Хорхе Франсиско Исидоро Луис Борхес Асеведо ( / ˈ b ɔːr h ɛ s / BOR -hess ; [2] испанский: [ˈxoɾxe ˈlwis ˈboɾxes] ; 24 августа 1899 — 14 июня 1986) был аргентинскимписателем рассказов, эссеистом, поэтом и переводчиком, считающимся ключевой фигурой виспаноязычнойи международной литературе. Его самые известные произведения, Ficciones (перевод:Вымыслы) и El Aleph (перевод:Алеф), опубликованные в 1940-х годах, представляют собой сборники рассказов, исследующих такие мотивы, каксны,лабиринты,случайность,бесконечность,архивы,зеркала, вымышленные писатели имифология.[3]Работы Борхеса внесли вклад вфилософскую литературуифэнтези, а также оказали большое влияние намагического реализмалатиноамериканской литературеXX века.[4]
Родившийся в Буэнос-Айресе , Борхес позже переехал со своей семьей в Швейцарию в 1914 году, где он учился в Женевском колледже . Семья много путешествовала по Европе, включая Испанию. Вернувшись в Аргентину в 1921 году, Борхес начал публиковать свои стихи и эссе в сюрреалистических литературных журналах. Он также работал библиотекарем и публичным лектором . [5] В 1955 году он был назначен директором Национальной публичной библиотеки и профессором английской литературы в Университете Буэнос-Айреса . Он полностью ослеп к 55 годам. Ученые предполагают, что его прогрессирующая слепота помогла ему создавать новаторские литературные символы с помощью воображения. [Примечание 1] К 1960-м годам его работы были переведены и широко опубликованы в Соединенных Штатах и Европе. Сам Борхес свободно говорил на нескольких языках.
В 1961 году Борхес привлек международное внимание, получив первую премию Форментора , которую он разделил с Сэмюэлем Беккетом . В 1971 году он выиграл Иерусалимскую премию . Его международная репутация укрепилась в 1960-х годах, чему способствовало растущее число английских переводов, латиноамериканский бум и успех «Ста лет одиночества » Гарсиа Маркеса . [6] Свою последнюю работу «Заговорщики » он посвятил городу Женеве , Швейцария. [7] Писатель и эссеист Дж. М. Кутзее сказал о нем: «Он, как никто другой, обновил язык художественной литературы и тем самым открыл путь замечательному поколению испано-американских романистов». [8] Дэвид Фостер Уоллес писал: «Истина, если говорить кратко, заключается в том, что Борхес, возможно, является великим мостом между модернизмом и постмодернизмом в мировой литературе. Он модернист в том, что его художественная литература показывает первоклассный человеческий разум, лишенный всех оснований религиозной или идеологической уверенности – разум, полностью обращенный внутрь себя. Его истории изогнуты и герметичны, с косвенным ужасом игры, правила которой неизвестны, а ставки в ней все». [9]
Хорхе Франсиско Исидоро Луис Борхес Асеведо родился в образованной семье среднего класса 24 августа 1899 года. [10] Они жили в комфортных условиях, но не были достаточно богаты, чтобы жить в центре Буэнос-Айреса , поэтому семья проживала в Палермо , тогда еще более бедном районе. Мать Борхеса, Леонор Асеведо Суарес , происходила из традиционной уругвайской семьи криольских (испанских) корней. Ее семья принимала активное участие в европейском заселении Южной Америки и в войне за независимость Аргентины , и она часто говорила об их героических действиях. [11]
Его книга 1929 года «Куадерно Сан-Мартин» включает стихотворение «Исидоро Асеведо», посвященное памяти его деда, Исидоро де Асеведо Лаприда, солдата армии Буэнос-Айреса. Потомок аргентинского юриста и политика Франсиско Нарсисо де Лаприда , Асеведо Лаприда участвовал в битвах при Сепеде в 1859 году, Павоне в 1861 году и Лос-Корралесе в 1880 году. Асеведо Лаприда умер от заложенности легких в доме, где находился его внук Хорхе Луис Борхес. рожденный. Согласно исследованию Антонио Андраде, Хорхе Луис Борхес имел португальские корни: прадед Борхеса, Франсиско, родился в Португалии в 1770 году и жил в Торре-де-Монкорво , на севере страны, прежде чем эмигрировать в Аргентину, где он женился на Кармен Лафинур.
Отец самого Борхеса, Хорхе Гильермо Борхес Хаслам , был юристом и написал роман «El caudillo» в 1921 году. Борхес Хаслам родился в Энтре-Риос в семье испанского, португальского и английского происхождения, в семье полковника Франсиско Борхеса Лафинура и англичанки Фрэнсис Энн Хаслам. Борхес Хаслам рос, разговаривая дома на английском языке. Семья часто путешествовала по Европе. Борхес Хаслам женился на Леонор Асеведо Суарес в 1898 году, и среди их детей также была художница Нора Борхес , сестра Хорхе Луиса Борхеса. [11]
В возрасте десяти лет Хорхе Луис Борхес перевел «Счастливого принца » Оскара Уайльда на испанский язык. Книга была опубликована в местном журнале, но друзья Борхеса думали, что настоящим автором был его отец. [12] Борхес Хаслам был юристом и преподавателем психологии, который питал литературные устремления. Борхес сказал, что его отец «пытался стать писателем, но потерпел неудачу», несмотря на опус 1921 года « El caudillo» . Хорхе Луис Борхес писал: «Поскольку большинство моих соотечественников были солдатами, а я знал, что никогда не буду, мне стало стыдно, довольно рано, что я книжный человек, а не человек действия». [11]
Хорхе Луис Борхес обучался дома до 11 лет и был двуязычным — испанским и английским, читая Шекспира на последнем в возрасте двенадцати лет. [11] Семья жила в большом доме с английской библиотекой, насчитывающей более тысячи томов; Борхес позже заметил, что «если бы меня попросили назвать главное событие в моей жизни, я бы сказал — библиотека моего отца». [13]
Его отец отказался от юридической практики из-за ухудшения зрения, которое в конечном итоге повлияло на его сына. В 1914 году семья переехала в Женеву , Швейцария, и провела следующее десятилетие в Европе. [11] В Женеве Борхес Хаслам лечился у окулиста, в то время как его сын и дочь ходили в школу. Хорхе Луис выучил французский, читал Томаса Карлейля на английском и начал читать философию на немецком. В 1917 году, когда ему было восемнадцать, он познакомился с писателем Морисом Абрамовичем и завязал литературную дружбу, которая длилась до конца его жизни. [11] Он получил степень бакалавра в Женевском колледже в 1918 году. [14] [Примечание 2] Семья Борхесов решила, что из-за политических беспорядков в Аргентине они останутся в Швейцарии во время войны. После Первой мировой войны семья провела три года, живя в разных городах: Лугано , Барселона, Майорка , Севилья и Мадрид. [11] Они оставались в Европе до 1921 года.
В то время Борхес открыл для себя труды Артура Шопенгауэра и «Голем » Густава Майринка ( 1915), которые оказали влияние на его творчество. В Испании Борхес стал членом авангардного , антимодернистского ультраистского литературного движения, вдохновленного Гийомом Аполлинером и Филиппо Томмазо Маринетти , близким к имажинистам . Его первое стихотворение «Гимн морю», написанное в стиле Уолта Уитмена , было опубликовано в журнале Grecia . [15] Находясь в Испании, он познакомился с такими известными испанскими писателями, как Рафаэль Кансинос Ассенс и Рамон Гомес де ла Серна . [16]
В 1921 году Борхес вернулся с семьей в Буэнос-Айрес. У него было мало формального образования, никакой квалификации и мало друзей. Он написал другу, что Буэнос-Айрес теперь «наводнен приезжими, правильными юношами, лишенными какого-либо умственного потенциала, и декоративными молодыми леди». [11] Он принес с собой доктрину ультраизма и начал свою карьеру, публикуя сюрреалистические поэмы и эссе в литературных журналах. В 1923 году Борхес впервые опубликовал свои стихи, сборник под названием Fervor de Buenos Aires , и внес вклад в авангардный обзор Martín Fierro . Борхес стал соучредителем журналов Prisma , широкоформатной газеты, которая в основном распространялась путем наклеивания копий на стены в Буэнос-Айресе, и Proa . Позже в жизни Борхес сожалел о некоторых из этих ранних публикаций, пытаясь купить все известные копии, чтобы гарантировать их уничтожение. [17]
К середине 1930-х годов он начал исследовать экзистенциальные вопросы и художественную литературу. Он работал в стиле, который аргентинский критик Ана Мария Барренечеа назвала «ирреальностью». Многие другие латиноамериканские писатели, такие как Хуан Рульфо , Хуан Хосе Арреола и Алехо Карпентьер , исследовали эти темы, находясь под влиянием феноменологии Гуссерля и Хайдеггера . В этом ключе биограф Борхеса Эдвин Уильямсон подчеркивает опасность вывода автобиографически вдохновленной основы для содержания или тона некоторых его произведений: книги, философия и воображение были для него таким же источником настоящего вдохновения, как и его собственный жизненный опыт, если не больше. [11]
С первого выпуска Борхес был постоянным автором журнала Sur , основанного в 1931 году Викторией Окампо . В то время это был самый важный литературный журнал Аргентины, который помог Борхесу обрести известность. [18] Окампо познакомил Борхеса с Адольфо Биой Касаресом , еще одной известной фигурой аргентинской литературы , который впоследствии стал его частым соавтором и близким другом. Они написали несколько произведений вместе, некоторые под псевдонимом H. Bustos Domecq , включая пародийный детективный сериал и фэнтезийные рассказы. В эти годы друг семьи Маседонио Фернандес оказал большое влияние на Борхеса. Они вдвоем председательствовали на дискуссиях в кафе, на загородных уединениях или в крошечной квартире Фернандес в районе Бальванера . Он появляется по имени в «Диалоге о диалоге» Борхеса , [19] в котором они обсуждают бессмертие души.
