Германская империя ( ‹См. Tfd› нем.: Deutsches Reich ), [a] [15] [16] [17] [18] также называемая Германской империей , [19] Вторым рейхом [b] [20] или просто Германией , была периодом Германского рейха [21] [22] с момента объединения Германии в 1871 году до Ноябрьской революции 1918 года, когда Германский рейх изменил свою форму правления с монархии на республику . [23] [24]
Империя была основана 18 января 1871 года в Версальском дворце , за пределами Парижа , Франция , где южногерманские государства, за исключением Австрии и Лихтенштейна , присоединились к Северогерманскому союзу , а новая конституция вступила в силу 16 апреля, изменив название федерального государства на Германскую империю и введя титул германского императора для Вильгельма I , короля Пруссии из дома Гогенцоллернов . [25] Берлин оставался его столицей, а Отто фон Бисмарк , министр-президент Пруссии , стал канцлером , главой правительства. Когда происходили эти события, возглавляемый Пруссией Северогерманский союз и его южногерманские союзники, такие как Баден , Бавария , Вюртемберг и Гессен , все еще были вовлечены во Франко-прусскую войну . Германская империя состояла из 25 государств , каждое со своим дворянством , четырех составляющих королевств , шести великих герцогств , пяти герцогств (шесть до 1876 года), семи княжеств , трех свободных ганзейских городов и одной имперской территории . Хотя Пруссия была одним из четырех королевств в королевстве, она содержала около двух третей населения и территории Империи, и прусское господство также было установлено конституционно, поскольку король Пруссии был также германским императором ( Deutscher Kaiser ).
После 1850 года государства Германии быстро стали индустриализированными, с особыми преимуществами в угле, железной (а позже и стали), химической промышленности и железных дорогах. В 1871 году население Германии составляло 41 миллион человек; к 1913 году оно увеличилось до 68 миллионов. В 1815 году, будучи в основном сельским собранием государств, теперь объединенная Германия стала преимущественно городской. [26] Успех немецкой индустриализации проявился двумя способами в начале 20-го века; немецкие фабрики часто были крупнее и современнее многих их британских и французских коллег, но доиндустриальный сектор был более отсталым. [27] Успех Германской империи в естественных науках, особенно в физике и химии, был таков, что треть всех Нобелевских премий досталась немецким изобретателям и исследователям. За 47 лет своего существования Германская империя стала промышленной, технологической и научной державой в Европе, и к 1913 году Германия была крупнейшей экономикой в континентальной Европе и третьей по величине в мире. [28] Германия также стала великой державой , построив самую длинную железнодорожную сеть в Европе, самую сильную армию в мире [29] и быстрорастущую промышленную базу. [30] Начав с очень малого размера в 1871 году, за десятилетие флот стал вторым после Королевского флота Великобритании .
С 1871 по 1890 год, пребывание Отто фон Бисмарка в качестве первого и по сей день самого долгого канцлера было отмечено относительным либерализмом в начале, но со временем стало более консервативным. Широкие реформы, антикатолический Kulturkampf и систематические репрессии поляков ознаменовали его период на посту. Несмотря на его ненависть к либерализму и социализму — он называл либералов и социалистов «врагами Рейха», — социальные программы, введенные Бисмарком, включали пенсии по старости, страхование от несчастных случаев, медицинское обслуживание и страхование по безработице, все аспекты современного европейского государства всеобщего благосостояния .
В конце канцлерства Бисмарка и несмотря на его раннее личное несогласие, Германия занялась колониализмом . Захватив большую часть оставшихся территорий, которые еще не были завоеваны европейцами в борьбе за Африку , она сумела построить третью по величине колониальную империю того времени после британской и французской . [31] Будучи колониальным государством, она иногда сталкивалась с интересами других европейских держав, особенно Британской империи. Во время своей колониальной экспансии Германская империя совершила геноцид гереро и намаква . [32]
После отставки Отто фон Бисмарка в 1890 году и отказа Вильгельма II вернуть его на пост империя приступила к Weltpolitik («мировой политике») — новому воинственному курсу, который в конечном итоге способствовал началу Первой мировой войны. Преемники Бисмарка были неспособны поддерживать сложные, изменчивые и пересекающиеся союзы своего предшественника, которые удерживали Германию от дипломатической изоляции. Этот период был отмечен усилением притеснения польского народа и различными факторами, влияющими на решения императора, которые часто воспринимались общественностью как противоречивые или непредсказуемые. В 1879 году Германская империя объединила Двойной союз с Австро-Венгрией , за которым в 1882 году последовал Тройственный союз с Италией . Она также сохранила прочные дипломатические связи с Османской империей . Когда наступил великий кризис 1914 года , Италия вышла из союза, а Османская империя формально вступила в союз с Германией .
В Первую мировую войну немецкие планы быстро захватить Париж осенью 1914 года провалились, и война на Западном фронте зашла в тупик. Морская блокада союзников привела к острой нехватке продовольствия и пищевых добавок. Однако имперская Германия добилась успеха на Восточном фронте ; она оккупировала большую часть территории к востоку от себя после Брест-Литовского мира . Немецкое заявление о неограниченной подводной войне в начале 1917 года способствовало вовлечению Соединенных Штатов в войну. В октябре 1918 года, после провала Весеннего наступления , немецкие армии отступали , союзники Австро-Венгрия и Османская империя рухнули, а Болгария капитулировала. Империя рухнула в результате Революции в ноябре 1918 года с отречением Вильгельма II, что оставило послевоенную федеративную республику управлять опустошенным населением. Версальский договор установил послевоенные репарационные расходы в размере 132 миллиардов золотых марок (около 269 миллиардов долларов США или 240 миллиардов евро в 2019 году или примерно 32 миллиарда долларов США в 1921 году) [33] , а также ограничил армию 100 000 человек и запретил воинскую повинность, бронетехнику, подводные лодки, самолеты и более шести линкоров. [34] Последующее экономическое опустошение, позднее усугубленное Великой депрессией , а также унижение и возмущение, испытанные немецким населением, считаются ведущими факторами подъема Адольфа Гитлера и нацизма . [35]
Германский союз был создан актом Венского конгресса 8 июня 1815 года в результате Наполеоновских войн , после того как он был упомянут в статье 6 Парижского договора 1814 года . [36]
Либеральные революции 1848 года были подавлены после того, как отношения между образованными, обеспеченными либералами среднего класса и городскими ремесленниками рухнули; прагматичная Realpolitik Отто фон Бисмарка , которая была обращена как к крестьянам, так и к аристократии, заняла ее место. [37] Бисмарк стремился распространить гегемонию Гогенцоллернов на все германские государства; сделать это означало объединить германские государства и исключить главного немецкого соперника Пруссии , Австрию , из последующей Германской империи. Он представлял себе консервативную Германию с доминированием Пруссии. Вторая Шлезвигская война против Дании в 1864 году, Австро-прусская война в 1866 году и Франко-прусская война в 1870–1871 годах вызвали рост пангерманского идеала и способствовали формированию германского государства.
Германский союз прекратил свое существование в результате австро-прусской войны 1866 года между составляющими конфедерацию субъектами Австрийской империи и ее союзниками с одной стороны и Пруссией и ее союзниками с другой. Война привела к частичной замене конфедерации в 1867 году Северогерманской конфедерацией , включавшей 22 государства к северу от реки Майн . Патриотический пыл, порожденный франко-прусской войной 1870 года, подавил оставшуюся оппозицию объединенной Германии (кроме Австрии) в четырех государствах к югу от Майна, и в ноябре 1870 года они присоединились к Северогерманскому союзу по договору. [38]
10 декабря 1870 года Рейхстаг Северогерманского союза переименовал Союз в «Германскую империю» и дал титул германского императора Вильгельму I , королю Пруссии , как Бундеспрезидиуму Союза. [39] Новая конституция ( Конституция Германского союза ) и титул императора вступили в силу 1 января 1871 года. Во время осады Парижа 18 января 1871 года Вильгельм был провозглашен императором в Зеркальном зале Версальского дворца . [ 40]
Вторая немецкая конституция , принятая рейхстагом 14 апреля 1871 года и провозглашенная императором 16 апреля, [40] в значительной степени основывалась на северогерманской конституции Бисмарка . Политическая система осталась прежней. В империи был парламент, называемый рейхстагом , который избирался всеобщим мужским голосованием . Однако первоначальные избирательные округа, нарисованные в 1871 году, никогда не перекраивались, чтобы отразить рост городских территорий. В результате ко времени большого расширения немецких городов в 1890-х и 1900-х годах сельские районы были значительно перепредставлены .
