Ион Антонеску ( / ˌ æ n t ə ˈ n ɛ s k uː / ; румынский: [i'on antoˈnesku] ; 14 июня [OS2 июня] 1882 - 1 июня 1946) был румынским военным офицером имаршалом, который руководил двумя последовательнымидиктатурами военного временив качествепремьер-министраипроводникана протяжении большей части Второй мировой войны. Будучи ответственным за содействиеХолокосту в Румынии, его судили за военные преступления и казнили в 1946 году.
Кадровый офицер румынской армии , сделавший себе имя во время крестьянского восстания 1907 года и румынской кампании Первой мировой войны , антисемит Антонеску симпатизировал крайне правой и фашистской политике. Он был военным атташе во Франции, а затем начальником Генерального штаба , некоторое время занимал должность министра обороны в Национальном христианском кабинете Октавиана Гоги , а также в последующем Первом кабинете Кристеи , в котором он также занимал пост министра авиации и морской пехоты. В конце 1930-х годов его политическая позиция привела его к конфликту с королем Каролем II и привела к его задержанию. Антонеску приобрел политическую известность во время политического кризиса 1940 года и основал Национальное государство легионеров — непростое партнерство с Хорией Симой из Железной гвардии . После вступления Румынии в союз с нацистской Германией он уничтожил гвардию во время восстания легионеров 1941 года. Помимо того, что он был премьер-министром, он служил своим собственным министром иностранных дел и министром обороны. Вскоре после того, как Румыния присоединилась к Оси в операции «Барбаросса» , вернув Бессарабию и Северную Буковину , Антонеску также стал маршалом Румынии .
Нетипичная фигура среди виновников Холокоста , Антонеску самостоятельно проводил политику, ответственную за смерть целых 400 000 человек, большинство из которых были бессарабскими , украинскими и румынскими евреями , а также румынскими цыганами . Соучастие режима в Холокосте сочетало в себе погромы и массовые убийства, такие как резня в Одессе , с этническими чистками и систематическими депортациями в оккупированное Приднестровье . Тем не менее, действующая система характеризовалась необычайными непоследовательностью: грабежи отдавали приоритет над убийствами, проявляли снисходительность к большинству евреев в Старом Королевстве и в конечном итоге отказывались принять «Окончательное решение» . Это стало возможным благодаря тому, что Румыния, как младший союзник нацистской Германии, не была оккупирована Вермахтом и сохранила определенную политическую автономию.
Воздушные атаки союзников на Румынию в 1944 году и тяжелые потери на Восточном фронте побудили Антонеску начать мирные переговоры с союзниками, которые оказались безрезультатными. 23 августа 1944 года король Михаил I совершил государственный переворот против Антонеску, который был арестован; после войны он был признан виновным в военных преступлениях и казнен в июне 1946 года. Его участие в Холокосте было официально подтверждено и осуждено после отчета Комиссии Визеля 2003 года .
Антонеску родился в городе Питешти , к северо-западу от столицы Бухареста , и был отпрыском румынской православной семьи , принадлежащей к высшему среднему классу, с некоторыми военными традициями. [2] Он был особенно близок со своей матерью Литой Барангой, которая пережила его смерть. [3] Его отец, армейский офицер, хотел, чтобы Ион пошел по его стопам, и поэтому отправил его учиться в пехотную и кавалерийскую школу в Крайове . [1] В детстве его отец развелся с матерью, чтобы жениться на женщине, еврейке, принявшей православие. [4] Распад брака его родителей был травмирующим событием для молодого Антонеску, и он не скрывал своей неприязни к мачехе, которую он всегда изображал как роковую женщину , разрушившую то, что он считал счастливым браком своих родителей. . [4]
Согласно одному сообщению, Ион Антонеску какое-то время был одноклассником Вильгельма Фильдермана , будущего активиста румынской еврейской общины , чье вмешательство в дела проводника Антонеску помогло спасти ряд его единоверцев. [5] После окончания учебы, в 1904 году, Антонеску вступил в румынскую армию в звании младшего лейтенанта. Следующие два года он провел, посещая курсы в Отделении специальной кавалерии в Тырговиште . [1] Сообщается, что Антонеску был ревностным и целеустремленным студентом, его расстраивали медленные темпы продвижения по службе, и он компенсировал свой миниатюрный рост жесткостью. [6] Со временем репутация жесткого и безжалостного командира, а также его рыжеватые волосы принесли ему прозвище Кейнеле Рошу («Красный пес»). [6] Антонеску также заработал репутацию человека, который задавал вопросы своим командирам и апеллировал через их головы всякий раз, когда чувствовал, что они неправы. [6]
Во время подавления крестьянского восстания 1907 года возглавлял кавалерийский отряд в уезде Ковурлуй . [1] [6] Мнения о его роли в событиях расходятся: хотя некоторые историки считают, что Антонеску был особенно жестоким участником подавления восстания, [6] [7] другие приравнивают его участие к участию регулярных офицеров [6] или считают это как необычайно тактично. [1] Помимо ограничения крестьянских протестов, подразделение Антонеску подавил социалистическую деятельность в порту Галац . [7] Его поведение в ситуации принесло ему похвалу от короля Кароля I , который послал наследного принца (будущего монарха) Фердинанда поздравить его перед всем гарнизоном. [1] В следующем году Антонеску получил звание лейтенанта, а в период с 1911 по 1913 год он посещал Высшую военную школу , получив после ее окончания звание капитана. [1] В 1913 году, во время Второй Балканской войны против Болгарии , Антонеску служил штабным офицером Первой кавалерийской дивизии в Добрудже . [1]
После 1916 года, когда Румыния вступила в Первую мировую войну на стороне союзников , Ион Антонеску исполнял обязанности начальника штаба генерала Константина Презана . [1] Когда вражеские войска пересекли горы из Трансильвании в Валахию , Антонеску было приказано разработать план обороны Бухареста. [1]
Румынский королевский двор, армия и администрация впоследствии были вынуждены отступить в Молдавию . Антонеску принял участие в принятии важного решения, связанного с оборонительными усилиями, необычного повышения, которое, вероятно, подогрело его амбиции. [6] В декабре, когда Презан стал начальником Генерального штаба , Антонеску, который к тому времени был майором, был назначен главой оперативного отдела, участвовавшего в обороне Молдавии. Он внес свой вклад в тактику, использованную во время битвы при Мэрэшештах (июль – август 1917 г.), когда румынам под командованием генерала Еремии Григореску удалось остановить продвижение немецких войск под командованием фельдмаршала Августа фон Макензена . [8] Будучи описанным как «талантливый, но вспыльчивый человек», [9] Антонеску жил недалеко от Презана до конца войны и влиял на его решения. [10] Влияние Антонеску на генерала Презана было настолько велико, что генерал Александру Авереску использовал в своих мемуарах формулу «Презан (Антонеску)» для обозначения планов и действий Презана. [11]
Той осенью главный союзник Румынии — Временное правительство России — вышел из конфликта. Ее преемница, большевистская Россия , заключила мир с Центральными державами , оставив Румынию единственным врагом Центральных держав на Восточном фронте . В этих условиях румынское правительство заключило собственный мирный договор с центральными державами . Позже в том же году Румыния разорвала договор на том основании, что король Фердинанд I его не подписал. В этот период Антонеску, который считал сепаратный мир «самым рациональным решением», получил под командование кавалерийский полк. [10] Возобновленное наступление сыграло свою роль в обеспечении союза Трансильвании с Румынией . После войны заслуги Антонеску как оперативного офицера были отмечены, среди прочего, политиком Ионом Г. Дука , который писал, что «его [Антонеску] интеллект, навыки и активность принесли ему признание и оказали неоценимую услугу стране». [10] Еще одно событие, произошедшее в конце войны, также сыграло важную роль в жизни Антонеску: в 1918 году наследный принц Кэрол (будущий король Карол II) оставил свою армейскую должность, чтобы жениться на простолюдинке. Это возмутило Антонеску, у которого возникло стойкое презрение к будущему королю. [6]
Подполковник Ион Антонеску сохранил свою видимость в глазах общественности в межвоенный период. Он участвовал в политической кампании, чтобы заслужить признание на Парижской мирной конференции 1919 года достижений Румынии в Трансильвании. Его националистические аргументы о будущем государстве были опубликованы как эссе «Романи». Origina, trecutul, Sacrificiile şi drepturile lor («Румыны. Их происхождение, их прошлое, их жертвы и их права»). В буклете пропагандировалось расширение румынского правления за пределы Великой Румынии и рекомендовалось, рискуя войной с развивающимся Королевством Югославия , аннексировать все территории Баната и долину Тимок . [12] Антонеску был известен своими частыми и беспорядочными сменами настроения: переход от крайнего гнева к спокойствию, затем снова к гневу и снова к спокойствию в течение нескольких минут, поведение, которое часто дезориентировало тех, кому приходилось с ним работать. [4] Израильский историк Жан Ансель писал, что частые перемены настроения Антонеску были связаны с сифилисом, которым он заразился в молодости, и этим заболеванием он страдал всю оставшуюся жизнь. [4]
Он стал атташе в Париже в 1922 году. Он договорился о кредите на сумму 100 миллионов французских франков на покупку французского оружия. [13] Он работал вместе с румынским дипломатом Николае Титулеску ; они стали личными друзьями. [14] Он также был в контакте с консервативной аристократкой и писательницей румынского происхождения Мартой Бибеско , которая познакомила Антонеску с идеями Гюстава Ле Бона , исследователя психологии толпы , оказавшего влияние на фашизм. [15] Бибеско видел в Антонеску новую версию француза-националиста XIX века Жоржа Буланже , представляя его как такового Ле Бону. [15] В 1923 году он познакомился с адвокатом Михаем Антонеску , который должен был стать его близким другом, законным представителем и политическим соратником. [16]
Вернувшись в Румынию в 1926 году, Антонеску возобновил преподавание в Сибиу и осенью 1928 года стал генеральным секретарем министерства обороны в кабинете Винтилэ Брэтиану . [14] Он женился на Марии Никулеску , долгое время проживавшей во Франции, которая до этого была замужем дважды: сначала на румынском полицейском , от которого у нее родился сын Георге (умер в 1944 г.), а затем на французе еврейского происхождения. . [17] После периода работы заместителем начальника Генерального штаба, [14] он был назначен его начальником (1933–1934). Эти назначения совпали с правлением несовершеннолетнего сына Кэрол Майкла I и его регентов, а также с захватом власти Кэрол в 1930 году. В этот период Антонеску впервые заинтересовался « Железной гвардией» , антисемитским и фашистским движением, возглавляемым Корнелиу Зеля Кодряну . В качестве заместителя начальника штаба он приказал армейской разведке составить отчет о фракции и сделал ряд критических замечаний по поводу различных заявлений Кодряну. [14]