В 1933 году Борхес получил должность редактора в Revista Multicolor de los Sábados (литературное приложение к газете Буэнос-Айреса Crítica ), где он впервые опубликовал отрывки, собранные в 1935 году под названием Historia universal de la infamia ( Всеобщая история позора ). [11] Книга включает в себя два типа письма: первый лежит где-то между научно-популярными эссе и короткими рассказами, используя вымышленные приемы для повествования по сути правдивых историй. Второй состоит из литературных подделок, которые Борхес изначально выдавал за переводы отрывков из известных, но редко читаемых произведений.
В последующие годы он работал литературным консультантом в издательстве Emecé Editores , а с 1936 по 1939 год писал еженедельные колонки для El Hogar . В 1938 году Борхес устроился на работу первым помощником в муниципальную библиотеку Мигеля Кане. Она находилась в рабочем районе [20] , и там было так мало книг, что, как ему сказали, каталогизация более ста книг в день не оставит много работы для других сотрудников и выставит их в плохом свете. Эта задача занимала у него около часа каждый день, а остальное время он проводил в подвале библиотеки, занимаясь написанием и переводами. [11]
Отец Борхеса умер в 1938 году, незадолго до его 64-го дня рождения. В канун Рождества того года Борхес получил тяжелую травму головы; во время лечения он чуть не умер от сепсиса . [21] Оправляясь от несчастного случая, Борхес начал изучать новый стиль письма, благодаря которому он стал знаменитым. [22] Его первый рассказ, написанный после несчастного случая, « Пьер Менар, автор «Дон Кихота », вышел в мае 1939 года. Одна из его самых известных работ, «Менар», исследует природу авторства, а также связь между автором и его историческим контекстом. Его первый сборник рассказов, « Сад расходящихся тропок », появился в 1941 году и состоял в основном из произведений, ранее опубликованных в журнале Sur . [11]
Заглавная история касается китайского профессора в Англии, доктора Ю Цуна, который шпионит в пользу Германии во время Первой мировой войны, пытаясь доказать властям, что азиат способен получить информацию, которую они ищут. Сочетание книги и лабиринта, его можно читать разными способами. С его помощью Борхес, возможно, изобрел гипертекстовый роман и продолжил описывать теорию вселенной, основанную на структуре такого романа. [23] [24]
Книга, состоящая из историй, занимающих более шестидесяти страниц, была в целом хорошо принята, но « El jardín de senderos que se bifurcan» не смогла принести ему литературных наград, на которые рассчитывали многие в его окружении. [25] [26] Виктория Окампо посвятила большую часть июльского выпуска Sur 1942 года «Репарации Борхесу». Многочисленные ведущие писатели и критики из Аргентины и со всего испаноязычного мира внесли свой вклад в проект «репарации».
Когда его зрение начало угасать в начале тридцатых годов, и он не смог содержать себя как писатель, Борхес начал новую карьеру в качестве публичного лектора. [Примечание 3] [27] [28] Он становился все более публичной фигурой, получив назначения на пост президента Аргентинского общества писателей и профессора английской и американской литературы в Аргентинской ассоциации английской культуры. Его короткий рассказ « Эмма Зунц » был экранизирован (под названием «Días de odio» — «Дни ненависти» , снятый в 1954 году Леопольдо Торре Нильссоном ). [29] Примерно в это же время Борхес также начал писать сценарии.
В 1955 году он стал директором Национальной библиотеки Аргентины. К концу 1950-х годов он полностью ослеп. Ни совпадение, ни ирония его слепоты как писателя не ускользнули от внимания Борхеса: [11]
Его более поздний сборник стихов Elogio de la Sombra ( В похвалу тьме ) [31] развивает эту тему. В 1956 году Университет Куйо наградил Борхеса первой из многих почетных докторских степеней, а в следующем году он получил Национальную премию по литературе. [32] С 1956 по 1970 год Борхес также занимал должность профессора литературы в Университете Буэнос-Айреса и другие временные должности в других университетах. [32] Он был посвящен в рыцари королевой Елизаветой II в 1964 году. [33] Осенью 1967 года и весной 1968 года он читал лекции Чарльза Элиота Нортона в Гарвардском университете . [34]
По мере того, как его зрение ухудшалось, Борхес все больше полагался на помощь своей матери. [32] Когда он больше не мог читать и писать (он так и не научился читать по шрифту Брайля ), его мать, с которой он всегда был близок, стала его личным секретарем. [32] Когда Перон вернулся из изгнания и был переизбран президентом в 1973 году, Борхес немедленно ушел с поста директора Национальной библиотеки. [35]
Восемь стихотворений Борхеса появились в антологии испанских американских поэтов 1943 года, составленной HR Hays. [36] [Примечание 4] «Сад расходящихся тропок», один из первых рассказов Борхеса, переведенных на английский язык, появился в выпуске журнала Ellery Queen's Mystery Magazine за август 1948 года в переводе Энтони Буше . [37] Хотя несколько других переводов Борхеса появились в литературных журналах и антологиях в 1950-х годах (и один рассказ появился в научно-фантастическом журнале Fantastic Universe в 1960 году), [38] его международная известность датируется началом 1960-х годов. [39]
В 1961 году Борхес получил первую Международную премию , которую он разделил с Сэмюэлем Беккетом . В то время как Беккет приобрел выдающуюся репутацию в Европе и Америке, Борхес был в значительной степени неизвестен и непереводим в англоязычном мире, и премия вызвала большой интерес к его творчеству. Итальянское правительство назвало Борхеса Командором , а Техасский университет в Остине назначил его на один год на кафедру Тинкера. Это привело к его первому лекционному турне в Соединенных Штатах. В 1962 году две основные антологии произведений Борхеса были опубликованы на английском языке в издательстве New York Presses: Ficciones и Labyrinths . В том же году Борхес начал лекционные туры по Европе. За эти годы он получил множество наград, таких как Специальная премия имени Эдгара Аллана По от Ассоциации писателей-детективов Америки «за выдающийся вклад в жанр детектива» (1976), [40] премия Бальзана (по филологии, лингвистике и литературной критике) и Международная премия Чино дель Дука , Премия Мигеля де Сервантеса (все 1980), а также французский орден Почетного легиона (1983) и премия «Бриллиантовая Конекс» за литературное искусство как самый выдающийся писатель последнего десятилетия в своей стране.