.jpg/1280px-A_v_Werner_-_Kaiserproklamation_am_18_Januar_1871_(3._Fassung_1885).jpg)
Законодательство также требовало согласия Бундесрата , федерального совета депутатов 27 земель. Исполнительная власть принадлежала императору, или кайзеру , которому помогал канцлер, ответственный только перед ним. Императору конституция давала обширные полномочия. Он один назначал и увольнял канцлера (поэтому на практике император управлял империей через канцлера), был верховным главнокомандующим вооруженными силами и окончательным арбитром всех иностранных дел, а также мог распустить Рейхстаг, чтобы назначить новые выборы. Официально канцлер был единоличным кабинетом и отвечал за ведение всех государственных дел; на практике государственные секретари (высшие бюрократические должностные лица, отвечающие за такие области, как финансы, война, иностранные дела и т. д.) функционировали во многом так же, как министры в других монархиях. Рейхстаг имел право принимать, изменять или отклонять законопроекты и инициировать законодательство. Однако, как уже упоминалось выше, на практике реальная власть принадлежала императору, который осуществлял ее через своего канцлера.
Хотя номинально это была федеративная империя и союз равных, на практике империя находилась под контролем крупнейшего и самого могущественного государства — Пруссии. Она простиралась на северные две трети нового Рейха и содержала три пятых населения страны. Императорская корона была наследственной в правящем доме Пруссии, доме Гогенцоллернов . За исключением 1872–1873 и 1892–1894 годов, канцлер всегда был одновременно премьер-министром Пруссии. Имея 17 из 58 голосов в Бундесрате , Берлину требовалось всего несколько голосов от более мелких государств, чтобы осуществлять эффективный контроль.
Другие штаты сохранили свои правительства, но имели лишь ограниченные аспекты суверенитета. Например, как почтовые марки, так и валюта выпускались для всей империи. Монеты до одной марки также чеканились от имени империи, в то время как более дорогие монеты выпускались штатами. Однако эти более крупные выпуски из золота и серебра были фактически памятными монетами и имели ограниченный тираж.
В то время как государства выпускали собственные награды , а некоторые имели собственные армии, военные силы более мелких государств были поставлены под прусский контроль. Военные силы более крупных государств, таких как королевства Бавария и Саксония, координировались по прусским принципам и в военное время контролировались федеральным правительством.
Эволюция Германской империи в некоторой степени соответствует параллельному развитию в Италии, которая стала единым национальным государством десятилетием ранее. Некоторые ключевые элементы авторитарной политической структуры Германской империи также были основой для консервативной модернизации в императорской Японии при императоре Мэйдзи и сохранения авторитарной политической структуры при царях в Российской империи .
Одним из факторов социальной анатомии этих правительств было сохранение весьма существенной доли политической власти земельной элиты , юнкеров , что было результатом отсутствия революционного прорыва со стороны крестьян в сочетании с городскими районами.
Хотя империя была авторитарной во многих отношениях, она имела некоторые демократические черты. Помимо всеобщего избирательного права для мужчин, она допускала развитие политических партий. Бисмарк намеревался создать конституционный фасад, который скрыл бы продолжение авторитарной политики. Однако в процессе он создал систему с серьезным недостатком. Существовало значительное несоответствие между прусской и немецкой избирательными системами. Пруссия использовала трехклассную систему голосования , которая взвешивала голоса на основе суммы уплаченных налогов, [41] почти гарантируя консервативное большинство. Король и (за двумя исключениями) премьер-министр Пруссии были также императором и канцлером империи — это означало, что те же самые правители должны были искать большинство в законодательных органах, избранных из совершенно разных избирательных округов. Всеобщее избирательное право было значительно разбавлено грубым перепредставлением сельских районов с 1890-х годов и далее. К рубежу веков баланс городского и сельского населения полностью изменился с 1871 года; более двух третей населения империи проживало в городах и поселках.
Внутренняя политика Бисмарка сыграла важную роль в формировании авторитарной политической культуры кайзеровской Германии . Менее озабоченное континентальной политикой власти после объединения в 1871 году, полупарламентское правительство Германии провело сравнительно плавную экономическую и политическую революцию сверху, которая подтолкнула их к тому, чтобы стать ведущей промышленной державой мира того времени.
«Революционный консерватизм» Бисмарка был консервативной стратегией государственного строительства, призванной сделать простых немцев — а не только юнкерскую элиту — более лояльными к трону и империи. По словам Кеса ван Керсбергена и Барбары Вис, его стратегия была:
предоставление социальных прав для усиления интеграции иерархического общества, для установления связи между рабочими и государством с целью укрепления последнего, для поддержания традиционных отношений власти между социальными и статусными группами и для обеспечения противовеса модернистским силам либерализма и социализма. [42]
Бисмарк создал современное государство всеобщего благосостояния в Германии в 1880-х годах и ввел всеобщее избирательное право для мужчин в 1871 году. [43] Он стал великим героем для немецких консерваторов, которые воздвигли множество памятников в его память и пытались подражать его политике. [44]
Внешняя политика Бисмарка после 1871 года была консервативной и стремилась сохранить баланс сил в Европе. Британский историк Эрик Хобсбаум заключает, что он «оставался бесспорным чемпионом мира в игре в многосторонние дипломатические шахматы в течение почти двадцати лет после 1871 года, [посвятив] себя исключительно и успешно поддержанию мира между державами». [45] Это был отход от его авантюрной внешней политики в отношении Пруссии, где он выступал за силу и экспансию, подчеркивая это, говоря: «Великие вопросы века решаются не речами и большинством голосов — это была ошибка 1848–49 годов — а железом и кровью». [46]
Главной заботой Бисмарка было то, что Франция замышляет месть после своего поражения во Франко-прусской войне . Поскольку у французов не хватало сил победить Германию самостоятельно, они искали союза с Россией или, возможно, даже с недавно реформированной империей Австро-Венгрия, которая полностью охватила бы Германию. Бисмарк хотел предотвратить это любой ценой и сохранить дружеские отношения с австрийцами и русскими, подписав Двойной союз (1879) с Австро-Венгрией в 1879 году. Двойной союз был оборонительным союзом, который был заключен против России и, по ассоциации, Франции, в случае, если союз не сработает с государством. Однако союз с Россией был заключен вскоре после подписания Двойного союза с Австрией, Dreikaiserbund (Союза трех императоров), в 1881 году. В этот период отдельные лица в немецких военных кругах выступали за упреждающий удар по России, но Бисмарк знал, что такие идеи были безрассудными. Однажды он написал, что «самые блестящие победы не помогут против русской нации из-за ее климата, ее пустыни и ее бережливости, и из-за того, что ей нужно защищать только одну границу», и потому что это оставит Германию с еще одним ожесточенным, обидчивым соседом. Несмотря на это, в 1882 году был подписан еще один союз между Германией, Австро-Венгрией и Италией, который играл на страхах немецких и австро-венгерских военных перед ненадежностью самой России. Этот союз, названный Тройственным союзом (1882) , просуществовал до 1915 года, когда Италия объявила войну Австро-Венгрии. Несмотря на отсутствие веры Германии, и особенно Австрии, в российский союз, Договор о перестраховке был впервые подписан в 1887 году и возобновлен до 1890 года, когда система Бисмарка рухнула после отставки Бисмарка.
Между тем, канцлер по-прежнему с опаской относился к любым внешнеполитическим событиям, которые хотя бы отдаленно напоминали войну. В 1886 году он принял меры, чтобы остановить попытку продажи лошадей Франции, поскольку они могли быть использованы для кавалерии, а также приказал провести расследование крупных закупок Россией лекарств на немецком химическом заводе. Бисмарк упрямо отказывался слушать Георга Герберта Мюнстера , посла во Франции, который докладывал, что французы не стремятся к реваншистской войне и отчаянно хотят мира любой ценой.
