Идрис Шах ( / ˈ ɪ d r ɪ s ˈ ʃ ɑː / ; хинди : इदरीस शाह , пушту : ادريس شاه , урду : ادریس شاه ; 16 июня 1924 г. - 23 ноября 1996), также известный как Идрис Шах , Индрис Шах , урожденная Сайед Идрис эль- Хашими (араб. سيد إدريس هاشمي ), псевдоним Аркон Дараул , был афганским писателем, мыслителем и учителем суфийской традиции. Шах написал более трех десятков книг на самые разные темы: от психологии и духовности до путевых заметок и культурологии.
Родившийся в Британской Индии , потомок семьи афганских дворян по отцовской линии и шотландской матери, Шах вырос в основном в Англии . Его ранние произведения были посвящены магии и колдовству . В 1960 году он основал издательство Octagon Press, выпускающее переводы суфийских классиков, а также собственные произведения. Его основополагающей работой стала книга «Суфии» , которая появилась в 1964 году и была хорошо принята на международном уровне. В 1965 году Шах основал Институт культурных исследований , лондонскую образовательную благотворительную организацию, посвященную изучению человеческого поведения и культуры. Похожая организация, Институт изучения человеческого знания (ISHK), была создана в Соединенных Штатах под руководством профессора психологии Стэнфордского университета Роберта Орнштейна , которого Шах назначил своим заместителем в США.
В своих трудах Шах представил суфизм как универсальную форму мудрости, которая предшествовала исламу . Подчеркивая, что суфизм не был статичным, а всегда адаптировался к текущему времени, месту и людям, он сформулировал свое учение в западных психологических терминах. Шах широко использовал традиционные обучающие истории и притчи , тексты, которые содержали несколько слоев смысла, призванных вызвать у читателя проницательность и саморефлексию. Он, пожалуй, наиболее известен своими сборниками юмористических историй о Мулле Насреддине .
Шах время от времени подвергался критике со стороны востоковедов , которые подвергали сомнению его полномочия и происхождение. Его роль в споре вокруг нового перевода «Рубайят» Омара Хайяма , опубликованного его другом Робертом Грейвсом и его старшим братом Омаром Али-Шахом , стала предметом особого внимания. Однако у него также было много известных защитников, главным из которых была романистка Дорис Лессинг . Шах стал признанным представителем суфизма на Западе и читал лекции в качестве приглашенного профессора в ряде западных университетов. Его работы сыграли значительную роль в представлении суфизма как формы духовной мудрости, доступной отдельным людям и не обязательно привязанной к какой-либо конкретной религии. [2]
Идрис Шах родился в Симле , провинция Пенджаб , Британская Индия , в семье афгано-индийского отца пуштунского происхождения; сирдара Икбала Али Шаха , писателя и дипломата, и шотландской матери; Сайры Элизабет Луизы Шах . Его семья по отцовской линии была Мусави Сайидами . Их родовой дом находился недалеко от садов Пагман в Кабуле , Афганистан . [3] Его дед по отцовской линии, Сайед Амджад Али Шах, был навабом Сардханы в северо-индийском штате Уттар-Прадеш , [4] наследственный титул, который семья получила благодаря услугам, которые более ранний предок, Джан-Фишан Хан , оказал британцам. [5] [ 6]
Шах в основном рос в окрестностях Лондона . [7] По словам Л. Ф. Рашбрука Уильямса , Шах начал сопровождать своего отца в его путешествиях с самого раннего возраста, и хотя они оба много и часто путешествовали, они всегда возвращались в Англию, где семья жила много лет. Благодаря этим путешествиям, которые часто были частью суфийской работы Икбала Али Шаха, Шах смог встретиться и провести время с видными государственными деятелями и выдающимися личностями как на Востоке, так и на Западе. Уильямс пишет:
Такое воспитание предоставило молодому человеку с выдающимся интеллектом, каким вскоре проявил себя Идрис Шах, множество возможностей приобрести действительно международный кругозор, широкий кругозор и знакомство с людьми и местами, которым мог бы позавидовать любой профессиональный дипломат более преклонного возраста и с большим опытом. Но карьера дипломата не привлекала Идриса Шаха... [8]
Шах описал свое собственное нетрадиционное воспитание в интервью BBC 1971 года с Пэтом Уильямсом. Он рассказал, как его отец и его большая семья и друзья всегда пытались подвергнуть детей «множеству воздействий» и широкому спектру контактов и опыта с намерением воспитать всесторонне развитую личность. Шах описал это как «суфийский подход» к образованию. [9]
После того, как его семья переехала из Лондона в Оксфорд в 1940 году, чтобы избежать Блица (немецких бомбардировок), он провел два или три года в Оксфордской средней школе для мальчиков . [6] В 1945 году он сопровождал своего отца в Уругвай в качестве секретаря в миссии отца по производству халяльного мяса. Он вернулся в Англию в октябре 1946 года после обвинений в ненадлежащем ведении бизнеса. [6] [7]
Шах женился на парси - зороастрийке Синтии (Кашфи) Кабраджи, дочери индийского поэта Фредуна Кабраджи , в 1958 году; в 1964 году у них родилась дочь Сайра Шах , а в 1966 году — близнецы: сын Тахир Шах и еще одна дочь Сафия Шах . [10]
К концу 1950-х годов Шах установил связь с викканскими кругами в Лондоне, а затем некоторое время выступал в качестве секретаря и компаньона Джеральда Гарднера , основателя современной Викки. [6] [11] В те дни Шах обычно собирал всех интересующихся суфизмом за столиком в ресторане Cosmo в Swiss Cottage (Северный Лондон) каждый вторник вечером. [12]
В 1960 году Шах основал свой издательский дом Octagon Press ; одним из первых его названий была биография Гарднера — Gerald Gardner, Witch . Книгу приписывали одному из последователей Гарднера, Джеку Л. Брейселину , но на самом деле ее написал Шах. [11] [13]
По словам викканина Фредерика Ламонда , имя Брейслина было использовано, потому что Шах «не хотел сбивать с толку своих учеников-суфиев, показывая, что они проявляют интерес к другой эзотерической традиции». [12] Ламонд сказал, что Шах, похоже, несколько разочаровался в Гарднере и сказал ему однажды, когда тот пришел на чай:
Когда я брал интервью у Джеральда, мне иногда хотелось быть репортером News of the World . Какой чудесный материал для разоблачения! И все же у меня есть надежные данные, что эта группа станет краеугольным камнем религии грядущего века. Но рационально, рационально я не могу этого увидеть! [12]
В январе 1961 года, во время поездки на Майорку с Гарднером, Шах встретил английского поэта Роберта Грейвса . [14] Шах написал Грейвсу из своего пансиона в Пальме , прося возможности «приветствовать вас однажды очень давно». [14] Он добавил, что в настоящее время исследует экстатические религии и что он «посещал... эксперименты, проводимые ведьмами в Британии, по поеданию грибов и т. д.» — тема, которая уже некоторое время представляла интерес для Грейвса. [14] [15]
Шах также сказал Грейвсу, что он «в данный момент был сильно занят продвижением вперед экстатического и интуитивного знания». [15] Грейвс и Шах вскоре стали близкими друзьями и доверенными лицами. [14] Грейвс проявил поддерживающий интерес к писательской карьере Шаха и призвал его опубликовать авторитетное лечение суфизма для западных читателей вместе с практическими средствами для его изучения; это должно было стать «Суфиями» . Шаху удалось получить существенный аванс за книгу, разрешив временные финансовые трудности. [14]
В 1964 году вышла книга «Суфии» , [7] опубликованная Doubleday , американским издателем Роберта Грейвса, с длинным предисловием Грейвса. [16] Книга описывает влияние суфизма на развитие западной цивилизации и традиций с седьмого века и далее через работы таких деятелей, как Роджер Бэкон , Иоанн Креста , Раймонд Луллий , Чосер и другие. [17] Как и другие книги Шаха на эту тему, «Суфии» были заметны тем, что избегали терминологии, которая могла бы отождествить его интерпретацию суфизма с традиционным исламом. [18]