В 1967 году Борхес начал пятилетний период сотрудничества с американским переводчиком Норманом Томасом ди Джованни , благодаря которому он стал более известен в англоязычном мире. [41] [42] [43] Ди Джованни утверждал, что популярность Борхеса была обусловлена тем, что он писал на нескольких языках и намеренно использовал латинские слова в качестве моста с испанского на английский. [44]
Борхес продолжал публиковать книги, среди них El libro de los seres imaginarios ( Книга воображаемых существ , 1967, написанная в соавторстве с Маргаритой Герреро ), [45] El Informe de Brodie ( Доклад доктора Броди , 1970), [46] и El libro de arena ( «Книга песка» , 1975 [45] [46] ). Он много читал лекции. Многие из этих лекций были включены в антологии в таких томах, как Siete noches ( «Семь ночей ») [47] и Nueve ensayos dantescos ( «Девять дантескных эссе» ). [48]
Его присутствие в 1967 году в кампусе Университета Вирджинии (UVA) в США оказало влияние на группу студентов, среди которых был Джаред Левенштейн, который позже стал основателем и куратором коллекции Хорхе Луиса Борхеса в UVA, [49] одного из крупнейших хранилищ документов и рукописей, относящихся к ранним работам Борхеса. [50] В 1984 году он отправился в Афины, Греция, а затем в Ретимно, Крит, где ему была присуждена почетная докторская степень от Школы философии Университета Крита . [51]
В середине 1960-х годов Борхес познакомился с Хорхе Марио Бергольо, будущим Папой Франциском , который в то время был молодым священником-иезуитом. В 1979 году Борхес с благодарностью и довольно долго говорил о Бергольо аргентинскому поэту и эссеисту Роберто Алифано. [52]
В 1967 году Борхес женился на недавно овдовевшей Эльзе Астете Миллан. Друзья считали, что его мать, которой было 90 лет и которая предчувствовала свою собственную смерть, хотела найти кого-то, кто бы заботился о ее слепом сыне. Брак продлился меньше трех лет. После законного расставания Борхес вернулся к своей матери, с которой он прожил до ее смерти в возрасте 99 лет. [53] После этого он жил один в маленькой квартире, которую он делил с ней, под присмотром Фанни, их домоправительницы на протяжении многих десятилетий. [54]
С 1975 года и до самой смерти Борхес путешествовал по миру. В этих поездках его часто сопровождала его личная помощница Мария Кодама , аргентинка японского и немецкого происхождения. В апреле 1986 года, за несколько месяцев до своей смерти, он женился на ней через адвоката в Парагвае , что было тогда обычной практикой среди аргентинцев, желающих обойти аргентинские законы того времени относительно развода. По словам Кодамы, Борхес пил в молодости, но в конце концов бросил алкоголь, когда стал старше и «почувствовал себя более защищенным». [55] Что касается его религиозных взглядов, Борхес объявил себя агностиком, пояснив: «Быть агностиком означает, что все возможно, даже Бог, даже Святая Троица. Этот мир настолько странен, что все может случиться, а может и не случиться». [56] Борхеса научила читать Библию его бабушка-англичанка-протестантка, и он молился «Отче наш» каждую ночь из-за обещания, которое он дал своей матери. Он также умер в присутствии священника. [57]
В последние дни в Женеве Борхес начал размышлять о возможности загробной жизни . Хотя Борхес был спокоен и собран из-за своей смерти, он начал допытываться у Кодамы, склоняется ли она больше к синтоистским верованиям своего отца или к католицизму своей матери. Кодама «всегда считала Борхеса агностиком, как и она сама», но, учитывая настойчивость его вопросов, она предложила позвать кого-то более «квалифицированного». [58] Борхес ответил: «Вы спрашиваете меня, нужен ли мне священник». Затем он поручил ей позвать двух священнослужителей, католического священника в память о его матери и протестантского пастора в память о его бабушке-англичанке. Сначала его посетили отец Пьер Жаке и пастор Эдуард де Монмоллен. [58]
Борхес умер от рака печени 14 июня 1986 года в возрасте 86 лет в Женеве. Его похоронам предшествовала экуменическая служба в протестантском соборе Сен-Пьер 18 июня. В присутствии многих швейцарских и аргентинских сановников пастор де Монмоллин прочитал первую главу Евангелия от Иоанна . Затем он проповедовал, что «Борхес был человеком, который непрестанно искал правильное слово, термин, который мог бы суммировать целое, окончательный смысл вещей». Однако он сказал, что ни один человек не может достичь этого слова собственными усилиями и, пытаясь, теряется в лабиринте. Пастор де Монмоллин заключил: «Не человек открывает слово, а Слово приходит к нему». [59]
Отец Жаке также проповедовал, говоря, что, посетив Борхеса перед его смертью, он нашел «человека, полного любви, который получил от Церкви прощение своих грехов». [59] [60] После похорон Борхес был похоронен на кладбище Cimetière de Plainpalais в Женеве . Его могила, отмеченная грубо вытесанным надгробием, украшена резьбой, заимствованной из англосаксонского и древнескандинавского искусства и литературы. [61]
Мария Кодама, его вдова и наследница на основании брака и двух завещаний, получила контроль над его работами. Ее напористое управление его имуществом привело к ожесточенному спору с французским издателем Gallimard относительно переиздания полного собрания сочинений Борхеса на французском языке, причем Пьер Ассулин в Le Nouvel Observateur (август 2006 г.) назвал ее «препятствием к распространению произведений Борхеса». Кодама подала в суд на Ассулин, посчитав замечание необоснованным и клеветническим, и потребовала символическую компенсацию в один евро. [62] [63] [64] Кодама также аннулировал все права на публикацию существующих сборников своих работ на английском языке, включая переводы Нормана Томаса ди Джованни , в которых сам Борхес сотрудничал, и с которых ди Джованни получил бы необычно высокие пятьдесят процентов гонораров. Кодама заказал новые переводы Эндрю Херли , которые стали официальными переводами на английском языке. [65]
В 1920-е и 1930-е годы Борхес был ярым сторонником Иполито Иригойена и социал-демократического Радикального гражданского союза . [66] В 1945 году Борхес подписал манифест, призывающий к прекращению военного правления и установлению политической свободы и демократических выборов. [67] К 1960-м годам он стал более скептически относиться к демократии. Во время конференции 1971 года в Колумбийском университете студент-писатель спросил Борхеса, что он считает «долгом писателя перед своим временем». Борхес ответил: «Я думаю, что долг писателя — быть писателем, и если он может быть хорошим писателем, он выполняет свой долг. Кроме того, я считаю, что мои собственные мнения поверхностны. Например, я консерватор, я ненавижу коммунистов, я ненавижу нацистов, я ненавижу антисемитов и так далее; но я не позволяю этим мнениям проникать в мои произведения — за исключением, конечно, тех случаев, когда я был в большом восторге от Шестидневной войны . Вообще говоря, я думаю, что нужно держать их в герметичных отсеках. Все знают мои мнения, но что касается моих снов и моих историй, я думаю, им следует предоставить полную свободу. Я не хочу вторгаться в них, я пишу художественную литературу, а не басни». [68] В 1980-х годах, ближе к концу своей жизни, Борхес вновь обрел свою прежнюю веру в демократию и считал ее единственной надеждой для Аргентины. [67] В 1983 году Борхес приветствовал избрание Рауля Альфонсина из Радикального гражданского союза и приветствовал конец военного правления следующими словами: «Я однажды написал, что демократия — это злоупотребление статистикой... 30 октября 1983 года аргентинская демократия блестяще опровергла меня. Великолепно и убедительно». [69] [70]
Борхес неоднократно заявлял себя « анархистом- спенсерианцем , который верит в личность, а не в государство» из-за влияния своего отца. [71] [72] [73] В интервью Ричарду Бергину в конце 1960-х годов Борхес описал себя как «умеренного» приверженца классического либерализма . Он также вспоминал, что его оппозиция коммунизму и марксизму была впитана в него в детстве, заявляя: «Ну, меня воспитывали с мыслью, что личность должна быть сильной, а государство должно быть слабым. Я не мог быть в восторге от теорий, где государство важнее личности». [74] После свержения президента Хуана Доминго Перона путем государственного переворота в 1955 году Борхес поддержал усилия по очистке правительства Аргентины от перонистов и демонтажу государства всеобщего благосостояния бывшего президента. Он был в ярости, что Коммунистическая партия Аргентины выступила против этих мер и резко критиковала их в лекциях и в печати. Противостояние Борхеса партии в этом вопросе в конечном итоге привело к постоянному разрыву с его давней возлюбленной, аргентинской коммунисткой Эстелой Канто . [75]