Сообщается, что в качестве главы администрации Антонеску впервые столкнулся с политическим классом и монархом. Его проекты модернизации вооружения были подвергнуты сомнению министром обороны Полом Ангелеску, что побудило Антонеску подать в отставку. [14] Согласно другому сообщению, он составил официальный отчет о растрате армейских средств, в которой косвенно замешана Кэрол и его камарилья ( см. «Дело Шкоды» ). [6] [18] В результате король приказал ему уйти с поста, что вызвало негодование среди представителей политического мейнстрима. [6] По приказу Кэрол Антонеску был помещен под наблюдение разведывательной службы Sigurança Statului и под пристальным наблюдением заместителя министра внутренних дел Арманда Кэлинеску . [19] Политический авторитет офицера рос, поскольку он мог устанавливать и поддерживать контакты с людьми всех сторон политического спектра, в то время как поддержка Кэрол резко упала. Среди них были контакты с двумя основными демократическими группами, Национал-либеральной и Национальной крестьянской партиями, известными соответственно как PNL и PNŚ. [6] Он также участвовал в дискуссиях с растущими крайне правыми , антисемитскими и фашистскими движениями; хотя и конкурировали друг с другом, и Национальная христианская партия (НХП) Октавиана Гоги , и Железная гвардия стремились привлечь Антонеску на свою сторону. [6] [20] В 1936 году, к тревоге властей, генерал армии и член Железной гвардии Георге Кантакузино-Грэничерул организовал встречу между Ионом Антонеску и лидером движения Корнелиу Кодряну. Сообщается, что Антонеску нашел Кодряну высокомерным, но приветствовал его революционный подход к политике. [19]
В конце 1937 года, после того как декабрьские всеобщие выборы дали безрезультатный результат, Кэрол назначила Гогу премьер-министром в крайне правом кабинете, который был первым руководителем, который ввел расовую дискриминацию в своем обращении с еврейской общиной . Назначение Гоги было призвано сдержать рост более популярного и еще более радикального Кодряну. Первоначально получив портфель коммуникаций от своего соперника, министра внутренних дел Арманда Кэлинеску , Антонеску неоднократно требовал поста министра обороны, который ему в конечном итоге был предоставлен. [21] Его мандат совпал с тревожным периодом, и Румыния должна была выбирать между своим традиционным союзом с Францией, Великобританией, распадающейся Малой Антантой и Лигой Наций или сближением с нацистской Германией и ее Антикоминтерновским пактом . Собственный вклад Антонеску оспаривается историками, которые по-разному считают его либо сторонником англо-французского союза, либо, как и сама ННК, более благосклонным к сотрудничеству с Германией Адольфа Гитлера . [6] В то время Антонеску рассматривал союз Румынии с Антантой как страховку от венгерского и советского реваншизма , но, как антикоммунист , он с подозрением относился к франко-советскому сближению . [22] Особенно обеспокоенный требованиями Венгрии в Трансильвании, он приказал Генеральному штабу подготовиться к западному нападению. [23] Однако его главный вклад в должность был связан с внутренним кризисом: в ответ на ожесточенные столкновения между Железной гвардией и собственным фашистским ополчением ННК, Лэнсьери , Антонеску продлил уже введенное военное положение . [24]
Кабинет Гоги распался, когда предварительное сближение между Гогой и Кодряну [25] побудило Кэрола свергнуть демократическую систему и провозгласить собственный авторитарный режим ( см. Конституцию Румынии 1938 года , Фронт национального возрождения ). Свергнутый премьер-министр умер в 1938 году, а Антонеску оставался близким другом своей вдовы Ветурии Гоги. [26] К тому времени, пересмотрев свою прежнюю позицию, Антонеску также установил близкие отношения с Кодряну и, как говорят, даже стал его доверенным лицом. [27] [28] По просьбе Кэрол ранее он просил лидера Гвардии рассмотреть возможность союза с королем, от чего Кодряну сразу же отказался в пользу переговоров с Гогой, в сочетании с заявлениями о том, что он не заинтересован в политических баталиях, отношение предположительно спровоцировано самим Антонеску. [29]
Вскоре после этого Кэлинеску, действуя по указанию монарха, арестовал Кодряну и привлек его к ответственности в двух последовательных судебных процессах. Антонеску, чей мандат министра обороны был продлен во время премьерства Мирона Кристя , подал в отставку в знак протеста против ареста Кодряну. [30] Мандат Антонеску закончился 30 марта 1938 года. Он также занимал пост министра авиации и морской пехоты в период со 2 февраля до своей отставки 30 марта. [31] Он был знаменитым свидетелем защиты на первом [28] и втором судебных процессах. [30] Во время последнего, в результате которого Кодряну был осужден за государственную измену , Антонеску поручился за честность своего друга, пожимая ему руку перед присяжными. [30] По завершении суда король приказал интернировать своего бывшего министра в Предяле , прежде чем поручить ему командовать Третьей армией в отдаленном восточном регионе Бессарабии (а позже отстранить его после того, как Антонеску выразил сочувствие гвардейцам, заключенным в тюрьму в Кишиневе ). . [32] Пытаясь дискредитировать своего соперника, Кэрол также приказал судить жену Антонеску за двоеженство на основании ложного утверждения о том, что ее развод не был завершен. Защищаемый Михаем Антонеску, офицер смог доказать неправоту своих недоброжелателей. [33] Сам Кодряну был взят под стражу и тайно убит жандармами, действовавшими по приказу Кэрол (ноябрь 1938 г.). [34]
Режим Кэрол медленно растворялся в кризисе, распад ускорился после начала Второй мировой войны , когда военный успех основных держав Оси и пакт о ненападении, подписанный Германией и Советским Союзом, привел к изоляции и угрозе Румынии ( см. Румынию во время Мировой войны). Вторая война ). В 1940 году два региона Румынии, Бессарабия и Северная Буковина , были потеряны в результате советской оккупации с согласия короля. Это произошло, когда Румыния, разоблаченная падением Франции , стремилась согласовать свою политику с политикой Германии. [35] Сам Ион Антонеску начал ценить проосевую альтернативу после Мюнхенского соглашения 1938 года , когда Германия выдвинула требования к Чехословакии с молчаливого согласия Франции и Великобритании, заставив местных жителей опасаться, что, если не будет переориентации, Румыния последует за ней. [36] Возмущенный территориальными потерями 1940 года, генерал Антонеску направил Кэрол общую ноту протеста и в результате был арестован и интернирован в монастыре Бистрица . [6] [37] Находясь там, он поручил Михаю Антонеску установить контакты с официальными лицами нацистской Германии, пообещав продвигать экономические интересы Германии, особенно в отношении местной нефтяной промышленности , в обмен на поддержку. [38] Комментируя двойственную позицию Иона Антонеску, министр Гитлера в Румынии Вильгельм Фабрициус написал своему начальству: «Я не уверен, что он безопасный человек». [39]
Элита Румынии была резко франкофильской с тех пор, как Румыния завоевала свою независимость в XIX веке, причем настолько франкофильской, что поражение Франции в июне 1940 года привело к дискредитации всей элиты. [40] Интернирование Антонеску закончилось в августе, в течение которого под давлением Оси Румыния уступила Южную Добруджу Болгарии ( см. Крайовский договор ) и Северную Трансильванию Венгрии ( см . Вторую Венскую премию ). Последний грант вызвал ужас среди значительной части населения Румынии, в результате чего популярность Кэрол упала до рекордно низкого уровня и спровоцировала широкомасштабные протесты в столице Бухаресте. Эти движения были организованы на конкурентной основе просоюзнической НПЦ во главе с Юлиу Маниу и пронацистской «Железной гвардией». [6] Последняя группа была возрождена под руководством Хориа Сима и организовывала государственный переворот . [41] В этой сложной ситуации Антонеску просто покинул назначенное ему место жительства. Возможно, в этом ему тайно помогло немецкое заступничество, [42] но более непосредственно ему помогла бежать светская львица Алиса Стурдза, действовавшая по просьбе Маниу. [43] Впоследствии Антонеску встретился с Маниу в Плоешти , где они обсудили, как лучше всего управлять политической ситуацией. [6] [43] [44] Пока эти переговоры велись, его окружение советовало самому монарху восстановить легитимность, управляя в тандеме со все более популярным Антонеску, одновременно создавая новое политическое большинство из существующих сил. [6] [43]
2 сентября 1940 года Валерий Поп, придворный и важный член камарильи , впервые посоветовал Кэрол назначить Антонеску премьер-министром в качестве решения кризиса. [45] Причины, по которым Поп посоветовал Кэрол назначить Антонеску премьер-министром, отчасти заключались в том, что Антонеску, который, как было известно, дружил с Железной гвардией и был заключен в тюрьму при Кэрол, считался достаточно оппозиционным по отношению к режиму Кэрол, чтобы успокоить общественность и отчасти потому, что Поп знал, что Антонеску, несмотря на все его симпатии к легионерам, был членом элиты и верил, что никогда не восстанет против нее. Когда Кэрол проявила нежелание назначать Антонеску премьер-министром, Поп посетил немецкую миссию, чтобы встретиться с Фабрициусом в ночь на 4 сентября 1940 года, чтобы попросить немецкого министра позвонить Кэрол и сообщить ему, что Рейх хочет , чтобы Антонеску стал премьер-министром, и Фабрициус незамедлительно сделал это. только то. [46] Кэрол и Антонеску приняли это предложение, Антонеску было приказано обратиться к лидерам политических партий Маниу из ННП и Дину Брэтиану из НЛП. [6] [43] [47] Все они призвали к отречению Кэрола в качестве предварительной меры, [6] [43] [48] в то время как Сима, еще один лидер, которого разыскивают для переговоров, не смог быть найден вовремя, чтобы высказать свое мнение. [43] Антонеску частично выполнил просьбу, но также попросил Кэрол передать ему резервные полномочия для глав румынских государств. [6] [49] Кэрол уступила, и 5 сентября 1940 года генерал стал премьер-министром, и Кэрол передала ему большую часть своих диктаторских полномочий . [6] [50] Первой мерой последнего было ограничить потенциальное сопротивление внутри армии, освободив начальника бухарестского гарнизона Георге Аргешану от его должности и заменив его Думитру Короамэ . [51] Вскоре после этого до Антонеску дошли слухи, что двое генералов-лоялистов Кэрол, Георге Михаил и Пол Теодореску, планировали его убить. [52] В ответ он заставил Кэрол отречься от престола, в то время как генерал Короамэ отказывался выполнить королевский приказ о расстреле протестующих Железных гвардейцев. [53]