В книге также использовался намеренно «рассеянный» стиль; Шах написал Грейвсу, что ее цель — «разобусловить людей и предотвратить их переобуславливание»; если бы это было иначе, он, возможно, использовал бы более традиционную форму изложения. Сначала книга продавалась плохо, и Шах вложил значительную сумму собственных денег в ее рекламу. [19] Грейвс сказал ему не беспокоиться; даже несмотря на то, что у него были некоторые опасения по поводу написания и он был обижен тем, что Шах не позволил ему вычитать ее перед публикацией, он сказал, что «так горд тем, что помог в ее публикации», и заверил Шаха, что это «чудесная книга, и вскоре ее признают таковой. Оставьте ее искать своих собственных читателей, которые услышат, как распространяется ваш голос, а не тех, кого предусмотрел Doubleday». [20]
В июне 1962 года, за пару лет до публикации «Суфиев» , Шах также установил контакт с членами движения, сформировавшегося вокруг мистических учений Гурджиева и Успенского . [21] [22] Появилась статья в прессе, [nb 1] описывающая визит автора в секретный монастырь в Средней Азии, где, по-видимому, преподавались методы, поразительно похожие на методы Гурджиева. [22] У этого в остальном не подтвержденного монастыря, как подразумевалось, был представитель в Англии. [6]
Один из самых ранних учеников Успенского, Реджи Хоар, который был частью работы Гурджиева с 1924 года, вступил в контакт с Шахом через эту статью. Хоар «придавал особое значение тому, что Шах рассказал ему о символе эннеаграммы , и сказал, что Шах раскрыл о нем секреты, которые выходили далеко за рамки того, что мы слышали от Успенского». [23] Через Хоара Шах был представлен другим гурджиевцам, включая Джона Г. Беннетта , известного ученика Гурджиева и основателя «Института сравнительного изучения истории, философии и наук», расположенного в Кумб-Спрингс, поместье площадью 7 акров (2,8 гектара) в Кингстоне-апон-Темз , графство Суррей . [23]
В то время Беннетт уже исследовал суфийское происхождение многих учений Гурджиева, основываясь как на многочисленных заявлениях самого Гурджиева, так и на путешествиях самого Беннетта по Востоку, где он встречался с различными суфийскими шейхами. [24] Он был убежден, что Гурджиев перенял многие идеи и методы суфиев и что для тех, кто слушал лекции Гурджиева в начале 1920-х годов, «суфийское происхождение его учения было несомненным для любого, кто изучал и то, и другое». [25]
Беннетт написал о своей первой встрече с Шахом в своей автобиографии «Свидетель» (1974):
Сначала я был осторожен. Я только что решил идти вперед самостоятельно, и тут появился еще один «учитель». Один или два разговора с Реджи убедили меня, что я должен хотя бы увидеть все сам. Элизабет и я пошли на ужин к Хоарам, чтобы познакомиться с Шахом, который оказался молодым человеком лет 40 с небольшим. Он говорил на безупречном английском, и если бы не его борода и некоторые жесты, его можно было бы принять за типичного английского школьника. Наши первые впечатления были неблагоприятными. Он был беспокойным, беспрестанно курил и, казалось, слишком старался произвести хорошее впечатление. В середине вечера наше отношение полностью изменилось. Мы осознали, что он был не только необычайно одаренным человеком, но и обладал чем-то неуловимым, что отличало человека, серьезно работавшего над собой... Зная, что Реджи был очень осторожным человеком, к тому же обученным оценивать информацию за многие годы работы в разведывательной службе, я принял его заверения, а также его веру в то, что у Шаха была очень важная миссия на Западе, которую мы должны помочь ему выполнить. [23]
Шах дал Беннету «Декларацию людей традиции» [26] и уполномочил его поделиться ею с другими гурджиевцами. [22] Документ объявлял, что теперь появилась возможность для передачи «секретной, скрытой, особой, высшей формы знания»; в сочетании с личным впечатлением, которое Беннетт составил о Шахе, это убедило Беннета, что Шах был подлинным посланником « Монастыря Сармунг » в Афганистане , внутреннего круга суфиев, чьи учения вдохновляли Гурджиева. [22] [27]
.jpg/1280px-Nasreddin_(17th-century_miniature).jpg)
Чья Борода?
Насреддину приснилось, что он держит в руке бороду Сатаны. Дергая за волосы, он воскликнул: «Боль, которую ты чувствуешь, ничто по сравнению с той, которую ты причиняешь смертным, которых сбиваешь с пути». И он так дернул за бороду, что проснулся, крича от боли. Только тогда он понял, что борода, которую он держал в руке, была его собственной.
− Идрис Шах [28]
В течение следующих нескольких лет Беннетт и Шах еженедельно проводили частные беседы, которые длились часами. Позже Шах также выступал перед студентами в Кумб-Спрингс. Беннетт говорит, что в планы Шаха входило «достичь людей, занимавших руководящие должности и власть, которые уже наполовину осознавали, что проблемы человечества больше не могут быть решены экономическими, политическими или социальными действиями. Такие люди были тронуты, сказал он, новыми силами, движущимися в мире, чтобы помочь человечеству пережить надвигающийся кризис». [23]
Беннетт согласился с этими идеями, а также согласился с тем, что «люди, привлеченные откровенно духовными или эзотерическими движениями, редко обладали качествами, необходимыми для достижения и занятия руководящих должностей» и что «существовали достаточные основания полагать, что во всем мире уже были люди, занимающие важные должности, способные смотреть за пределы ограничений национальности и культуры и способные увидеть своими глазами, что единственная надежда для человечества заключается во вмешательстве Высшего Источника». [23]
Беннетт писал: «Я достаточно хорошо видел Шаха, чтобы знать, что он не шарлатан и не праздный хвастун, и что он был чрезвычайно серьезен в отношении порученной ему задачи». [23] Из-за сильного давления со стороны Шаха, [29] Беннетт решил в 1965 году, после долгих мучений и обсуждения этого вопроса с советом и членами своего Института, передать собственность Кумб-Спрингс Шаху, который настаивал на том, что любой такой подарок должен быть сделан без каких-либо условий. [6] [22] Как только собственность была передана Шаху, он запретил коллегам Беннетта посещать ее и заставил самого Беннетта почувствовать себя нежеланным гостем. [22]
Беннетт говорит, что он получил приглашение на «Праздник середины лета», вечеринку, которую Шах устраивал в Кумб-Спрингс, которая длилась два дня и две ночи, в основном для молодых людей, которых Шах тогда привлекал. [23] Энтони Блейк, который работал с Беннеттом в течение 15 лет, говорит: «Когда Идрис Шах приобрел Кумб-Спрингс, его основной деятельностью было устраивать вечеринки. Я встречался с ним всего несколько раз, но мне очень нравилось его непочтительное отношение. Беннетт однажды сказал мне: «В работе есть разные стили. Мой похож на стиль Гурджиева, на борьбу с отрицанием. Но путь Шаха — относиться к работе как к шутке»» [30]
Через несколько месяцев Шах продал участок — стоимостью более 100 000 фунтов стерлингов — застройщику и использовал вырученные средства, чтобы обосноваться и заняться своей деятельностью в Langton House в Лэнгтон-Грин , недалеко от Танбридж-Уэллс , поместье площадью 50 акров (20 га), которое когда-то принадлежало семье лорда Баден-Пауэлла , основателя бойскаутов . [ 6] [31]
Вместе с собственностью Кумб-Спрингс Беннетт также передал Шаху заботу о своих учениках, насчитывавших около 300 человек. [22] Шах пообещал, что объединит всех, кто подходил; около половины из них нашли место в работе Шаха. [22] Примерно 20 лет спустя гурджиевский автор Джеймс Мур предположил, что Шах обманул Беннетта. [6] Беннетт сам рассказал об этом в своей автобиографии (1974); он сказал, что поведение Шаха после передачи собственности было «тяжело выносить», но также настаивал на том, что Шах был «человеком изысканных манер и тонкой чувствительности» и считал, что Шах мог намеренно перенять его поведение, «чтобы убедиться, что все связи с Кумб-Спрингс разорваны». [22] Он добавил, что Лэнгтон-Грин был гораздо более подходящим местом для работы Шаха, чем Кумб-Спрингс, и сказал, что не чувствует печали из-за того, что Кумб-Спрингс утратил свою идентичность; он завершил свой рассказ об этом вопросе, заявив, что он «обрел свободу» благодаря своему общению с Шахом и научился «любить людей, которых [он] не мог понять». [32]
