для обучения в аспирантуре. Вместо этого его выбрали для программы подготовки лингвистов , которая дала бы ему три года обучения на уровне аспирантуры без необходимости оставлять службу. [8]
В 1929 году Кеннан начал свою программу по истории, политике, культуре и русскому языку в Восточном институте Берлинского университета . При этом он пошел по стопам младшего кузена своего деда, Джорджа Кеннана (1845–1924), крупного эксперта XIX века по имперской России и автора книги «Сибирь и система изгнания» , хорошо принятого отчета 1891 года о царской тюремной системе. [9] В ходе своей дипломатической карьеры Кеннан освоил ряд других языков, включая немецкий, французский, польский, чешский, португальский и норвежский. [2]
В 1931 году Кеннан был направлен в дипломатическую миссию в Риге, Латвия , где в качестве третьего секретаря он занимался советскими экономическими делами. На своей работе Кеннан «вырос до зрелого интереса к российским делам». [10] Когда США начали формальную дипломатию с советским правительством в 1933 году после выборов президента Франклина Д. Рузвельта , Кеннан сопровождал посла Уильяма К. Буллита в Москву. К середине 1930-х годов Кеннан был среди профессионально подготовленных российских экспертов в штате посольства США в Москве , наряду с Чарльзом Э. Боленом и Лоем У. Хендерсоном . Эти должностные лица находились под влиянием давнего директора отдела Госдепартамента по делам Восточной Европы Роберта Ф. Келли . [11] Они считали, что для сотрудничества с Советским Союзом было мало оснований, даже против потенциальных противников. [12] Тем временем Кеннан изучал Великую чистку Сталина , которая повлияла на его мнение о внутренней динамике советского режима на всю оставшуюся жизнь. [10]
Кеннан оказался в сильном несогласии с Джозефом Э. Дэвисом , преемником Буллита на посту посла в Советском Союзе, который защищал Великую чистку и другие аспекты правления Сталина. Кеннан не оказывал никакого влияния на решения Дэвиса, и сам Дэвис даже предложил перевести Кеннана из Москвы «по состоянию здоровья». [10] Кеннан снова подумывал об уходе со службы, но вместо этого решил занять русский отдел в Государственном департаменте в Вашингтоне. [13] Человек с высоким мнением о себе, Кеннан начал писать первый черновик своих мемуаров в возрасте 34 лет, когда он был еще сравнительно младшим дипломатом. [14] В письме к своей сестре Жанетт в 1935 году Кеннан выразил свое разочарование американской жизнью, написав: «Я ненавижу грубую и суматошную жизнь нашей политической жизни. Я ненавижу демократию; я ненавижу прессу... Я ненавижу «пипул»; я стал явно неамериканцем». [15]
К сентябрю 1938 года Кеннан был переведен на работу в миссию в Праге . После оккупации Чехословацкой Республики нацистской Германией в начале Второй мировой войны Кеннан был направлен в Берлин. Там он одобрил политику ленд-лиза Соединенных Штатов , но предостерег от любой идеи американской поддержки Советов, которых он считал неподходящими союзниками. Он был интернирован в Германии в течение шести месяцев после того, как Германия, а затем и другие государства Оси , объявили войну Соединенным Штатам в декабре 1941 года. [16]
В сентябре 1942 года Кеннан был назначен в миссию в Лиссабоне , Португалия, где он нехотя выполнял работу по управлению разведывательными и базовыми операциями. В июле 1943 года Берт Фиш , американский посол в Лиссабоне, внезапно умер, и Кеннан стал временным поверенным в делах и главой американского посольства в Португалии. Находясь в Лиссабоне, Кеннан сыграл решающую роль в получении одобрения Португалии на использование Азорских островов американскими военно-морскими и военно-воздушными силами во время Второй мировой войны. Первоначально столкнувшись с неуклюжими инструкциями и отсутствием координации со стороны Вашингтона, Кеннан проявил инициативу, лично поговорив с президентом Рузвельтом и получив от президента письмо португальскому премьеру Салазару , которое разблокировало концессию на объекты на Азорских островах . [17] [18]
В январе 1944 года его отправили в Лондон, где он служил советником американской делегации в Европейской консультативной комиссии , которая работала над подготовкой политики союзников в Европе. Там Кеннан еще больше разочаровался в Государственном департаменте, который, по его мнению, игнорировал его квалификацию как подготовленного специалиста. Однако через несколько месяцев после начала работы он был назначен заместителем главы миссии в Москве по просьбе У. Аверелла Гарримана , посла в СССР. [19]
В Москве Кеннан снова почувствовал, что его мнение игнорируется президентом Трумэном и политиками в Вашингтоне. Кеннан неоднократно пытался убедить политиков отказаться от планов сотрудничества с советским правительством в пользу политики сферы влияния в Европе, чтобы уменьшить там власть Советов. Кеннан считал, что в Западной Европе необходимо создать федерацию, чтобы противостоять советскому влиянию в регионе и конкурировать с советским оплотом в Восточной Европе. [20]
Кеннан занимал должность заместителя главы миссии в Москве до апреля 1946 года. Ближе к концу этого срока Министерство финансов обратилось в Государственный департамент с просьбой объяснить недавнее поведение Советского Союза, например, его нежелание поддерживать Международный валютный фонд и Всемирный банк . [2] Кеннан ответил 22 февраля 1946 года, отправив длинную телеграмму из 5363 слов (иногда ее называют более 8000 слов), обычно называемую « Длинной телеграммой », из Москвы государственному секретарю Джеймсу Бирнсу, в которой излагалась новая стратегия дипломатических отношений с Советским Союзом. [21] Идеи, высказанные Кеннаном в «Длинной телеграмме», не были новыми, но аргумент, который он привел, и яркий язык, который он использовал при этом, пришлись как нельзя кстати. [22] «В основе невротического взгляда Кремля на мировые дела лежит традиционное и инстинктивное русское чувство незащищенности». После русской революции это чувство неуверенности смешалось с коммунистической идеологией и «восточной скрытностью и заговорщической теорией». [23]
Советское международное поведение зависело в основном от внутренних потребностей режима Иосифа Сталина ; по словам Кеннана, Сталину нужен был враждебный мир, чтобы легитимировать его самодержавное правление. Таким образом, Сталин использовал марксизм-ленинизм как «оправдание инстинктивного страха Советского Союза перед внешним миром, диктатуры, без которой они не знали, как править, жестокостей, которые они не осмеливались не совершать, жертв, которых они считали необходимым требовать... Сегодня они не могут обойтись без этого. Это фиговый листок их моральной и интеллектуальной респектабельности». [23]
Решением было укрепление западных институтов с целью сделать их неуязвимыми для советского вызова, ожидая смягчения советского режима. [24] Использование пропаганды и культуры было жизненно важно для Кеннана, было важно, чтобы Америка правильно представляла себя иностранной аудитории, а Советы ограничили бы культурное перекрестное загрязнение Америки и СССР. [25]
Новая политика сдерживания Кеннана , по словам его более поздней статьи «X», заключалась в том, что советское давление должно было «сдерживаться посредством искусного и бдительного применения контрсилы в ряде постоянно меняющихся географических и политических точек» [26] .