В интервью 1956 года, данном El Hogar , Борхес заявил, что «[коммунисты] выступают за тоталитарные режимы и систематически борются со свободой мысли, забывая о том, что главными жертвами диктатур являются именно интеллект и культура». [76] Он пояснил: «Многие люди выступают за диктатуры, потому что они позволяют им избегать самостоятельного мышления. Все представляется им в готовом виде. Существуют даже государственные агентства, которые снабжают их мнениями, паролями, лозунгами и даже идолами, которых можно возвеличивать или низвергать в соответствии с преобладающим ветром или в соответствии с директивами мыслящих голов единой партии ». [77]
В последующие годы Борхес часто выражал презрение к марксистским и коммунистическим авторам, поэтам и интеллектуалам. В интервью Burgin Борхес назвал чилийского поэта Пабло Неруду «очень хорошим поэтом», но «очень подлым человеком» за безоговорочную поддержку Советского Союза и демонизацию Соединенных Штатов. Борхес прокомментировал Неруду: «Теперь он знает, что это чушь». [78] В том же интервью Борхес также раскритиковал знаменитого поэта и драматурга Федерико Гарсию Лорку , который был похищен солдатами -националистами и казнен без суда во время гражданской войны в Испании . По мнению Борхеса, поэзия и пьесы Лорки, если их рассматривать на фоне его трагической смерти, кажутся лучше, чем они были на самом деле. [79]
В 1934 году аргентинские ультранационалисты , симпатизировавшие Адольфу Гитлеру и нацистской партии , утверждали, что Борхес был тайным евреем и, как следствие, не был настоящим аргентинцем. Борхес ответил эссе « Yo, Judío » («Я, еврей»), отсылкой к старой фразе «Yo, Argentino» («Я, аргентинец»), которую произносили потенциальные жертвы во время погромов аргентинских евреев, чтобы обозначить, что кто-то не является евреем. [80] В эссе Борхес заявляет, что он был бы горд быть евреем, и замечает, что любой чистый кастильский, скорее всего, происходит от древнего еврейского происхождения, из тысячелетия назад. [80] Как до, так и во время Второй мировой войны Борхес регулярно публиковал эссе, в которых критиковал нацистское полицейское государство и его расистскую идеологию. Его возмущение подпитывалось его глубокой любовью к немецкой литературе . В эссе, опубликованном в 1937 году, Борхес раскритиковал нацистскую партию за использование детских книг для разжигания антисемитизма. Он писал: «Я не знаю, может ли мир обойтись без немецкой цивилизации, но я знаю, что ее развращение учениями ненависти является преступлением». [81]
В эссе 1938 года Борхес рецензировал антологию, которая переписывала немецких авторов прошлого, чтобы они соответствовали линии нацистской партии. Он был возмущен тем, что он описал как «хаотическое падение Германии во тьму» и сопутствующее переписывание истории. Он утверждал, что такие книги приносят в жертву культуру, историю и целостность немецкого народа во имя восстановления его национальной чести. Такое использование детских книг для пропаганды, как он пишет, «совершенствует преступное искусство варваров». [82] В эссе 1944 года Борхес постулировал:
Нацизм страдает от нереальности, как ад Эригены . Он непригоден для жизни; люди могут только умирать за него, лгать за него, ранить и убивать за него. Никто в глубине своего существа не может желать ему победы. Я рискну предположить следующее: Гитлер хочет быть побежденным . Гитлер слепо сотрудничает с неизбежными армиями, которые уничтожат его, как металлические стервятники и дракон (которые должны были знать, что они были монстрами) сотрудничали, таинственным образом, с Геркулесом ». [83]
В 1946 году Борхес опубликовал рассказ « Немецкий реквием », который выдаётся за последнее завещание осуждённого нацистского военного преступника по имени Отто Дитрих цур Линде. На конференции 1971 года в Колумбийском университете Борхесу задал вопрос об этой истории студент из программы творческого письма. Он вспоминал: «Когда немцы потерпели поражение, я почувствовал огромную радость и облегчение, но в то же время я думал о поражении Германии как о чём-то трагическом, потому что здесь у нас, возможно, самые образованные люди в Европе, у которых есть прекрасная литература, прекрасная традиция философии и поэзии. Однако эти люди были обмануты безумцем по имени Адольф Гитлер , и я думаю, что в этом есть трагедия». [84]
В интервью 1967 года с Burgin Борхес вспоминал, как его взаимодействие с аргентинскими сторонниками нацистов привело его к созданию этой истории. Он вспоминал: «И тогда я понял, что те люди, которые были на стороне Германии, никогда не думали о немецких победах или немецкой славе. Что им действительно нравилось, так это идея блицкрига , Лондона в огне, страны, которая была разрушена. Что касается немецких истребителей, они не придавали им значения. Тогда я подумал, ну что ж, теперь Германия проиграла, теперь Америка спасла нас от этого кошмара, но поскольку никто не может сомневаться, на чьей я стороне, я посмотрю, что можно сделать с литературной точки зрения в пользу нацистов. И тогда я создал идеального нациста». [85]
В Колумбийском университете в 1971 году Борхес более подробно рассказал о создании истории: «Я пытался представить, каким может быть настоящий нацист. Я имею в виду того, кто считал насилие достойным похвалы само по себе. Затем я подумал, что этот архетип нациста не будет против поражения; в конце концов, поражения и победы — это всего лишь вопросы случая. Он все равно был бы рад этому факту, даже если бы войну выиграли американцы и британцы. Естественно, когда я с нацистами, я обнаруживаю, что они не соответствуют моему представлению о том, кто такой нацист, но это не было задумано как политический трактат. Он должен был обозначить тот факт, что в судьбе настоящего нациста было что-то трагическое. За исключением того, что я задаюсь вопросом, существовал ли когда-либо настоящий нацист. По крайней мере, когда я был в Германии, я ни одного не встретил. Они все жалели себя и хотели, чтобы я тоже пожалел их». [86]
В 1946 году президент Аргентины Хуан Перон начал преобразовывать Аргентину в однопартийное государство с помощью своей жены Эвиты . Почти сразу же система трофеев стала правилом дня, поскольку идеологические критики правящей Партии Хустисиалиста были уволены с государственных должностей. В этот период Борхесу сообщили, что его «повышают» с должности в библиотеке Мигеля Кане на должность инспектора домашней птицы и кроликов на муниципальном рынке Буэнос-Айреса. Когда Борхес потребовал объяснить причину, ему ответили: «Ну, вы же были на стороне союзников, чего вы ожидали?» [87] Борхес ушел в отставку на следующий день. Отношение Перона к Борхесу стало cause célèbre для аргентинской интеллигенции. Аргентинское общество писателей (SADE) устроило официальный ужин в его честь. На ужине была зачитана речь, написанная Борхесом для этого случая. В ней говорилось:
Диктатуры порождают угнетение, диктатуры порождают раболепие, диктатуры порождают жестокость; еще более отвратительным является тот факт, что они порождают идиотизм. Коридорные, бормочущие приказы, портреты каудильо , заранее подготовленные приветствия или оскорбления, стены, покрытые именами, единодушные церемонии, простая дисциплина, узурпирующая место ясного мышления... Борьба с этими печальными однообразиями — одна из обязанностей писателя. Нужно ли мне напоминать читателям Мартина Фиерро или Дона Сегундо , что индивидуализм — это старая аргентинская добродетель. [88]
После этого Борхес оказался очень востребованным лектором и одним из интеллектуальных лидеров аргентинской оппозиции. В 1951 году его друзья-антиперонистки попросили его баллотироваться на пост президента SADE. Борхес, тогда находившийся в депрессии из-за неудачного романа, неохотно согласился. Позже он вспоминал, что каждое утро просыпался и вспоминал, что Перон был президентом, и чувствовал себя глубоко подавленным и стыдным. [89] Правительство Перона захватило контроль над аргентинскими средствами массовой информации и относилось к SADE с безразличием. Однако позже Борхес вспоминал: «Многие выдающиеся литераторы не осмеливались переступать его порог». [90] Тем временем SADE становился все более привлекательным убежищем для критиков правительства Перона. Чиновница SADE Луиза Мерседес Левинсон отметила: «Мы собирались каждую неделю, чтобы рассказать последние анекдоты о правящей паре, и даже осмеливались петь песни французского Сопротивления , а также « Марсельезу »». [90]
После смерти Эвиты Перон 26 июля 1952 года Борхеса навестили двое полицейских, которые приказали ему повесить два портрета правящей четы на территории SADE. Борхес с возмущением отказался, назвав это требование нелепым. Полицейские ответили, что он скоро столкнется с последствиями. [91] Партия юстициалистов установила за Борхесом круглосуточное наблюдение и отправила полицейских присутствовать на его лекциях; в сентябре они приказали окончательно закрыть SADE. Как и большая часть аргентинской оппозиции Перону, SADE оказалась на обочине из-за преследований со стороны государства, и осталось очень мало активных членов. [92] По словам Эдвина Уильямсона,