По словам Беннетта, Шах позже также участвовал в дискуссиях с главами групп Гурджиева в Нью-Йорке. В письме Полу Андерсону от 5 марта 1968 года Беннетт писал: «Мадам де Зальцманн и все остальные... осознают свои собственные ограничения и делают не больше, чем могут. Пока я был в Нью-Йорке, Элизабет и я посетили Фонд, и мы увидели большинство ведущих людей в нью-йоркской группе, а также саму Жанну де Зальцманн . Что-то готовится, но осуществится ли это, я не могу сказать. Я имею в виду их связь с Идрисом Шахом и его способность переворачивать все с ног на голову. С такими людьми бесполезно быть пассивными, и бесполезно избегать этого вопроса. Пока мы можем только надеяться, что произойдет что-то хорошее, и тем временем продолжать нашу собственную работу...» [33]
Автор и клинический психолог Кэтлин Спит позже писала:
Наблюдая растущий консерватизм в Фонде [Гурджиева], Джон Беннетт надеялся, что новая кровь и руководство придут откуда-то еще... Хотя, возможно, и был флирт с Шахом, из этого ничего не вышло. Преобладающее чувство [среди лидеров Гурджиевской работы], что ничего не должно меняться, что сокровище, находящееся в их сбережениях, должно быть любой ценой сохранено в его первоначальном виде, было сильнее любого желания новой волны вдохновения». [33]
В 1965 году Шах основал Общество понимания фундаментальных идей (SUFI), позже переименованное в Институт культурных исследований (ICR) — образовательную благотворительную организацию, целью которой было стимулирование «изучения, дебатов, образования и исследований всех аспектов человеческой мысли, поведения и культуры». [16] [34] [35] [36] Он также основал Общество суфийских исследований (SSS). [37]
Langton House в Langton Green стал местом встреч и дискуссий для поэтов, философов и государственных деятелей со всего мира, а также неотъемлемой частью литературной сцены того времени. [38] ICR проводил там встречи и читал лекции, предоставляя стипендии международным ученым, включая сэра Джона Глабба , Акилу Берласа Киани , Ричарда Грегори и Роберта Сесила , руководителя европейских исследований в Университете Рединга, который стал председателем института в начале 1970-х годов. [38] [39]
Шах был одним из первых членов и сторонников Римского клуба . [nb 2] Другие члены Римского клуба, такие как ученый Александр Кинг, выступали с докладами в Институте. [40] [41] [42]
Другие посетители, ученики и потенциальные ученики включали поэта Теда Хьюза , романистов Дж. Д. Сэлинджера , Алана Силлитоу и Дорис Лессинг , зоолога Десмонда Морриса и психолога Роберта Орнштейна . Интерьер дома был оформлен в ближневосточном стиле, и каждое воскресенье для гостей устраивались обеды в формате шведского стола в большой столовой, которая когда-то была конюшней поместья, прозванной «Слон» (отсылка к восточной сказке « Слон во тьме »). [31]
В последующие годы Шах разработал Octagon Press как средство публикации и распространения переизданий переводов многочисленных суфийских классиков. [43] Кроме того, он собрал, перевел и написал тысячи суфийских историй, сделав их доступными для западной аудитории через свои книги и лекции. [37] В нескольких книгах Шаха фигурирует персонаж Мулла Насреддин , иногда с иллюстрациями, предоставленными Ричардом Уильямсом . В интерпретации Шаха истории о Мулле Насреддине, ранее считавшиеся фольклорной частью мусульманских культур, были представлены как суфийские притчи . [44]
Насреддин был показан в телевизионном документальном фильме Шаха «Путешественники по снам» , который вышел в эфир на BBC в 1970 году. В эпизодах Ричард Уильямс давал интервью о своем незаконченном анимационном фильме о Насреддине, а ученый Джон Кермиш обсуждал использование историй о Насреддине в аналитическом центре корпорации Rand . Среди других гостей были британский психиатр Уильям Саргант, обсуждавший препятствующее воздействие промывания мозгов и социальной обусловленности на креативность и решение проблем, и комик Марти Фельдман, беседовавший с Шахом о роли юмора и ритуала в жизни человека. Программа закончилась утверждением Шаха о том, что человечество может продолжить свою собственную эволюцию, «преодолев психологические ограничения», но что существует «постоянное нарастание пессимизма, которое фактически препятствует эволюции в этой форме... Человек спит — должен ли он умереть, прежде чем проснется?» [45]
Шах также организовал группы по изучению суфизма в Соединенных Штатах. Клаудио Наранхо , чилийский психиатр, преподававший в Калифорнии в конце 1960-х годов, говорит, что, «разочаровавшись в том, насколько школа Гурджиева подразумевала живую линию», он обратился к суфизму и «стал частью группы под руководством Идриса Шаха». [46] Наранхо написал книгу в соавторстве с Робертом Орнштейном под названием «О психологии медитации » (1971). Оба они были связаны с Калифорнийским университетом , где Орнштейн был психологом-исследователем в Психиатрическом институте Лэнгли Портера . [47]
Орнштейн также был президентом и основателем Института изучения человеческого знания , основанного в 1969 году. Видя потребность в США в книгах и коллекциях по древним и новым способам мышления, в 1972 году он основал Книжную службу ISHK как центральный источник важной современной и традиционной литературы, став единственным в США дистрибьютором произведений Идриса Шаха, опубликованных издательством Octagon Press. [48]
Другой соратник Шаха, ученый и профессор Леонард Левин , который в то время преподавал телекоммуникации в Университете Колорадо , создал группы по изучению суфизма и другие предприятия для продвижения суфийских идей, такие как Институт исследований распространения человеческих знаний (IRDHK), а также отредактировал антологию сочинений Шаха и о нем под названием « Распространение суфийских идей на Западе» (1972). [49] [50]
Планируемый анимационный фильм Уильямса, предварительно названный «Удивительный Насреддин» , так и не был снят, поскольку отношения между Уильямсом и семьей Шах испортились в 1972 году из-за споров об авторских правах и финансировании; однако позже Уильямс использовал некоторые идеи для своего фильма «Вор и сапожник» . [51]
В последующие десятилетия Шах написал еще около двух десятков книг, многие из которых опирались на классические суфийские источники. [6] Достигнув огромного мирового тиража, [34] его труды были обращены в первую очередь к интеллектуально ориентированной западной аудитории. [18] Переводя суфийские учения на современный психологический язык, он представлял их на разговорном и, следовательно, доступном языке. [52] Его народные сказки , иллюстрирующие суфийскую мудрость через анекдоты и примеры, оказались особенно популярными. [18] [34] Шах получал и принимал приглашения читать лекции в качестве приглашенного профессора в академических учреждениях, включая Калифорнийский университет , Женевский университет , Национальный университет Ла-Платы и различные английские университеты. [53] Помимо своей литературной и образовательной работы, он нашел время для разработки ионизатора воздуха (создав компанию вместе с Coppy Laws ) и управлял рядом текстильных, керамических и электронных компаний. [31] Он также совершил несколько поездок в родной Афганистан и участвовал в организации там усилий по оказанию помощи; Позднее он использовал этот опыт в своей книге «Кара Куш» , романе о советско-афганской войне . [16]
В конце весны 1987 года, примерно через год после своего последнего визита в Афганистан, Шах перенес два последовательных и обширных сердечных приступа. [36] [54] Ему сказали, что у него осталось только восемь процентов сердечной функции, и он не может рассчитывать на выживание. [36] Несмотря на периодические приступы болезни, он продолжал работать и выпускал новые книги в течение следующих девяти лет. [36] [54]