Бисмарк и большинство его современников были консервативно настроены и сосредоточили свое внимание во внешней политике на соседних с Германией государствах. В 1914 году 60% немецких иностранных инвестиций приходилось на Европу, в отличие от всего лишь 5% британских инвестиций. Большая часть денег шла в развивающиеся страны, такие как Россия, у которых не было капитала или технических знаний для самостоятельной индустриализации. Строительство железной дороги Берлин-Багдад , финансируемое немецкими банками, было призвано в конечном итоге соединить Германию с Османской империей и Персидским заливом , но оно также столкнулось с британскими и российскими геополитическими интересами. Конфликт из-за Багдадской железной дороги был разрешен в июне 1914 года.
Многие считают внешнюю политику Бисмарка последовательной системой и частично ответственной за сохранение стабильности в Европе. [47] Она также была отмечена необходимостью сбалансировать осмотрительную оборону и желание освободиться от ограничений своего положения как крупной европейской державы. [47] Преемники Бисмарка не продолжили его внешнеполитическое наследие. Например, кайзер Вильгельм II, который уволил канцлера в 1890 году, позволил договору с Россией прекратить свое действие в пользу союза Германии с Австрией, что в конечном итоге привело к созданию более прочной коалиции между Россией и Францией. [48]
.jpg/1280px-GermanColonialEmpire(UPT3).jpg)
Немцы мечтали о колониальном империализме с 1848 года. [49] Хотя Бисмарк был мало заинтересован в приобретении заморских владений, большинство немцев были полны энтузиазма, и к 1884 году он приобрел Германскую Новую Гвинею . [50] К 1890-м годам немецкая колониальная экспансия в Азии и на Тихом океане ( залив Цзяочжоу и Тяньцзинь в Китае, Марианские острова , Каролинские острова , Самоа) привела к трениям с Великобританией, Россией, Японией и США. Крупнейшие колониальные предприятия были в Африке, [51] где войны гереро на территории современной Намибии в 1906–1907 годах привели к геноциду гереро и намаква . [52]
К 1900 году Германия стала крупнейшей экономикой в континентальной Европе и третьей по величине в мире после Соединенных Штатов и Британской империи , которые также были ее главными экономическими конкурентами. На протяжении всего своего существования она переживала экономический рост и модернизацию, возглавляемую тяжелой промышленностью. В 1871 году ее преимущественно сельское население составляло 41 миллион человек, а к 1913 году оно увеличилось до преимущественно городского населения в 68 миллионов человек. [53]
В течение 30 лет Германия боролась с Британией за то, чтобы стать ведущей промышленной державой Европы. Представителем германской промышленности был сталелитейный гигант Krupp , чей первый завод был построен в Эссене . К 1902 году один только завод стал «большим городом со своими улицами, своей полицией, пожарной службой и правилами дорожного движения. Имеется 150 километров железных дорог, 60 различных заводских зданий, 8500 станков, семь электростанций, 140 километров подземного кабеля и 46 воздушных линий». [54]
При Бисмарке Германия была мировым новатором в построении государства всеобщего благосостояния . Немецкие рабочие пользовались медицинскими пособиями, пособиями по несчастным случаям и пособиями по беременности и родам, столовыми, раздевалками и национальной пенсионной схемой. [55]
Индустриализация в Германии динамично прогрессировала, и немецкие производители начали захватывать внутренние рынки за счет британского импорта, а также конкурировать с британской промышленностью за рубежом, особенно в США. Немецкая текстильная и металлургическая промышленность к 1870 году превзошла британскую по организации и технической эффективности и вытеснила британских производителей на внутреннем рынке. Германия стала доминирующей экономической силой на континенте и второй по величине экспортной страной после Великобритании. [56]
Технический прогресс во время немецкой индустриализации происходил четырьмя волнами: железнодорожная волна (1877–1886), волна красителей (1887–1896), химическая волна (1897–1902) и волна электротехники (1903–1918). [57] Поскольку Германия индустриализировалась позже, чем Британия, она смогла смоделировать свои заводы по образцу британских, тем самым более эффективно используя свой капитал и избегая устаревших методов в своем скачке к технологическому охвату. Германия инвестировала больше, чем Британия, в исследования, особенно в химию, двигатели внутреннего сгорания и электричество. Доминирование Германии в физике и химии было таким, что треть всех Нобелевских премий досталась немецким изобретателям и исследователям. Немецкая картельная система (известная как Konzerne ), будучи значительно сконцентрированной, смогла более эффективно использовать капитал. Германия не была обременена дорогостоящей всемирной империей, которая нуждалась в защите. После аннексии Эльзаса и Лотарингии Германией в 1871 году, она поглотила части того, что было промышленной базой Франции. [58]
Германия обогнала британское производство стали в 1893 году, а производство чугуна в 1903 году. Немецкое производство стали и чугуна продолжало стремительно расширяться: между 1911 и 1913 годами немецкое производство стали и чугуна достигло четверти от общего мирового производства. [59]
Немецкие заводы были крупнее и современнее своих британских и французских коллег. [27] К 1913 году производство электроэнергии в Германии превысило совокупное производство электроэнергии в Великобритании, Франции, Италии и Швеции. [60]
К 1900 году немецкая химическая промышленность доминировала на мировом рынке синтетических красителей . [61] Три основные фирмы BASF , [62] Bayer и Hoechst производили несколько сотен различных красителей, наряду с пятью более мелкими фирмами. Имперская Германия создала крупнейшую в мире химическую промышленность, производство немецкой химической промышленности было на 60% выше, чем в Соединенных Штатах. [60] В 1913 году эти восемь фирм производили почти 90% мировых поставок красителей и продавали около 80% своей продукции за границу. Три основные фирмы также интегрировались в производство необходимого сырья и начали расширяться в другие области химии, такие как фармацевтика , фотопленка , сельскохозяйственные химикаты и электрохимия . Принятие решений на высшем уровне находилось в руках профессиональных наемных менеджеров; это привело к тому, что Чандлер назвал немецкие компании по производству красителей «первыми в мире по-настоящему управленческими промышленными предприятиями». [63] Было много побочных продуктов исследований, таких как фармацевтическая промышленность, которая возникла из химических исследований. [64]
К началу Первой мировой войны (1914–1918) немецкая промышленность переключилась на военное производство. Наибольший спрос был на уголь и сталь для производства артиллерии и снарядов, а также на химикаты для синтеза материалов, подлежащих импортным ограничениям, а также для химического оружия и военных поставок.
Не имея поначалу технологической базы, немцы импортировали свою инженерию и оборудование из Британии, но быстро освоили навыки, необходимые для эксплуатации и расширения железных дорог. Во многих городах новые железнодорожные мастерские были центрами технологической осведомленности и обучения, так что к 1850 году Германия была самодостаточной в удовлетворении потребностей строительства железных дорог, а железные дороги были основным стимулом для роста новой сталелитейной промышленности. Объединение Германии в 1870 году стимулировало консолидацию, национализацию в государственные компании и дальнейший быстрый рост. В отличие от ситуации во Франции, целью была поддержка индустриализации, и поэтому тяжелые линии пересекали Рур и другие промышленные районы и обеспечивали хорошее сообщение с крупными портами Гамбурга и Бремена . К 1880 году в Германии было 9400 локомотивов, тянущих 43 000 пассажиров и 30 000 тонн грузов, и она опережала Францию. [65] Общая длина немецких железнодорожных путей увеличилась с 21 000 км (13 000 миль) в 1871 году до 63 000 км (39 000 миль) к 1913 году, создав самую большую железнодорожную сеть в мире после Соединенных Штатов. [66] За немецкой железнодорожной сетью следовали Австро-Венгрия (43 280 км; 26 890 миль), Франция (40 770 км; 25 330 миль), Великобритания (32 623 км; 20 271 миля), Италия (18 873 км; 11 727 миль) и Испания (15 088 км; 9 375 миль). [67]
Создание империи под руководством Пруссии было победой концепции Kleindeutschland (Малая Германия) над концепцией Großdeutschland . Это означало, что Австро-Венгрия, многоэтническая империя со значительным немецкоязычным населением, останется за пределами немецкого национального государства. Политика Бисмарка заключалась в том, чтобы добиваться решения дипломатическим путем. [ необходима цитата ] Эффективный союз между Германией и Австрией сыграл важную роль в решении Германии вступить в Первую мировую войну в 1914 году. [ необходима цитата ]
Бисмарк объявил, что больше не будет никаких территориальных дополнений к Германии в Европе, и его дипломатия после 1871 года была сосредоточена на стабилизации европейской системы и предотвращении любых войн. Он преуспел, и только после его ухода с поста в 1890 году дипломатическая напряженность снова начала расти. [68]
После достижения формального объединения в 1871 году Бисмарк уделял много внимания делу национального единства. Он выступал против гражданских прав и эмансипации католиков, особенно против влияния Ватикана при папе Пии IX , и радикализма рабочего класса, представленного формирующейся Социал-демократической партией .