Длинная телеграмма привлекла внимание к Кеннану министра ВМС Джеймса Форрестола , главного сторонника конфронтационной политики в отношении Советов, бывшего военного союзника США. Форрестол помог вернуть Кеннана в Вашингтон, где тот служил первым заместителем по иностранным делам в Национальном военном колледже , а затем оказал сильное влияние на его решение опубликовать статью «X» . [2] [27]
Тем временем, в марте 1947 года Трумэн предстал перед Конгрессом, чтобы запросить финансирование Доктрины Трумэна для борьбы с коммунизмом в Греции. «Я считаю, что политика Соединенных Штатов должна заключаться в поддержке свободных народов, которые сопротивляются попыткам подчинения вооруженными меньшинствами или внешним давлением». [28]
В отличие от «длинной телеграммы», своевременная статья Кеннана, появившаяся в июльском номере журнала Foreign Affairs за 1947 год под псевдонимом «X» под названием «Источники советского поведения», не начиналась с подчеркивания «традиционного и инстинктивного русского чувства неуверенности»; [23] вместо этого в ней утверждалось, что политика Сталина была сформирована сочетанием марксистско-ленинской идеологии, которая выступала за революцию для победы над капиталистическими силами во внешнем мире, и решимости Сталина использовать понятие «капиталистического окружения» для того, чтобы легитимировать свою регламентацию советского общества, чтобы он мог консолидировать свою политическую власть. [29] Кеннан утверждал, что Сталин не будет (и, более того, не сможет) смягчать предполагаемую советскую решимость свергнуть западные правительства. Таким образом:
... основным элементом любой политики Соединенных Штатов в отношении Советского Союза должно быть долгосрочное, терпеливое, но твердое и бдительное сдерживание российских экспансивных тенденций... Советское давление на свободные институты западного мира - это то, что можно сдержать посредством искусного и бдительного применения контрсилы в ряде постоянно меняющихся географических и политических точек, соответствующих сдвигам и маневрам советской политики, но что нельзя очаровать или отговорить. [30]
Целью его политики был вывод всех американских войск из Европы. «Достигнутое урегулирование дало бы Кремлю достаточные гарантии против установления в Восточной Европе режимов, враждебных Советскому Союзу, смягчив степень контроля над этой территорией, которую советские лидеры считали необходимым осуществлять». [31]
Кеннан далее утверждал, что Соединенным Штатам придется осуществлять это сдерживание в одиночку, но если они смогут сделать это, не подрывая собственного экономического здоровья и политической стабильности, советская партийная структура испытает период огромного напряжения, что в конечном итоге приведет к «либо к распаду, либо к постепенному ослаблению советской власти». [32]
Публикация статьи «X» вскоре положила начало одному из самых интенсивных дебатов Холодной войны. Уолтер Липпман , ведущий американский комментатор по международным делам, резко раскритиковал статью «X». [33] Липпман утверждал, что стратегия сдерживания Кеннана была «стратегическим чудовищем», которое можно было «реализовать только путем вербовки, субсидирования и поддержки разнородного множества сателлитов, клиентов, иждивенцев и марионеток». [34] Липпман утверждал, что дипломатия должна быть основой отношений с Советами; он предложил, чтобы США вывели свои войска из Европы и воссоединили и демилитаризовали Германию. [35] Между тем, вскоре неофициально выяснилось, что «X» действительно был Кеннаном. Эта информация, казалось, придала статье «X» статус официального документа, выражающего новую политику администрации Трумэна в отношении Москвы. [36]
Кеннан не подразумевал статью «X» как предписание для политики. [37] Всю оставшуюся жизнь Кеннан продолжал повторять, что статья не подразумевала автоматического обязательства противостоять советскому «экспансионизму», где бы он ни происходил, с небольшим различием первичных и вторичных интересов. Статья не делала очевидным, что Кеннан выступал за использование политических и экономических, а не военных методов в качестве главного агента сдерживания. [38] «Мои мысли о сдерживании», сказал Кеннан в интервью CNN в 1996 году , «конечно, были искажены людьми, которые понимали его и преследовали его исключительно как военную концепцию; и я думаю, что это, как и любая другая причина, привело к 40 годам ненужного, ужасно дорогого и дезориентированного процесса холодной войны». [39]
Кроме того, администрация предприняла несколько попыток объяснить общественности США разницу между советским влиянием и международным коммунизмом. «Отчасти эта неудача отражала веру многих в Вашингтоне», пишет историк Джон Льюис Гэддис , «что только перспектива недифференцированной глобальной угрозы могла вывести американцев из их изоляционистских тенденций, которые оставались скрытыми среди них». [40]
В телевизионном интервью PBS с Дэвидом Джердженом в 1996 году Кеннан снова повторил, что он не считает Советы прежде всего военной угрозой, отметив, что «они не были похожи на Гитлера ». По мнению Кеннана, это недоразумение
все свелось к одному предложению в статье «X», где я сказал, что где бы эти люди, имея в виду советское руководство, ни сталкивались с опасной враждебностью в любой точке мира, мы должны сделать все возможное, чтобы сдержать ее и не позволить им расшириться дальше. Мне следовало бы объяснить, что я не подозреваю их в каком-либо желании начать нападение на нас. Это было сразу после войны, и было бы абсурдно предполагать, что они собираются развернуться и напасть на Соединенные Штаты. Я не думал, что мне нужно это объяснять, но я, очевидно, должен был это сделать. [41]
Статья «X» означала внезапную славу для Кеннана. После длинной телеграммы он вспоминал позже: «Мое официальное одиночество фактически подошло к концу... Моя репутация была создана. Теперь мой голос был слышен». [42]
В период с апреля 1947 года по декабрь 1948 года, когда Джордж К. Маршалл был государственным секретарем, Кеннан был более влиятельным, чем в любой другой период своей карьеры. Маршалл ценил его стратегическое чутье и поручил ему создать и руководить тем, что сейчас называется Штабом планирования политики , внутренним аналитическим центром Госдепартамента. [43] Кеннан стал первым директором по планированию политики . [44] [45] Маршалл в значительной степени полагался на него при подготовке политических рекомендаций. [46] Кеннан сыграл центральную роль в разработке плана Маршалла. [47]
Хотя Кеннан считал Советский Союз слишком слабым, чтобы рисковать войной, он, тем не менее, считал его врагом, способным расшириться в Западную Европу посредством подрывной деятельности, учитывая народную поддержку коммунистических партий в Западной Европе, которые оставались деморализованными опустошением Второй мировой войны. Чтобы противостоять этому потенциальному источнику советского влияния, решение Кеннана состояло в том, чтобы направить экономическую помощь и скрытую политическую помощь Японии и Западной Европе, чтобы возродить западные правительства и помочь международному капитализму; сделав это, Соединенные Штаты помогли бы восстановить баланс сил. В июне 1948 года Кеннан предложил скрытую помощь левым партиям, не ориентированным на Москву, и профсоюзам в Западной Европе, чтобы спровоцировать раскол между Москвой и рабочими движениями в Западной Европе. [4] В 1947 году Кеннан поддержал решение Трумэна оказать экономическую помощь греческому правительству, ведущему гражданскую войну против коммунистических партизан, хотя он выступал против военной помощи. [48] Историк Джон Иатридес утверждал, что утверждение Кеннана о том, что Советский Союз вступит в войну, если Соединенные Штаты окажут военную помощь Греции, трудно согласовать с его утверждением о том, что Советский Союз слишком слаб, чтобы рисковать войной, и настоящей причиной его сопротивления военной помощи было то, что он не считал Грецию очень важной страной. [49]
Когда Соединенные Штаты инициировали план Маршалла, Кеннан и администрация Трумэна надеялись, что отказ Советского Союза от помощи по плану Маршалла обострит его отношения с коммунистическими союзниками в Восточной Европе. [4] Кеннан инициировал ряд попыток использовать раскол между Советами и Югославией Иосипа Броз Тито . Кеннан предложил провести тайные операции на Балканах, чтобы еще больше уменьшить влияние Москвы. [50]
Новая, решительно антисоветская политика администрации также стала очевидной, когда по предложению Кеннана США изменили свою враждебность к антикоммунистическому режиму Франсиско Франко в Испании, чтобы обеспечить влияние США в Средиземноморье. Кеннан заметил в 1947 году, что доктрина Трумэна подразумевала новое рассмотрение Франко. Его предложение вскоре помогло начать новую фазу американо-испанских отношений, которая закончилась военным сотрудничеством после 1950 года. [51] Кеннан сыграл важную роль в разработке планов американской экономической помощи Греции, настаивая на капиталистическом способе развития и экономической интеграции с остальной Европой. [52] В случае Греции большая часть помощи по плану Маршалла пошла на восстановление разрушенной войной страны, которая была очень бедной еще до Второй мировой войны. [53] Хотя помощь Греции по плану Маршалла была успешной в строительстве или восстановлении портов, железных дорог, асфальтированных дорог, системы передачи гидроэлектроэнергии и общенациональной телефонной системы, попытка навязать Греции «хорошее правительство» была менее успешной. Исторически в греческой экономике доминировала система рантье , в которой несколько богатых семей, высоко политизированный офицерский корпус и королевская семья контролировали экономику для собственной выгоды. Совет Кеннана открыть греческую экономику был полностью проигнорирован греческой элитой. Кеннан поддерживал войну Франции за восстановление контроля над Вьетнамом, поскольку он утверждал, что контроль над Юго-Восточной Азией с ее сырьем имеет решающее значение для экономического восстановления Западной Европы и Японии, но к 1949 году он изменил свои взгляды, убедившись, что французы никогда не победят партизан-коммунистов Вьетминя. [54]
В 1949 году Кеннан предложил то, что стало известно как «Программа А» или «План А» по воссоединению Германии, заявив, что раздел Германии был несостоятельным в долгосрочной перспективе. [55] Кеннан утверждал, что американский народ рано или поздно устанет от оккупации своей зоны в Германии и неизбежно потребует вывода войск США. Или же Кеннан предсказал, что Советы выведут свои войска из Восточной Германии, прекрасно зная, что они могут легко вернуться со своих баз в Польше, заставив Соединенные Штаты сделать то же самое, но поскольку у американцев не было баз в других западноевропейских странах, это дало бы преимущество Советам. Наконец, Кеннан утверждал, что немецкий народ очень горд и не потерпит вечной оккупации своей страны иностранцами, что делает решение «германского вопроса» императивом. Решение Кеннана заключалось в воссоединении и нейтрализации Германии; вывод большей части британских, американских, французских и советских войск из Германии, за исключением небольших анклавов вблизи границы, которые будут снабжаться по морю; и создание комиссии из четырех оккупационных держав, которая будет иметь решающее слово, в то же время позволяя немцам в основном управлять собой.