Михаил взошел на престол во второй раз, а диктаторские полномочия Антонеску были подтверждены и расширены. [6] [54] 6 сентября, в день, когда Михаил официально вступил на престол, он издал королевский указ, провозгласивший Антонеску проводником (лидером) государства. Тот же указ отводил монарху церемониальную роль. [55] Среди последующих мер Антонеску было обеспечение безопасного отправления в изгнание Кэрола и его любовницы Елены Лупеску , а также обеспечение защиты королевского поезда, когда он подвергся нападению со стороны вооруженных членов Железной гвардии. [6] Режим короля Карола был известен как самый коррумпированный режим в Европе в 1930-е годы, и когда Кэрол бежал из Румынии, он забрал с собой большую часть румынской казны, оставив новое правительство с огромными финансовыми проблемами. [56] Антонеску ожидал, возможно, наивно, что Кэрол возьмет с собой достаточно денег, чтобы обеспечить комфортное изгнание, и был удивлен, что Кэрол очистила почти всю национальную казну. В течение следующих четырех лет главной заботой правительства Антонеску была попытка добиться от швейцарских банков, в которые Кэрол депонировала активы, вернуть деньги в Румынию; эта попытка не увенчалась успехом. [56]
Последующее сотрудничество Хориа Симы с Антонеску было одобрено высокопоставленными чиновниками нацистской Германии, многие из которых опасались, что Железная гвардия слишком слаба, чтобы править самостоятельно. [57] Таким образом, Антонеску получил одобрение посла Фабрициуса. [58] Несмотря на ранние обещания, Антонеску отказался от проектов по созданию национального правительства , [6] [59] и вместо этого сделал выбор в пользу коалиции между лобби военной диктатуры и Железной гвардией. [6] [60] Позже он обосновал свой выбор, заявив, что Железная гвардия «представляла политическую основу страны в то время». [61] С самого начала Антонеску конфликтовал с Симой по экономическим вопросам, при этом главная забота Антонеску заключалась в том, чтобы добиться роста экономики, чтобы обеспечить налоги для казны, разграбленной Кэрол, в то время как Сима поддерживал популистские экономические меры, на которых Антонеску настаивал, что они недопустимы. деньги за. [62]
Созданный в результате режим, получивший название « Национальное государство легионеров» , был официально провозглашен 14 сентября. В этот день «Железная гвардия» была преобразована в единственную легально разрешенную партию в Румынии. Антонеску продолжал занимать должности премьер-министра и дирижера и был назначен почетным командиром гвардии. Сима стал заместителем премьер-министра и руководителем гвардии. [6] [63] [64] [65] Антонеску впоследствии приказал освободить заключенных Кэрол гвардейцев. [66] 6 октября он председательствовал на массовом митинге «Железной гвардии» в Бухаресте, одном из серии крупных праздничных и памятных мероприятий , организованных движением в последние месяцы 1940 года. неформальное существование, что позволяет им сохранить большую часть своей политической поддержки. [68]
Последовало недолгое и всегда непростое партнерство между Антонеску и Симой. В конце сентября новый режим денонсировал все пакты, соглашения и дипломатические соглашения, подписанные при Кэроле, введя страну в орбиту Германии и одновременно подорвав ее отношения с бывшим балканским союзником, Королевством Югославия . [69] Немецкие войска вводились в страну поэтапно, чтобы защитить местную нефтяную промышленность [70] и помочь своим румынским коллегам научиться тактике блицкрига . [71] 23 ноября Антонеску находился в Берлине , где своей подписью закрепил приверженность Румынии главному инструменту Оси – Тройственному пакту . [6] [72] Два дня спустя страна также присоединилась к возглавляемому нацистами Антикоминтерновскому пакту . [73] Помимо этих общих обязательств, у Румынии не было договора, связывающего ее с Германией, и румынско-германский союз функционировал неформально. [74] Выступая в 1946 году, Антонеску утверждал, что следовал прогерманскому пути, продолжая прежнюю политику, и опасаясь нацистского протектората в Румынии. [75]
В период существования Национального легионерского государства ранее существовавшее антисемитское законодательство было поддержано и усилено, а « румынизация » принадлежащих евреям предприятий стала стандартной официальной практикой. [6] [76] Сразу после вступления в должность Антонеску сам расширил антиеврейское и вдохновленное Нюрнбергским законом законодательство, принятое его предшественниками Гогой и Ионом Гигурту , [77] в то время как в 1941–1941 гг. были приняты десятки новых антиеврейских постановлений. 1942 год. [78] Это было сделано несмотря на его официальное обещание Вильгельму Фильдерману и Федерации еврейских общин , что, если не будет заниматься «саботажем», «еврейское население не пострадает». [79] Антонеску не отвергал применение политики легионеров, но был оскорблен пропагандой Симой военизированного движения и частым обращением Гвардии к уличному насилию. [6] [80] Он вызвал большую враждебность со стороны своих партнеров, предоставив некоторую защиту бывшим высокопоставленным лицам, которых арестовала Железная гвардия. [81] Один ранний инцидент противопоставил Антонеску газете гвардии Buna Vestire , которая обвинила его в снисходительности и впоследствии была вынуждена сменить редакцию. [82] К тому времени легионерская пресса регулярно заявляла, что он препятствует революции и стремится взять под контроль Железную гвардию, и что он превратился в инструмент масонства ( см . Антимасонство ). [83] Политический конфликт совпал с серьезными социальными проблемами, включая приток беженцев из районов, потерянных ранее в этом году, и крупномасштабное землетрясение, затронувшее Бухарест . [84]
Пик беспорядков пришелся на последние дни ноября 1940 года, когда после выяснения обстоятельств смерти Кодряну фашистское движение приказало принять ответные меры против политических деятелей, ранее связанных с Кэрол, устроив резню в Джилаве , убийства Николае Йорги и Вирджила Маджеру , а также нескольких другие акты насилия. [6] [85] В отместку за это неповиновение Антонеску приказал армии возобновить контроль над улицами, [86] безуспешно оказывал давление на Симу с целью задержания убийц, изгнал префекта Железной гвардии полиции Бухареста Штефана Завояну и приказал министрам-легионерам принести присягу Проводнику . [87] Тем не менее, его осуждение убийств было ограниченным и сдержанным, и в том же месяце он присоединился к Симе на церемонии захоронения недавно обнаруженных останков Кодряну. [88] Растущий разрыв между диктатором и партией Симы нашел отклик в Берлине. Когда в декабре министр иностранных дел -легионер Михаил Р. Стурдза добился замены Фабрициуса на Манфреда фрейгера фон Киллингера , которого считали более симпатизирующим Железной гвардии, Антонеску быстро взял на себя руководство министерством, а его правом стал послушный дипломат Константин Гречану. рука. [89] В Германии такие лидеры нацистской партии , как Генрих Гиммлер , Бальдур фон Ширах и Йозеф Геббельс, поддержали легионеров, [6] [90], тогда как министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп и Вермахт поддержали Антонеску. [6] Последняя группа была обеспокоена тем, что любой внутренний конфликт поставит под угрозу нефтяную промышленность Румынии, жизненно важную для военных действий Германии. [6] [91] К тому времени немецкое руководство тайно организовывало операцию «Барбаросса» — нападение на Советский Союз. [92] [93]
План Антонеску действовать против своих партнеров по коалиции в случае дальнейших беспорядков зависел от одобрения Гитлера, [6] [64] [94] [95] смутный сигнал о котором был дан во время церемоний, подтверждающих присоединение Румынии к Тройственному пакту. [6] [96] Решающий поворот произошел, когда Гитлер пригласил Антонеску и Симу для переговоров: хотя Антонеску согласился, Сима остался в Румынии, вероятно, готовя государственный переворот . [6] [97] Хотя Гитлер не дал четкой поддержки подавлению партии Симы, он сделал замечания, которые получатель интерпретировал как косвенное благословение. [98] 14 января 1941 года во время немецко-румынского саммита Гитлер сообщил Антонеску о своих планах вторжения в Советский Союз позднее в том же году и попросил Румынию принять участие. [99] К этому времени Гитлер пришел к выводу, что, хотя Сима был идеологически ближе к нему, Антонеску был более компетентным лидером, способным обеспечить стабильность в Румынии, одновременно стремясь объединить свою страну с Осью.
Спор Антонеску-Сима перерос в насилие в январе 1941 года, когда Железная гвардия спровоцировала серию нападений на государственные учреждения и погром , инциденты, известные под общим названием « Восстание легионеров ». [6] [100] Это произошло после загадочного убийства майора Дёринга, немецкого агента в Бухаресте, которое было использовано Железной гвардией в качестве предлога для обвинения Проводника в тайных антигерманских планах, [101] Антонеску сместил министра внутренних дел легионеров Константина Петровицеску , одновременно закрыв все контролируемые легионерами офисы «румынизации». [102] Различные другие столкновения побудили его потребовать отставки всех командиров полиции, которые симпатизировали движению. [103] После двух дней массового насилия, во время которого гвардейцы убили около 120 бухарестских евреев, [6] [104] Антонеску послал в армию под командованием генерала Константина Сэнэтеску . [6] Немецкие чиновники, действовавшие по приказу Гитлера, в том числе новый посол Манфред Фрайхерр фон Киллингер , помогли Антонеску устранить Железных гвардейцев, но несколько их коллег более низкого уровня активно помогали подчиненным Симы. [105] Геббельс был особенно расстроен решением поддержать Антонеску, считая, что это было выгодно «масонам». [106]
После чистки «Железной гвардии» Гитлер оставил свои варианты открытыми, предоставив политическое убежище Симе, которого суды Антонеску приговорили к смертной казни , и другим легионерам, оказавшимся в аналогичных ситуациях. [107] Гвардейцы содержались в особых условиях в концентрационных лагерях Бухенвальд и Дахау . [108] Параллельно Антонеску публично заручился поддержкой Кодреанистов , членов крыла Железных гвардейцев, которое яростно выступало против Симы и чьим лидером был отец Кодряну Ион Зеля Кодряну. [109] Антонеску снова обратился за поддержкой к ННП и НЛП, чтобы сформировать национальный кабинет, но его отказ от парламентаризма заставил две группы отказать ему. [110]
Антонеску ездил в Германию и встречался с Гитлером еще восемь раз в период с июня 1941 по август 1944 года . 6] [112] и единственный иностранец, консультирующийся по военным вопросам. [113] Американский историк Герхард Вайнберг писал, что Гитлер после первой встречи с Антонеску «...был очень впечатлен им; ни один другой лидер, с которым Гитлер встречался, кроме Муссолини, никогда не получал столь последовательно благоприятных комментариев от немецкого диктатора. Гитлер даже набрался терпения, чтобы послушайте пространные рассуждения Антонеску о славной истории Румынии и вероломстве венгров — любопытный поворот для человека, который больше привык потчевать посетителей собственными тирадами». [114] В более поздних заявлениях Гитлер хвалил Антонеску за «широту кругозора» и «настоящую личность». [115] Замечательным аспектом дружбы Гитлера и Антонеску было то, что они не могли говорить на чужом языке. Гитлер знал только немецкий язык, тогда как единственным иностранным языком, который знал Антонеску, был французский, на котором он свободно говорил. [116] Во время встреч Антонеску говорил по-французски, который затем был переведен на немецкий переводчиком Гитлера Паулем Шмидтом , и наоборот, поскольку Шмидт также не говорил по-румынски.