Идрис Шах умер в Лондоне 23 ноября 1996 года в возрасте 72 лет и был похоронен на кладбище Бруквуд . Согласно его некрологу в The Daily Telegraph , Идрис Шах сотрудничал с моджахедами во время советско-афганской войны , был директором по исследованиям Института культурных исследований и губернатором Королевского гуманного общества и Королевского госпиталя и дома для неизлечимых . [36] Он также был членом клуба Athenaeum . [6] На момент его смерти книги Шаха были проданы тиражом более 15 миллионов экземпляров на дюжине языков по всему миру, [7] и были рецензированы во многих международных журналах и газетах. [55] [56]
Ранние книги Шаха были исследованиями того, что он называл «верованиями меньшинств». Его первая книга « Восточная магия» , опубликованная в 1956 году, изначально должна была называться «Рассмотрение верований восточных и африканских меньшинств » . В 1957 году он выпустил «Тайное знание магии: Книга колдунов» , первоначально названную « Некоторые материалы по европейской литературе о верованиях меньшинств » . Названия этих книг, по словам автора сборника верований Шаха 1973 года, были изменены перед публикацией из-за «необходимости коммерческой издательской практики». [57]
Перед своей смертью в 1969 году отец Шаха утверждал, что причиной, по которой он и его сын опубликовали книги на тему магии и оккультизма, было «предотвратить вероятное народное возрождение или веру среди значительного числа людей в эту чепуху. Мой сын... в конечном итоге выполнил эту задачу, когда он исследовал в течение нескольких лет и опубликовал две важные книги на эту тему». [58]
В интервью журналу Psychology Today в 1975 году Шах пояснил:
Главной целью моих книг по магии было сделать этот материал доступным для широкого читателя. Слишком долго люди верили, что существуют секретные книги, скрытые места и удивительные вещи. Они держались за эту информацию, как за нечто, чем можно было себя напугать. Поэтому первой целью была информация. Это магия Востока и Запада. Вот и все. Больше ничего нет. Второй целью этих книг было показать, что, похоже, существуют силы, некоторые из которых либо рационализируются этой магией, либо могут быть развиты из нее, которые не входят в рамки обычной физики или опыта обычных людей. Я думаю, это следует изучить, что мы должны собрать данные и проанализировать явления. Нам нужно отделить химию магии от алхимии, так сказать. [59]
Шах продолжил, сказав, что его книги на эту тему не были написаны для нынешних приверженцев магии и колдовства, и что на самом деле ему впоследствии пришлось избегать их, поскольку они были бы только разочарованы тем, что он говорил. [59]
За этими книгами последовала публикация путевых заметок « Пункт назначения — Мекка» (1957), которые были показаны по телевидению сэром Дэвидом Аттенборо . [60] И «Пункт назначения — Мекка» , и «Восточная магия» содержат разделы, посвященные суфизму . [61] [62]
Шах представил суфизм как форму вечной мудрости, которая предшествовала исламу. [63] Он подчеркивал, что природа суфизма была живой, а не статичной, и что она всегда адаптировала свои видимые проявления к новым временам, местам и людям: «Суфийские школы подобны волнам, которые разбиваются о скалы: [они] из одного и того же моря, в разных формах, для одной и той же цели», — писал он, цитируя Ахмада аль-Бадави . [37] [63]
Шах часто пренебрегал описаниями суфизма востоковедами, полагая, что академическое или личное изучение его исторических форм и методов не является достаточной основой для правильного понимания его. [63] Фактически, одержимость его традиционными формами может стать препятствием: «Покажите человеку слишком много верблюжьих костей или показывайте их ему слишком часто, и он не сможет узнать верблюда, когда встретит живого», — так он выразил эту идею в одной из своих книг. [63] [64]
Шах, как и Инаят Хан , представлял суфизм как путь, который выходит за рамки отдельных религий, и адаптировал его для западной аудитории. [43] Однако, в отличие от Хана, он не акцентировал внимание на религиозных или духовных атрибутах и изображал суфизм как психологическую технологию, метод или науку, которые можно использовать для достижения самореализации. [43] [65] При этом его подход, казалось, был особенно адресован последователям Гурджиева, ученикам Движения человеческого потенциала и интеллектуалам, знакомым с современной психологией. [43] Например, он писал: «Суфизм... утверждает, что человек может стать объективным, и что объективность позволяет индивидууму постигать «высшие» факты. Поэтому человек призван продвигать свою эволюцию вперед к тому, что в суфизме иногда называют «истинным интеллектом». [43] Шах учил, что человек может приобретать новые тонкие органы чувств в ответ на потребность: [37]
Суфии верят, что, выражаясь одним образом, человечество развивается в направлении определенной судьбы. Мы все принимаем участие в этой эволюции. Органы появляются в результате потребности в определенных органах ( Руми ). Организм человека производит новый комплекс органов в ответ на такую потребность. В эту эпоху выхода за пределы времени и пространства комплекс органов связан с выходом за пределы времени и пространства. То, что обычные люди считают спорадическими и случайными вспышками телепатической или пророческой силы, суфии видят не чем иным, как первыми движениями этих самых органов. Разница между всей эволюцией до настоящего времени и нынешней потребностью в эволюции заключается в том, что в течение последних десяти тысяч лет или около того нам была дана возможность сознательной эволюции. Эта более разреженная эволюция настолько существенна, что наше будущее зависит от нее.
— Идрис Шах, Суфии . [66]
Шах отверг другие восточные и западные проекции суфизма как «разбавленные, обобщенные или частичные»; он включил в это не только версию Хана, но и откровенно мусульманские формы суфизма, встречающиеся в большинстве исламских стран. С другой стороны, труды соратников Шаха подразумевали, что он был «Великим шейхом суфиев» — позиция авторитета, подорванная неспособностью других суфиев признать ее существование. [43] Шах чувствовал, что лучший способ представить суфийскую мудрость на Западе, в то же время преодолевая проблемы гуру и культов , — это прояснить разницу между культом и образовательной системой и внести вклад в знания. В интервью он объяснил: «Вы должны работать в рамках образовательной модели, а не в области тарабарщины». [67] В рамках этого подхода он выступал в качестве директора по исследованиям в ICR. [67] Он также читал лекции по изучению суфизма на Западе в Университете Сассекса в 1966 году. Позднее они были опубликованы в виде монографии под названием « Особые проблемы в изучении суфийских идей». [68]
Позже Шах объяснил, что суфийская деятельность делилась на различные компоненты или отделы: «изучение суфизма », «изучение суфизма » и «изучение суфизма ». [69]
Исследования суфизма помогали вести людей к суфизму и включали продвижение знаний, которых могло не хватать в культуре и которые необходимо было восстановить и распространить, таких как понимание социальной обусловленности и промывания мозгов , разницы между рациональным и интуитивным способами мышления и других видов деятельности, чтобы умы людей могли стать более свободными и всеобъемлющими. Исследования суфизма включали учреждения и виды деятельности, такие как лекции и семинары, которые предоставляли информацию о суфизме и выступали в качестве культурного посредника между суфиями и общественностью. Наконец, исследования суфизма относились к нахождению в суфийской школе, выполнению тех видов деятельности, которые предписывались учителем как часть обучения, и это могло принимать множество форм, которые не обязательно вписывались в предвзятое представление о «мистической школе». [69]
Суфийские цели и методы Шаха были также изложены в «Декларации людей традиции», данной в Кумб-Спрингс:
В дополнение к этому объявлению, к подаче в определенные области мысли определенных идей и указанию некоторых факторов, окружающих эту работу, проектировщики этой декларации имеют практическую задачу. Эта задача заключается в том, чтобы найти людей, которые обладают способностью получать специальные знания о человеке, которые доступны; сгруппировать их особым, а не случайным образом, так, чтобы каждая такая группа образовала гармоничный организм; сделать это в нужном месте в нужное время; предоставить внешний и внутренний формат для работы, а также формулировку «идей», подходящую для местных условий; сбалансировать теорию с практикой. [23]