Влияние Кеннана быстро уменьшилось, когда Дин Ачесон стал государственным секретарем, сменив больного Джорджа Маршалла в 1949 и 1950 годах. [56] [57] Ачесон не считал советскую «угрозу» в основном политической, и он видел в берлинской блокаде, начавшейся в июне 1948 года, первое советское испытание ядерного оружия в августе 1949 года, коммунистическую революцию в Китае месяцем позже и начало Корейской войны в июне 1950 года доказательства. Трумэн и Ачесон решили очертить западную сферу влияния и создать систему союзов. Кеннан утверждал в статье, что материковая часть Азии должна быть исключена из политики «сдерживания», написав, что Соединенные Штаты «сильно переоценили все свои мысли о том, чего мы можем достичь и должны попытаться достичь» в Азии. [58] Вместо этого он утверждал, что Япония и Филиппины должны служить «краеугольным камнем тихоокеанской системы безопасности».
Ачесон одобрил Программу А вскоре после того, как занял пост государственного секретаря, написав на полях статьи Кеннана, что «раздел Германии не был самоцелью». [59] Однако План А столкнулся с массовыми возражениями со стороны Пентагона, который видел в нем отказ от Западной Германии в пользу Советского Союза, а также со стороны Госдепартамента, где дипломат Роберт Мерфи утверждал, что само существование процветающей и демократической Западной Германии будет дестабилизировать Восточную Германию, а следовательно, и Советский Союз. Что еще важнее, План А требовал одобрения британского и французского правительств, но ни одно из них не поддерживало Программу А, жалуясь, что еще слишком рано заканчивать оккупацию Германии. Общественное мнение как в Великобритании, так и еще больше во Франции боялось того, что может произойти, если союзники ослабят свой контроль над Германией всего через четыре года после окончания Второй мировой войны, и по причинам географии и истории не разделяло уверений Кеннана в том, что объединенная Германия вызовет трудности только у Советов. В мае 1949 года во французскую прессу просочилась искаженная версия плана А, где главным искажением было то, что Соединенные Штаты были готовы уйти из всей Европы в обмен на воссоединенную и нейтральную Германию. В последовавшем шуме Ачесон отклонил план А.
Кеннан потерял влияние на Ачесона, который в любом случае полагался на своих сотрудников гораздо меньше, чем Маршалл. Кеннан ушел с поста директора по планированию политики в декабре 1949 года, но оставался в отделе в качестве советника до июня 1950 года. [60] В январе 1950 года Ачесон заменил Кеннана на Нитце, который был гораздо более удобен в расчетах военной мощи. После этого Кеннан принял назначение в качестве посетителя Института перспективных исследований от умеренного коллеги Роберта Оппенгеймера , директора института. [61] В октябре 1949 года китайские коммунисты под руководством Мао Цзэдуна выиграли гражданскую войну в Китае и провозгласили Китайскую Народную Республику. « Потеря Китая », как ее стали называть в Соединенных Штатах, вызвала яростную правую реакцию во главе с республиканскими политиками, такими как Ричард Никсон и Джозеф Маккарти , которые использовали «потерю Китая» как удобную дубинку, чтобы побить демократическую администрацию Трумэна. [62] Трумэн, Ачесон и другие высокопоставленные должностные лица, такие как Кеннан, были обвинены в лучшем случае в преступной халатности, допустив предполагаемую потерю. Один из ближайших друзей Кеннана, дипломат Джон Пэтон Дэвис-младший, оказался под следствием в ноябре 1949 года как советский шпион за свою роль в этом процессе, обвинение, которое разрушило его карьеру и которое ужаснуло Кеннана. [63] Особенно беспокоило Кеннана то, что Пэтон Дэвис был обвинен в измене за предсказание в отчете, что Мао победит в гражданской войне в Китае, что в атмосфере истерии, вызванной «потерей Китая», было достаточно, чтобы побудить ФБР начать расследование в отношении него как советского шпиона. Говоря о деле Пэтона Дэвиса, Кеннан предупредил, что «у нас нет защиты от того, чтобы это повторилось», что заставило его задуматься, какой дипломат будет следующим под следствием за измену.
Кеннан нашел атмосферу истерии, которую карикатурист Герберт Блок в марте 1950 года назвал «маккартизмом», крайне неприятной. [64]
Политика Ачесона была реализована в виде СНБ 68 , секретного доклада, выпущенного Советом национальной безопасности США в апреле 1950 года и написанного Полом Нитце , преемником Кеннана на посту директора по планированию политики. [65] Кеннан и Чарльз Болен , другой эксперт Госдепартамента по России, спорили о формулировке СНБ 68, которая стала основой политики холодной войны. [66] Кеннан отверг идею о том, что у Сталина был грандиозный план завоевания мира, подразумеваемый в докладе Нитце, и утверждал, что он на самом деле боялся чрезмерного расширения российской власти. Кеннан даже утверждал, что СНБ 68 вообще не следовало составлять, поскольку это сделало бы политику США слишком жесткой, упрощенной и милитаристской. Ачесон отклонил Кеннана и Болена, поддержав предположение о советской угрозе, подразумеваемое СНБ 68. [67]
Кеннан выступал против создания водородной бомбы и перевооружения Германии, что было политикой, поощряемой положениями резолюции СНБ 68. [68] [69] Во время Корейской войны (которая началась, когда Северная Корея вторглась в Южную Корею в июне 1950 года), когда в Государственном департаменте начали циркулировать слухи о планах продвижения за 38-ю параллель в Северную Корею, что Кеннан считал опасным, он вступил в ожесточенные споры с помощником госсекретаря по Дальнему Востоку Дином Раском , который, по-видимому, одобрил цель Ачесона по насильственному объединению Корей. [70]
21 августа 1950 года Кеннан представил Джону Фостеру Даллесу , который в то время работал над мирным договором между США и Японией, длинную служебную записку, в которой он вышел за рамки американо-японских отношений, чтобы предложить схему своих размышлений об Азии в целом. [71] Он назвал политику США в отношении Азии «малообещающей» и «чреватой опасностью». О Корейской войне Кеннан писал, что американская политика основывалась на том, что он называл «эмоциональными, моралистическими установками», которые «если их не исправить, могут легко привести нас к реальному конфликту с русскими и помешать нам заключить реалистичное соглашение об этой области». Он поддержал решение о вмешательстве в Корее, но написал, что «для нас не принципиально видеть антисоветский корейский режим, распространенный на всю Корею». Кеннан выразил большие опасения относительно возможных действий генерала Дугласа Макартура , заявив, что у него «широкая и относительно неконтролируемая свобода действий... в определении нашей политики в североазиатском и западно-тихоокеанском регионах», что Кеннан считал проблемой, поскольку считал, что суждения Макартура были неверными.