В 1871 году в Пруссии проживало 16 000 000 протестантов, как реформаторов, так и лютеран, и 8 000 000 католиков. Большинство людей, как правило, были разделены на свои религиозные миры, жили в сельских районах или городских кварталах, которые в подавляющем большинстве исповедовали одну и ту же религию, и отправляли своих детей в отдельные государственные школы, где преподавалась их религия. Было мало взаимодействия или смешанных браков. В целом протестанты имели более высокий социальный статус, а католики, скорее всего, были крестьянами-фермерами или неквалифицированными или полуквалифицированными промышленными рабочими. В 1870 году католики сформировали свою собственную политическую партию, Партию центра , которая в целом поддерживала объединение и большую часть политики Бисмарка. Однако Бисмарк не доверял парламентской демократии в целом и оппозиционным партиям в частности, особенно когда Партия центра продемонстрировала признаки получения поддержки среди диссидентских элементов, таких как польские католики в Силезии . Мощной интеллектуальной силой того времени был антикатолицизм , возглавляемый либеральными интеллектуалами, которые составляли важную часть коалиции Бисмарка. Они видели в католической церкви мощную силу реакции и антисовременности, особенно после провозглашения папской непогрешимости в 1870 году и ужесточения контроля Ватикана над местными епископами. [69]
Культуркампф, начатый Бисмарком в 1871–1880 годах, затронул Пруссию; хотя в Бадене и Гессене были похожие движения, остальная часть Германии не была затронута. Согласно новой имперской конституции, земли отвечали за религиозные и образовательные дела; они финансировали протестантские и католические школы. В июле 1871 года Бисмарк упразднил католическую секцию прусского Министерства церковных и образовательных дел, лишив католиков права голоса на самом высоком уровне. Система строгого государственного надзора за школами применялась только в католических районах; протестантские школы были оставлены в покое. [70]
Гораздо более серьезными были майские законы 1873 года. Один из них ставил назначение любого священника в зависимость от его посещения немецкого университета, в отличие от семинарий, которые обычно использовали католики. Более того, все кандидаты на служение должны были сдать экзамен по немецкой культуре перед государственным советом, который отсеивал непримиримых католиков. Другое положение давало правительству право вето на большинство церковных мероприятий. Второй закон отменил юрисдикцию Ватикана над католической церковью в Пруссии; ее полномочия были переданы государственному органу, контролируемому протестантами. [71]
Почти все немецкие епископы, духовенство и миряне отвергли законность новых законов и проявили непокорность перед лицом все более тяжких наказаний и тюремных заключений, налагаемых правительством Бисмарка. К 1876 году все прусские епископы были заключены в тюрьму или в изгнании, а треть католических приходов осталась без священника. Столкнувшись с систематическим неповиновением, правительство Бисмарка ужесточило наказания и свои нападки, и было оспорено в 1875 году, когда папская энциклика объявила все церковное законодательство Пруссии недействительным и пригрозила отлучить любого католика, который подчинится. Насилия не было, но католики мобилизовали свою поддержку, создали многочисленные общественные организации, собрали деньги на оплату штрафов и сплотились вокруг своей церкви и Центристской партии. «Старая католическая церковь», которая отвергла Первый Ватиканский собор, привлекла всего несколько тысяч членов. Бисмарк, набожный пиетист-протестант, понял, что его Kulturkampf имел обратный эффект, когда светские и социалистические элементы использовали возможность для нападок на все религии. В долгосрочной перспективе самым значительным результатом стала мобилизация католических избирателей и их настойчивость в защите своей религиозной идентичности. На выборах 1874 года Центристская партия удвоила свои голоса избирателей и стала второй по величине партией в национальном парламенте — и оставалась мощной силой в течение следующих 60 лет, так что после Бисмарка стало трудно сформировать правительство без их поддержки. [72] [73]
Бисмарк основывался на традиции программ социального обеспечения в Пруссии и Саксонии, которая началась еще в 1840-х годах. В 1880-х годах он ввел пенсии по старости, страхование от несчастных случаев, медицинское обслуживание и страхование по безработице, которые легли в основу современного европейского государства всеобщего благосостояния . Он пришел к выводу, что такого рода политика была очень привлекательной, поскольку она связывала рабочих с государством, а также очень хорошо соответствовала его авторитарной натуре. Системы социального обеспечения, установленные Бисмарком (здравоохранение в 1883 году, страхование от несчастных случаев в 1884 году, страхование по инвалидности и старости в 1889 году), в то время были крупнейшими в мире и, в некоторой степени, все еще существуют в Германии сегодня.
Патерналистские программы Бисмарка получили поддержку немецкой промышленности, поскольку их целью было завоевать поддержку рабочего класса для Империи и сократить отток иммигрантов в Америку, где заработная плата была выше, но благосостояния не существовало. [55] [74] Бисмарк также получил поддержку как промышленности, так и квалифицированных рабочих своей политикой высоких тарифов, которая защищала прибыли и заработную плату от американской конкуренции, хотя она и оттолкнула либеральных интеллектуалов, которые хотели свободной торговли. [75]
Как и во всей Европе того времени, антисемитизм был распространен в Германии в этот период. До того, как указы Наполеона положили конец гетто в Рейнском союзе , он был религиозно мотивирован, но к 19 веку он стал фактором немецкого национализма . В массовом сознании евреи стали символом капитализма и богатства. С другой стороны, конституция и правовая система защищали права евреев как немецких граждан. Антисемитские партии были сформированы, но вскоре распались. [76] Но после Версальского договора и прихода Адольфа Гитлера к власти в Германии антисемитизм в Германии усилился. [77]
Одним из последствий политики объединения стала постепенно усиливающаяся тенденция к устранению использования негерманских языков в общественной жизни, школах и академических учреждениях с целью давления на ненемецкое население, чтобы оно отказалось от своей национальной идентичности в том, что называлось « германизацией ». Эта политика часто имела обратный эффект, стимулируя сопротивление, обычно в форме домашнего обучения и более тесного единства в группах меньшинств, особенно поляков . [78]
Политика германизации была направлена в первую очередь против значительного польского меньшинства империи, полученного Пруссией в результате разделов Польши . Поляки рассматривались как этническое меньшинство даже там, где они составляли большинство, как в провинции Познань , где был принят ряд антипольских мер. [79] Многочисленные антипольские законы не имели большого эффекта, особенно в провинции Познань, где немецкоязычное население сократилось с 42,8% в 1871 году до 38,1% в 1905 году, несмотря на все усилия. [80]
Усилия Бисмарка также инициировали нивелирование огромных различий между немецкими государствами, которые были независимы в своей эволюции на протяжении столетий, особенно в области законодательства. Совершенно разные правовые истории и судебные системы создавали огромные осложнения, особенно для национальной торговли. Хотя общий торговый кодекс был введен Конфедерацией уже в 1861 году (который был адаптирован для Империи и, с большими изменениями, действует и по сей день), в остальном в законах было мало сходства.
In 1871, a common criminal code was introduced; in 1877, common court procedures were established in the court system by the courts constitution act, code of civil procedure (Zivilprozessordnung) and code of criminal procedure (Strafprozessordnung [de]). In 1873 the constitution was amended to allow the Empire to replace the various and greatly differing Civil Codes of the states (If they existed at all; for example, parts of Germany formerly occupied by Napoleon's France had adopted the French Civil Code, while in Prussia the Allgemeines Preußisches Landrecht of 1794 was still in effect). In 1881, a first commission was established to produce a common Civil Code for all of the Empire, an enormous effort that would produce the Bürgerliches Gesetzbuch (BGB), possibly one of the most impressive legal works in the world; it was eventually put into effect on 1 January 1900. All of these codifications are, albeit with many amendments, still in effect today.