Немецкое военное присутствие значительно возросло в начале 1941 года, когда, используя Румынию в качестве базы, Гитлер вторгся в мятежное Королевство Югославия и Королевство Греция ( см. «Балканская кампания »). [117] Параллельно отношения Румынии с Соединенным Королевством, в то время единственным крупным противником нацистской Германии, переросли в конфликт: 10 февраля 1941 года британский премьер Уинстон Черчилль отозвал посла Его Величества Реджинальда Хоара и одобрил блокаду Румынии. корабли в портах, контролируемых Великобританией. [118] 12 июня 1941 года, во время очередной встречи с Гитлером, Антонеску впервые узнал об «особом» характере операции «Барбаросса», а именно о том, что война против Советского Союза должна была стать идеологической войной с целью «уничтожить» силы «Барбароссы». Иудео-большевизм, «война на истребление», которую следует вести без всякой пощады; Гитлер даже показал Антонеску копию «Руководства по поведению войск в России», которое он издал своим войскам, об «особом обращении» с советскими евреями. [99] Антонеску полностью принял идеи Гитлера об операции «Барбаросса» как о «расовой войне» между арийцами, представленными нордическими немцами и латинскими румынами на стороне Оси, против славян и азиатов, которыми командовали евреи на советской стороне. [119] Помимо антисемитизма, в высказываниях Антонеску об «азиатских ордах» Красной Армии присутствовал чрезвычайно сильный антиславянский и антиазиатский расизм. [120] Азиатами, о которых говорил Антонеску, были различные азиатские народы Советского Союза, такие как казахи , калмыки , монголы , узбеки , буряты и т. д. Во время встречи на высшем уровне с Гитлером в июне 1941 года Антонеску сказал фюреру, что , по его мнению, это было необходимо «раз и навсегда» устранить Россию как державу, поскольку русские были самой могущественной славянской нацией и что, будучи латинским народом, румыны имели врожденную ненависть ко всем славянам и евреям. [120] Антонеску далее сказал Гитлеру: «Из-за своих расовых качеств Румыния может продолжать играть роль антиславянского буфера на благо Германии». [120] Ансель писал, что румынский антиславянский расизм отличается от немецкого варианта тем, что румыны традиционно боялись славянских народов, тогда как немцы традиционно презирали славянские народы. [121]По мнению Антонеску, румыны как латинский народ достигли уровня цивилизации, которого славянам и близко не было, но теоретически славянские русские и украинцы могли бы достичь под эгидой Румынии, хотя замечания Антонеску Гитлеру о том, что «мы должны бороться эта раса (т.е. славяне) решительно «согласилась» с необходимостью «колонизации» Приднестровья», предполагает, что он действительно думал, что это произойдет при его жизни. [119] Впоследствии румыны, прикомандированные к Барбароссе, должны были узнать, что, как латинский народ, немцы считали их нижестоящими, хотя и не такими низшими, как славяне, азиаты и евреи, которых считали унтерменшенами («недочеловеками»). ). [119] Обещание Гитлера Антонеску, что после войны германская и латинская расы будут править миром в партнерстве, оказалось бессмысленным. [120]
В июне того же года Румыния присоединилась к нападению на Советский Союз во главе с Германией в коалиции с Венгрией, Финляндией , Словакией , Королевством Италия и Независимым государством Хорватия . Антонеску был проинформирован об этом плане немецкими посланниками и с энтузиазмом поддержал его еще до того, как Гитлер предложил Румынии участвовать. [122] 18 июня 1941 года Антонеску отдал приказ своим генералам «очистить землю» от евреев, когда румынские войска вошли в Бессарабию и Буковину. [99] С самого начала Антонеску провозгласил войну против Советского Союза «священной войной», «крестовым походом» во имя восточно-православной веры и румынской расы против сил «иудео-большевизма». [123] Пропаганда режима Антонеску демонизировала все еврейское, поскольку Антонеску считал, что коммунизм был изобретен евреями, а все советские лидеры на самом деле были евреями. [124] Отражая антиславянские настроения Антонеску, несмотря на то, что война была объявлена «крестовым походом» в защиту православия от «иудео-большевизма», война не была представлена как борьба за освобождение православных русских и украинцев от Коммунизм; вместо этого правление «иудео-большевизма» изображалось как нечто, приведшее к врожденной моральной неполноценности славян, которыми, таким образом, нужно было управлять немцы и румыны. [124] Вступившие в бой румынские войска сформировали группу армий генерала Антонеску под эффективным командованием немецкого генерала Ойгена Риттера фон Шоберта . [125] Румынская кампания на Восточном фронте началась без официального объявления войны и была освящена заявлением Антонеску: «Солдаты, я приказываю вам, переправьтесь через реку Прут » (имеется в виду бессарабская граница между Румынией и Советским Союзом после 1940 г.). территория). [126] Через несколько дней после этого в Яссах с согласия Антонеску был устроен крупномасштабный погром ; тысячи евреев были убиты в кровавом Ясском погроме . [93] [127] Антонеску последовал за поколением молодых правых румынских интеллектуалов во главе с Корнелиу Зеля Кодряну , которые в 1920–30-е годы отвергли традиционную франкофилию румынских элит и их приверженность западным представлениям об универсальных демократических ценностях и гуманности. права. [128]Антонеску ясно дал понять, что его режим отверг моральные принципы «демолиберального мира», и он рассматривал войну как идеологическую борьбу между своим духовно чистым «национально-тоталитарным режимом» и «еврейской моралью». [129] Антонеску считал, что либеральные гуманистически-демократически-капиталистические ценности Запада и коммунизм были изобретены евреями, чтобы разрушить Румынию. [129] В своей длинной речи незадолго до войны Антонеску самым яростным образом атаковал демократию, поскольку она давала евреям равные права и тем самым подрывала румынскую «национальную идею». [129] Таким образом, Антонеску заявил, что нужен «новый человек», который был бы «жестким», «мужественным» и готовым бороться за этнически и религиозно «чистую» Румынию. [129] Несмотря на ссору с Симой, большая часть речи Антонеску явно отражала влияние идей «Железной гвардии», которую Антонеску усвоил в 1930-е годы. [129] Антисемитизм и сексизм Антонеску зашли так далеко, что он молчаливо потворствовал изнасилованию еврейских женщин и девочек в Бессарабии и северной Буковине своими войсками на том основании, что он собирался забрать всю собственность, которую евреи «украли». «от румын, и для него еврейские женщины были просто еще одной собственностью. [130] Поскольку еврейских женщин в любом случае собирались истреблять, Антонеску не чувствовал ничего плохого в том, чтобы позволить своим солдатам и жандармам «немного развлечься», прежде чем расстрелять их. [130]
Став первым румыном, награжденным Рыцарским крестом Железного креста , который он получил от Гитлера на встрече 6 августа в украинском городе Бердичев , Ион Антонеску был произведен в маршалы Румынии королевским указом от 22 августа в знак признания за его роль в восстановлении восточных границ Великой Румынии . [131] В докладе в Берлин немецкий дипломат писал, что маршал Антонеску болен сифилисом и что «среди [румынских] кавалерийских офицеров эта болезнь так же широко распространена, как простуда среди немецких офицеров. Маршал страдает от тяжелых приступов этой болезни каждый год». несколько месяцев." [4] Антонеску принял одно из своих наиболее спорных решений, когда, когда завоевание Бессарабии было почти завершено, он поручил Румынию участвовать в военных действиях Гитлера за Днестром , то есть за пределами территории, которая была частью Румынии между войнами, и глубже ворвался в советскую войну. территории, тем самым ведя агрессивную войну . [93] [132] 30 августа Румыния оккупировала территорию, которую она считала « Приднестровье », ранее входившую в состав Украинской ССР (включая всю Молдавскую АССР и другие территории). [93] [133] Как и решение продолжить войну за пределами Бессарабии, это вызвало много критики Антонеску со стороны полуподпольных НЛП и ПНЦ. [93] Поскольку война против Советского Союза была войной за возвращение Бессарабии и северной Буковины – обоих регионов, которые были частью Румынии до июня 1940 года и в которых проживало румынское большинство – конфликт был очень популярен среди румынского общественного мнения. [134] Но идея завоевания Приднестровья не была, поскольку этот регион никогда не был частью Румынии, а меньшинство людей составляло этнические румыны. [134] Вскоре после захвата этот район был передан аппарату гражданской администрации во главе с Георге Алексиану и стал местом проведения основного компонента Холокоста в Румынии : массовой депортации бессарабских и украинских евреев , за которой последовала высылка Цыгане, румыны и евреи из собственно Молдавии (то есть частей Молдавии к западу от Прута).
Соглашение об управлении Приднестровьем, подписанное в Тигине , также поместило территории между Днестром и Днепром под военную оккупацию Румынии, одновременно предоставив контроль над всеми ресурсами Германии. [135] В сентябре 1941 года Антонеску приказал румынским войскам взять Одессу, трофей, который он очень хотел получить из соображений престижа. [136] Русских традиционно считали в Румынии жестокими агрессорами, и для румынских войск захват крупного советского города и одного из крупнейших черноморских портов, такого как Одесса, был бы признаком того, насколько Румыния «возродилась» под руководством Антонеску. . К большому гневу Антонеску, Красная Армия смогла остановить наступление румын на Одессу, и 24 сентября 1941 года Антонеску пришлось неохотно обратиться за помощью к Вермахту в наступлении на Одессу. [137] 16 октября 1941 г. Одесса пала перед немецко-румынскими войсками. Румынские потери были настолько тяжелыми, что местность вокруг Одессы была известна румынской армии как «Долина слез». [137] Антисемитизм Антонеску обострился из-за боев в Одессе, поскольку он был убежден, что единственная причина, по которой Красная Армия так ожесточенно сражалась вокруг Одессы, заключалась в том, что среднестатистический русский солдат был запуган кровожадными еврейскими комиссарами и заставил их сражаться упорно. [137] Когда Вильгельм Фильдерман написал Антонеску письмо с жалобой на убийства евреев в Одессе, Антонеску ответил: «Ваши евреи, ставшие советскими комиссарами, посредством ужасающего террора вовлекают советских солдат в Одесской области в бесполезную кровавую бойню. методы, как признались сами русские пленные, просто для того, чтобы нанести нам большие потери». [137] Антонеску закончил свое письмо заявлением о том, что российские еврейские комиссары жестоко пытали румынских военнопленных и что вся еврейская община Румынии, включая Фильдермана, несет моральную ответственность за все потери и страдания румын вокруг Одессы. [137] Осенью 1941 года Антонеску планировал депортировать всех евреев Регата , южной Буковины и южной Трансильвании в Приднестровье в качестве прелюдии к их убийству, но на эту операцию наложила вето Германия, которая жаловалась, что Антонеску не закончил убивая евреев Приднестровья еще. [138] Это вето было во многом мотивировано бюрократической политикой, а именно, если бы Антонеску сам истребил всех евреев Румынии, СС и Auswärtiges Amt было бы нечего делать. [138] Киллинджер сообщил Антонеску, что Германия сократит свои поставки оружия, если Антонеску продолжит реализацию своих планов по депортации евреев Регата .в Приднестровье и сказал ему, что ему лучше депортировать евреев в лагеря смерти в Польше, которые немцы уже строят. [139] Поскольку Румыния почти не имела собственной военной промышленности и почти полностью зависела от оружия из Германии для ведения войны, у Антонеску не было другого выбора, кроме как выполнить просьбу Киллинджера.
Плохое вооружение румынской армии, недостаточная броня и отсутствие подготовки вызывали серьезную обеспокоенность немецкого командования еще до начала операции. [140] Одним из первых серьезных препятствий, с которыми Антонеску столкнулся на Восточном фронте, было сопротивление Одессы , советского порта на Черном море . Отказавшись от какой-либо помощи со стороны Германии, он приказал румынской армии удерживать двухмесячную осаду сильно укреплённых и хорошо защищенных позиций. [93] [141] Плохо оснащенная 4-я армия понесла потери около 100 000 человек. [142] Популярность Антонеску снова возросла в октябре, когда падение Одессы было триумфально отпраздновано парадом через Триумфальную арку в Бухаресте , и когда многие румыны, как сообщается, считали, что война почти выиграна. [93] В самой Одессе последствием стала крупномасштабная резня еврейского населения, организованная маршалом в качестве возмездия за взрыв, в результате которого погибло несколько румынских офицеров и солдат ( среди них генерал Иоан Глогожану ). [93] [143] Город впоследствии стал административной столицей Приднестровья. [93] [144] Согласно одной из версий, румынская администрация планировала изменить название Одессы на Антонеску . [145] Антонеску планировал, что после победы в войне против Советского Союза вторгнется в Венгрию, чтобы вернуть Трансильванию, и в Болгарию, чтобы вернуть Добруджу, причем Антонеску особенно интересовался первым. [146] Антонеску планировал напасть на Венгрию, чтобы вернуть Трансильванию при первой же возможности, и рассматривал участие Румынии на Восточном фронте отчасти как способ доказать Гитлеру, что Румыния была лучшим союзником Германии, чем Венгрия, и, таким образом, заслуживала немецкой поддержки, когда началась запланированная румынско-венгерская война. [146] Кондуктор также создал внутриосевой союз против Венгрии вместе с Хорватией и Словакией . [147]