В интервью BBC в 1971 году Шах объяснил свой современный, адаптивный подход: «Я заинтересован в том, чтобы сделать доступными на Западе те аспекты суфизма, которые будут полезны Западу в настоящее время. Я не хочу превращать хороших европейцев в бедных азиатов. Люди спрашивали меня, почему я не использую традиционные методы духовного обучения, например, в общении с людьми, которые ищут меня или преследуют меня; и, конечно, ответ заключается в том, что это по той же причине, по которой вы приехали ко мне домой сегодня на автомобиле, а не на спине верблюда. Суфизм, по сути, не мистическая система, не религия, а совокупность знаний». [70]
Шах часто характеризовал некоторые из своих работ как на самом деле только предварительные к настоящему изучению суфизма, так же как обучение чтению и письму можно рассматривать как предварительное к изучению литературы: «Если психология не ориентирована правильно, нет никакой духовности, хотя может быть одержимость и эмоциональность, часто ошибочно принимаемые за нее». [71] [72] «Любой, кто пытается привить духовные практики невозрожденной личности... в конечном итоге получит аберрацию», - утверждал он. [71] По этой причине большая часть работ, которые он создал, начиная с «Суфиев», была психологической по своей природе, сосредоточенной на атаке на нафс -и-аммара , ложное «я» : «Мне нечего вам дать, кроме способа понять, как искать, - но вы думаете, что уже можете это делать». [71]
Шаха часто критиковали за то, что он не упоминал Бога в своих трудах; он ответил, что, учитывая нынешнее состояние человека, не было бы особого смысла говорить о Боге. Он проиллюстрировал проблему в притче в своей книге « Мыслители Востока» : «Обнаружив, что могу говорить на языке муравьев, я подошел к одному и спросил: «Каков Бог? Похож ли он на муравья?» Он ответил: «Бог! Конечно, нет — у нас только одно жало, а у Бога их два !» [71] [73]
Шах использовал обучающие истории и юмор с большим эффектом в своей работе. [63] [74] Шах подчеркивал терапевтическую функцию удивительных анекдотов и свежие перспективы, которые открывались в этих историях. [75] Чтение и обсуждение таких историй в групповой обстановке стали значительной частью деятельности, в которой участвовали члены учебных кружков Шаха. [44] Преобразовательный способ, которым эти загадочные или удивительные истории могли дестабилизировать нормальный (и неосознаваемый) режим сознания студента, изучал профессор психологии Стэнфордского университета Роберт Орнштейн , который вместе с коллегой-психологом Чарльзом Тартом [76] и выдающимися писателями, такими как поэт-лауреат Тед Хьюз [77] и лауреат Нобелевской премии романист Дорис Лессинг [37] [78] был одним из нескольких выдающихся мыслителей, на которых Шах оказал глубокое влияние. [75] [79]
Шах и Орнштейн встретились в 1960-х годах. [79] Понимая, что Орнштейн может стать идеальным партнером в распространении его учений, переводя их на язык психотерапии , Шах назначил его своим заместителем ( халифой ) в Соединенных Штатах. [75] [79] «Психология сознания» Орнштейна (1972) была с энтузиазмом принята академическим психологическим сообществом, поскольку она совпала с новыми интересами в этой области, такими как изучение биологической обратной связи и других методов, предназначенных для достижения сдвигов в настроении и осознании. За эти годы Орнштейн опубликовал больше книг в этой области. [79]
Философ науки и физик Анри Бортофт использовал обучающие истории из корпуса Шаха в качестве аналогий привычек ума, которые мешали людям понять научный метод Иоганна Вольфганга фон Гёте . В книгу Бортофта « Целостность природы: Путь науки Гёте» вошли истории из «Рассказов о дервишах» , «Подвигов несравненного муллы Насреддина» и «Благоухающего скорпиона» . [80]
В своей изначальной исторической и культурной обстановке суфийские поучительные истории, подобные тем, что популяризировал Шах, — сначала рассказанные устно, а затем записанные с целью передачи суфийской веры и практики последующим поколениям — считались подходящими для людей всех возрастов, включая детей, поскольку они содержали несколько слоев смысла. [37] Шах сравнил суфийскую историю с персиком: «Человек может быть эмоционально взволнован внешним видом, как если бы персик был одолжен вам. Вы можете съесть персик и вкусить еще больше удовольствия... Вы можете выбросить косточку — или разбить его и найти внутри восхитительное ядро. Это скрытая глубина». [37] Именно таким образом Шах пригласил свою аудиторию принять суфийскую историю. [37] Не сумев раскрыть ядро и считая историю просто забавной или поверхностной, человек не достиг бы ничего, кроме того, что посмотрел на персик, в то время как другие усвоили бы историю и позволили бы себе быть тронутыми ею. [37]
Тахир Шах упоминает рассказывание историй своим отцом в нескольких местах в своей книге 2008 года « Тысяча и одна ночь» , впервые обсуждая, как Идрис Шах использовал обучающие истории: «Мой отец никогда не рассказывал нам, как работают истории. Он не раскрывал слои, крупицы информации, фрагменты правды и фантазии. Ему это было не нужно, потому что при правильных условиях истории активизировались, сея сами себя». [81] Затем он объясняет, как его отец использовал эти истории, чтобы передавать мудрость: «У моего отца всегда была под рукой история, чтобы отвлечь наше внимание или использовать ее как способ передачи идеи или мысли. Он говорил, что великие собрания историй с Востока были подобны энциклопедиям, хранилищам мудрости и знаний, готовых к изучению, оценке и бережному хранению. Для него истории представляли собой нечто большее, чем просто развлечение. Он рассматривал их как сложные психологические документы, составляющие свод знаний, которые собирались и совершенствовались с самого начала человечества и, чаще всего, передавались из уст в уста». [81]
Далее в книге он продолжает обсуждение историй как средств обучения, цитируя следующее объяснение, которое дал ему отец в конце рассказа:
Эти истории — технические документы, они как карты или своего рода чертежи. Я показываю людям, как пользоваться картами, потому что они забыли. Вы можете подумать, что это странный способ обучения — с помощью историй, — но давным-давно именно так люди передавали мудрость. Все знали, как извлекать мудрость из истории. Они могли видеть сквозь слои, так же, как вы видите рыбу, замороженную в глыбе льда. Но мир, в котором мы живем, утратил этот навык, навык, который у них, безусловно, когда-то был. Они слышат истории, и они им нравятся, потому что истории развлекают их, согревают. Но они не могут видеть дальше первого слоя, в лед. Истории подобны прекрасной шахматной доске: мы все умеем играть в шахматы, и нас можно втянуть в игру, настолько сложную, что наши способности истощаются. Но представьте, если бы игра была утеряна обществом на века, а затем была бы найдена прекрасная шахматная доска и ее фигуры. Все бы собрались вокруг, чтобы увидеть их и похвалить. Они, возможно, никогда бы не подумали, что такой прекрасный предмет когда-либо имел иное назначение, кроме как развлекать глаза. Внутренняя ценность историй была утрачена таким же образом. Когда-то все знали, как играть с ними, как их расшифровывать. Но теперь правила забыты. Нам предстоит снова показать людям, как играть в эту игру.
— Тахир Шах, «Тысяча и одна ночь » . [81]
Олав Хаммер в своей книге «Суфизм в Европе и Северной Америке » (2004) приводит пример такой истории. [7] В ней рассказывается о человеке, который ищет свой ключ на земле. [7] Когда проходящий мимо сосед спрашивает мужчину, действительно ли это то место, где он потерял ключ, мужчина отвечает: «Нет, я потерял его дома, но здесь больше света, чем в моем собственном доме». [7] Версии этой истории известны на Западе уже много лет (см. Эффект уличного света ). Это пример давно отмеченного феномена существования похожих сказок во многих различных культурах, что было центральной идеей в сборнике сказок Шаха « Сказки мира» .