В своей книге 1951 года «Американская дипломатия, 1900–1950» Кеннан подверг резкой критике внешнюю политику США последних 50 лет. [72] Он предостерег от участия США и опоры на многосторонние, юридические и моралистические организации, такие как Организация Объединенных Наций. [72]
Несмотря на свое влияние, Кеннан никогда не чувствовал себя комфортно в правительстве. Он всегда считал себя аутсайдером и не терпел критиков. У. Аверелл Гарриман , посол США в Москве, когда Кеннан был заместителем с 1944 по 1946 год, заметил, что Кеннан был «человеком, который понимал Россию, но не Соединенные Штаты». [73]
В декабре 1951 года президент Трумэн выдвинул кандидатуру Кеннана на пост следующего посла США в СССР. Его назначение было решительно одобрено Сенатом. [74]
Во многих отношениях (к ужасу Кеннана) приоритеты администрации подчеркивали создание союзов против Советов больше, чем переговоры по разногласиям с ними. [74] В своих мемуарах Кеннан вспоминал: «Насколько я мог судить, мы ожидали, что сможем достичь наших целей... не делая никаких уступок, только «если мы действительно всемогущи и можем надеяться выйти сухими из воды». Я очень сомневался, что это так». [75]
В Москве Кеннан обнаружил атмосферу еще более регламентированную, чем во время своих предыдущих поездок, с полицейскими охранниками, следовавшими за ним повсюду, препятствуя контактам с советскими гражданами. [76] В то время советская пропаганда обвиняла США в подготовке к войне, что Кеннан не полностью отвергал. «Я начал спрашивать себя, не способствовали ли мы... чрезмерной милитаризацией нашей политики и заявлений... убеждению Москвы, что мы стремимся к войне, что мы смирились с ее неизбежностью, что это был лишь вопрос времени, когда мы ее развяжем». [77]
В сентябре 1952 года Кеннан сделал заявление, которое стоило ему его посольского поста. Отвечая на вопрос на пресс-конференции, Кеннан сравнил свои условия в резиденции посла в Москве с теми, с которыми он столкнулся во время интернирования в Берлине в первые несколько месяцев военных действий между Соединенными Штатами и Германией. Хотя его заявление не было необоснованным, Советы интерпретировали его как подразумеваемую аналогию с нацистской Германией . Затем Советы объявили Кеннана персоной нон грата и отказались разрешить ему вернуться в СССР. Кеннан признал ретроспективно, что это было «глупостью с моей стороны». [78]
Кеннан был очень критичен к политике администрации Трумэна по поддержке Франции во Вьетнаме , написав, что французы ведут «безнадежную» войну, «которую ни они, ни мы, ни мы оба вместе не можем выиграть». О том, что он называл «соперничающими китайскими режимами» (т. е. Китайской Народной Республикой на материке и Китайской Республикой на Тайване), Кеннан предсказывал, что политика США по поддержке правительства Гоминьдана на Тайване «укрепит солидарность Пекина и Москвы, а не ослабит ее». Предвидя разыгрывание стратегии «китайской карты», Кеннан утверждал, что Соединенные Штаты должны работать над разделением китайско-советского блока, который имел потенциал доминировать в Евразии, и с этой целью должны предоставить место Китая в Совете Безопасности ООН Китайской Народной Республике. В атмосфере ярости и гнева, вызванных «потерей Китая» в 1950 году, для администрации Трумэна было политически невозможно признать правительство в Пекине, и предоставление места Китая в ООН Народной Республике было самым близким шагом, на который Соединенные Штаты могли пойти в построении отношений с новым правительством. О мнимой теме своей статьи Кеннан назвал Японию «самым важным фактором в Азии». Кеннан выступал за сделку с Советским Союзом, в которой в обмен на прекращение Корейской войны Соединенные Штаты гарантировали бы, что Япония останется демилитаризованным и нейтральным государством в Холодной войне .
Основная концепция Кеннана, определяющая его мышление о внешней политике, заключалась в концепции «пяти индустриальных зон», контроль над большинством из которых сделал бы его доминирующей мировой державой. [79] «Пять индустриальных зон» включали Соединенные Штаты; Великобританию; территорию вокруг долины реки Рейн, а именно Рейнскую и Рурскую области Германии, восточную Францию и страны Бенилюкса; Советский Союз и Японию. Кеннан утверждал, что если «индустриальные зоны», за исключением Советского Союза, будут объединены с Соединенными Штатами, то его страна станет доминирующей мировой державой. Таким образом, «сдерживание» применялось только к контролю над «индустриальными зонами» мира. Кеннан испытывал значительное презрение к народам третьего мира и считал европейское господство над большей частью Азии и Африки естественным и нормальным. [80] Эти взгляды были типичны для американских чиновников в конце 1940-х годов, но Кеннан был необычен тем, что сохранял эти взгляды до конца своей жизни; к 1950-м годам многие чиновники, такие как Даллесы, пришли к выводу, что восприятие того, что среднестатистический белый американец не любит не-белых людей, вредит имиджу Америки в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке, а это, в свою очередь, дает преимущество Советскому Союзу. [81] Кеннан считал, что Соединенные Штаты в целом не должны быть вовлечены в дела Третьего мира, поскольку он чувствовал, что там нет ничего стоящего. Были некоторые исключения, поскольку Кеннан считал, что Латинская Америка находится в сфере американского влияния, поскольку он считал, что Вашингтон должен сообщить лидерам латиноамериканских республик, что они должны «быть осторожными и не уходить слишком далеко от нашей стороны». [82] Ачесон был настолько оскорблен докладом, написанным Кеннаном в марте 1950 года, в котором он предположил, что смешение рас между европейцами, индейцами и африканскими рабами является коренной причиной экономической отсталости Латинской Америки, что он отказался распространять его среди остальной части Госдепартамента. Кеннан считал, что и нефть Ирана , и Суэцкий канал важны для Запада, и он рекомендовал Соединенным Штатам поддержать Великобританию вопреки требованиям Мохаммада Мосаддыка и Мостафы Эль-Нахаса взять под контроль иранскую нефтяную промышленность и Суэцкий канал соответственно. [83] Кеннан писал, что Абадан (центр иранской нефтяной промышленности) и Суэцкий канал имеют решающее значение для Запада по экономическим причинам, что оправдывало использование «военной силы» западными державами для сохранения контроля над этими местами. [84]
Кеннан вернулся в Вашингтон, где он оказался втянут в разногласия с ястребом-государственным секретарем Дуайта Д. Эйзенхауэра , Джоном Фостером Даллесом . [85] Несмотря на это, он смог конструктивно работать с новой администрацией. Летом 1953 года президент Эйзенхауэр попросил Кеннана управлять первой из серии совершенно секретных групп, получивших название « Операция Солярий» , изучающей преимущества и недостатки продолжения политики сдерживания администрации Трумэна и стремления « отбросить » существующие области советского влияния. По завершении проекта президент, казалось, одобрил рекомендации группы. [86] [87]
Придав свой престиж позиции Кеннана, президент молчаливо дал понять о своем намерении сформулировать стратегию своей администрации в рамках стратегии ее предшественника, несмотря на опасения некоторых членов Республиканской партии . [88] Критическое различие между политикой сдерживания Трумэна и Эйзенхауэра было связано с опасениями Эйзенхауэра, что Соединенные Штаты не смогут бесконечно нести большие военные расходы. [89] Таким образом, новый президент стремился минимизировать издержки, не действуя всякий раз и везде, где действовали Советы (стратегия, призванная избегать риска), а скорее всякий раз и везде, где Соединенные Штаты могли себе позволить действовать.