Когда Советский Союз оправился от первоначального шока и замедлил наступление Оси в битве под Москвой (октябрь 1941 - январь 1942), союзники попросили Румынию предоставить большее количество войск. [148] Решающим фактором в удовлетворении просьбы Антонеску, судя по всему, стал специальный визит в Бухарест начальника штаба Вермахта Вильгельма Кейтеля , который ознакомил Кондуктора с планом Гитлера по нападению на Кавказ ( см. «Битва за Кавказ »). [148] Сообщается, что румынские силы, участвовавшие в войне, превысили требования Германии. [148] Всего было около 500 000 солдат [148] [149] и тридцать активно задействованных дивизий. [150] В знак удовлетворения Гитлер подарил своему румынскому коллеге роскошный автомобиль. [148] 7 декабря 1941 года, после размышлений о возможности изменения позиции Румынии, Венгрии и Финляндии, британское правительство ответило на неоднократные советские запросы и объявило войну всем трем странам. [151] После нападения Японии на Перл-Харбор и в соответствии со своими обязательствами перед странами Оси Румыния объявила войну Соединенным Штатам в течение пяти дней. Эти события контрастировали с собственным заявлением Антонеску от 7 декабря: «Я союзник [Германского] Рейха против [Советского Союза], я нейтрален в конфликте между Великобританией и Германией. Я за Америку против японцев». [152]
Решающим изменением в войне стала Сталинградская битва в июне 1942 – феврале 1943 года, ставшая крупным поражением стран Оси. Только румынская армия потеряла около 150 000 человек (убитыми, ранеными или взятыми в плен) [148] , а более половины дивизий страны были уничтожены. [153] Потеря двух целых румынских армий, которые либо были убиты, либо взяты в плен Советским Союзом, вызвала серьезный кризис в германо-румынских отношениях зимой 1943 года, когда многие люди в румынском правительстве впервые усомнились в целесообразности боевых действий на сторону Оси. [154] За пределами элиты, к 1943 году продолжающиеся тяжелые потери на Восточном фронте, гнев по поводу презрения, с которым Вермахт относился к своим румынским союзникам, и снижение уровня жизни внутри Румынии сделали войну непопулярной среди румынского народа и, следовательно, самого Проводника. . Американский историк Герхард Вайнберг писал: «Череда невыполненных немецких обещаний о предоставлении оборудования и поддержки, игнорирование предупреждений о советских наступательных приготовлениях, недружественное отношение к отступающим румынским частям со стороны немецких офицеров и солдат и общая немецкая тенденция винить в этом своих собственных просчеты и поражения их союзников в совокупности привели к настоящему кризису в германо-румынских отношениях». [154] Часть этого периода маршал отстранился от общественной жизни из-за неизвестного недуга, который, по разным слухам, был психическим расстройством , заболеванием пищевого происхождения или симптомом сифилиса , которым он заразился ранее в жизни. [155] Известно, что он страдал от проблем с пищеварением и лечился пищей, приготовленной Марлен фон Экснер, диетологом австрийского происхождения , перешедшей на службу Гитлеру после 1943 года. [156]
По возвращении Антонеску обвинил в потерях румын немецкого надзирателя Артура Хауфе , которого Гитлер согласился заменить. [157] Параллельно с военными потерями Румыния столкнулась с масштабными экономическими проблемами. Румынская нефть была единственным источником натуральной нефти для Рейха после вторжения в Советский Союз с июня 1941 по август 1944 года (в Германии также были заводы по производству синтетических масел, действовавшие с 1942 года), и поэтому по экономическим причинам Румыния всегда рассматривалась как главный союзник Гитлера. [146] Хотя Германия монополизировала экспорт Румынии, [158] она не выполнила большинство своих платежей. [159] Как и все страны, чей экспорт в Германию, особенно нефти, превышал импорт из этой страны, экономика Румынии пострадала от нацистского контроля над обменным курсом ( см. Экономика нацистской Германии ). [160] С немецкой стороны, теми, кто непосредственно участвовал в использовании экономического производства Румынии для целей Германии, были специалисты по экономическому планированию Герман Геринг и Вальтер Функ , а также Герман Нойбахер , специальный представитель по экономическим проблемам. [161] Постоянной проблемой для Антонеску была попытка получить оплату за всю нефть, которую он отправлял в Германию, одновременно сопротивляясь требованиям Германии об увеличении добычи нефти. [146] Ситуация еще больше усугубилась в 1942 году, когда USAAF и RAF смогли бомбить нефтяные месторождения в округе Прахова ( см. Бомбардировка Румынии во Второй мировой войне , Операция «Приливная волна» ). [162] Официальные источники последующего периода объединяют военные и гражданские потери всех видов, что дает в общей сложности 554 000 жертв войны. [163] Для повышения эффективности румынской армии в конце 1942 года разрабатывалась истребитель танков Maresal. В проекте принимал участие сам маршал Антонеску, в честь которого была названа машина. [164] Позже машина повлияла на развитие немецкого Hetzer . [165] [166]
В этом контексте румынский лидер признал, что Германия проигрывает войну, и поэтому уполномочил своего вице-премьера и нового министра иностранных дел Михая Антонеску установить контакты с союзниками. [148] [167] В начале 1943 года Антонеску уполномочил своих дипломатов связаться с британскими и американскими дипломатами в Португалии и Швейцарии, чтобы узнать, возможно ли для Румынии подписать перемирие с западными державами. [168] Румынским дипломатам сообщили, что перемирие невозможно до тех пор, пока не будет подписано перемирие с Советским Союзом, но Антонеску отклонил это условие. [168] Параллельно он позволил PN и PNL участвовать в параллельных переговорах с союзниками в различных местах нейтральных стран. [148] [169] Дискуссии обострились из-за призыва западных союзников к безоговорочной капитуляции , по поводу которого румынские послы вели переговоры с дипломатами союзников в Швеции и Египте (среди них советские представители Николай Новиков и Александра Коллонтай ). [170] Антонеску также был встревожен возможностью начала войны на румынской территории, как это произошло в Италии после операции «Лавина» . [171] Эти события также спровоцировали враждебные переговоры, направленные на свержение Антонеску, с участием двух политических партий, молодого монарха, дипломатов и солдат. [148] [172] Крупное столкновение между Майклом и Антонеску произошло в первые дни 1943 года, когда 21-летний монарх использовал свое новогоднее обращение по национальному радио , чтобы расстаться с военными усилиями стран Оси. [173]
В марте 1944 года Советская Красная Армия прорвала Южно-Бугский и Днестровский фронты, наступив на Бессарабию. Это произошло как раз в тот момент, когда фельдмаршал Генри Мейтленд Вильсон , верховный главнокомандующий британских объединенных сил на Средиземноморском театре военных действий , предъявил Антонеску ультиматум . [148] После нового визита в Германию и встречи с Гитлером Антонеску решил продолжить борьбу вместе с оставшимися государствами Оси, решение, которое, как он позже утверждал, было мотивировано обещанием Гитлера позволить Румынии владеть Северной Трансильванией в случае нападения Оси. победа. [148] По возвращении Кондуктор руководил контрнаступлением, которое стабилизировало фронт на линии между Яссами и Кишиневом на севере и нижним Днестром на востоке. [148] Это нормализовало его отношения с официальными лицами нацистской Германии, чья тревога по поводу возможной потери союзника привела к принятию плана Маргариты II , адаптированной версии нацистского переворота в Венгрии . [148] [174]
Однако несоблюдение Антонеску условий ультиматума Вильсона также оказало радикальное влияние на способность Румынии выйти из войны. [148] К тому времени Антонеску задумал сепаратный мир с западными союзниками, [148] [175] сохраняя при этом контакты с Советами. [176] Параллельно основное оппозиционное движение установило контакты с Румынской коммунистической партией (ПКР), которая, хотя и была незначительной по численности, приобрела значение как единственная политическая группа, которой отдавал предпочтение советский лидер Иосиф Сталин . [177] Со стороны ПКР в обсуждениях участвовали Лукрециу Пэтрэшкану , а затем Эмиль Боднараш . [148] [178] Еще одной участвовавшей группой на этом этапе была старая Румынская социал-демократическая партия . [179]
Масштабные бомбардировки Бухареста союзниками произошли весной 1944 года, когда Советская Красная Армия приближалась к границам Румынии. [180] Битва за Румынию началась в конце лета: в то время как немецкие командиры Йоханнес Фриснер и Отто Вёлер из группы армий «Южная Украина» пытались удержать Буковину , лидер Советского Степного фронта Родион Малиновский ворвался в районы Молдавии, защищаемые войсками Петре Думитреску. . [181] В ответ Антонеску попытался стабилизировать фронт на линии между Фокшани , Намолоаса и Брэилой , глубоко внутри румынской территории. [148] 5 августа он в последний раз посетил Гитлера в Кентшине . По этому поводу немецкий лидер, как сообщается, объяснил, что его люди предали дело нацизма, и спросил его, будет ли Румыния продолжать сражаться (на что Антонеску, как сообщается, ответил расплывчато). [182] После того, как советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов не раз заявлял, что Советский Союз не собирается требовать от Румынии подчинения, [183] фракции, противостоящие Антонеску, согласились, что настал момент свергнуть его, осуществив Королевский переворот 23 года. Август . [148] [184] В тот день государь попросил Антонеску встретиться с ним в Королевском дворце , где он предъявил ему просьбу вывести Румынию из ее союза Оси. [148] [185] Кондуктор отказался и был немедленно арестован солдатами гвардии, а на посту премьер-министра его заменил генерал Константин Сэнэтеску , который возглавлял национальное правительство . [148] [186]
Новые румынские власти объявили мир с союзниками и посоветовали населению приветствовать советские войска. [148] 25 августа, когда Бухарест успешно защищался от возмездия Германии, Румыния объявила войну нацистской Германии. [187] Эти события подорвали господство Германии на Балканах, положив конец наступлению Майбаума против югославских партизан . [188] Тем не менее, переворот был односторонним шагом, и до подписания перемирия 12 сентября, [148] [189] Советский Союз все еще воспринимал страну как врага, который продолжал брать румынских солдат в плен. война . [148] Параллельно Гитлер возобновил работу «Железных гвардейцев» в изгнании, создав в изгнании правительство под руководством Симы , которое не пережило конец войны в Европе . [190]
Находясь под стражей боевиков ПКР, Ион Антонеску провел период в доме в бухарестском квартале Ватра Луминоасэ. [148] [191] Впоследствии он был передан советским оккупационным силам , которые перевезли его в Москву вместе со своим заместителем Михаем Антонеску, губернатором Приднестровья Георге Алексиану , министром обороны Константином Пантази, командиром жандармерии Константином Василиу и начальником полиции Бухареста Мирчей Элефтереску. . [148] [192] Впоследствии их содержали в роскошном заключении в особняке недалеко от города, [148] [193] и охраняли СМЕРШ , специальный орган контрразведки , подчинявшийся непосредственно Сталину. [148] Вскоре после капитуляции Германии в мае 1945 года группу перевели в тюрьму на Лубянке . Там Антонеску был допрошен и, по общему мнению, на него оказали давление сотрудники СМЕРШа, в том числе Виктор Абакумов , но стенограммы их разговоров советские власти так и не отправили обратно в Румынию. [148] [194] Более поздние исследования показали, что основными обсуждаемыми вопросами были германо-румынский союз, война с Советским Союзом, экономические потери для обеих стран и участие Румынии в Холокосте (определяемом конкретно как преступления против «мирных советских граждане»). [148] В какой-то момент в этот период Антонеску предпринял попытку самоубийства в своей квартире. [148] [192] Весной 1946 года он был возвращен в Бухарест и содержался в тюрьме Джилава . Впоследствии его допросил прокурор Аврам Буначу , которому он пожаловался на условия своего содержания, сравнив их с московскими, при этом объяснив, что он вегетарианец и требует специальной диеты. [195]
В мае 1946 года Ион Антонеску предстал перед первым в серии Народных трибуналов по обвинению в военных преступлениях , преступлениях против мира и государственной измене . [148] [196] Впервые трибуналы были предложены НПЦ, [148] и были сопоставимы с Нюрнбергским процессом в оккупированной союзниками Германии . [148] [197] Румынская законодательная база была разработана участником государственного переворота Пэтрэшкану, членом ПКР, которому было предоставлено руководство Министерством юстиции . [198] Несмотря на то, что идея получила поддержку нескольких сторон политического спектра, процедуры были политизированы в смысле, выгодном ПКР и Советскому Союзу, [148] [199] и создавали юридическую проблему, поскольку основывались на ex post. решения по факту . [200] Первый такой местный суд состоялся в 1945 году, в результате которого были вынесены приговоры Иосифу Якобичу, Николае Мачичу , Константину Трестиореану и другим военным командирам, непосредственно участвовавшим в планировании или проведении Одесской резни . [201]
Антонеску представляли Константин Параскивеску-Бэлэчану и Титус Стойка, два общественных защитника , с которыми он впервые проконсультировался за день до начала процедуры. [202] В прокуратуру во главе с Василе Стойканом и в судейскую коллегию под председательством Александру Войтиновича проникли сторонники ПКР. [203] Оба последовательно не признавали, что внешняя политика Антонеску в целом диктовалась положением Румынии между Германией и Советским Союзом. [148] [204] Тем не менее, хотя ссылки на массовые убийства составляли лишь 23% обвинительного заключения и совокупности доказательств (что ниже обвинений в антисоветской агрессии), [205] процедуры также включали признание Антонеску и самообвинение. оправдание военных преступлений, включая депортацию в Приднестровье. [148] [206] Они также свидетельствуют о его осведомленности о резне в Одессе, сопровождаясь его заявлением о том, что лишь немногие из смертей были его прямой ответственностью. [207] Примечательным событием на суде стали показания лидера НПЦ Юлиу Маниу . Реагируя на агрессивный тон других обвинителей, Маниу официально заявил: «Мы [Маниу и Антонеску] были политическими противниками, а не каннибалами ». [148] Покинув скамейку запасных, Маниу подошел к Антонеску и пожал ему руку. [148] [208]