Борхес согласился баллотироваться на пост президента SADE, чтобы бороться за интеллектуальную свободу, но он также хотел отомстить за унижение, которое, как он считал, он перенес в 1946 году, когда перонисты предложили сделать его инспектором по курам. В своем письме от 1950 года Аттилио Росси он утверждал, что его позорное повышение было хитрым способом, который перонисты нашли, чтобы навредить ему и умалить его репутацию. Закрытие SADE означало, что перонисты навредили ему во второй раз, как это подтвердил визит испанского писателя Хулиана Мариаса , который прибыл в Буэнос-Айрес вскоре после закрытия SADE. Борхес, как президент, не мог устроить обычный прием для высокого гостя; вместо этого один из друзей Борхеса принес ягненка со своего ранчо, и они зажарили его в таверне через дорогу от здания SADE на улице Калле Мехико. После ужина дружелюбный швейцар впустил их в помещение, и они показали Мариасу окрестности при свечах. Эта маленькая группа писателей, ведущая иностранного гостя через темное здание при свете оплывающих свечей, была ярким доказательством того, насколько уменьшилась SADE при правлении Хуана Перона. [93]
16 сентября 1955 года Revolución Libertadora генерала Педро Эухенио Арамбуру свергла правящую партию и вынудила Перона покинуть страну. Борхес был вне себя от радости и присоединился к демонстрантам, марширующим по улицам Буэнос-Айреса. По словам Уильямсона, Борхес кричал: «Viva la Patria», пока его голос не охрип. Благодаря влиянию матери Борхеса и его собственной роли в оппозиции Перону, временное правительство назначило Борхеса директором Национальной библиотеки . [94]
В своем эссе L'Illusion Comique Борхес писал, что в Аргентине было две истории перонизма. Первую он описал как «криминальную», состоящую из тактик полицейского государства, используемых как против реальных, так и воображаемых антиперонистов. Вторая история, по словам Борхеса, была «театральной», состоящей из «сказок и басен, созданных для потребления болванами». Он утверждал, что, несмотря на свои заявления об отвращении к капитализму, Хуан и Эва Перон «копировали его методы, диктуя людям имена и лозунги» так же, как многонациональные корпорации «навязывают свои бритвенные лезвия, сигареты и стиральные машины». Затем Борхес перечислил многочисленные теории заговора, которые правящая пара диктовала своим последователям, и то, как эти теории принимались без вопросов. [95] Борхес заключил:
Бесполезно перечислять примеры; можно только осуждать двуличность вымыслов прежнего режима, в которые нельзя верить, и в которые верили. Скажут, что неискушенности публики достаточно, чтобы объяснить противоречие; я считаю, что причина более глубокая. Кольридж говорил о «добровольном прекращении неверия », то есть поэтической вере; Сэмюэл Джонсон сказал в защиту Шекспира, что зрители трагедии не верят, что они находятся в Александрии в первом акте и в Риме во втором, но подчиняются удовольствию от вымысла. Точно так же ложь диктатуры не вызывает ни веры, ни неверия; она относится к промежуточному плану, и ее цель — скрыть или оправдать отвратительные или зверские реальности. Она относится к патетическому или неуклюже-сентиментальному. К счастью, для просвещения и безопасности аргентинцев нынешний режим понял, что функция правительства — не внушать пафос. [96]
В интервью 1967 года Борхес сказал: «Перон был обманщиком, и он это знал, и все это знали. Но Перон мог быть очень жестоким. Я имею в виду, он пытал людей, убивал. А его жена была обычной проституткой». [97] Когда Перон вернулся из изгнания в 1973 году и снова стал президентом, Борхес был в ярости. В интервью 1975 года для National Geographic он сказал: «Чёрт, снобы снова в седле. Если их плакаты и лозунги снова осквернят город, я буду рад, что лишился зрения. Ну, они не могут унижать меня, как они делали это до того, как мои книги стали хорошо продаваться». [98]
После того, как его обвинили в неумолимости, Борхес пошутил: «Я возмущался тем, что Перон выставил Аргентину в смешном свете... как в 1951 году, когда он объявил о контроле над термоядерным синтезом , который до сих пор не произошел нигде, кроме солнца и звезд. Какое-то время аргентинцы не решались носить пластыри из страха, что друзья спросят: «Атомная бомба взорвалась у тебя в руке?». Позор, потому что в Аргентине действительно есть ученые мирового класса». [98] После смерти Борхеса в 1986 году перонистская Партия Хустисиалиста отказалась отправить делегата на панихиду по писателю в Буэнос-Айресе. Представитель партии сказал, что это было реакцией на «определенные заявления, которые он сделал о стране». [99] Позже, в городском совете Буэнос-Айреса, политики-перонисты отказались чествовать Борхеса как аргентинца, заявив, что он «предпочел умереть за границей». Когда разгневанные политики из других партий потребовали раскрыть истинную причину, перонисты наконец объяснили, что Борхес сделал заявления об Эвите Перон, которые они назвали «неприемлемыми». [99]
В 1970-х годах Борхес сначала выразил поддержку военной хунте Аргентины , но был возмущен действиями хунты во время Грязной войны . В знак протеста против их поддержки режима Борхес прекратил публиковаться в газете La Nación . [100] В 1985 году он написал короткое стихотворение о Фолклендской войне под названием « Хуан Лопес и Джон Уорд» , о двух вымышленных солдатах (по одному с каждой стороны), которые погибли на Фолклендских островах, в котором он ссылается на «острова, которые были слишком знамениты». Он также сказал о войне: «Фолклендская история была дракой между двумя лысыми мужчинами из-за расчески». [101]
Борхес был наблюдателем на судебных процессах над военной хунтой в 1985 году и писал, что «не судить и не осуждать преступления означало бы поощрять безнаказанность и становиться, в некотором роде, ее сообщником». [69] Борхес добавил, что «новости о пропавших людях, преступлениях и зверствах, совершенных [военными]» вдохновили его вернуться к его ранней эмерсоновской вере в демократию. [69]
Борхес считал, что у коренных народов на территории, которая сейчас называется Аргентиной, не было никаких традиций: «Нет никаких местных традиций, поскольку индейцы здесь были просто варварами. Мы должны вернуться к европейской традиции, почему бы и нет? Это очень хорошая традиция». [102]
Уордрип-Фруин и Монфор утверждают, что Борхес «возможно, был самой важной фигурой в испаноязычной литературе со времен Сервантеса . Он, несомненно, оказал огромное влияние, написав сложные поэмы, короткие рассказы и эссе, которые воплощали концепции головокружительной силы». [103] Творчество Борхеса сравнивают с творчеством Гомера и Мильтона . [104] Действительно, критик Гарольд Блум причисляет Борхеса к ключевым фигурам западного литературного канона . [105]
В дополнение к коротким рассказам, которыми он наиболее известен, Борхес также писал стихи, эссе, сценарии, литературную критику и редактировал многочисленные антологии. Его самое длинное художественное произведение — четырнадцатистраничный рассказ «Конгресс», впервые опубликованный в 1971 году. [11] Его поздняя слепота сильно повлияла на его поздние произведения. Борхес писал: «Когда я думаю о том, что я потерял, я спрашиваю: «Кто знает себя лучше, чем слепые?» — ибо каждая мысль становится инструментом». [106] Главными среди его интеллектуальных интересов являются элементы мифологии, математики, теологии, интегрирующие их через литературу, иногда игриво, иногда с большой серьезностью. [107]
Борхес сочинял стихи на протяжении всей своей жизни. По мере того, как его зрение ухудшалось (оно то появлялось, то исчезало, из-за борьбы между преклонным возрастом и успехами в хирургии глаза), он все больше сосредотачивался на написании стихов, поскольку мог запомнить целое произведение в процессе работы. [108] Его стихи охватывают тот же широкий спектр интересов, что и его художественная литература, наряду с проблемами, которые возникают в его критических работах и переводах, а также из более личных размышлений. Например, его интерес к идеализму проходит через все его творчество, отраженное в вымышленном мире Тлена в « Тлен, Укбар, Орбис Терциус » и в его эссе « Новое опровержение времени ». [109]
Борхес был выдающимся переводчиком. Он переводил литературные произведения с английского, французского, немецкого, древнеанглийского и древнескандинавского на испанский язык. Его первой публикацией в газете Буэнос-Айреса был перевод рассказа Оскара Уайльда « Счастливый принц » на испанский язык, когда ему было девять лет. [110] В конце своей жизни он выпустил испанскую версию части « Младшей Эдды » Снорри Стурлусона . Он также переводил (одновременно тонко преобразуя) произведения, среди прочих, Амвросия Бирса , Уильяма Фолкнера , Андре Жида , Германа Гессе , Франца Кафки , Редьярда Киплинга , Эдгара Аллана По , Уолта Уитмена и Вирджинии Вульф . [Примечание 5] Борхес много писал и читал лекции об искусстве перевода, утверждая, что перевод может улучшить оригинал, может даже быть неверным ему, и что альтернативные и потенциально противоречивые интерпретации одного и того же произведения могут быть в равной степени действительными. [111] Борхес использовал приемы литературной подделки и рецензии на воображаемое произведение, обе формы современных псевдоэпиграфов .