В 1954 году Кеннан выступил в качестве свидетеля для Дж. Роберта Оппенгеймера во время попыток правительства аннулировать его допуск к секретной информации. [90] Несмотря на уход с государственной службы, Кеннан по-прежнему часто консультировался с чиновниками администрации Эйзенхауэра. Когда ЦРУ получило стенограмму «Секретной речи» Хрущева, нападавшей на Сталина в мае 1956 года, Кеннан был одним из первых, кому показали текст «Секретной речи». [91]
11 октября 1956 года Кеннан дал показания Комитету по иностранным делам Палаты представителей о массовых протестах, происходящих в Польше, о том, что советское правление в Восточной Европе «разрушается быстрее, чем я когда-либо предполагал». [92] Тот факт, что националистическая фракция Польской коммунистической партии во главе с Владиславом Гомулкой свергла сталинистское руководство в Варшаве вопреки возражениям Хрущева, который был вынужден неохотно принять смену руководства, заставил Кеннана предположить, что Польша движется в «титоистском» направлении, поскольку Гомулка за свою полную приверженность коммунизму также ясно дал понять, что он хотел, чтобы Польша была более независимой от Москвы. В 1957 году Кеннан покинул Соединенные Штаты, чтобы работать профессором Джорджа Истмена в Баллиол-колледже в Оксфорде. Сэр Исайя Берлин писал, что Кеннан ожидал, что члены колледжа Баллиол будут вовлечены в разговор, «отшлифованный глубокой традицией, утонченностью, моральными качествами», а вместо этого был возмущен, обнаружив, что члены колледжа были поглощены «множеством пустых сплетен о местных делах, академических званиях. Он был в ужасе от этого. Глубокое разочарование. Англия оказалась не такой, как он думал. Идеализированный образ был разбит». [93] Кеннан писал о членах колледжа Баллиол в письме Оппенгеймеру: «Я никогда не видел такого злословия, такой ярости, таких разногласий за всю свою жизнь». В том же письме Кеннан написал, что единственным членом колледжа, с которым он мог вести «серьёзный разговор», был Берлин, а все остальные были одержимы распространением злобных сплетен друг о друге. Однако Кеннан пользовался популярностью среди студентов колледжа Баллиол, поскольку его лекции по международным отношениям, которые он читал дважды в неделю, были, по его словам, «чрезвычайно успешными», причем настолько, что ему пришлось выделить более просторный лекционный зал, поскольку сотни студентов выстраивались в очередь, чтобы послушать его выступление. [94]
В октябре 1957 года Кеннан прочитал лекции Рейта на BBC под названием «Россия, атом и Запад» , заявив, что если раздел Германии продолжится, то «шансы на мир действительно очень малы». [95] Кеннан защищал раздел Германии в 1945 году как необходимый, но продолжал:
Но есть опасность в том, чтобы позволить этому затвердеть в постоянном отношении. Оно ожидает слишком многого и слишком долго от Соединенных Штатов, которые не являются европейской державой. Оно не оправдывает силу и способности самих европейцев. Оно оставляет нерешенными крайне шаткие и необоснованные договоренности, которые сейчас управляют статусом Берлина, — малейшее нарушение которых может легко вызвать новый мировой кризис. Оно не принимает во внимание нынешнюю опасную ситуацию в зоне сателлитов. Оно делает постоянным то, что должно было быть временным. Оно косвенно отдает половину Европы русским. . . . Будущее Берлина жизненно важно для будущего Германии в целом: потребности его народа и крайняя ненадежность западного положения там сами по себе были бы причинами, по которым никто на Западе не должен рассматривать нынешнее разделение Германии как удовлетворительное постоянное решение, даже если не задействованы никакие другие факторы. [96]
Чтобы решить «немецкий вопрос», Кеннан отстаивал версию своей «программы А» 1949 года, призывающую к полному выводу большинства британских, французских, американских и советских войск из Германии в качестве прелюдии к воссоединению Германии и к нейтрализации Германии. Помимо своего призыва к решению «немецкого вопроса», Кеннан также утверждал, что советское правление в Восточной Европе было «шатким», и лучшее, что могли сделать западные державы, — это проводить твердую, но по сути неконфронтационную политику в отношении Советского Союза, чтобы убедить Хрущева, что для него не будет опасно отпускать Восточную Европу. [97] Лекции Рейта вызвали много споров и вовлекли Кеннана в очень публичную словесную войну с Ачесоном и вице-президентом Ричардом Никсоном о правильном решении «немецкого вопроса». Министр иностранных дел Западной Германии Генрих фон Брентано заявил о лекциях Рейта Кеннана: «Тот, кто говорит такие вещи, не является другом немецкого народа». [98]
Во время президентской избирательной кампании Джона Ф. Кеннеди в 1960 году Кеннан написал будущему президенту, чтобы предложить несколько предложений о том, как его администрация должна улучшить внешнюю политику страны. Кеннан писал: «Необходима последовательность... рассчитанных шагов, рассчитанных таким образом, чтобы не только вывести противника из равновесия, но и удержать его от этого, и подготовленных с достаточной конфиденциальностью, чтобы можно было сохранить преимущество неожиданности». [99] Он также настоятельно призывал администрацию «обеспечить расхождение взглядов и политики между русскими и китайцами», что могло быть достигнуто путем улучшения отношений с советским премьером Никитой Хрущевым , который хотел дистанцироваться от коммунистических китайцев. [100] Он писал: «Мы должны... не обманывая себя относительно политической личности Хрущева и не питая никаких нереальных надежд, заботиться о том, чтобы сохранить его политически в числе претендентов и способствовать выживанию в Москве тенденций, которые он олицетворяет». Кроме того, он рекомендовал Соединенным Штатам работать над созданием разногласий внутри советского блока, подрывая его влияние в Восточной Европе и поощряя независимые наклонности правительств-сателлитов. [100]
Хотя Кеннан не рассматривался советниками Кеннеди на эту должность, сам президент предложил Кеннану выбор между должностью посла в Польше и Югославии . Кеннан был больше заинтересован в Югославии , поэтому он принял предложение Кеннеди и приступил к работе в Югославии в мае 1961 года. [100]
Кеннану было поручено попытаться укрепить политику Югославии против Советов и побудить другие государства Восточного блока добиваться автономии от Советов. Кеннан обнаружил, что его посол в Белграде был намного лучше, чем его опыт в Москве десятилетием ранее. Он прокомментировал: «Мне повезло, что меня окружила группа исключительно способных и преданных помощников, чьими способностями я сам восхищался, чьи суждения я ценил и чье отношение ко мне всегда было... восторженно-сотрудничающим... Кто я такой, чтобы жаловаться?» [100] Кеннан обнаружил, что югославское правительство обращалось с американскими дипломатами вежливо, в отличие от того, как русские обращались с ним в Москве. Он писал, что югославы «считали меня, справедливо или нет, выдающимся человеком в США, и они были рады, что кто-то, чье имя они слышали раньше, направляется в Белград». [101]
Кеннану было трудно выполнять свою работу в Белграде. Президент Иосип Броз Тито и его министр иностранных дел Коча Попович начали подозревать, что Кеннеди примет антиюгославскую политику во время своего срока. Тито и Попович считали решение Кеннеди соблюдать Неделю порабощенных наций признаком того, что Соединенные Штаты будут помогать антикоммунистическим освободительным усилиям в Югославии. Тито также считал, что ЦРУ и Пентагон были истинными директорами американской внешней политики. Кеннан пытался восстановить доверие Тито к американскому внешнеполитическому истеблишменту, но его усилия были скомпрометированы парой дипломатических ошибок, вторжением в залив Свиней и инцидентом со шпионом U-2 . [101]
Отношения между Югославией и Соединенными Штатами быстро начали ухудшаться. В сентябре 1961 года Тито провел конференцию неприсоединившихся стран , где он выступил с речами, которые правительство США интерпретировало как просоветские. По словам историка Дэвида Майерса, Кеннан утверждал, что воспринимаемая просоветская политика Тито на самом деле была уловкой, чтобы «укрепить позицию Хрущева в Политбюро против сторонников жесткой линии, выступавших против улучшения отношений с Западом, и против Китая, который настаивал на крупном советско-американском противостоянии». Эта политика также принесла Тито «кредит в Кремле, который можно было использовать против будущих китайских нападок на его коммунистические полномочия». [102] В то время как политики и правительственные чиновники выражали растущую обеспокоенность по поводу отношений Югославии с Советами, Кеннан считал, что страна занимала «аномальное положение в холодной войне, которое объективно соответствовало целям США». [103] Кеннан также считал, что через несколько лет пример Югославии заставит государства Восточного блока потребовать от Советов большей социальной и экономической автономии. [103]
К 1962 году Конгресс принял закон об отказе в предоставлении финансовой помощи Югославии, прекращении продажи запасных частей для югославских военных самолетов и отмене статуса страны как наибольшего благоприятствования . Кеннан решительно протестовал против этого закона, утверждая, что он приведет только к обострению отношений между Югославией и США [104] Кеннан приехал в Вашингтон летом 1962 года, чтобы лоббировать против этого закона, но не смог добиться изменений в Конгрессе. Президент Кеннеди поддержал Кеннана в частном порядке, но оставался уклончивым публично, так как не хотел ставить под угрозу свою незначительную поддержку большинства в Конгрессе по потенциально спорному вопросу. [104]
В лекции для сотрудников посольства США в Белграде 27 октября 1962 года Кеннан очень решительно выступил в поддержку политики Кеннеди в Карибском кризисе , заявив, что Куба все еще находится в сфере американского влияния, и поэтому Советы не имеют права размещать ракеты на Кубе. В своей речи Кеннан назвал режим Фиделя Кастро «одной из самых кровавых диктатур, которые мир видел за весь послевоенный период», что оправдывало усилия Кеннеди по свержению коммунистического кубинского правительства. [105] Вопреки требованию Хрущева о выводе американских ракет из Турции в качестве платы за вывод советских ракет с Кубы, Кеннан заявил, что Турция никогда не была в советской сфере влияния, тогда как Куба была в американской сфере влияния, что для него делало размещение ракет в Турции законным для Соединенных Штатов и незаконным для Советского Союза размещение ракет на Кубе.