Питер Уилсон, пишущий в New Trends and Developments in the World of Islam (1998), цитирует еще одну такую историю, в которой дервиша просят описать качества его учителя Алима. [82] Дервиш объясняет, что Алим писал прекрасные стихи и вдохновлял его своим самопожертвованием и служением ближнему. [82] Его спрашивающий с готовностью одобряет эти качества, но дервиш упрекает его: «Это те качества, которые рекомендовали бы вам Алима ». [82] [83] Затем он переходит к перечислению качеств, которые на самом деле позволили Алиму стать эффективным учителем: «Хазрат Алим Азими раздражал меня, что заставило меня исследовать свое раздражение, чтобы найти его источник. Алим Азими разозлил меня, так что я смог почувствовать и преобразовать свой гнев». [83] Он объясняет, что Алим Азими следовал по пути обвинений , намеренно провоцируя на себя злобные нападки, чтобы вывести на свет недостатки как своих учеников, так и критиков, позволяя им увидеть себя такими, какими они были на самом деле: «Он показал нам странное, чтобы странное стало обыденным, и мы смогли понять, чем оно является на самом деле». [82] [83]
Заботой Шаха было раскрытие основ, лежащих в основе всех культур, и скрытых факторов, определяющих индивидуальное поведение. [34] Он обесценил западный фокус на внешности и поверхностности, которые часто отражали просто моду и привычку, и обратил внимание на истоки культуры и бессознательные и смешанные мотивы людей и групп, образованных ими. Он указал на то, как и на индивидуальном, и на групповом уровнях краткосрочные бедствия часто превращаются в благословения — и наоборот — и все же знание этого мало повлияло на то, как люди реагируют на события по мере их возникновения. [34]
Шах не выступал за отказ от мирских обязанностей; вместо этого он утверждал, что сокровище, к которому стремится будущий ученик, должно исходить из его борьбы в повседневной жизни. Он считал практическую работу средством, с помощью которого ищущий может заниматься самостоятельным трудом, в соответствии с традиционным принятием суфиями обычных профессий, с помощью которых они зарабатывали себе на жизнь и «работали» над собой. [37]
Статус Шаха как учителя оставался неопределенным; отрицая как личность гуру , так и любое желание основать культ или секту , он также отверг академическую шляпу. [34] Майкл Рубинштейн, пишущий в «Создатели современной культуры» , пришел к выводу, что «его, возможно, лучше всего рассматривать как воплощение традиции, в которой созерцательные и интуитивные аспекты ума считаются наиболее продуктивными, когда работают вместе». [34]
Идрис Шах считал свои книги своим наследием; сами по себе они выполняли бы функцию, которую он выполнил, когда его уже не было бы рядом. [84] Продвижение и распространение публикаций их учителя было важной деятельностью или «работой» для учеников Шаха, как для целей сбора средств, так и для трансформации общественного сознания. [44] ICR приостановил свою деятельность в 2013 году после образования новой благотворительной организации, Фонда Идриса Шаха , [85] в то время как SSS прекратил свою деятельность ранее. ISHK (Институт изучения человеческого знания), возглавляемый Орнштейном, [86] ведет активную деятельность в Соединенных Штатах; после террористических атак 11 сентября , например, он разослал брошюру, рекламирующую книги об Афганистане, написанные Шахом и его окружением, членам Ассоциации исследований Ближнего Востока , таким образом связывая эти публикации с необходимостью улучшения межкультурного взаимопонимания. [44]
Когда Элизабет Холл брала интервью у Шаха для Psychology Today в июле 1975 года, она спросила его: «Ради всего человечества, что бы вы хотели, чтобы произошло?» Шах ответил: «Чего бы я действительно хотел, если кто-то меня слушает, так это чтобы результаты последних 50 лет психологических исследований изучались общественностью, всеми, чтобы эти результаты стали частью их образа мышления (...) у них есть этот огромный массив психологической информации, и они отказываются ее использовать». [59]
Брат Шаха, Омар Али-Шах (1922–2005), также был писателем и учителем суфизма; братья некоторое время обучали студентов вместе в 1960-х годах, но в 1977 году «согласились не соглашаться» и пошли разными путями. [87] После смерти Идриса Шаха в 1996 году, значительное число его учеников присоединилось к движению Омара Али-Шаха. [88]
Одна из дочерей Шаха, Сайра Шах , стала известна в 2001 году, освещая права женщин в Афганистане в своем документальном фильме «Под вуалью» . [10] Его сын, Тахир Шах , известный писатель-путешественник, журналист и авантюрист.
Произведения Идриса Шаха переведены на многие языки, такие как французский, немецкий, латышский, персидский, польский, русский, испанский, шведский, турецкий и другие.
Работа Идриса Шаха сравнительно поздно достигла польского читателя. Пионерский перевод на польский язык был сделан специалистом по иранистике и переводчиком Ивонной Новицкой, которая перевела « Сказки дервишей» по собственной инициативе в 1999–2000 годах. После нескольких безуспешных попыток ей удалось найти издателя, издательство WAM, и книга была наконец опубликована в 2002 году. «Мудрость дураков» [89] и «Волшебный монастырь» [90] в ее переводе последовали в 2002 и 2003 годах соответственно.
Книги Шаха о суфизме получили значительное признание критиков. Он был героем документального фильма BBC («One Pair of Eyes») в 1969 году, [91] а две его работы ( «The Way of the Sufi» и «Reflections ») были выбраны «Выдающейся книгой года» программой BBC «The Critics». [92] Помимо других наград, Шах получил шесть первых премий на Всемирном годе книги ЮНЕСКО в 1973 году, [91] а исламский ученый Джеймс Крицек , комментируя «Tales of the Dervishes » Шаха , сказал, что она «прекрасно переведена». [92]
Сборник положительных оценок работы Шаха под названием «Суфийские исследования: Восток и Запад» был опубликован в 1973 году, в него вошли, среди прочего, работы Л. Ф. Рашбрука Уильямса, Рома Ландау , Мохаммада Хидаятуллы , Дьюлы Германуса , сэра Джона Глабба , сэра Разика Фарида , Иштиака Хуссейна Куреши , Ахмета Эмина Ялмана , Махмуда Юсефа Шаварби и Насроллы С. Фатеми. [93]
Колин Уилсон заявил, что «отчасти благодаря Идрису Шаху я начал видеть некоторые довольно новые и интересные выводы [о предмете мистицизма]» [94] и в своем обзоре « Волшебного монастыря» (1972) отметил, что Шах «в первую очередь не озабочен распространением какой-то тайной доктрины. Его интересует метод, с помощью которого передается мистическое знание... [Суфии] передают знание посредством прямой интуиции, а не так, как это делают мастера дзен, и одним из главных средств для этого являются краткие истории и притчи, которые проникают в подсознание и активируют его скрытые силы». [95]
В Афганистане газета Kabul Times заявила, что «Караван снов » (1968) «настоятельно рекомендуется» и «представляет особый интерес для афганцев», поскольку это «в основном антология коротких рассказов, сказок и пословиц, шуток и отрывков из письменной и устной литературы, которая является частью многих вечерних разговоров и взаимообмена — даже в наше время — в Афганистане». [96] «Afgan News» сообщила, что «Суфии » «охватывают важный вклад афганцев в мировую философию и науку» и являются «первой полностью авторитетной книгой о суфизме и системе человеческого развития дервишей». [97] Что касается сомнений относительно происхождения и полномочий Шаха, то Сардар Хаджи Фаиз Мухаммад Хан Зикерия , афганский ученый, который занимал пост афганского министра образования, а затем посла и министра иностранных дел Афганистана, в 1970 году выпустил нотариально заверенную Декларацию для ученых мира о семье Шаха: «Саиды Мусави Афганистана и ханы Пагмана признаются потомками Пророка – да пребудет с ним мир. Они признаются наиболее благородными потомками ислама и уважаются как суфийские учителя и эрудированные ученые. Саид Идрис Шах, сын покойного Саида Икбала Али Шаха, лично известен мне как почтенный человек, чье звание, титулы и происхождение засвидетельствованы и известны по репутации». [98]
В 1980 году профессор Халилулла Халили , бывший поэт-лауреат Афганистана, высоко оценил работу своего «соотечественника и друга Арифа (суфийского просветителя) Сайеда Идриса Шаха», сказав: «Особенно следует ценить его блестящие и важные заслуги в раскрытии небесного вдохновения и сокровенных мыслей великих учителей ислама и суфиев». [99]