On 9 March 1888, Wilhelm I died shortly before his 91st birthday, leaving his son Frederick as the new emperor. Frederick was a liberal and an admirer of the British constitution,[81] while his links to Britain strengthened further with his marriage to Princess Victoria, eldest child of Queen Victoria. With his ascent to the throne, many hoped that Frederick's reign would lead to a liberalization of the Reich and an increase of parliament's influence on the political process. The dismissal of Robert von Puttkamer, the highly conservative Prussian interior minister, on 8 June was a sign of the expected direction and a blow to Bismarck's administration.
By the time of his accession, however, Frederick had developed incurable laryngeal cancer, which had been diagnosed in 1887. He died on the 99th day of his rule, on 15 June 1888. His son Wilhelm became emperor.
Wilhelm II wanted to reassert his ruling prerogatives at a time when other monarchs in Europe were being transformed into constitutional figureheads. This decision led the ambitious Kaiser into conflict with Bismarck. The old chancellor had hoped to guide Wilhelm as he had guided his grandfather, but the emperor wanted to be the master in his own house and had many sycophants telling him that Frederick the Great would not have been great with a Bismarck at his side.[82] A key difference between Wilhelm II and Bismarck was their approaches to handling political crises, especially in 1889, when German coal miners went on strike in Upper Silesia. Bismarck demanded that the German Army be sent in to crush the strike, but Wilhelm II rejected this authoritarian measure, responding "I do not wish to stain my reign with the blood of my subjects."[83] Instead of condoning repression, Wilhelm had the government negotiate with a delegation from the coal miners, which brought the strike to an end without violence.[82] The fractious relationship ended in March 1890, after Wilhelm II and Bismarck quarrelled, and the chancellor resigned days later.[82]
With Bismarck's departure, Wilhelm II became the dominant ruler of Germany. Unlike his grandfather, Wilhelm I, who had been largely content to leave government affairs to the chancellor, Wilhelm II wanted to be fully informed and actively involved in running Germany, not an ornamental figurehead, although most Germans found his claims of divine right to rule amusing.[84] Wilhelm allowed politician Walther Rathenau to tutor him in European economics and industrial and financial realities in Europe.[84]
As Hull (2004) notes, Bismarckian foreign policy "was too sedate for the reckless Kaiser".[85] Wilhelm became internationally notorious for his aggressive stance on foreign policy and his strategic blunders (such as the Tangier Crisis), which pushed the German Empire into growing political isolation and eventually helped to cause World War I.
Under Wilhelm II, Germany no longer had long-ruling strong chancellors like Bismarck. The new chancellors had difficulty in performing their roles, especially the additional role as Prime Minister of Prussia assigned to them in the German Constitution. The reforms of Chancellor Leo von Caprivi, which liberalized trade and so reduced unemployment, were supported by the Kaiser and most Germans except for Prussian landowners, who feared loss of land and power and launched several campaigns against the reforms.[86]
While Prussian aristocrats challenged the demands of a united German state, in the 1890s several organizations were set up to challenge the authoritarian conservative Prussian militarism which was being imposed on the country. Educators opposed to the German state-run schools, which emphasized military education, set up their own independent liberal schools, which encouraged individuality and freedom.[87] However nearly all the schools in Imperial Germany had a very high standard and kept abreast with modern developments in knowledge.[88]
Artists began experimental art in opposition to Kaiser Wilhelm's support for traditional art, to which Wilhelm responded "art which transgresses the laws and limits laid down by me can no longer be called art".[89] It was largely thanks to Wilhelm's influence that most printed material in Germany used blackletter instead of the Roman type used in the rest of Western Europe. At the same time, a new generation of cultural creators emerged.[90]
From the 1890s onwards, the most effective opposition to the monarchy came from the newly formed Social Democratic Party of Germany (SPD), whose radicals advocated Marxism. The threat of the SPD to the German monarchy and industrialists caused the state both to crack down on the party's supporters and to implement its own programme of social reform to soothe discontent. Germany's large industries provided significant social welfare programmes and good care to their employees, as long as they were not identified as socialists or trade-union members. The larger industrial firms provided pensions, sickness benefits and even housing to their employees.[87]
Having learned from the failure of Bismarck's Kulturkampf, Wilhelm II maintained good relations with the Roman Catholic Church and concentrated on opposing socialism.[91] This policy failed when the Social Democrats won a third of the votes in the 1912 elections to the Reichstag, and became the largest political party in Germany. The government remained in the hands of a succession of conservative coalitions supported by right-wing liberals or Catholic clerics and heavily dependent on the Kaiser's favour. The rising militarism under Wilhelm II caused many Germans to emigrate to the U.S. and the British colonies to escape mandatory military service.
During World War I, the Kaiser increasingly devolved his powers to the leaders of the German High Command, particularly future German president, Field Marshal Paul von Hindenburg and Generalquartiermeister Erich Ludendorff. Hindenburg took over the role of commander–in–chief from the Kaiser, while Ludendorff became de facto general chief of staff. By 1916, Germany was effectively a military dictatorship run by Hindenburg and Ludendorff, with the Kaiser reduced to a mere figurehead.[92]
Wilhelm II wanted Germany to have her "place in the sun", like Britain, which he constantly wished to emulate or rival.[93] With German traders and merchants already active worldwide, he encouraged colonial efforts in Africa and the Pacific ("new imperialism"), causing the German Empire to vie with other European powers for remaining "unclaimed" territories. With the encouragement or at least the acquiescence of Britain, which at this stage saw Germany as a counterweight to her old rival France, Germany acquired German Southwest Africa (modern Namibia), German Kamerun (modern Cameroon), Togoland (modern Togo) and German East Africa (modern Rwanda, Burundi, and the mainland part of current Tanzania). Islands were gained in the Pacific through purchase and treaties and also a 99-year lease for the territory of Jiaozhou in northeast China. But of these German colonies only Togoland and German Samoa (after 1908) became self-sufficient and profitable; all the others required subsidies from the Berlin treasury for building infrastructure, school systems, hospitals and other institutions.
Bismarck had originally dismissed the agitation for colonies with contempt; he favoured a Eurocentric foreign policy, as the treaty arrangements made during his tenure in office show. As a latecomer to colonization, Germany repeatedly came into conflict with the established colonial powers and also with the United States, which opposed German attempts at colonial expansion in both the Caribbean and the Pacific. Native insurrections in German territories received prominent coverage in other countries, especially in Britain; the established powers had dealt with such uprisings decades earlier, often brutally, and had secured firm control of their colonies by then. The Boxer Rising in China, which the Chinese government eventually sponsored, began in the Shandong province, in part because Germany, as colonizer at Jiaozhou, was an untested power and had only been active there for two years. Seven western nations, including the United States, and Japan mounted a joint relief force to rescue westerners caught up in the rebellion. During the departure ceremonies for the German contingent, Wilhelm II urged them to behave like the Hun invaders of continental Europe – an unfortunate remark that would later be resurrected by British propagandists to paint Germans as barbarians during World War I and World War II[according to whom?]. On two occasions, a French-German conflict over the fate of Morocco seemed inevitable.
Upon acquiring Southwest Africa, German settlers were encouraged to cultivate land held by the Herero and Nama. Herero and Nama tribal lands were used for a variety of exploitative goals (much as the British did before in Rhodesia), including farming, ranching, and mining for minerals and diamonds. In 1904, the Herero and the Nama revolted against the colonists in Southwest Africa, killing farm families, their laborers and servants. In response to the attacks, troops were dispatched to quell the uprising which then resulted in the Herero and Namaqua Genocide. In total, some 65,000 Herero (80% of the total Herero population), and 10,000 Nama (50% of the total Nama population) perished. The commander of the punitive expedition, General Lothar von Trotha, was eventually relieved and reprimanded for his usurpation of orders and the cruelties he inflicted. These occurrences were sometimes referred to as "the first genocide of the 20th century" and officially condemned by the United Nations in 1985. In 2004 a formal apology by a government minister of the Federal Republic of Germany followed.
Bismarck and Wilhelm II after him sought closer economic ties with the Ottoman Empire. Under Wilhelm II, with the financial backing of the Deutsche Bank, the Baghdad Railway was begun in 1900, although by 1914 it was still 500 km (310 mi) short of its destination in Baghdad.[94] In an interview with Wilhelm in 1899, Cecil Rhodes had tried "to convince the Kaiser that the future of the German empire abroad lay in the Middle East" and not in Africa; with a grand Middle-Eastern empire, Germany could afford to allow Britain the unhindered completion of the Cape-to-Cairo railway that Rhodes favoured.[95] Britain initially supported the Baghdad Railway; but by 1911 British statesmen came to fear it might be extended to Basra on the Persian Gulf, threatening Britain's naval supremacy in the Indian Ocean. Accordingly, they asked to have construction halted, to which Germany and the Ottoman Empire acquiesced.