Ион Антонеску был признан виновным по предъявленным обвинениям. За этим приговором последовали две серии апелляций , в которых утверждалось, что восстановленная и исправленная Конституция 1923 года не предлагала основу для народных трибуналов и не предотвращала смертную казнь в мирное время, при этом отмечалось, что, вопреки соглашению о перемирии, в пределах Союзная комиссия контролировала трибунал. [200] Оба заявления были отклонены в течение шести дней в соответствии с установленным законом сроком завершения разбирательства Народными трибуналами. [209] Король Михаил впоследствии получил просьбы о помиловании от адвоката Антонеску и его матери и, по общему мнению, рассматривал возможность попросить союзников пересмотреть дело в рамках фактического Нюрнбергского процесса, взяв румынских военных преступников под стражу за границей. [210] Под давлением нового руководителя Петру Грозы, поддерживаемого Советским Союзом , он издал указ в пользу казни. [211] Вместе со своими сообвиняемыми Михаем Антонеску, Алексиану и Василиу бывший Проводник был расстрелян 1 июня 1946 года. Сторонники Иона Антонеску распространяли ложные слухи о том, что регулярные солдаты отказались стрелять в своего командира и что отряд в основном состоял из еврейских полицейских. [212] В другом извиняющемся заявлении утверждается, что он сам приказал отряду стрелять, однако видеозапись происшествия доказала, что это ложь. [213] Однако он отказался от повязки на глаза и поднял шляпу в знак приветствия, как только был отдан приказ. [214] Место казни, находившееся на некотором расстоянии от населенного пункта Джилава и тюремного форта, было известно как Валя Пьерсицилор («Долина персиковых деревьев»). [148] [215] Его последним письменным заявлением было письмо жене, в котором он призывал ее уйти в монастырь , одновременно заявляя о вере в то, что потомки пересмотрят его поступки, и обвиняя румын в «неблагодарности». [216]
Политика Антонеску была в значительной степени мотивирована этническим национализмом . Твердо веря в восстановление Великой Румынии как союза земель, населенных этническими румынами , он так и не смирился с присоединением Венгрии Северной Трансильвании . Хотя Венгрия и Румыния формально были союзниками через систему Оси, их отношения всегда были напряженными и отмечены серьезными дипломатическими инцидентами. [217] Румынский лидер поддерживал контакты с представителями этнических румынских общин, непосредственно затронутых Второй Венской премией , в том числе с трансильванским греко-католическим духовенством. [218] Другой аспект националистической политики Антонеску проявился после Балканской кампании . Румыния Антонеску не участвовала в военных действиях, но предъявила претензии на территории в восточной Воеводине ( западный Банат ) и в долине Тимок , где проживает значительная румынская община . Как сообщается, первоначальные планы Германии по передаче Воеводины Венгрии усилили напряженность между Антонеску и Миклошем Хорти до такой степени, что война между двумя странами стала возможной. [219] Подобные инциденты вынудили Германию на неопределенный срок продлить оккупацию региона. [220] Румынские власти выпустили проекты независимой Македонии с автономией для ее арумынских общин, [221] а в официальном меморандуме о долине Тимок, одобренном Антонеску, упоминались «румынские» территории «от Тимока [...] в Салоники ». [222] Кондуктор также поддерживал контакты с арумынскими фашистами в оккупированной Осью Греции , предоставляя убежище Алкивиаду Диаманди и Николе Матусси из Римского легиона , чья прорумынская политика привела их к конфликту с другими арумынскими фракциями . [223]
Conducător Antonescu thought Hitler willing to revise his stance on Northern Transylvania, and claimed to have obtained the German leader's agreement, using it to justify participation on the Eastern Front after the recovery of Bessarabia.[148][224] However, transcripts of the Hitler-Antonescu conversations do not validate his interpretation.[112][148] Another version has it that Hitler sent Antonescu a letter informing him that Bessarabia's political status still ultimately depended on German decisions.[148] In one of his letters to Hitler, Antonescu himself stated his anti-communist ideological motivation: "I confirm that I will pursue operations in the east to the end against that great enemy of civilization, of Europe, and of my country: Russian Bolshevism [...] I will not be swayed by anyone not to extend this military cooperation into new territory."[225] Antonescu's ideological perspective blended national sentiment with generically Christian and particularly Romanian Orthodox traits. British historian Arnold D. Harvey writes that while this ideology seems a poor match with Nazi doctrine, especially its anti-religious elements, "It seems that Hitler was not even perturbed by the militant Christian orientation of the Antonescu regime".[115]
It is also possible that, contrary to Antonescu's own will, Hitler viewed the transfer of Transnistria as compensation for the Transylvanian areas, and that he therefore considered the matter closed.[226] According to the Romanian representative in Berlin, Raoul Bossy, various German and Hungarian officials recommended the extension of permanent Romanian rule into Transnistria, as well as into Podolia, Galicia and Pokuttya, in exchange for delivering the whole of Transylvania to Hungary (and relocating its ethnic Romanian majority to the new provinces).[227] American political scientist Charles King writes: "There was never any attempt to annex the occupied territory [of Transnistria], for it was generally considered by the Romanian government to be a temporary buffer zone between Greater Romania and the Soviet front line."[228] At his 1946 trial, Antonescu claimed that Transnistria had been occupied to prevent Romania being caught in a "pincer" between Germany's Drang nach Osten and the Volksdeutsch communities to the east, while denying charges of having exploited the region for Romania's benefit.[229]
Romanian historian Lucian Boia believes that Ion Antonescu may have nevertheless had expansionist goals to the east, and that he implicitly understood Operation Barbarossa as a tool for containing Slavic peoples.[230] Similar verdicts are provided by other researchers.[231] Another Romanian historian, Ottmar Trașcă, argues that Antonescu did not wish to annex the region "at least until the end of the war", but notes that Antonescu's own statements make reference to its incorporation in the event of a victory.[232] In addition to early annexation plans to the Southern Bug (reportedly confessed to Bossy in June 1941),[233] the Conducător is known to have presented his ministers with designs for the region's colonization.[234] The motivation he cited was alleged malnutrition among Romanian peasants, to which he added: "I'll take this population, I'll lead it into Transnistria, where I shall give it all the land it requires".[232] Several nationalists sympathetic to Antonescu acclaimed the extension of Romanian rule into Transnistria, which they understood as permanent.[235]
A recurring element in Antonescu's doctrines is racism, and in particular antisemitism. This was linked to his sympathy for ethnocratic ideals, and complemented by his statements in favor of "integral nationalism" and "Romanianism".[236] Like other far right Romanians, he saw a Jewish presence behind liberal democracy, and believed in the existence of Judeo-Masonry.[237] His earliest thoughts on Codreanu's ideology criticize the Legionary leader for advocating "brutal measures" in dealing with the "invasion of Jews", and instead propose "the organization of Romanian classes" as a method for reaching the same objective.[14] Politician Aureliu Weiss, who met General Antonescu during that interval, recalled that, although antisemitic "to the core", he was capable of restraint in public.[238] According to historian Mihail Ionescu, the Conducător was not averse to the Iron Guard's "Legionary principles", but wanted antisemitism to be "applied in an orderly fashion", as opposed to Horia Sima's revolutionary ways.[6] Historian Ioan Scurtu believes that, during the Legionary Rebellion, Antonescu deliberately waited before stepping in, in order for the Guard to be "profoundly discredited" and for himself to be perceived as a "savior".[6] In April 1941, he let his ministers know that he was considering letting "the mob" deal with the Jews, "and after the slaughter, I will restore order."[238] Lucian Boia notes that the Romanian leader was indeed motivated by antisemitic beliefs, but that these need to be contextualized in order to understand what separates Antonescu from Hitler in terms of radicalism.[239] However, various other researchers assess that, by aligning himself with Hitler before and during Operation Barbarossa, Antonescu implicitly agreed with his thoughts on the "Jewish Question", choosing racial over religious antisemitism.[93][240] According to Harvey, the Iași pogrom made the Germans "evidently willing to accept that organized Christianity in Romania was very different from what it was in Germany".[115]
Antonescu was a firm believer in the conspiracy theory of "Jewish Bolshevism", according to which all Jews were supporters of communism and the Soviet Union.[93][241] His arguments on the matter involved a spurious claim that, during the 1940 retreat from Bessarabia, the Jews had organized themselves and attacked Romanian soldiers.[93][242] In part, this notion exaggerated unilateral reports of enthusiasm among the marginalized Jews upon the arrival of Red Army troops.[243] In a summer 1941 address to his ministers, Antonescu stated: "The Satan is the Jew. [Ours] is a battle of life and death. Either we win and the world will be purified, either they win and we will become their slaves."[244] At around the same time, he envisaged the ethnic cleansing ("cleaning out") of Jews from the eastern Romanian-held territories.[93][245] However, as early as February 1941, Antonescu was also contemplating the ghettoization of all Jewish Romanians, as an early step toward their expulsion.[246] In this context, Antonescu frequently depicted Jews as a disease or a poison.[247] After the Battle of Stalingrad, he encouraged the army commanders to resist the counteroffensive, as otherwise the Soviets "will bring Bolshevism to the country, wipe out the entire leadership stratum, impose the Jews on us, and deport masses of our people."[248]
Ion Antonescu's antiziganism manifested itself as the claim that some or all Romani people, specifically nomadic ones, were given to criminal behavior.[249] The regime did not act consistently on this belief: in various cases, those deported had close relatives drafted into the Romanian Army.[250] Although racist slogans targeting Romani people had been popularized by the Iron Guard, it was only under Antonescu's unchallenged rule that solving the "Gypsy problem" became official policy and antiziganist measures were enforced.[251] After a February 1941 inspection, Antonescu singled out Bucharest's Romani community for alleged offences committed during the blackout, and called on his ministers to present him with solutions.[252] Initially, he contemplated sending all Romani people he considered undesirable to the inhospitable Bărăgan Plain, to join the ranks of a local community of manual labourers.[253] In 1942, he commissioned the Romanian Central Institute for Statistics to compile a report on Romani demography, which, in its edited form, provided scientifically racist conclusions, warning the Conducător about alleged Romani-Romanian miscegenation in rural Romania.[254] In doing so, Antonescu offered some credit to a marginal and pseudoscientific trend in Romanian sociology, which, basing itself on eugenic theories, recommended the marginalization, deportation or compulsory sterilization of the Romani people, whose numeric presence it usually exaggerated.[255] Among those who signed the report was demographer Sabin Manuilă, who saw the Romani presence as a major racial problem.[256] The exact effect of the report's claims on Antonescu is uncertain.[257]
There is a historiographic dispute about whether Ion Antonescu's regime was fascist or more generically right-wing authoritarian, itself integrated within a larger debate about the aspects and limits of fascism. Israeli historian of fascism Zeev Sternhell describes Antonescu, alongside his European counterparts Pierre-Étienne Flandin, Francisco Franco, Miklós Horthy, François de La Rocque, Philippe Pétain and Italian King Victor Emmanuel III, as a "conservative", noting that all of them "were not deceived by a [fascist] propaganda trying to place them in the same category [as the fascist movements]."[258] A similar verdict is provided by German historian of Europe Hagen Schulze, who views Horthy, Franco and the Romanian leader alongside Portugal's Estado Novo theorist António de Oliveira Salazar and Second Polish Republic founder Józef Piłsudski, as rulers of "either purely military dictatorships, or else authoritarian governments run by civilian politicians", and thus a category apart from the leaders of "Fascist states."[259] For Schulze, the defining elements of such governments is the presence of a "conservative establishment" which ensured "social stability" by extending the control of a "traditional state" (thus effectively blocking "revolutionary suggestions" from the far left and the far right alike).[259] The term "conservative autocrat" is used in relation to the Conducător by British political theorist Roger Griffin, who attributes to the Iron Guard the position of a subservient fascist movement,[260] while others identify Antonescu's post-1941 rule as a military rather than a fascist dictatorship.[261] Several other scholars prefer "conservative" as a defining term for Antonescu's policies.[95][262] Antonescu described himself as "by fate a dictator", and explained that his policies were "militaristic"[26] or, on one occasion, "national-totalitarian".[263]