Индийская газета Hindustan Standard посчитала, что « Караван снов » — это «прекрасная антология, в которую можно погрузиться в любое время для развлечения, освежения, утешения и вдохновения... остроумная, захватывающая, совершенно и привлекательно человечная». [100]
Институт кросс-культурного обмена (ICE), канадская благотворительная организация , основанная в 2004 году, решила использовать детские книги Идриса Шаха для распространения среди тысяч нуждающихся детей в Канаде, Мексике и Афганистане в рамках своей программы по повышению грамотности детей и поощрению кросс-культурного взаимопонимания. Эта серия книг издается Hoopoe Books, некоммерческой инициативой Института по изучению человеческого знания (ISHK) американского психолога Роберта Орнштейна . [101] [102] ISHK предоставляет эти книги нуждающимся детям в рамках своей собственной инициативы Share Literacy. [103]
Враждебным критиком был Джеймс Мур , гурджиевец, который не соглашался с утверждением Шаха о том, что учение Гурджиева было по сути суфийским по своей природе, и возражал против публикации хронологически невозможной, псевдонимной книги по этому вопросу ( Учителя Гурджиева Рафаэля Лефорта), которая была связана с Шахом. [6] В статье 1986 года в Religion Today (теперь Journal of Contemporary Religion ) Мур освещал споры Беннетта и Грейвса и отмечал, что Шах был окружен «нимбом непомерной лести: лести, которую он сам раздул». [6] Он описал Шаха как поддерживаемого «кружком полезных журналистов, редакторов, критиков, аниматоров, вещателей и писателей-путешественников, которые игриво подпевают похвалам Шаха». [6] Мур подверг сомнению предполагаемое суфийское наследие и воспитание Шаха и выразил сожаление по поводу совокупности псевдонимных сочинений «школы Шаха» таких авторов, как «Омар Майкл Берк доктор философии» и «Хадрат Б. М. Дервиш», которые с 1960 года осыпали Шаха несдержанными похвалами – якобы от незаинтересованных сторон – называя его «Великим шейхом тариката Идрисом Шахом Сахибом», «Принцем Идрисом Шахом», «Царем Енохом», «Присутствием», «Ученым королем», «Воплощением Али» и даже Кутбом или «Осью» – все это в поддержку зарождающихся усилий Шаха по продвижению суфизма среди западной аудитории. [6]
Питер Уилсон аналогичным образом прокомментировал «очень плохое качество» многого из того, что было написано в поддержку Шаха, отметив «к сожалению, льстивый стиль», утверждения о том, что Шах обладал различными паранормальными способностями, «тон превосходства; отношение, иногда самодовольное, снисходительное или жалостливое, к тем, кто «снаружи», и явное отсутствие какой-либо мотивации для обоснования заявлений, которые могли бы считаться заслуживающими такого обращения». [104] По его мнению, была «заметная разница в качестве между собственными произведениями Шаха» и качеством этой вторичной литературы. [104] И Мур, и Уилсон, однако, также отметили сходство в стиле и рассмотрели возможность того, что большая часть этой псевдонимной работы, часто публикуемой Octagon Press, собственным издательством Шаха, могла быть написана самим Шахом. [104]
Аргументируя альтернативную интерпретацию этой литературы, религиозный ученый Эндрю Роулинсон предположил, что вместо «явно эгоистичного [...] обмана», это мог быть «маскарад – что-то, что по определению должно быть видно насквозь». [105] Заявив, что «критика укоренившихся позиций сама по себе не может быть фиксированной и доктринальной», и отметив, что намерением Шаха всегда было подорвать ложные уверенности, он утверждал, что «миф о Шахе», созданный этими писаниями, мог быть учебным пособием, а не средством сокрытия; чем-то «созданным для деконструкции – что должно раствориться , когда вы к нему прикасаетесь». [105] Роулинсон пришел к выводу, что Шаха «нельзя принимать за чистую монету. Его собственные аксиомы исключают саму возможность этого». [105]
.jpg/1280px-Doris_lessing_20060312_(jha).jpg)
Дорис Лессинг, одна из величайших защитниц Шаха, [6] заявила в интервью 1981 года: «Я нашла суфизм, которому учил Идрис Шах, который утверждает, что является возрождением древнего учения, подходящего для этого времени и этого места. Это не какая-то отрыгнутая ерунда с Востока или разбавленный ислам или что-то в этом роде». [37] В 1996 году, комментируя смерть Шаха в The Daily Telegraph , она заявила, что познакомилась с Шахом из-за «Суфиев» , которые стали для нее самой удивительной книгой, которую она когда-либо читала, и книгой, которая изменила ее жизнь. [106] Описывая творчество Шаха как «явление, не похожее ни на что другое в наше время», она характеризовала его как многогранного человека, самого остроумного человека, которого она когда-либо ожидала встретить, доброго, щедрого, скромного («Не смотри так пристально на мое лицо, но возьми то, что у меня в руке», — цитирует она его слова), и своего хорошего друга и учителя на протяжении более чем 30 лет. [106]
Артур Дж. Дейкман , профессор психиатрии и давний исследователь в области медитации и изменения сознания, начавший свое изучение суфийских обучающих историй в начале семидесятых, выразил мнение, что западные психотерапевты могли бы извлечь пользу из перспективы, предоставляемой суфизмом и его универсальной сущностью, при условии, что соответствующие материалы будут изучаться в правильной манере и последовательности. [65] Учитывая, что сочинения Шаха и переводы суфийских обучающих историй были разработаны с этой целью, он рекомендовал их тем, кто заинтересован в оценке этого вопроса для себя, и отметил, что многие авторитеты приняли позицию Шаха как представителя современного суфизма. [65] Психолог и исследователь сознания Чарльз Тарт прокомментировал, что сочинения Шаха «вызвали у [него] более глубокое понимание того, что такое психология, чем что-либо еще когда-либо написанное». [107]
Когда в 1973 году Дж. Г. Беннетта попросили дать оценку Шаху, он сказал, что Шах проделывал важную работу в больших масштабах, «весьма эффективно пробуждая людей повсюду, заставляя их думать, показывая им, что образы мышления, которые кажутся свободными, на самом деле в значительной степени обусловлены». Он назвал Шаха Кришнамурти суфизма , разрушающим фиксированные идеи людей во многих направлениях как часть процесса пробуждения, который является «крайне необходимой подготовкой к новому миру». [108]
Индийский философ и мистик Раджниш , позже известный как Ошо, комментируя работу Шаха, описал «Суфиев» как «просто бриллиант. Ценность того, что он сделал в «Суфиях», неизмерима». Он добавил, что Шах был «человеком, который представил Муллу Насреддина Западу, и он оказал невероятную услугу. Ему невозможно отплатить. [...] Идрис Шах сделал даже небольшие анекдоты Насреддина еще более прекрасными... [он] не только обладает способностью точно переводить притчи, но даже украшать их, делать их более острыми, более острыми». [109]
Ричард Смоли и Джей Кинни , пишущие в Hidden Wisdom: A Guide to the Western Inner Traditions (2006), назвали книгу Шаха «Суфии» «чрезвычайно читабельным и всесторонним введением в суфизм», добавив, что «собственный уклон Шаха очевиден на протяжении всего произведения, и некоторые исторические утверждения спорны (ни одно из них не имеет сносок), но ни одна другая книга не является столь успешной, как эта, в провоцировании интереса к суфизму у широкого читателя». [110] Они описали «Учимся учиться », сборник интервью, бесед и коротких сочинений, как одну из лучших работ Шаха, дающую прочную ориентацию его «психологическому» подходу к суфийской работе, отметив, что в своих лучших произведениях «Шах дает идеи, которые прививают студентов против большей части бессмыслицы на духовном рынке». [110]
Айвен Тиррелл и социальный психолог Джо Гриффин в своей книге о врожденных эмоциональных потребностях « Человеческие данные: новый подход к эмоциональному здоровью и ясному мышлению » написали, что Шах «больше, чем кто-либо другой, понимал и ценил реальное значение данных человеческой природы». [111] В другой книге, «Божество: Большой взрыв мозга – взрывное происхождение творчества, мистицизма и психических заболеваний », они сказали, что истории Шаха, «когда их рассказывают как молодым, так и старым [...], закладывают в сознании чертежи не только для жизни и преодоления повседневных трудностей, но и для путешествия по духовному пути. Их воздействие может не осознаваться или не ощущаться в течение месяцев или лет после первого прослушивания или прочтения их, но в конечном итоге структурное содержание, которое они содержат, будет использовать природу сопоставления образцов мозга и позволит ученикам наблюдать функционирование их собственных эмоционально обусловленных реакций на меняющиеся жизненные обстоятельства. Затем им становится легче предпринимать любые действия, требуемые реальностью, и их разуму – подключаться к высшим сферам. Обучающие истории следует читать, рассказывать и размышлять над ними, но не интеллектуально анализировать, потому что это разрушает благотворное влияние, которое они в противном случае оказали бы на ваш разум». Шах, добавили они, был «великим собирателем и издателем рассказов и произведений, содержащих это качество «долгосрочного воздействия». Он понимал жизненно важное значение для человечества аспекта «ментального плана», и его книги полны полезных примеров». [112]