In South America, Germany's primary interest was in Argentina, Brazil, Chile, and Uruguay and viewed the countries of northern South America – Ecuador, Colombia, and Venezuela – as a buffer to protect its interest from the growing influence of the United States.[96] Policymakers in Germany analysed the possibility of establishing bases in Margarita Island and showed interest in the Galápagos Islands but soon abandoned any such designs given that far-flung bases in northern South America would be very vulnerable.[97][96] Germany attempted to promote Chile, a country that was heavily influenced by Germany,[98] into a regional counterweight to the United States.[96] Germany and Britain managed through Chile to have Ecuador deny the United States a naval base in the Galápagos Islands.[96]
Claims that German communities in South America acted as extensions of the German Empire were ubiquituous by 1900 but it has never been proved that these communities acted in such way to any significant degree.[99] German political, cultural and scientific influence was particularly intense in Chile in the decades before World War I, and the prestige of Germany and German things in Chile remained high after the war but did not recover to its pre-war levels.[98][99]
Berlin was deeply suspicious of a supposed conspiracy of its enemies: that year-by-year in the early 20th century it was systematically encircled by enemies.[100] There was a growing fear that the supposed enemy coalition of Russia, France and Britain was getting stronger militarily every year, especially Russia. The longer Berlin waited the less likely it would prevail in a war.[101] According to American historian Gordon A. Craig, it was after the set-back in Morocco in 1905 that the fear of encirclement began to be a potent factor in German politics."[102] Few outside observers agreed with the notion of Germany as a victim of deliberate encirclement.[103][104] English historian G. M. Trevelyan expressed the British viewpoint:
The encirclement, such as it was, was of Germany's own making. She had encircled herself by alienating France over Alsace-Lorraine, Russia by her support of Austria-Hungary's anti—Slav policy in the Balkans, England by building her rival fleet. She had created with Austria-Hungary a military bloc in the heart of Europe so powerful and yet so restless that her neighbors on each side had no choice but either to become her vassals or to stand together for protection....They used their central position to create fear in all sides, in order to gain their diplomatic ends. And then they complained that on all sides they had been encircled.[105]
Wilhelm II, under pressure from his new advisors after Bismarck left, committed a fatal error when he decided to allow the "Reinsurance Treaty" that Bismarck had negotiated with Tsarist Russia to lapse. It allowed Russia to make a new alliance with France. Germany was left with no firm ally but Austria-Hungary, and her support for action in annexing Bosnia and Herzegovina in 1908 further soured relations with Russia. Berlin missed the opportunity to secure an alliance with Britain in the 1890s when it was involved in colonial rivalries with France, and he alienated British statesmen further by openly supporting the Boers in the South African War and building a navy to rival Britain's. By 1911, Wilhelm had completely picked apart the careful power balance established by Bismarck and Britain turned to France in the Entente Cordiale. Germany's only other ally besides Austria was the Kingdom of Italy, but it remained an ally only pro forma. When war came, Italy saw more benefit in an alliance with Britain, France, and Russia, which, in the secret Treaty of London in 1915 promised it the frontier districts of Austria and also colonial concessions. Germany did acquire a second ally in 1914 when the Ottoman Empire entered the war on its side, but in the long run, supporting the Ottoman war effort only drained away German resources from the main fronts.[106]
Following the assassination of the Austro-Hungarian Archduke Franz Ferdinand by Gavrilo Princip, the Kaiser offered Emperor Franz Joseph full support for Austro-Hungarian plans to invade the Kingdom of Serbia, which Austria-Hungary blamed for the assassination. This unconditional support for Austria-Hungary was called a "blank cheque" by historians, including German Fritz Fischer. Subsequent interpretation – for example at the Versailles Peace Conference – was that this "blank cheque" licensed Austro-Hungarian aggression regardless of the diplomatic consequences, and thus Germany bore responsibility for starting the war, or at least provoking a wider conflict.
Germany began the war by targeting its chief rival, France. Germany saw the French Republic as its principal danger on the European continent as it could mobilize much faster than Russia and bordered Germany's industrial core in the Rhineland. Unlike Britain and Russia, the French entered the war mainly for revenge against Germany, in particular for France's loss of Alsace-Lorraine to Germany in 1871. The German high command knew that France would muster its forces to go into Alsace-Lorraine. Aside from the very unofficial Septemberprogramm, the Germans never stated a clear list of goals that they wanted out of the war.[107]
Germany did not want to risk lengthy battles along the Franco-German border and instead adopted the Schlieffen Plan, a military strategy designed to cripple France by invading Belgium and Luxembourg, sweeping down to encircle and crush both Paris and the French forces along the Franco-German border in a quick victory. After defeating France, Germany would turn to attack Russia. The plan required violating the official neutrality of Belgium and Luxembourg, which Britain had guaranteed by treaty. However, the Germans had calculated that Britain would enter the war regardless of whether they had formal justification to do so.[108] At first the attack was successful: the German Army swept down from Belgium and Luxembourg and advanced on Paris, at the nearby river Marne. However, the evolution of weapons over the last century heavily favored defense over offense, especially thanks to the machine gun, so that it took proportionally more offensive force to overcome a defensive position. This resulted in the German lines on the offense contracting to keep up the offensive timetable while correspondingly the French lines were extending. In addition, some German units that were originally slotted for the German far-right were transferred to the Eastern Front in reaction to Russia mobilizing far faster than anticipated. The combined effect had the German right flank sweeping down in front of Paris instead of behind it exposing the German Right flank to the extending French lines and attack from strategic French reserves stationed in Paris. Attacking the exposed German right flank, the French Army and the British Army put up a strong resistance to the defense of Paris at the First Battle of the Marne, resulting in the German Army retreating to defensive positions along the river Aisne. A subsequent Race to the Sea resulted in a long-held stalemate between the German Army and the Allies in dug-in trench warfare positions from Alsace to Flanders.
German attempts to break through failed at the two battles of Ypres (1st/2nd) with huge casualties. A series of allied offensives in 1915 against German positions in Artois and Champagne resulted in huge allied casualties and little territorial change. German Chief of Staff Erich von Falkenhayn decided to exploit the defensive advantages that had shown themselves in the 1915 Allied offensives by attempting to goad France into attacking strong defensive positions near the ancient city of Verdun. Verdun had been one of the last cities to hold out against the German Army in 1870, and Falkenhayn predicted that as a matter of national pride the French would do anything to ensure that it was not taken. He expected that he could take strong defensive positions in the hills overlooking Verdun on the east bank of the river Meuse to threaten the city and the French would launch desperate attacks against these positions. He predicted that French losses would be greater than those of the Germans and that continued French commitment of troops to Verdun would "bleed the French Army white." In February 1916, the Battle of Verdun began, with the French positions under constant shelling and poison gas attack and taking large casualties under the assault of overwhelmingly large German forces. However, Falkenhayn's prediction of a greater ratio of French killed proved to be wrong as both sides took heavy casualties. Falkenhayn was replaced by Erich Ludendorff, and with no success in sight, the German Army pulled out of Verdun in December 1916 and the battle ended.
While the Western Front was a stalemate for the German Army, the Eastern Front eventually proved to be a great success. Despite initial setbacks due to the unexpectedly rapid mobilisation of the Russian army, which resulted in a Russian invasion of East Prussia and Austrian Galicia, the badly organised and supplied Russian Army faltered and the German and Austro-Hungarian armies thereafter steadily advanced eastward. The Germans benefited from political instability in Russia and its population's desire to end the war. In 1917 the German government allowed Russia's communist Bolshevik leader Vladimir Lenin to travel through Germany from Switzerland into Russia. Germany believed that if Lenin could create further political unrest, Russia would no longer be able to continue its war with Germany, allowing the German Army to focus on the Western Front.