Записанные работы Борхе включают в себя чтения его стихов, сотрудничество с аргентинским композитором Астором Пьяццоллой и серию лекций по характерно широкому кругу тем, от буддизма до природы поэзии. [112]
Полидор – 20291
АМБ Дискография – 123 – 1
Национальный автономный университет Мексики - VVAL-13, UNAM-113/114
де Соуза, Марсело Мендес. «Неоригинальные мнения оригинального человека: взгляды Хорхе Луиса Борхеса на расу и бразильский народ в его беседах с Адольфо Биой Касаресом и его литературных произведениях». Обзор исследований Латинской Америки 56.3 (2021): 668–678. Веб.[3]
Микрофон – SUP 955
Микрофон – SUP 959
Микрофон – SUP 958
Микрофон – SUP 960
Микрофон – SUP 957
ЭМИ – 8569/70
Самый известный набор литературных подделок Борхеса относится к его ранней работе в качестве переводчика и литературного критика с постоянной колонкой в аргентинском журнале El Hogar . Наряду с публикацией многочисленных законных переводов, он также опубликовал оригинальные работы, например, в стиле Эммануэля Сведенборга [Примечание 6] или «Тысячи и одной ночи» , первоначально утверждая, что это переводы произведений, на которые он случайно наткнулся. В другом случае он добавил три коротких, ложно приписанных произведения в свою в остальном законную и тщательно исследованную антологию El matrero . [Примечание 6] Некоторые из них собраны в «Всеобщей истории бесчестья» . Хотя Борхес был великим популяризатором обзора воображаемого произведения, он развил идею из «Sartor Resartus » Томаса Карлейля , длиннющего обзора несуществующего немецкого трансценденталистского произведения и биографии его столь же несуществующего автора. В «Искусстве стиха » Борхес говорит, что в 1916 году в Женеве «[я] открыл для себя Томаса Карлейля и был им ошеломлен. Я прочитал «Сартор Ресартус » и могу вспомнить многие его страницы; я знаю их наизусть». [113]
В предисловии к своему первому опубликованному сборнику художественной литературы « Сад расходящихся тропок » Борхес замечает: «Это безумие, требующее больших усилий и обедняющее, безумие сочинения огромных книг, излагающих на пятистах страницах идею, которую можно прекрасно изложить устно за пять минут. Лучший способ сделать это — сделать вид, что эти книги уже существуют, и предложить резюме, комментарий к ним». Затем он цитирует «Сартора Ресартуса» и «Прекрасную гавань » Сэмюэля Батлера , отмечая, однако, что «эти произведения страдают от того несовершенства, что они сами по себе являются книгами, и ничуть не менее тавтологичны, чем другие. Будучи более разумным, более неумелым и более ленивым человеком, я решил писать заметки о воображаемых книгах». [114] С другой стороны, некоторые произведения были ошибочно приписаны Борхесу, например, поэма «Инстантес» . [115] [116]
Изменение стиля Борхеса с регионализма криоллизма на более космополитический стиль вызвало у него много критики со стороны таких журналов, как Contorno , леворадикальное аргентинское издание, находящееся под влиянием Сартра, основанное Давидом Виньясом и его братом, а также другими интеллектуалами, такими как Ноэ Житрик и Адольфо Прието. В постперонистской Аргентине начала 1960-х годов Конторно встретил широкое одобрение молодежи, которая оспаривала подлинность старых писателей, таких как Борхес, и подвергала сомнению их экспериментальное наследие. Магический реализм и исследование универсальных истин, утверждали они, были достигнуты ценой ответственности и серьезности перед лицом проблем общества. [117] Авторы «Конторно» признавали Борхеса и Эдуардо Маллеа «докторами техники», но утверждали, что их работам не хватало содержания из-за отсутствия взаимодействия с реальностью, в которой они жили, что было экзистенциалистской критикой их отказа принять существование и реальность в своих произведениях искусства. [117]
Рассказ « Секта Феникса » широко интерпретируется как намек на повсеместность половых сношений среди людей [118] — концепцию, основные качества которой рассказчик истории не может себе представить. За несколькими заметными исключениями, женщины почти полностью отсутствуют в художественной литературе Борхеса. [119] Однако в более поздних произведениях Борхеса есть некоторые примеры романтической любви, например, рассказ « Ульрикке » из «Книги песка» . Главный герой рассказа «El muerto» также вожделеет «великолепную, презрительную, рыжеволосую женщину» Асеведо Бандейры [120] : 197 и позже «спит с женщиной с блестящими волосами». [120] : 200 Хотя они не появляются в рассказах, женщины значительно обсуждаются как объекты безответной любви в его коротких рассказах «Захир» и «Алеф». [120] [ нужна страница ] Сюжет «Злоумышленницы» основан на реальной истории двух друзей. Борхес превратил их вымышленных персонажей в братьев, исключив возможность гомосексуальных отношений. [121]
« Эмма Цунц » — история с выдающейся женщиной в главной роли. Первоначально опубликованная в 1948 году, эта работа рассказывает историю молодой еврейской женщины, которая убивает мужчину, чтобы отомстить за позор и самоубийство своего отца. Она тщательно планирует преступление, подвергаясь неприятному сексуальному контакту с незнакомцем, чтобы создать видимость сексуальной непристойности у своей предполагаемой жертвы. Несмотря на то, что она заранее обдумывает и совершает убийство, одноименная героиня этой истории на удивление симпатична, как из-за внутренних качеств персонажа (что интересно, она верит в ненасилие), так и потому, что история рассказана с «отдалённой, но сочувствующей» точки зрения, которая подчеркивает остроту её ситуации. [122]
Борхес никогда не был удостоен Нобелевской премии по литературе , что постоянно огорчало писателя. [11] Он был одним из нескольких выдающихся авторов, которые никогда не удостаивались этой чести. [123] Борхес прокомментировал: «Не присуждать мне Нобелевскую премию стало скандинавской традицией; с тех пор, как я родился, они не присуждали ее мне». [124] Некоторые наблюдатели предположили, что Борхес не получил награду в своей дальнейшей жизни из-за своих консервативных политических взглядов или, более конкретно, потому что он принял награду от чилийского диктатора Аугусто Пиночета . [125] [126]
Борхес несколько раз входил в шорт-лист кандидатов. В 1965 году его рассматривали вместе с Владимиром Набоковым , Пабло Нерудой и Михаилом Шолоховым , а в 1966 году была предложена совместная премия Борхесу и Мигелю Анхелю Астуриасу . [127] Борхес был снова номинирован в 1967 году и был среди трех финалистов, рассмотренных комитетом в соответствии с Нобелевскими записями, обнародованными в 50-ю годовщину в 2017 году. Комитет рассматривал Борхеса, Грэма Грина и Мигеля Анхеля Астуриаса , выбрав Астуриаса победителем. [128]
Многие из самых известных рассказов Борхеса затрагивают темы времени (« Тайное чудо »), бесконечности (« Алеф »), зеркал (« Тлён, Укбар, Орбис Терциус ») и лабиринтов (« Два короля и два лабиринта », « Дом Астериона », « Бессмертный » и « Сад расходящихся тропок »). Уильямсон пишет: «Его основное утверждение состояло в том, что вымысел не зависит от иллюзии реальности; в конечном итоге важна способность автора вызывать «поэтическую веру» у своего читателя». [11]
В его рассказах часто встречаются фантастические темы, например, библиотека, содержащая все возможные тексты на 410 страниц (« Вавилонская библиотека »), человек, который ничего не забывает из того , что он переживает (« Фунес, Памятливый »), артефакт, с помощью которого пользователь может видеть все во вселенной («Алеф»), и год неподвижного времени, дарованный человеку, стоящему перед расстрельной командой («Тайное чудо»). Борхес рассказывал реалистичные истории из жизни Южной Америки, о народных героях, уличных драчунах, солдатах, гаучо , детективах и исторических личностях. Он смешивал реальное и фантастическое, факты с вымыслом. Его интерес к соединению фантазии, философии и искусства перевода очевиден в таких статьях, как «Переводчики Книги Тысячи и одной ночи ». В « Книге вымышленных существ » , тщательно исследованном бестиарии мифических существ, Борхес писал: «В бесполезной и непривычной эрудиции есть своего рода ленивое удовольствие». [129] Интерес Борхеса к фэнтези разделял Биой Касарес, с которым он в соавторстве написал несколько сборников рассказов в период с 1942 по 1967 год. [ необходима цитата ]