В декабре 1962 года, когда Тито посетил Москву, чтобы встретиться с Хрущевым, Кеннан сообщил Вашингтону, что Тито был русофилом, поскольку жил в России между 1915 и 1920 годами, и все еще имел сентиментальные воспоминания о русской революции 1917 года, которая обратила его в коммунизм. [106] Однако Кеннан заметил из своих отношений с Тито, что тот был очень твердо привержен сохранению нейтралитета Югославии в холодной войне, и его выражения привязанности к русской культуре во время его визита в Москву не означали, что он хотел вернуть Югославию в советский блок. [106] Соответственно, по мнению Кеннана, китайско-советский раскол заставил Хрущева желать примирения с Тито, чтобы противостоять китайским обвинениям в том, что Советский Союз является агрессивной империалистической державой, и Тито был готов пойти на улучшение отношений с Советским Союзом, чтобы улучшить свою переговорную позицию с Западом. [106] Кеннан также описал поддержку Тито движения неприсоединения как способ улучшения переговорной позиции Югославии как с Западом, так и с Востоком, поскольку это позволило ему позиционировать себя как мирового лидера, выступающего от имени важного блока стран, а не основывающегося на «внутренней ценности» движения неприсоединения (которая на самом деле была незначительной, поскольку большинство неприсоединившихся стран были бедными странами третьего мира). [107] В этой связи Кеннан сообщил Вашингтону, что высокопоставленные югославские чиновники сказали ему, что речи Тито, восхваляющие движение неприсоединения, были всего лишь дипломатическим позерством, которое не следует воспринимать слишком серьезно. [108]
Однако многие в Конгрессе восприняли речи Тито всерьёз и пришли к выводу, что Югославия является антизападной страной, к большому огорчению Кеннана. [108] Кеннан утверждал, что, поскольку Тито хотел, чтобы Югославия соблюдала нейтралитет в холодной войне, нет смысла ожидать, что Югославия присоединится к Западу, но югославский нейтралитет действительно служил американским интересам, поскольку он гарантировал, что мощная армия Югославии не будет в распоряжении Советов, а у Советского Союза не будет военно-воздушных или военно-морских баз в Югославии, которые можно было бы использовать для угрозы Италии и Греции, являющимся членами НАТО. [108] Что еще важнее, Кеннан отметил, что политика Югославии «рыночного социализма» обеспечила ей более высокий уровень жизни, чем где-либо еще в Восточной Европе, что там была большая свобода слова, чем в других коммунистических странах, и само существование коммунистической страны в Восточной Европе, которая не находилась под контролем Кремля, было очень дестабилизирующим фактором для советского блока, поскольку это вдохновляло других коммунистических лидеров на стремление к большей независимости. [108] Поскольку отношения между США и Югославией становились все хуже, Кеннан подал в отставку с поста посла в конце июля 1963 года. [109]
В 1957 году Кеннан был приглашен BBC для чтения ежегодных Reith Lectures , серии из шести радиолекций под названием «Россия, атом и Запад» . Они охватывали историю, влияние и возможные последствия отношений между Россией и Западом.
После окончания своего краткого посольского поста в Югославии в 1963 году Кеннан провел остаток своей жизни в академической среде, став крупным реалистическим критиком внешней политики США. [60] Проработав 18 месяцев в качестве ученого в Институте перспективных исследований (IAS) между 1950 и 1952 годами, Кеннан присоединился к преподавательскому составу Школы исторических исследований института в 1956 году [110] и провел там остаток своей жизни.
В 1960-х годах Кеннан критиковал вмешательство США во Вьетнам, утверждая, что у США было мало жизненно важных интересов в регионе. [111] В феврале 1966 года Кеннан дал показания перед Комитетом по иностранным делам Сената по просьбе председателя комитета сенатора Дж. Уильяма Фулбрайта , где он заявил, что «озабоченность» Вьетнамом подрывает мировое лидерство США. [112] Он обвинил администрацию Линдона Джонсона в искажении его политики в чисто военный подход. [113] Президент Джонсон был настолько раздражен слушаниями, созванными его другом, ставшим врагом Фулбрайтом, что он попытался затмить их, проведя внезапный и необъявленный саммит в Гонолулу, начавшийся 5 февраля 1966 года с главой государства Нгуен Ван Тхьеу и премьер-министром Южного Вьетнама Нгуен Као Ки , на котором он заявил, что Соединенные Штаты добиваются значительных успехов во Вьетнаме и привержены социальным и экономическим реформам.
Кеннан свидетельствовал, что если бы Соединенные Штаты уже не воевали во Вьетнаме, то: «Я не знаю ни одной причины, по которой мы должны желать быть столь вовлеченными, и я мог бы придумать несколько причин, по которым мы не должны этого желать». [114] Он был против немедленного вывода войск из Вьетнама, заявив, что «поспешное и беспорядочное отступление может в нынешних обстоятельствах оказать плохую услугу нашим собственным интересам и даже миру во всем мире», но добавил, что он чувствовал, что «больше уважения в глазах этого мира можно завоевать решительной и смелой ликвидацией несостоятельных позиций, чем самым упрямым преследованием экстравагантных и бесперспективных целей». В своих показаниях Кеннан утверждал, что Хо Ши Мин был «не Гитлером», и все, что он читал о нем, предполагало, что Хо был коммунистом, но также и вьетнамским националистом, который не хотел, чтобы его страна подчинялась ни Советскому Союзу, ни Китаю. [115] Он также свидетельствовал, что победа над Северным Вьетнамом означала бы цену в человеческих жизнях, «за которые я не хотел бы, чтобы эта страна была ответственна». Кеннан сравнил политику администрации Джонсона в отношении Вьетнама с политикой «слона, испугавшегося мыши».
Кеннан закончил свои показания, процитировав замечание Джона Куинси Адамса: «Америка не отправляется за границу в поисках монстров, которых нужно уничтожить. Она — доброжелатель свободы и независимости всех. Она — поборник и защитник только своих собственных». Затем Кеннан заявил: «Сейчас, джентльмены, я не знаю точно, что имел в виду Джон Куинси Адамс, когда произносил эти слова. Но я думаю, что, сам того не зная, он говорил с нами здесь сегодня очень прямо и очень уместно». Слушания транслировались в прямом эфире по телевидению (в то время это было редкостью), и репутация Кеннана как «отца сдерживания» обеспечила, что его показания привлекли большое внимание СМИ, тем более, что администрация Джонсона заявляла о проведении во Вьетнаме политики «сдерживания». Таким образом, Джонсон оказал давление на основные телевизионные сети, чтобы они не транслировали показания Кеннана, и в результате сеть CBS транслировала повторы « Я люблю Люси» , пока Кеннан выступал в Сенате, спровоцировав директора телевизионных программ CBS Фреда Френдли уйти в отставку в знак протеста. Напротив, сеть NBC сопротивлялась давлению президента и транслировала заседания Комитета Сената по иностранным делам. Чтобы противостоять показаниям Кеннана, Джонсон отправил госсекретаря Дина Раска в Комитет Сената по иностранным делам, где тот дал показания о том, что война во Вьетнаме была морально справедливой борьбой, чтобы остановить «...постоянное расширение коммунистической власти посредством силы и угроз».