In March 1917, the Tsar was ousted from the Russian throne, and in November a Bolshevik government came to power under the leadership of Lenin. Facing political opposition, he decided to end Russia's campaign against Germany, Austria-Hungary, the Ottoman Empire and Bulgaria to redirect Bolshevik energy to eliminating internal dissent. In March 1918, by the Treaty of Brest-Litovsk, the Bolshevik government gave Germany and the Ottoman Empire enormous territorial and economic concessions in exchange for an end to war on the Eastern Front. All of present-day Estonia, Latvia and Lithuania was given over to the German occupation authority Ober Ost, along with Belarus and Ukraine. Thus Germany had at last achieved its long-wanted dominance of "Mitteleuropa" (Central Europe) and could now focus fully on defeating the Allies on the Western Front. In practice, however, the forces that were needed to garrison and secure the new territories were a drain on the German war effort.
Germany quickly lost almost all its colonies. However, in German East Africa, a guerrilla campaign was waged by the colonial army leader there, General Paul Emil von Lettow-Vorbeck. Using Germans and native Askaris, Lettow-Vorbeck launched multiple guerrilla raids against British forces in Kenya and Rhodesia. He also invaded Portuguese Mozambique to gain his forces supplies and to pick up more Askari recruits. His force was still active at war's end.[109]
The defeat of Russia in 1917 enabled Germany to transfer hundreds of thousands of troops from the Eastern to the Western Front, giving it a numerical advantage over the Allies. By retraining the soldiers in new infiltration tactics, the Germans expected to unfreeze the battlefield and win a decisive victory before the army of the United States, which had now entered the war on the side of the Allies, arrived in strength.[110] In what was known as the "kaiserschlacht", Germany converged their troops and delivered multiple blows that pushed back the allies. However, the repeated German offensives in the spring of 1918 all failed, as the Allies fell back and regrouped and the Germans lacked the reserves needed to consolidate their gains. Meanwhile, soldiers had become radicalised by the Russian Revolution and were less willing to continue fighting. The war effort sparked civil unrest in Germany, while the troops, who had been constantly in the field without relief, grew exhausted and lost all hope of victory. In the summer of 1918, the British Army was at its peak strength with as many as 4.5 million men on the western front and 4,000 tanks for the Hundred Days Offensive, the Americans arriving at the rate of 10,000 a day, Germany's allies facing collapse and the German Empire's manpower exhausted, it was only a matter of time before multiple Allied offensives destroyed the German army.[111]
The concept of "total war" meant that supplies had to be redirected towards the armed forces and, with German commerce being stopped by the Allied naval blockade, German civilians were forced to live in increasingly meagre conditions. First food prices were controlled, then rationing was introduced. During the war about 750,000 German civilians died from malnutrition.[112]
Towards the end of the war, conditions deteriorated rapidly on the home front, with severe food shortages reported in all urban areas. The causes included the transfer of many farmers and food workers into the military, combined with the overburdened railway system, shortages of coal, and the British blockade. The winter of 1916–1917 was known as the "turnip winter", because the people had to survive on a vegetable more commonly reserved for livestock, as a substitute for potatoes and meat, which were increasingly scarce. Thousands of soup kitchens were opened to feed the hungry, who grumbled that the farmers were keeping the food for themselves. Even the army had to cut the soldiers' rations.[113] The morale of both civilians and soldiers continued to sink.
The population of Germany was already suffering from outbreaks of disease due to malnutrition due to Allied blockade preventing food imports. Spanish flu arrived in Germany with returning troops. Around 287,000 people died of Spanish flu in Germany between 1918 and 1920 with 50,000 deaths in Berlin alone.
Many Germans wanted an end to the war and increasing numbers began to associate with the political left, such as the Social Democratic Party (SPD) and the more radical Independent Social Democratic Party (USPD), which demanded an end to the war. The entry of the U.S. into the war in April 1917 tipped the long-run balance of power even more in favour of the Allies.
The end of October 1918, in Kiel, in northern Germany, saw the beginning of the German Revolution of 1918–1919. Units of the German Navy refused to set sail for a last, large-scale operation in a war which they saw as good as lost, initiating the uprising. On 3 November, the revolt spread to other cities and states of the country, in many of which workers' and soldiers' councils were established. Meanwhile, Hindenburg and the senior generals lost confidence in the Kaiser and his government.
Bulgaria signed the Armistice of Salonica on 29 September 1918. The Ottoman Empire signed the Armistice of Mudros on 30 October 1918. Between 24 October and 3 November 1918, Italy defeated Austria-Hungary in the battle of Vittorio Veneto, which forced Austria-Hungary to sign the Armistice of Villa Giusti on 3 November 1918. So, in November 1918, with internal revolution, the Allies advancing toward Germany on the Western Front, Austria-Hungary falling apart from multiple ethnic tensions, its other allies out of the war and pressure from the German high command, the Kaiser and all German ruling kings, dukes, and princes abdicated, and German nobility was abolished. On 9 November, the Social Democrat Philipp Scheidemann proclaimed a republic. The new government led by the German Social Democrats called for and received an armistice on 11 November. It was succeeded by the Weimar Republic.[114] Those opposed, including disaffected veterans, joined a diverse set of paramilitary and underground political groups such as the Freikorps, the Organisation Consul, and the Communists.
The Empire was a federal parliamentary constitutional monarchy.
The Federal Council (Bundesrat) held sovereignty over the Empire and served as its highest authority.[115] The Bundesrat was a legislative body that possessed the right of legislative initiative (Article VII Nr. 1) and, because all laws required its consent, could effectively veto any bill coming from the Reichstag (Article V).[116] The Bundesrat was able to set guidelines and make organisational changes within the executive branch, act as supreme arbitrator in administrative disputes between states, and serve as constitutional court for states that did not have a constitutional court (Article LXXVI).[116] It was composed of representatives who were appointed by and reported to the state governments.[117]
The Imperial Diet (Reichstag) was a legislative body elected by universal male suffrage that effectively served as parliament. It had the right to propose bills and, with the concurrence of the Bundesrat, approve the state budget annually and the military budget for periods of seven years until 1893, then after that for five years. All laws required the Reichstag's approval to pass.[118] After the constitutional reforms of October 1918, the Reich chancellor, through a change to Article XV, became dependent on the confidence of the Reichstag rather than the emperor.[119]
The emperor (Kaiser) was head of state of the Empire – he was not a ruler. He appointed the chancellor, usually the person able to command the confidence of the Reichstag. The chancellor, in consultation with the emperor, determined the government's broad policy guidelines and presented them to the Reichstag.[118] On the advice of the chancellor, the emperor appointed the ministers and – at least formally – all other imperial officers. All acts of the emperor except for military directives[120] required the countersignature of the chancellor (Article XVII). The emperor was also responsible for signing bills into law, declaring war (which required the consent of the Bundesrat), negotiating peace, making treaties, and calling and adjourning sessions of the Bundesrat and the Reichstag (Articles XI and XII). The emperor was commander-in-chief of the Empire's Army (Article LXIII) and Navy (Article LIII);[116] when exercising his military authority he had plenary power.
The chancellor was head of government and chaired the Bundesrat and the Imperial Government, led the lawmaking process and countersigned all acts of the emperor (except for military directives).[118]
Before unification, German territory (excluding Austria and Switzerland) was made up of 27 constituent states. These states consisted of kingdoms, grand duchies, duchies, principalities, free Hanseatic cities and one imperial territory. The free cities had a republican form of government on the state level, even though the Empire at large was constituted as a monarchy, and so were most of the states. Prussia was the largest of the constituent states, covering two-thirds of the empire's territory.
Several of these states had gained sovereignty following the dissolution of the Holy Roman Empire, and had been de facto sovereign from the mid-1600s onward. Others were created as sovereign states after the Congress of Vienna in 1815. Territories were not necessarily contiguous—many existed in several parts, as a result of historical acquisitions, or, in several cases, divisions of the ruling families. Some of the initially existing states, in particular Hanover, were abolished and annexed by Prussia as a result of the war of 1866.
Each component of the German Empire sent representatives to the Federal Council (Bundesrat) and, via single-member districts, the Imperial Diet (Reichstag). Relations between the Imperial centre and the Empire's components were somewhat fluid and were developed on an ongoing basis. The extent to which the German Emperor could, for example, intervene on occasions of disputed or unclear succession was much debated on occasion—for example in the inheritance crisis in Lippe-Detmold.