Часто, особенно в начале его карьеры, смешение фактов и фантазии переходило черту в область мистификации или литературной подделки. [Примечание 6] «Сад расходящихся тропок» (1941) представляет идею расходящихся тропинок через сети времени, ни одна из которых не одинакова, все они равны. Борхес использует повторяющийся образ «лабиринта, который сворачивается сам на себя в бесконечной регрессии», чтобы мы «осознавали все возможные выборы, которые мы могли бы сделать». [130] У расходящихся тропинок есть ответвления, представляющие эти выборы, которые в конечном итоге приводят к разным концовкам. Борхес считал поиск человеком смысла в кажущейся бесконечной вселенной бесплодным и вместо этого использовал лабиринт как загадку для времени, а не пространства. [130] Он исследовал темы всеобщей случайности (« Лотерея в Вавилоне ») и безумия (« Захир »). Благодаря успеху рассказа «Расходящиеся тропы» термин «борхесовский» стал отражать качество повествовательной нелинейности . [Примечание 7]
Джон Клют пишет: «Как и ранее в случае с Францем Кафкой , сборник произведений которого он перевел под названием «Превращение» (колл. 1938), влияние Борхеса на мировую литературу двадцатого века было настолько глубоким и всепроникающим, что любая НФ, написанная на английском языке примерно с 1960 года, может сознательно или подсознательно отражать его работу. Любая НФ-история, структура или аргументы которой подвергают сомнению или играют с природой реальности — или которая фантастически использует образы Лабиринта, Зеркала, Библиотеки, Карты и/или Книги и/или Сна, чтобы информировать мир, — обязательно будет плавать по морям воображения, которые он уже исследовал, аподиктически, в десяти или двадцати коротких рассказах». Клют отмечает, что Борхес «продемонстрировал непосредственные (хотя местами и неточные) знания о научной фантастике и ее авторах, включая Г. Ф. Лавкрафта , Роберта А. Хайнлайна , А. Э. ван Вогта и Рэя Брэдбери », и цитирует Филипа К. Дика , Томаса Пинчона , Курта Воннегута и Джина Вулфа как людей, на которых Борхес оказал непосредственное влияние. [131]
Уильям Гибсон вспоминает «ощущение, одновременно сложное и жутко простое», когда он читал « Тлён, Укбар, Орбис Терциус » в «Лабиринтах » в молодости, сидя за письменным столом, который, как говорят, принадлежал Фрэнсису Мэриону :
Если бы концепция программного обеспечения была мне доступна, я думаю, я бы чувствовал себя так, как будто устанавливаю что-то, что экспоненциально увеличивает то, что однажды назовут пропускной способностью, хотя пропускная способность чего именно, я по-прежнему не могу сказать. Эта возвышенная и космически комическая басня о совершенно чистой информации (т. е. совершенно вымышленной), постепенно и неуклонно проникающей и в конечном итоге поглощающей повседневность, открыла во мне что-то, что никогда еще не закрывалось... Работы, которые мы всю жизнь вспоминаем, как читали впервые, являются одними из самых истинных вех, но «Лабиринты» были для меня глубоко уникальным, и я думаю, что я знал это тогда, в раннем подростковом возрасте. Мне это продемонстрировали тем днем. Доказано. Ибо к тому времени, как я закончил читать «Тлёна» (хотя никто никогда не заканчивает читать «Тлёна», как и вообще любой рассказ Борхеса), прошёлся по « Саду расходящихся тропок » и буквально вытаращил глаза на « Пьера Мено, автора «Дон Кихота »», я обнаружил, что перестал бояться любого влияния, которое могло таиться в возвышающемся столе Франсиса Мариона». [132]
Философский термин «борхесовский конундрум» назван в его честь и определяется как онтологический вопрос о том, «писатель пишет историю или история пишет его». [133] Оригинальная концепция была выдвинута Борхесом в его эссе «Кафка и его предшественники». Рассмотрев работы, написанные до работ Кафки, Борхес написал:
Если я не ошибаюсь, разнородные произведения, которые я перечислил, напоминают Кафку; если я не ошибаюсь, не все они похожи друг на друга. Второй факт более существенен. В каждом из этих текстов мы находим идиосинкразию Кафки в большей или меньшей степени, но если бы Кафка никогда не написал ни строчки, мы бы не заметили этого качества; другими словами, его бы не существовало. Стихотворение «Страхи и сомнения» Браунинга предвосхищает творчество Кафки, но наше прочтение Кафки ощутимо обостряет и отклоняет наше прочтение стихотворения. Браунинг не читал его так, как мы читаем сейчас. В словаре критиков слово «предшественник» необходимо, но его следует очистить от всех коннотаций полемики или соперничества. Дело в том, что каждый писатель создает своих собственных предшественников. Его творчество изменяет наше представление о прошлом, как оно изменит будущее». [134]
Наряду с другими молодыми аргентинскими писателями своего поколения, Борхес изначально сплотился вокруг вымышленного персонажа Мартина Фиерро. «Мартин Фиерро» , поэма Хосе Эрнандеса , была доминирующим произведением аргентинской литературы XIX века . Его одноименный герой стал символом аргентинской чувствительности, оторванной от европейских ценностей — гаучо , свободный, бедный, житель пампасов . [135] Персонаж Фиерро незаконно призван служить в пограничном форте, чтобы защищать его от коренного населения, но в конечном итоге дезертирует, чтобы стать гаучо матреро , аргентинским эквивалентом североамериканского западного преступника. Борхес внес большой вклад в авангардный журнал «Мартин Фиерро» в начале 1920-х годов. [136]
По мере взросления Борхес пришел к более тонкому отношению к поэме Эрнандеса. В своей книге эссе о поэме Борхес отделяет свое восхищение эстетическими достоинствами произведения от своего неоднозначного мнения о моральных достоинствах ее главного героя. [137] В своем эссе «Аргентинский писатель и традиция» (1951) Борхес отмечает, как Эрнандес выражает аргентинский характер. В ключевой сцене поэмы Мартин Фьерро и Эль Морено соревнуются, импровизируя песни на универсальные темы, такие как время, ночь и море, отражая реальную традицию гаучо пайяд , импровизированных музыкальных диалогов на философские темы. [135] [138] Борхес указывает, что Эрнандес, очевидно, знал разницу между настоящей традицией гаучо сочинять стихи и «гошской» модой среди литераторов Буэнос-Айреса. [139]
В своих работах он опровергает архинационалистических интерпретаторов поэмы и презирает других, таких как критик Элеутерио Тискорния, за их европеизирующий подход. Борхес отрицает, что аргентинская литература должна выделяться, ограничиваясь «местным колоритом», который он приравнивает к культурному национализму. [138] Творчество Расина и Шекспира , говорит он, выходило за пределы границ их стран. Он утверждает, что литература не должна быть связана с наследием испанской или европейской традиции старого мира. Она также не должна определять себя сознательным отказом от своего колониального прошлого. Он утверждает, что аргентинские писатели должны быть свободны определять аргентинскую литературу заново, писать об Аргентине и мире с точки зрения тех, кто унаследовал всю мировую литературу. [138] Уильямсон говорит: «Главный аргумент Борхеса заключается в том, что сам факт написания с периферии предоставляет аргентинским писателям особую возможность для инноваций, не будучи связанными канонами центра, ... одновременно являясь частью центра и находясь за его пределами, что дает им большую потенциальную свободу». [135]
Борхес сосредоточился на всеобщих темах, но также написал значительный объем литературы на темы из аргентинского фольклора и истории. Его первая книга, сборник стихов Fervor de Buenos Aires ( Страсть к Буэнос-Айресу ), вышла в 1923 году. Сочинения Борхеса об аргентинских вещах включают аргентинскую культуру («История танго»; «Надписи на конных повозках»), фольклор («Хуан Муранья», «Ночь подарков»), литературу («Аргентинский писатель и традиция», «Альмафуэрте»; « Эваристо Карриего ») и национальные проблемы («Праздник монстра», «Спешите, торопитесь», «Шут», «Педро Сальвадорес»). Ультранационалисты, однако, продолжали подвергать сомнению его аргентинскую идентичность. [140] Интерес Борхеса к аргентинским темам частично отражает вдохновение его генеалогического древа. У Борхеса была бабушка по отцовской линии, англичанка, которая около 1870 года вышла замуж за креолло Франсиско Борхеса, человека, занимавшего военное положение и сыгравшего историческую роль в аргентинских гражданских войнах на территории современных Аргентины и Уругвая . [141] [142] [143]