Nevertheless, other historians theorize a synthesis of fascist and conservative elements, performed by Antonescu and other European leaders of his day. Routledge's 2002 Companion to Fascism and the Far Right uses the terms "para-fascist" to define Antonescu, adding: "generally regarded as an authoritarian conservative [Antonescu] incorporated fascism into his regime, in the shape of the Iron Guard, rather than embodying fascism himself."[64] "Para-fascist" is also used by Griffin, to denote both Antonescu and Carol II.[264] American historian of fascism Robert Paxton notes that, like Salazar, Romania's dictator crushed a competing fascist movement, "after copying some of [its] techniques of popular mobilization."[265] Political scientists John Gledhill and Charles King discuss the Iron Guard as Romania's "indigenous fascist movement", remark that Antonescu "adopted much of the ideology of the Guardists", and conclude that the regime he led was "openly fascist".[266] References to the fascist traits of Antonescu's dictatorship are also made by other researchers.[15][267]
The synthetic aspect of Antonescu's rule is discussed in detail by various authors. British historian Dennis Deletant, who notes that the fascist label relies on both Antonescu's adoption of some fascist "trappings" and the "dichotomy of wartime and postwar evaluation" of his regime, also notes that post-1960 interpretations "do more to explain his behaviour than the preceding orthodoxy."[268] Deletant contrasts the lack of "mass political party or ideology" with the type of rule associated with Nazism or Italian fascism.[26] British-born sociologist and political analyst Michael Mann writes: "The authoritarian regimes of Antonescu [...] and Franco [...] purported to be 'traditional', but actually their fascist-derived corporatism was a new immanent ideology of the right."[269] Another distinct view is held by Romanian-born historian of ideas Juliana Geran Pilon, who describes Romania's "military fascist regime" as a successor to Iron Guardist "mystical nationalism", while mentioning that Antonescu's "national ideology was rather more traditionally militaristic and conservative."[270]
.svg/1280px-Razboiul_Sfant_Contra_Bolsevismului_(1941_stamp).svg.png)
In theory, Antonescu's policies had at least one revolutionary aspect. The leader himself claimed: "I want to introduce a patriotic, heroic, military-typed education, because economic education and all the others follow from it."[26] According to Boia, his arrival in power was explicitly meant to "regenerate" Romania, and his popularity hinged on his being perceived as a "totalitarian model" and a "saviour" figure, like Corneliu Zelea Codreanu and Carol II before him.[271] The "providential" and "saviour" themes are also emphasized by historian Adrian Majuru, who notes that Antonescu both adopted such ideals and criticized Carol for failing to live up to them.[272] Seeing his rule as legitimized by the national interest,[272][273] the general is also known to have referred to political pluralism as poltronerie ("poltroonishness").[6] Accordingly, Antonescu formally outlawed all political forces in February 1941, codifying penal labor as punishment for most public forms of political expression.[274] In Deletant's assessment, his regenerative program was more declarative than factual, and contradicted by Antonescu's own decision to allow the informal existence of some opposition forces.[275] At the same time, some historians believe his monopolizing of power in the name of a German alliance turned Romania into either a "puppet state" of Hitler[64] or one of Germany's "satellite" governments.[276] However, Deletant notes: "Romania retained her sovereignty throughout the period of the alliance [with Nazi Germany]. [...] Antonescu had, of course, his own country's interests uppermost in his mind, but in following Hitler, he served the Nazi cause."[277] He describes Romania's contribution to the war as that of "a principal ally of Germany", as opposed to a "minor Axis satellite."[149]
Although he assigned an unimportant role to King Michael, Antonescu took steps to increase the monarchy's prestige, personally inviting Carol's estranged wife, Queen Mother Helen, to return home.[278] However, his preferred military structures functioned in cooperation with a bureaucracy inherited from the National Renaissance Front.[272][279] According to historian of fascism Philip Morgan: "Antonescu probably wanted to create, or perpetuate, something like Carol's front organization."[280] Much of his permanent support base comprised former National Christian Party members, to the point where he was seen as successor to Octavian Goga.[281] While maintaining a decorative replacement for Parliament—known as Adunarea Obștească Plebiscitară a Națiunii Române ("The General Plebiscitary Assembly of the Romanian Nation") and convoked only twice—[282] he took charge of hierarchical appointments, and personally drafted new administrative projects. In 1941, he disestablished participative government in localities and counties, replacing it with a corporatist structure appointed by prefects whom he named.[282] In stages between August and October 1941, he instituted civilian administration of Transnistria under Governor Gheorghe Alexianu, whose status he made equivalent to that of a cabinet minister.[283] Similar measures were taken in Bukovina and Bessarabia (under Governors Corneliu Calotescu and Gheorghe Voiculescu, respectively).[284] Antonescu strictly relied on the chain of command, and his direct orders to the Army overrode civilian hierarchies. This system allowed room for endemic political corruption and administrative confusion.[285] The Romanian leader also tolerated a gradual loss of authority over the German communities in Romania, in particular the Transylvanian Saxon and Banat Swabian groups, in agreement with Hitler's views on the Volksdeutsche. This trend was initiated by Saxon Nazi activist Andreas Schmidt in cooperation with the Volksdeutsche Mittelstelle,[286] resulting in de facto self-governance under a Nazi system[287] which was also replicated among the 130,000 Black Sea Germans of Transnistria.[288] Many young German Romanian men opted to join the Schutzstaffel as early as 1940 and, in 1943, an accord between Antonescu and Hitler automatically sent ethnic Germans of recruitable age into the Wehrmacht.[287]
The regime was characterized by the leader's attempts to regulate even remote aspects of public life, including relations between the sexes. He imposed drastic penalties for misdemeanors,[289] and the legal use of capital punishment was extended to an unprecedented level.[290] He personally set standards for nightclub programs, for the length of skirts and for women's use of bicycles,[6] while forcing all men to wear coats in public.[26] His wife Maria was a patron of state-approved charitable organizations, initially designed to compete with successful Iron Guardist ventures such as Ajutorul Legionar.[291] According to Romanian-born gender studies academic Maria Bucur, although the regime allowed women "to participate in the war effort on the front in a more regularized, if still marginal, fashion", the general tone was sexist.[292]
The administrative apparatus included official press and propaganda sectors, which moved rapidly from constructing Carol's personality cult to doing the same for the new military leader: journals Universul and Timpul, as well as Camil Petrescu's România magazine, were particularly active in this process.[272] Some other such venues were Porunca Vremii,[293] Nichifor Crainic's Sfarmă-Piatră,[294] as well as all the seemingly independent newspapers and some ten new periodicals the government founded for this purpose.[295] Among the individual journalists involved in propaganda were Crainic, Petrescu, Stelian Popescu,[272][296] and Curentul editor Pamfil Șeicaru[297] (the Conducător purposefully ignored support from Carol's former adviser, corporatist economist and newspaperman Mihail Manoilescu, whom he reportedly despised).[298] Much of the propaganda produced during the Antonescu era supported the antisemitic theses put forth by the Conducător.[299] Antisemitism was notable and virulent at the level of Romanian Army units addressing former Soviet citizens in occupied lands, and reflected the regime's preference for the ethnic slur jidani (akin to "kikes" or "Yids" in English).[300] The religious aspect of anti-communism surfaced in such venues, which frequently equated Operation Barbarossa with a holy war or a crusade.[301][302] Romania's other enemies were generally treated differently: Antonescu himself issued objections to the anti-British propaganda of explicitly pro-Nazi papers such as Porunca Vremii.[303] A special segment of Antonescu's post-1941 propaganda was Codrenist: it revisited the Iron Guard's history to minimize Sima's contributions and to depict him as radically different from Codreanu.[304]
Three weeks after gaining power and inaugurating the National Legionary regime, Ion Antonescu declared to Italian interviewers at La Stampa that solving the "Jewish Question" was his pressing concern, and that he considered himself "haunted" by the large Jewish presence in Moldavian towns.[305] Antonescu's crimes against the Jewish population were inaugurated by new racial discrimination laws: urban Jewish property was expropriated, Jews were banned from performing a wide range of occupations and forced to provide community work for the state (muncă de interes obștesc) instead of the inaccessible military service,[306] mixed Romanian-Jewish marriages were forbidden and many Jews, primarily those from strategic areas such as Ploiești, were confined to internment camps.[307] The expulsion of Jewish professionals from all walks of life was also carried out in the National Legionary period, and enforced after the Legionary Rebellion.[308] After a post-Legionary hiatus, "Romanianization" commissions resumed their work under the supervision of a National Center, and their scope was extended.[309]
Often discussed as a prelude to the Holocaust in Romania and in connection with Antonescu's views on "Jewish Bolshevism", the Iași pogrom occurred just days after the start of Operation Barbarossa, and was partly instigated, partly tolerated by the authorities in Bucharest. For a while before the massacre, these issued propaganda claiming that the Jews in Iași, whose numbers had been increased by forced evictions from smaller localities,[310] were actively helping Soviet bombers find their targets through the blackout and plotting against the authorities, with Antonescu himself ordering that the entire community be expelled from the city on such grounds.[93][311] The discourse appealed to local antisemites, whose murderous rampage, carried out with the officials' complicity, resulted in several thousand deaths among Jewish men, women and children.[93][312]
In the aftermath of the pogrom, thousands of survivors were loaded into the so-called "death trains". These overcrowded and sealed Romanian Railways cattle wagons circled the countryside in the extreme heat of the summer, and periodically stopped to unload the dead.[93][313] At least 4,000 people died during the initial massacre and the subsequent transports.[314] Varied estimates of the Iași massacre and related killings place the total number of Jews killed at 8,000,[315] 10,000,[316] 12,000 or 14,000.[93][317] Some assistance in their murder was provided by units of the German XXXth Army Corps, a matter which later allowed the authorities to shift blame from themselves and from Antonescu—who was nonetheless implicated by the special orders he had released.[93][318] The complicity of the Special Intelligence Service and its director Eugen Cristescu was also advanced as a possibility.[319] The subsequent attempts at a cover-up included omissive explanations given by the central authorities to foreign diplomats and rewriting official records.[320]
Right upon setting up camp in Bessarabia and Northern Bukovina, Romanian troops joined the Wehrmacht and the Schutzstaffel-organized Einsatzgruppen in mass shootings of Bessarabian and Ukrainian Jews,[93][321] resulting in the deaths of 10,000[322] to 20,000 people.[323] Scholar Christopher R. Browning compares these killings with similar atrocities perpetrated by locals in Reichskommissariat Ukraine, Lithuania and Latvia (see Holocaust in Latvia, Holocaust in Lithuania, Holocaust in Ukraine).[324] From then on, as the fighting troops progressed over the Dniester, the local administration deported large numbers of Jews into the fighting zone, in hopes that they would be exterminated by the Germans.[93][325] Antonescu himself stated: "I am in favor of expelling the Jews from Bessarabia and [Northern] Bukovina to the other side of the border [...]. There is nothing for them to do here and I don't mind if we appear in history as barbarians [...]. There has never been a time more suitable in our history to get rid of the Jews, and if necessary, you are to make use of machine guns against them."[326] He also explained that his aim was: "the policy of purification of the Romanian race, and I will not give way before any obstacle in achieving this historical goal of our nation. If we do not take advantage of the situation which presents itself today [...] we shall miss the last chance that history offers to us. And I do not wish to miss it, because if I do so further generations will blame me."[327] He made a contradictory statement about the murder of Jews in Chișinău, claiming that their perpetrators were "bastards" who "stained" his regime's reputation.[328] Antonescu saw the "war" against the Jews as being just as important as the war against the Soviet Union, and regularly demanded reports from his officers in Bessarabia and Transnistria about their measures against the Jews.[329] In late August 1941, in Tighina, Antonescu called a secret conference attended by himself, the governors of Bessarabia and Bukovina and the governor-designate of Transnistria to discuss his plans regarding the Jews in those regions.[329]