Олав Хаммер отмечает, что в последние годы Шаха, когда щедрость поклонников сделала его по-настоящему богатым, и он стал уважаемой фигурой в высших эшелонах британского общества, возникли противоречия из-за несоответствий между автобиографическими данными — упоминанием родства с пророком Мухаммедом , принадлежностью к тайному суфийскому ордену в Центральной Азии или традицией, в которой обучался Гурджиев — и восстанавливаемыми историческими фактами. [7] Хотя, возможно, и была связь родства с пророком Мухаммедом , число людей, разделяющих такую связь сегодня, 1300 лет спустя, составило бы по меньшей мере один миллион. Другие элементы автобиографии Шаха, по-видимому, были чистой выдумкой. Тем не менее, Хаммер отметил, что книги Шаха по-прежнему пользуются общественным спросом, и что он сыграл «значительную роль в представлении сущности суфизма как неконфессиональной, индивидуалистической и жизнеутверждающей дистилляции духовной мудрости». [7]
Питер Уилсон написал, что если Шах и был мошенником, то он был «чрезвычайно одаренным», потому что в отличие от просто коммерческих писателей он потратил время на создание сложной и внутренне последовательной системы, которая привлекла «целый ряд более или менее выдающихся людей» и «спровоцировала и стимулировала мысль во многих различных кругах». [107] Мур признал, что Шах внес своего рода вклад в популяризацию гуманистического суфизма и «привнес энергию и ресурсы в свое самовозвеличивание», но закончил осуждающим выводом о том, что Шах был «суфизмом без самопожертвования, без самопревосхождения, без стремления к гнозису , без традиции, без Пророка, без Корана , без ислама и без Бога. Только это». [6] [63]
Гор Видал высказал мнение, что «книги Шаха гораздо труднее читать, чем их писать». [113]
Восприятие работ Шаха также было отмечено противоречиями. [37] Некоторые востоковеды были настроены враждебно, отчасти потому, что Шах представлял классические суфийские писания как инструменты для саморазвития, которые должны использоваться современными людьми, а не как объекты исторического изучения. [16] Всемирно известный немецкий востоковед Аннемари Шиммель отметила, что «Суфии» , наряду с другими книгами Шаха, «должны избегаться серьезными учениками». [114]
Введение Грейвса к «Суфиям» , написанное с помощью Шаха, описывало Шаха как «принадлежащего к старшей мужской линии происхождения от пророка Мухаммеда » и как унаследовавшего «тайные тайны от халифов , своих предков. Он, по сути, является Великим Шейхом суфийского тариката ...» [115] Однако в частном порядке, в письме другу, Грейвс признался, что это было «введением в заблуждение: он один из нас, а не мусульманская персона». [14] Введение не было включено в издания книги Octagon Press после 1983 года, но всегда было включено в издания Anchor/Doubleday. [116] [117]
Самый яростный критик Шаха, ученый из Эдинбургского университета Л. П. Элвелл-Саттон , опубликовал в 1975 году статью, в которой критиковал тех, кого он называл «псевдосуфиями», такими как Гурджиев и Шах. Он высказал мнение, что Грейвс пытался «улучшить» «довольно непримечательную родословную» Шаха, и что ссылка на старшую мужскую линию происхождения Мухаммеда была «довольно неудачной оплошностью», поскольку все сыновья Мухаммеда умерли в младенчестве. Элвелл-Саттон признал, что семья была сайидами , произошедшими от седьмого имама Мусы аль-Казима , праправнука Хусейна ибн Али , который был младшим сыном от брака Фатимы (дочери Пророка) и Али . Однако он считал это «непримечательной родословной» без особой святости, потому что «Саиды множатся по всему исламскому миру, во всех слоях общества и по обе стороны каждой религиозной и политической ограды». [21] [118] Он описал книги Шаха как «тривиальные», переполненные фактическими ошибками, неряшливыми и неточными переводами и даже неправильным написанием восточных имен и слов – «путаницу банальностей, неуместностей и простого бреда», добавив для пущей убедительности, что Шах имел «замечательное мнение о своей собственной значимости». [119] Он скептически отнесся к сборнику Рашбрука Уильямса (написанному в честь) Шаха, заявив, что он считает многие из заявлений, сделанных в книге от имени Шаха и его отца, относительно того, что они представляют суфийскую традицию, корыстной рекламой, отмеченной «обезоруживающим пренебрежением к фактам». [120] [121] Выражая удивление и изумление по поводу «льстивой манеры» собеседников Шаха в радиоинтервью BBC, Элвелл-Саттон пришел к выводу, что некоторые западные интеллектуалы «настолько отчаянно пытались найти ответы на вопросы, которые их озадачивали, что, столкнувшись с мудростью «таинственного Востока», они отказывались от своих критических способностей и подвергались промыванию мозгов самого грубого вида». [92] Для Элвелл-Саттона суфизм Шаха принадлежал к сфере «псевдосуфизма», «сосредоточенного не на Боге, а на человеке». [37] [122]
В конце 1960-х и начале 1970-х годов Шах подвергся нападкам из-за споров, возникших вокруг публикации в 1967 году нового перевода « Рубайят» Омара Хайяма , сделанного Робертом Грейвсом и старшим братом Шаха, Омаром Али-Шахом . [16] [92] Перевод, который представлял «Рубайят» как суфийскую поэму, был основан на аннотированном « шпаргалке », предположительно взятом из рукописи, которая находилась во владении семьи Шаха в течение 800 лет. [123] Л. П. Элвелл-Саттон, востоковед из Эдинбургского университета , и другие, которые рецензировали книгу, выразили свое убеждение, что история древней рукописи была ложной. [92] [123]
Грейвс ожидал, что отец Шаха, сирдар Икбал Али Шах , представит оригинальную рукопись, чтобы прояснить ситуацию, но он погиб в автокатастрофе в Танжере в ноябре 1969 года. [124] Год спустя Грейвс попросил Идриса Шаха предъявить рукопись. Шах ответил в письме, что рукопись не находится у него, но даже если бы она была, ее предъявление ничего не докажет, потому что ее невозможно точно датировать с помощью современных методов, и ее подлинность все равно будет оспариваться. [124] Пришло время, писал Шах, «чтобы мы поняли, что гиены, которые так много шумят, нацелены только на оппозицию, разрушение и проведение кампании, когда, давайте посмотрим правде в глаза, никто на самом деле не слушает». [124] Он добавил, что его отец был настолько взбешен теми, кто бросал эти клеветнические обвинения, что отказался взаимодействовать с ними, и он чувствовал, что ответ отца был правильным. [124] Грейвс, отметив, что теперь его широко воспринимают как жертву грубого обмана братьев Шах, и что это повлияло на доход от продажи его других исторических трудов, настаивал на том, что создание рукописи стало «делом семейной чести». [124] Он снова надавил на Шаха, напомнив ему о предыдущих обещаниях предоставить рукопись, если это будет необходимо. [124]
Ни один из братьев так и не представил рукопись, что привело племянника и биографа Грейвса к размышлениям о том, что было трудно поверить — принимая во внимание многочисленные обязательства братьев Шах перед Грейвсом — что они бы утаили рукопись, если бы она вообще существовала. [124] Согласно его вдове, написавшей много лет спустя, Грейвс «полностью верил» в подлинность рукописи из-за своей дружбы с Шахом, хотя у него никогда не было возможности увидеть текст лично. [125] Сегодня ученые единодушны в том, что рукопись « Джан-Фишан-хан » была подделкой, и что перевод Грейвса/Али-Шаха на самом деле был основан на анализе источников, проведенном викторианским ученым-любителем, использованных предыдущим переводчиком «Рубайят» Эдвардом Фицджеральдом . [6] [92] [126] [127]
Материалы к столетию со дня рождения Шаха, 16 июня 2024 года.