Unusually for a federation or a nation-state, the German states maintained limited autonomy over foreign affairs and continued to exchange ambassadors and other diplomats (both with each other and directly with foreign nations) for the Empire's entire existence. Shortly after the Empire was proclaimed, Bismarck implemented a convention in which his sovereign would only send and receive envoys to and from other German states as the King of Prussia, while envoys from Berlin sent to foreign nations always received credentials from the monarch in his capacity as German Emperor. In this way, the Prussian foreign ministry was largely tasked with managing relations with the other German states while the Imperial foreign ministry managed Germany's external relations.
About 92% of the population spoke German as their first language. The only minority language with a significant number of speakers (5.4%) was Polish (a figure that rises to over 6% when including the related Kashubian and Masurian languages).
The non-German Germanic languages (0.5%), like Danish, Dutch and Frisian, were located in the north and northwest of the empire, near the borders with Denmark, the Netherlands, Belgium, and Luxembourg. Low German was spoken throughout northern Germany and, though linguistically as distinct from High German (Hochdeutsch) as from Dutch and English, was considered "German", hence also its name. Danish and Frisian were spoken predominantly in the north of the Prussian province of Schleswig-Holstein and Dutch in the western border areas of Prussia (Hanover, Westphalia, and the Rhine Province).
Polish and other West Slavic languages (6.28%) were spoken chiefly in the east.[c]
A few (0.5%) spoke French, the vast majority of these in the Reichsland Elsass-Lothringen where francophones formed 11.6% of the total population.
In the 1860s, Russia removed privileges for German emigrants and placed pressure on German immigrants to assimilate. The majority of German emigrants left Russia after the turn of the century. Some of these ethnic Germans immigrated to Germany.[123]
Generally, religious demographics of the early modern period hardly changed. Still, there were almost entirely Catholic areas (Lower and Upper Bavaria, northern Westphalia, Upper Silesia, etc.) and almost entirely Protestant areas (Schleswig-Holstein, Pomerania, Saxony, etc.). Confessional prejudices, especially towards mixed marriages, were still common. Bit by bit, through internal migration, religious blending was more and more common. In eastern territories, confession was almost uniquely perceived to be connected to one's ethnicity and the equation "Protestant = German, Catholic = Polish" was held to be valid. In areas affected by immigration in the Ruhr area and Westphalia, as well as in some large cities, religious landscape changed substantially. This was especially true in largely Catholic areas of Westphalia, which changed through Protestant immigration from the eastern provinces.
Politically, the confessional division of Germany had considerable consequences. In Catholic areas, the Centre Party had a big electorate. On the other hand, Social Democrats and Free Trade Unions usually received hardly any votes in the Catholic areas of the Ruhr. This began to change with the secularization arising in the last decades of the German Empire.
In Germany's overseas colonial empire, millions of subjects practiced various indigenous religions in addition to Christianity. Over two million Muslims also lived under German colonial rule, primarily in German East Africa.[124]
.svg/1280px-Reichsadler_(1871-1918).svg.png)
The defeat and aftermath of the First World War and the penalties imposed by the Treaty of Versailles shaped the positive memory of the Empire, especially among Germans who distrusted and despised the Weimar Republic. Conservatives, liberals, socialists, nationalists, Catholics and Protestants all had their own interpretations, which led to a fractious political and social climate in Germany in the aftermath of the empire's collapse.
.svg/1280px-War_Ensign_of_Germany_(1903%E2%80%931919).svg.png)
Under Bismarck, a united German state had finally been achieved, but it remained a Prussian-dominated state and did not include German Austria as Pan-German nationalists had desired. The influence of Prussian militarism, the Empire's colonial efforts and its vigorous, competitive industrial prowess all gained it the dislike and envy of other nations. The German Empire enacted a number of progressive reforms, such as Europe's first social welfare system and freedom of press. There was also a modern system for electing the federal parliament, the Reichstag, in which every adult man had one vote. This enabled the Social Democrats and the Catholic Centre Party to play considerable roles in the empire's political life despite the continued hostility of Prussian aristocrats.
The era of the German Empire is well remembered in Germany as one of great cultural and intellectual vigour. Thomas Mann published his novel Buddenbrooks in 1901. Theodor Mommsen received the Nobel prize for literature a year later for his Roman history. Painters like the groups Der Blaue Reiter and Die Brücke made a significant contribution to modern art. The AEG turbine factory in Berlin by Peter Behrens from 1909 was a milestone in classic modern architecture and an outstanding example of emerging functionalism. The social, economic, and scientific successes of this Gründerzeit, or founding epoch, have sometimes led the Wilhelmine era to be regarded as a golden age.
In the field of economics, the "Kaiserzeit" laid the foundation of Germany's status as one of the world's leading economic powers. The iron and coal industries of the Ruhr, the Saar and Upper Silesia especially contributed to that process. The first motorcar was built by Karl Benz in 1886. The enormous growth of industrial production and industrial potential also led to a rapid urbanisation of Germany, which turned the Germans into a nation of city dwellers. More than 5 million people left Germany for the United States during the 19th century.[125]
Many historians have emphasized the central importance of a German Sonderweg or "special path" (or "exceptionalism") as the root of Nazism and the German catastrophe in the 20th century. According to the historiography by Kocka (1988), the process of nation-building from above had very grievous long-term implications. In terms of parliamentary democracy, Parliament was kept weak, the parties were fragmented, and there was a high level of mutual distrust. The Nazis built on the illiberal, anti-pluralist elements of Weimar's political culture. The Junker elites (the large landowners in the east) and senior civil servants used their great power and influence well into the twentieth century to frustrate any movement toward democracy. They played an especially negative role in the crisis of 1930–1933. Bismarck's emphasis on military force amplified the voice of the officer corps, which combined advanced modernisation of military technology with reactionary politics. The rising upper-middle-class elites, in the business, financial and professional worlds, tended to accept the values of the old traditional elites. The German Empire was for Hans-Ulrich Wehler a strange mixture of highly successful capitalist industrialisation and socio-economic modernisation on the one hand, and of surviving pre-industrial institutions, power relations and traditional cultures on the other. Wehler argues that it produced a high degree of internal tension, which led on the one hand to the suppression of socialists, Catholics and reformers, and on the other hand to a highly aggressive foreign policy. For these reasons Fritz Fischer and his students emphasised Germany's primary guilt for causing the First World War.[126]
Hans-Ulrich Wehler, a leader of the Bielefeld School of social history, places the origins of Germany's path to disaster in the 1860s–1870s, when economic modernisation took place, but political modernisation did not happen and the old Prussian rural elite remained in firm control of the army, diplomacy and the civil service. Traditional, aristocratic, premodern society battled an emerging capitalist, bourgeois, modernising society. Recognising the importance of modernising forces in industry and the economy and in the cultural realm, Wehler argues that reactionary traditionalism dominated the political hierarchy of power in Germany, as well as social mentalities and in class relations (Klassenhabitus). The catastrophic German politics between 1914 and 1945 are interpreted in terms of a delayed modernisation of its political structures. At the core of Wehler's interpretation is his treatment of "the middle class" and "revolution", each of which was instrumental in shaping the 20th century. Wehler's examination of Nazi rule is shaped by his concept of "charismatic domination", which focuses heavily on Hitler.[127]
The historiographical concept of a German Sonderweg has had a turbulent history. 19th-century scholars who emphasised a separate German path to modernity saw it as a positive factor that differentiated Germany from the "western path" typified by Great Britain. They stressed the strong bureaucratic state, reforms initiated by Bismarck and other strong leaders, the Prussian service ethos, the high culture of philosophy and music, and Germany's pioneering of a social welfare state. In the 1950s, historians in West Germany argued that the Sonderweg led Germany to the disaster of 1933–1945. The special circumstances of German historical structures and experiences, were interpreted as preconditions that, while not directly causing National Socialism, did hamper the development of a liberal democracy and facilitate the rise of fascism. The Sonderweg paradigm has provided the impetus for at least three strands of research in German historiography: the "long 19th century", the history of the bourgeoisie, and comparisons with the West. After 1990, increased attention to cultural dimensions and to comparative and relational history moved German historiography to different topics, with much less attention paid to the Sonderweg. While some historians have abandoned the Sonderweg thesis, they have not provided a generally accepted alternative interpretation.[128]
The Empire of Germany had two armed forces:
In addition to present-day Germany, large parts of what comprised the German Empire now belong to several other modern European countries.
Informational notes
Citations
{{cite web}}: CS1 maint: multiple names: authors list (link)Einst hatten die Deutschen das drittgrößte Kolonialreich ...
Historiography
Primary sources