Подстрекаемый гордостью за наследие своей семьи, Борхес часто использовал эти гражданские войны в качестве обстановки в художественной и квазихудожественной литературе (например, «Жизнь Тадео Исидоро Круса», «Мертвец», «Авелино Арредондо»), а также в поэзии («Генерал Кирога едет навстречу своей смерти в карете»). Прадед Борхеса по материнской линии, Мануэль Исидоро Суарес , был еще одним военным героем, которого Борхес увековечил в поэме «Страница в память о полковнике Суаресе, победителе при Хунине». [144] Его документальная проза исследует многие темы, встречающиеся в его художественной литературе. Такие эссе, как «История танго » или его сочинения об эпической поэме « Мартин Фиерро », исследуют аргентинские темы, такие как идентичность аргентинского народа и различных аргентинских субкультур. Различные генеалогии персонажей, обстановки и темы в его рассказах, таких как «La muerte y la brújula», использовали аргентинские модели, не потакая своим читателям и не представляя аргентинскую культуру как «экзотичную». [140]
На самом деле, вопреки тому, что обычно предполагается, география, встречающаяся в его вымыслах, часто не соответствует географии реальной Аргентины. [145] В своем эссе «El escritor argentino y la tradición» Борхес отмечает, что само отсутствие верблюдов в Коране было достаточным доказательством того, что это было арабское произведение, несмотря на тот факт, что верблюды упоминаются в Коране. Он предположил, что только тот, кто пытается написать «арабское» произведение, намеренно включил бы верблюда. [140] Он использует этот пример, чтобы проиллюстрировать, как его диалог с универсальными экзистенциальными проблемами был таким же аргентинским, как и описание гаучо и танго. [ требуется ссылка ] Борхес ненавидел футбол . [146]
Во время провозглашения независимости Аргентины в 1816 году население было преимущественно креольским (испанского происхождения). С середины 1850-х годов в страну хлынули волны иммиграции из Европы, особенно из Италии и Испании, и в последующие десятилетия аргентинская национальная идентичность диверсифицировалась. [11] [147] Борхес писал в строго европейском литературном контексте, погруженный в испанскую, английскую, французскую, немецкую, итальянскую, англосаксонскую и древнескандинавскую литературу. Он также читал переводы ближневосточных и дальневосточных произведений. Сочинения Борхеса также основаны на изучении христианства, буддизма, ислама и иудаизма, включая выдающихся религиозных деятелей, еретиков и мистиков. [148] Религия и ересь исследуются в таких рассказах, как « Поиск Аверроэса », « Письмо Бога », « Богословы » и « Три версии Иуды ». Любопытная инверсия основных христианских концепций искупления в последнем рассказе характерна для подхода Борхеса к теологии в его литературе. [149] Описывая себя, Борхес сказал: «Я не уверен, что существую на самом деле. Я — все писатели, которых я читал, все люди, которых я встречал, все женщины, которых я любил; все города, которые я посетил, все мои предки». [124] Будучи молодым человеком, он посетил приграничные пампасы , которые простираются за пределы Аргентины в Уругвай и Бразилию . Борхес сказал, что его отец хотел, чтобы он «стал гражданином мира, великим космополитом», как Генри и Уильям Джеймс . [150]
Борхес жил и учился в Швейцарии и Испании, будучи молодым студентом. Когда Борхес повзрослел, он путешествовал по Аргентине в качестве лектора, а на международном уровне — как приглашенный профессор; он продолжал путешествовать по миру, становясь старше, и в конце концов обосновался в Женеве , где провел часть своей юности. Опираясь на влияние многих времен и мест, работы Борхеса принижали национализм и расизм. [140] Однако Борхес также презирал свое собственное баскское происхождение и критиковал отмену рабства в Америке, поскольку считал, что чернокожие люди были счастливее, оставаясь необразованными и без свободы. [151] Портреты различных сосуществующих культур, характерных для Аргентины, особенно ярко выражены в книгах « Шесть проблем для дона Исидоро Пароди» (в соавторстве с Биой Касаресом) и « Смерть и компас » . Борхес писал, что считает мексиканского писателя Альфонсо Рейеса «лучшим прозаиком на испанском языке всех времен». [152] Борхес также был поклонником азиатской культуры, например, древней китайской настольной игры Го , о которой он написал несколько стихов, [153] в то время как в « Саду расходящихся тропок » ярко выражена китайская тема.
Борхес был укоренен в модернизме, преобладавшем в его ранние годы, и находился под влиянием символизма . [154] Подобно Владимиру Набокову и Джеймсу Джойсу , он сочетал интерес к своей родной культуре с более широкими перспективами, также разделяя их многоязычие и изобретательность с языком. Однако, в то время как Набоков и Джойс тяготели к все более крупным работам, Борхес оставался миниатюристом. Его работа отошла от того, что он называл «барокко»: его поздний стиль гораздо более прозрачен и натуралистичен, чем его ранние работы. Борхес представлял гуманистический взгляд на медиа, который подчеркивал социальный аспект искусства, движимого эмоциями. Если искусство представляло собой инструмент, то Борхес был больше заинтересован в том, как этот инструмент можно использовать для связи с людьми. [103]
Экзистенциализм достиг своего апогея в годы величайшего художественного творчества Борхеса. Утверждалось, что его выбор тем в значительной степени игнорировал центральные принципы экзистенциализма. Критик Поль де Ман отмечает: «Какими бы ни были экзистенциальные тревоги Борхеса, они имеют мало общего с прозаическим взглядом Сартра на литературу, с серьезностью морализма Камю или с весомой глубиной немецкой экзистенциальной мысли. Скорее, они являются последовательным расширением чисто поэтического сознания до его самых дальних пределов». [155]
Сборник эссе Borges y la Matemática (Боржес и математика, 2003) аргентинского математика и писателя Гильермо Мартинеса описывает, как Борхес использовал концепции из математики в своей работе. Мартинес утверждает, что Борхес, например, имел по крайней мере поверхностное знание теории множеств , с которой он с изяществом обращается в таких рассказах, как « Книга песка ». [156] Другие книги, такие как «Невообразимая математика Вавилонской библиотеки Борхеса» Уильяма Голдблума Блоха (2008) и «Немыслящее мышление: Хорхе Луис Борхес, математика и новая физика» Флойда Меррелла (1991), также исследуют эту связь.
Фриц Маутнер , философ языка и автор Wörterbuch der Philosophie ( Философского словаря ), оказал важное влияние на Борхеса. Борхес всегда признавал влияние этого немецкого философа. [157] Согласно литературному обзору Sur, эта книга была одной из пяти книг, наиболее отмеченных и читаемых Борхесом. Впервые Борхес упомянул Маутнера в 1928 году в своей книге «Язык аргентинцев» (El idioma de los argentinos). В интервью 1962 года Борхес описал Маутнера как человека, обладающего тонким чувством юмора, а также большими знаниями и эрудицией. [158]
В одном из интервью [159] Денис Даттон спросил Борхеса, кто из «философов оказал влияние на ваши работы, кто вас больше всего интересовал». В ответ Борхес назвал Беркли и Шопенгауэра . На него также повлиял Спиноза , о котором Борхес написал знаменитую поэму. [160] Не без юмора Борхес однажды написал: «Siempre imaginé que el Paraíso sería algún tipo de biblioteca». («Я всегда представлял себе Рай чем-то вроде библиотеки».) [161]
Будучи агностиком, я живу в большем, более фантастическом мире, почти сверхъестественном. Это делает меня более терпимым.
{{cite journal}}: CS1 maint: DOI неактивен по состоянию на сентябрь 2024 г. ( ссылка )Мало-помалу я начал осознавать странную иронию событий. Я всегда представлял себе Рай как своего рода библиотеку. Другие думают о саде или дворце. Вот я, центр, в некотором роде, девятисот тысяч книг на разных языках, но я обнаружил, что едва могу разобрать титульные листы и корешки.
Определения из Викисловаря
Медиа из Commons
Цитаты из Викицитатника
Данные из Викиданных