Несмотря на ожидания, показания Кеннана перед Сенатом получили высокие рейтинги на телевидении. [116] Сам Кеннан вспоминал, что в течение месяца после этого он получил поток писем, что побудило его написать об общественном отклике: «Это было совершенно потрясающе. Я не ожидал ничего даже отдаленно похожего». Обозреватель Арт Бухвальд описал, как он был ошеломлен, увидев, что его жена и ее друзья провели день, наблюдая за показаниями Кеннана вместо стандартных мыльных опер, сказав, что он не осознавал, что американские домохозяйки интересуются такими вопросами. Биограф Фулбрайта написал, что показания Кеннана вместе с генералом Джеймсом Гэвином были важны, потому что они не были «безответственными студентами или радикалами с дикими глазами», что позволило «уважаемым людям» выступить против войны во Вьетнаме. [117] Показания Кеннана в феврале 1966 года были наиболее успешными из его многочисленных попыток повлиять на общественное мнение после ухода из Госдепартамента. До того, как Джонсон выступил перед Сенатом, 63% американцев одобряли его действия во время войны во Вьетнаме; после его показаний таких было 49%.
Оппозиция Кеннана войне во Вьетнаме не означала никакой симпатии к студенческим протестам против войны во Вьетнаме. В своей книге 1968 года «Демократия и левые студенты» Кеннан нападал на левых студентов университетов, выступавших против войны во Вьетнаме, как на агрессивных и нетерпимых. [118] Кеннан сравнил « новых левых » студентов 1960-х годов с радикальными студентами- народниками России 19 века, обвинив обоих в том, что они являются высокомерной группой элитистов, чьи идеи были принципиально недемократичны и опасны. Кеннан писал, что большинство требований радикальных студентов были «тарабарщиной», и он утверждал, что их политический стиль был отмечен полным отсутствием юмора, экстремистскими тенденциями и бессмысленными разрушительными побуждениями. [119] Кеннан признал, что радикальные студенты были правы, выступая против войны во Вьетнаме, но он жаловался, что они путают политику с институтами, поскольку он утверждал, что даже если институт проводит ошибочную политику, это не делает его злым и достойным уничтожения.
Кеннан обвинил студенческий радикализм конца 1960-х годов в том, что он назвал «болезненным секуляризмом» американской жизни, который, по его словам, был слишком материалистичным и поверхностным, чтобы позволить понять «медленный мощный процесс органического роста», который сделал Америку великой. [120] Кеннан писал, что то, что он считал духовным недомоганием Америки, создало поколение молодых американцев с «крайним дисбалансом в эмоциональном и интеллектуальном росте». Кеннан закончил свою книгу сетованием на то, что Америка его юности больше не существует, поскольку он жаловался, что большинство американцев были соблазнены рекламой на потребительский образ жизни, который оставил их равнодушными к ухудшению окружающей среды вокруг них и к грубой коррупции их политиков. Кеннан утверждал, что он был настоящим радикалом, поскольку: «Они еще ничего не видели. Не только мои опасения превосходят их, но и мои идеи о том, что нужно сделать, чтобы все исправить, гораздо радикальнее их».
В речи, произнесенной в Уильямсбурге 1 июня 1968 года, Кеннан раскритиковал власти за «излишнюю терпимость» в отношении студенческих протестов и беспорядков афроамериканцев. [121] Кеннан призвал к подавлению движений «Новые левые» и «Власть черных» таким образом, чтобы это было «ответственно только перед избирателями на следующих выборах, но не перед прессой или даже судами». [122] Кеннан выступал за создание «специальных политических судов» для суда над активистами «Новых левых» и «Власть черных», поскольку он заявил, что это единственный способ спасти Соединенные Штаты от хаоса. В то же время Кеннан заявил, что, основываясь на своих визитах в Южную Африку: «У меня есть слабость к апартеиду , не в том виде, в каком он практикуется в Южной Африке, а как к концепции». Хотя Кеннан не любил мелкие, унизительные аспекты апартеида , он много хвалил «глубокую религиозную искренность» африканеров, чью кальвинистскую веру он разделял, в то время как он отрицал способность южноафриканских чернокожих управлять своей страной. Кеннан утверждал в 1968 году, что система, подобная апартеиду, была необходима Соединенным Штатам, поскольку он сомневался в способности среднего чернокожего американского мужчины действовать «в системе, которую он не понимает и не уважает», что привело его к тому, что он выступил за использование бантустанов Южной Африки в качестве модели с районами Соединенных Штатов, отведенными для афроамериканцев. Кеннан не одобрял социальные изменения 1960-х годов. Во время визита в Данию в 1970 году он наткнулся на молодежный фестиваль, который он с отвращением описал как «кишащий хиппи — мотоциклы, подружки, наркотики, порнография, пьянство, шум. Я смотрел на эту толпу и думал, как одна рота крепкой русской пехоты выгонит ее из города».
Всегда изучавший российские дела Кеннан, вместе с директором Центра Вильсона Джеймсом Биллингтоном и историком С. Фредериком Старром , инициировал создание Института Кеннана в академическом учреждении, названном в честь Вудро Вильсона . Институт назван в честь американца Джорджа Кеннана , исследователя Российской империи и родственника предмета этой статьи. Ученые Института должны изучать Россию, Украину и евразийский регион. [123]
Сдерживание, когда он опубликовал первый том своих мемуаров в 1967 году, подразумевало нечто иное, чем использование военной «контрсилы». Он никогда не был доволен тем, что политика, на которую он влиял, была связана с наращиванием вооружений в период Холодной войны. В своих мемуарах Кеннан утверждал, что сдерживание не требует милитаризованной внешней политики США. «Контрсила» подразумевала политическую и экономическую защиту Западной Европы от разрушительного воздействия войны на европейское общество. [124] По его словам, Советский Союз, истощенный войной, не представлял серьезной военной угрозы для США или их союзников в начале Холодной войны, а был скорее идеологическим и политическим соперником. [125] Кеннан считал, что СССР, Великобритания, Германия, Япония и Северная Америка остаются сферами жизненно важных интересов США. В 1970-х и 1980-х годах, когда разрядка закончилась, особенно при президенте Рейгане , он был главным критиком возобновленной гонки вооружений. [126]
В 1989 году президент Джордж Буш-старший наградил Кеннана Медалью Свободы , величайшей гражданской наградой страны. Тем не менее, он оставался реалистичным критиком недавних президентов США, призывая в интервью 1999 года New York Review of Books правительство США «отказаться от публичной защиты демократии и прав человека», заявив, что «тенденция видеть себя центром политического просвещения и учителями для значительной части остального мира кажется мне непродуманной, тщеславной и нежелательной». [73]
Кеннан, главный вдохновитель американской политики сдерживания во время Холодной войны, позже описал расширение НАТО как «стратегическую ошибку потенциально эпических масштабов». [127] [128] Кеннан выступал против войны администрации Клинтона в Косово и ее расширения НАТО (созданию которого он также противостоял полвека назад), выражая опасения, что обе политики ухудшат отношения с Россией. [129] [130]
В интервью 1998 года газете The New York Times после того, как Сенат США только что ратифицировал первый раунд расширения НАТО, он сказал, что «для этого не было никаких оснований». Он был обеспокоен тем, что это «разожжет националистические, антизападные и милитаристские» настроения в России. [131] «Русские постепенно отреагируют весьма негативно, и это повлияет на их политику», — сказал он. Кеннан также был обеспокоен разговорами о том, что Россия «умирает от желания напасть на Западную Европу», объяснив, что, напротив, русский народ восстал, чтобы «устранить этот советский режим», и что их «демократия была так же далеко продвинута», как и в других странах, которые только что подписались на НАТО. [128]
Кеннан оставался энергичным и бдительным в последние годы своей жизни, хотя артрит заставил его пользоваться инвалидной коляской. В последние годы жизни Кеннан пришел к выводу, что «общим эффектом экстремизма холодной войны было скорее задержка, чем ускорение великих перемен, которые настигли Советский Союз». [132] В возрасте 98 лет он предупредил о непредвиденных последствиях ведения войны против Ирака. Он предупредил, что нападение на Ирак будет равносильно ведению второй войны, которая «не имеет никакого отношения к первой войне против терроризма », и объявил попытки администрации Буша связать Аль-Каиду с Саддамом Хусейном «жалко не поддерживающими и ненадежными». Кеннан продолжил предупреждать:
Любой, кто когда-либо изучал историю американской дипломатии, особенно военной дипломатии, знает, что вы можете начать войну с определенными вещами на уме как с целью того, что вы делаете, но в конце концов вы обнаруживаете, что сражаетесь за совершенно другие вещи, о которых вы никогда раньше не думали... Другими словами, война имеет свой собственный импульс, и он уносит вас от всех продуманных намерений, когда вы в нее ввязываетесь. Сегодня, если бы мы пошли в Ирак, как хотел бы президент, вы знали бы, где вы начинаете. Вы никогда не знаете, где вы закончите. [133]
В последние годы своей жизни Кеннан принял идеалы Второй Вермонтской республики , сепаратистского движения, возникшего в 2003 году. Отмечая масштабную мексиканскую иммиграцию на юго-запад США, Кеннан сказал в 2002 году, что существуют «несомненные свидетельства растущей дифференциации между культурами, соответственно, крупных южных и юго-западных регионов этой страны, с одной стороны», и культурами «некоторых северных регионов». В первом случае «сама культура основной массы населения этих регионов будет иметь тенденцию быть в первую очередь латиноамериканской по своей природе, а не унаследованной от более ранних американских традиций... Неужели в Америке было так мало достоинств, что она заслуживает того, чтобы ее безрассудно выбрасывали в угоду полиглотической мешанине?» [134] Утверждается, что Кеннан на протяжении всей своей карьеры представлял «традицию воинствующего нативизма », которая напоминала или даже превосходила Know Nothings 1850-х годов. Кеннан также считал, что у американских женщин слишком много власти. [135]
В феврале 2004 года ученые, дипломаты и выпускники Принстона собрались в кампусе университета, чтобы отпраздновать 100-летие Кеннана. Среди присутствовавших были государственный секретарь Колин Пауэлл , теоретик международных отношений Джон Миршаймер , журналист Крис Хеджес , бывший посол и кадровый дипломат Джек Ф. Мэтлок-младший и биограф Кеннана Джон Льюис Гэддис . [136]
Кеннан умер 17 марта 2005 года в своем доме в Принстоне , штат Нью-Джерси, в возрасте 101 года. У него остались норвежская жена Аннелиза, на которой он женился в 1931 году, и четверо детей, восемь внуков и шесть правнуков. [2] [73] Аннелиза умерла в 2008 году в возрасте 98 лет. [137]
В некрологе в The New York Times Кеннан был описан как «американский дипломат, который сделал больше, чем любой другой посланник его поколения, для формирования политики Соединенных Штатов во время холодной войны», к которому «Белый дом и Пентагон обратились, когда они пытались понять Советский Союз после Второй мировой войны». [2] О Кеннане историк Уилсон Д. Мискамбл заметил: «[м]ожно только надеяться, что нынешние и будущие творцы внешней политики смогут разделить что-то из его честности и интеллекта». [129] Foreign Policy описал Кеннана как «самого влиятельного дипломата 20-го века». Генри Киссинджер сказал, что Кеннан «подошел так близко к созданию дипломатической доктрины своей эпохи, как и любой другой дипломат в нашей истории», в то время как Колин Пауэлл назвал Кеннана «нашим лучшим наставником» в решении вопросов внешней политики 21-го века. [138]
.jpg/1280px-Atomic_Energy_Commission_United_Fund_Representives_Oak_Ridge_1961_(28747626135).jpg)
За время своей карьеры в IAS Кеннан написал семнадцать книг и множество статей по международным отношениям. Он получил Пулитцеровскую премию за историю [139] , Национальную книжную премию за документальную литературу [140] , премию Бэнкрофта и премию Фрэнсиса Паркмана за книгу «Россия выходит из войны» , опубликованную в 1956 году. [73] Он снова получил Пулитцеровскую и Национальную книжную премию [141] в 1968 году за «Мемуары, 1925–1950» . [142] Второй том, содержащий его воспоминания до 1963 года, был опубликован в 1972 году. Среди его других работ были «Американская дипломатия 1900–1950» , «Очерки из жизни» , опубликованные в 1989 году, и «Вокруг скалистого холма» в 1993 году. [143]
Его собственно исторические работы составляют шеститомный отчет об отношениях между Россией и Западом с 1875 года до его собственного времени; период с 1894 по 1914 год был запланирован, но не завершен. Он был в основном озабочен:
Кеннан был невысокого мнения о президенте Рузвельте , утверждая в 1975 году: «Несмотря на все его обаяние, политическое мастерство и умелое руководство во время войны, когда дело касалось внешней политики, Рузвельт был поверхностным, невежественным дилетантом, человеком с крайне ограниченным интеллектуальным горизонтом». [144]
{{citation}}: CS1 maint: отсутствует местоположение издателя ( ссылка )Переписка
За свою карьеру Кеннан получил ряд наград и почестей. Как ученый и писатель, Кеннан был дважды удостоен Пулитцеровской премии и Национальной книжной премии , а также получил премию Фрэнсиса Паркмана , премию Ambassador Book Award и премию Бэнкрофта .
Среди многочисленных других наград и отличий Кеннана были его избрание в Американское философское общество и Американскую академию искусств и наук (1952), [145] [146] Свидетельство о верной и достойной службе от Государственного департамента (1953), Премия Вудро Вильсона за выдающиеся достижения в служении нации от Принстона (1976), Орден Pour le Mérite (1976), Премия мира Альберта Эйнштейна (1981), Премия мира немецкой книжной торговли (1982), Золотая медаль Американской академии искусств и литературы (1984), Премия Джеймса Мэдисона за выдающуюся государственную службу Американского вигско-клиософского общества (1985), Медаль свободы от страха Фонда Франклина Д. Рузвельта (1987), Президентская медаль Свободы (1989), Премия за выдающиеся заслуги от Государственного департамента (1994) и «Живая легенда» Библиотеки Конгресса (2000).
Кеннан также получил 29 почетных степеней и был удостоен звания заведующего кафедрой Джорджа Ф. Кеннана по стратегии национальной безопасности в Национальном военном колледже и профессорской должности Джорджа Ф. Кеннана в Институте перспективных исследований . [147] [148] [149]
В июне 2022 года в Белграде , Сербия, на месте бывшего посольства США была открыта мемориальная доска в честь Кеннана . Кеннан служил в стране, когда она была частью Югославии , с 1961 по 1963 год. [150]
Рассел утверждает, что школа мысли, известная как политический реализм, легла в основу работы Кеннана как дипломата и историка и остается актуальной для дебатов по поводу американской внешней политики , которая с 19-го века характеризовалась переходом от реалистической школы отцов-основателей к идеалистической или вильсоновской школе международных отношений. Согласно реалистической традиции, безопасность основана на принципе баланса сил, тогда как вильсонианство (которое реалисты считают непрактичным) опирается на мораль как единственный определяющий фактор в государственном управлении. По мнению вильсонианцев, распространение демократии за рубежом как внешней политики важно, а мораль имеет универсальную силу. Во время президентства Билла Клинтона американская дипломатия представляла вильсоновскую школу в такой степени, что те, кто выступал за реализм, сравнивали политику президента Клинтона с социальной работой. По мнению Кеннана, чья концепция американской дипломатии основывалась на реалистическом подходе, такой морализм без учета реалий власти и национальных интересов является саморазрушительным и приведет к снижению американской мощи. [151]
В своих исторических трудах и мемуарах Кеннан подробно сетует на недостатки демократических политиков внешней политики и Соединенных Штатов в частности. По словам Кеннана, когда американские политики внезапно столкнулись с холодной войной, они унаследовали не более чем рационализм и риторику, «утопическую в ожиданиях, легалистическую в концепциях, моралистическую в [требованиях], которые она, казалось, предъявляла к другим, и самодовольную в степени возвышенности и нравственности ... по отношению к себе». [152] Источником проблемы является сила общественного мнения, сила, которая неизбежно нестабильна, несерьезна, субъективна, эмоциональна и упрощенна. Кеннан настаивал на том, что общественность США может быть объединена только вокруг цели внешней политики на «примитивном уровне лозунгов и ура-патриотического идеологического вдохновения». [153]
Miscamble утверждает, что Кеннан сыграл решающую роль в разработке внешней политики администрации Трумэна. Он также утверждает, что Кеннан не имел видения ни глобального, ни сильного сдерживания; он просто хотел восстановить баланс сил между Соединенными Штатами и Советами. [154] Как и историк Джон Льюис Гэддис , Miscamble признает, что хотя Кеннан лично предпочитал политическое сдерживание, его рекомендации в конечном итоге привели к политике, направленной больше на сильное, чем на глобальное сдерживание. [155]
Дополнительное чтение Foreign Affairs , т. 102, № 1 (январь/февраль 2023 г.), стр. 170–178.