Many deaths followed, as the direct results of starvation and exhaustion,[93][330] while the local German troops carried out selective shootings.[331] The survivors were sent back over the river, and the German commanders expressed irritation over the methods applied by their counterparts.[93][332] Romanian authorities subsequently introduced ghettos or transit camps.[93][333] After the annexation of Transnistria, there ensued a systematic deportation of Jews from Bessarabia, with additional transports of Jews from the Old Kingdom (especially Moldavia-proper).[93][334] Based on an assignment Antonescu handed down to General Ioan Topor,[335] the decision involved specific quotas, and the transports, most of which were carried out by foot, involved random murders.[93][336] In conjunction with Antonescu's expansionist ambitions, it is possible that the ultimate destination for the survivors, once circumstances permitted it, was further east than the Southern Bug.[337] On 11 October 1941, the chief of the Federation of Jewish Communities, Wilhelm Filderman issued a public letter to Antonescu asking him to stop the deportations, writing: "This is death, death for no reason except that they are Jews."[338] Antonescu replied to Filderman in a long letter explaining that because the entire Jewish community of Bessarabia had allegedly collaborated with the Soviets during the Soviet occupation of Bessarabia, his policies were a justified act of revenge.[338] On 11 November 1941, Antonescu sent Filderman a second letter stating no Jews would be allowed to live in the "liberated territories" and as for the Jews of the Regat:
We decided to defend our Romanian rights because our all-too-tolerant past was taken advantage of by the Jews and facilitated the abuse of our rights by foreigners, particularly the Jews...We are determined to put an end to this situation. We cannot afford to put in jeopardy the existence of our nation because of several hundred thousand Jews, or in order to salvage some principle of humane democracy that has not been understood properly."[338]
The deportees' remaining property was nationalized, confiscated or left available for plunder.[339] With its own Jewish population confined and subjected to extermination,[93][340] Transnistria became infamous in short time, especially so for its five main concentration camps: Pechora, Akhmechetka, Bogdanovka, Domanovka and Obodovka.[93][341] Manned by Romanian Gendarmes and local Ukrainian auxiliaries who acted with the consent of central authorities, Transnistrian localities became the sites of mass executions, particularly after the administrators became worried about the spread of typhus from the camps and into the surrounding region.[93][342] At a Cabinet meeting on 16 December 1941 to discuss the fate of the Jews of Transnistria, Antonescu stated:
The question of the Yids is being discussed in Berlin. The Germans want to bring the Yids from Europe to Russia and settle them in certain areas, but there is still time before this plan is carried out. Meanwhile, what should we do? Shall we wait for a decision in Berlin? Shall we wait for a decision that concerns us? Shall we ensure their safety? Pack them into catacombs! Throw them into the Black Sea! As far I am concerned, 100 may die, 1,000 may die, all of them may die"[343]
Between 21–24 and 28–31 December 1941, Romanian gendarmes and Ukrainian auxiliaries killed about 70,000 Jews at the Bogdanovca camp; the massacre was Antonescu's way of dealing with a typhus epidemic that had broken out among the Jews of Transnistria owing to the poor living conditions that had been forced to endure.[344] The last wave of Jewish deportations, occurring in June 1942, came mainly from the Cernăuți area in Northern Bukovina.[93][345]
Also in the summer of 1942, Ion Antonescu became a perpetrator of the Porajmos, or Holocaust-related crimes against the Romani people, when he ordered the Transnistrian deportation of Romanian Romani from the Old Kingdom, transited through camps and resettled in inhumane conditions near the Southern Bug.[93][346] They were joined there by 2,000 conscientious objectors of the Inochentist church, a millennialist denomination.[347] As Antonescu admitted during his trial, he personally supervised these operations, giving special orders to the Gendarmerie commanders.[348] In theory, the measures taken against Romani people were supposed to affect only nomads and those with a criminal record created or updated recently, but arbitrary exceptions were immediately made to this rule, in particular by using the vague notion of "undesirable" to define some members of sedentary communities.[349] The central authorities noted differences in the criteria applied locally, and intervened to prevent or sanction under-deportation and, in some cases, over-deportation.[350] Antonescu and Constantin Vasiliu had been made aware of the problems Transnistria faced in feeding its own population, but ignored them when deciding in favour of expulsion.[351] With most of their property confiscated,[352] the Romani men, women and children were only allowed to carry hand luggage, on which they were supposed to survive winter.[353] Famine and disease ensued from criminal negligence, Romani survival being largely dependent on occasional government handouts, the locals' charity, stealing and an underground economy.[354] Once caught, escapees who made their way back into Romania were returned by the central authorities, even as local authorities were objecting.[355]
The Odessa massacre, an act of collective punishment carried out by the Romanian Army and Gendarmes, took the lives of a minimum of between 15,000[356] and 25,000[357] to as many as 40,000[358] or even more than 50,000[148][359] Jewish people of all ages. The measure came as the enforcement of Antonescu's own orders, as retaliation for an explosion that killed 67 people at Romanian headquarters on that city. Antonescu believed that the original explosion was a terrorist act, rejecting the possibility of the building in question having been fitted with land mines by the retreating Soviets.[93][360] In addition, Antonescu blamed the Jews, specifically "Jewish commissars" in the Red Army, for the losses suffered by his 4th Army throughout the siege,[361] although both an inquiry he had ordered and German assessments pointed to the ill-preparedness of Romanian soldiers.[362] While the local command took the initiative for the first executions, Antonescu's personal intervention amplified the number of victims required, and included specific quotas (200 civilians for every dead officer, 100 for every dead soldier).[363] By the time of the explosion, the Jewish population was already rounded up into makeshift ghettos, being made subject to violence and selective murders.[364]
Purportedly the largest single massacre of Jews in the war's history,[359] it involved mass shootings, hangings, acts of immolation and a mass detonation.[93][365] Antonescu is quoted saying that the Romanian Army's criminal acts were "reprisals, not massacres".[93] Survivors were deported to the nearby settlement of Slobidka, and kept in inhumane conditions. Alexianu himself intervened with Antonescu for a solution to their problems, but the Romanian leader decided he wanted them out of the Odessa area, citing the nearby resistance of Soviet troops in the Siege of Sevastopol as a ferment for similar Jewish activities.[366] His order to Alexianu specified: "Pack them into the catacombs, throw them into the Black Sea, but get them out of Odessa. I don't want to know. A hundred can die, a thousand can die, all of them can die, but I don't want a single Romanian official or officer to die."[367] Defining the presence of Jews in occupied Odessa as "a crime", Antonescu added: "I don't want to stain my activity with such lack of foresight."[368] As a result of this, around 35,000–40,000 Jewish people were deported out of Odessa area and into other sectors of Transnistria.[369] Several thousands were purposefully driven into Berezivka and other areas inhabited by the Black Sea Germans, where Selbstschutz organizations massacred them.[370]
A common assessment ranks Antonescu's Romania as second only to Nazi Germany in its antisemitic extermination policies.[371] According to separate works by historians Dennis Deletant and Adrian Cioroianu, the flaws of Antonescu's 1946 trial notwithstanding, his responsibility for war crimes was such that he would have been equally likely to be found guilty and executed in a Western Allied jurisdiction.[372] The often singular brutality of Romanian-organized massacres was a special topic of reflection for Jewish Holocaust escapee and American political theorist Hannah Arendt, as discussed in her 1963 work Eichmann in Jerusalem.[373] Official Romanian estimates made in 2003 by the Wiesel Commission mention that between 280,000 and 380,000 Jews were killed by Romanian authorities under Antonescu's rule.[374][375] The Transnistria deportations account for 150,000 to 170,000 individual expulsions of Jews from Romania proper, of whom some 90,000–120,000 never returned.[148][376] According to Romanian-born Israeli historian Jean Ancel, the Transnistria deportations from other areas account for around 145,000 deaths, while the number of local Transnistrian Jews killed could be as high as 280,000.[377] More conservative estimates for the latter number mention some 130,000–180,000 victims.[378] Other overall estimates speak of 200,000[379] to over 300,000[380] Jews purposefully killed as a result of Romania's action. According to historians Antony Polonsky and Joanna B. Michlic: "none of these massacres was carried out by the Germans, although [the latter] certainly encouraged such actions and, in some cases, may have coordinated them."[381] The Romani deportations affected some 25,000 people, at least 11,000 of whom died in Transnistria.[382]
The Jewish population in the Old Kingdom, numbering between 300,000 and 400,000 people, survived the Holocaust almost intact.[383] Reflecting on this fact, Lucian Boia noted that Antonescu could not "decently" be viewed as a rescuer of Jews, but that there still is a fundamental difference between the effects of his rule and those of Hitler's, concluding that the overall picture is not "completely dark."[384] For Dennis Deletant, this situation is a "major paradox" of Antonescu's time in power: "more Jews survived under [Antonescu's] rule than in any other country within Axis Europe."[149] American historian of Romania William O. Oldson views Antonescu's policies as characterized by "violence, inconsistency and inanity",[385] but places them in the wider context of local antisemitism, noting some ideological exceptions from their respective European counterparts. These traits, he argues, became "providential" for the more assimilated Jewish communities of the Old Romanian Kingdom, while exposing Jews perceived as foreign.[386] Discussing Antonescu's policy of ethnic cleansing, Polonksy and Mihlic note: "[it] raises important questions about the thin line between the desire to expel an unwanted minority and a small-scale genocidal project under sanctioned conditions."[381] American military historian Gerhard L. Weinberg made reference to the Antonescu regime's "slaughter of large number of Jews in the areas ceded to the Soviet Union in 1940 when those areas were retaken in 1941 as well as in [...] Transnistria", but commented: "the government of Marshal Ion Antonescu preferred to rob and persecute Jews [from Romania]; the government would not turn them over to the Germans for killing."[359]
Alongside the noticeable change in fortunes on the Eastern Front, a main motivator for all post-1943 changes, noted by various historians, was the manifold financial opportunity of Jewish survival.[387] Wealthier Jews were financially extorted in order to avoid community work and deportation, and the work of some professionals was harnessed by the public sector, and even by the Army.[388] From the beginning, the regime had excepted from deportations some Jews who were experts in fields such as forestry and chemistry, and some others were even allowed to return despite antisemitic protests in their home provinces.[389] Economic exploitation was institutionalized in late 1941-early 1942, with the creation of a Central Jewish Office. Supervised by Commissioner Radu Lecca and formally led by the Jewish intellectuals Nandor Gingold and Henric Streitman, it collected funds which were in part redirected toward Maria Antonescu's charities.[390] Small numbers of Romanian Jews left independently for the Palestine as early as 1941, but British opposition to Zionist plans made their transfer perilous (one notorious example of this being the MV Struma).[391] On a personal level, Antonescu's encouragement of crimes alternated with periods when he gave in to the pleas of Jewish community leader Wilhelm Filderman.[392] In one such instance, he reversed his own 1942 decision to impose the wearing of yellow badges,[393] which nevertheless remained in use everywhere outside the Old Kingdom and, in theory, to any Romanian Jews elsewhere in Axis-controlled Europe.[394] Assessing these contradictions, commentators also mention the effect of Allied promises to prosecute those responsible for genocide throughout Europe.[395] In the late stages of the war, Antonescu was attempting to shift all blame for crimes from his regime[396] while accusing Jews of "bring[ing] destruction upon themselves".[397]
The regime permitted non-deported Romanian Jews and American charities to send humanitarian aid into Transnistrian camps, a measure it took an interest in enforcing in late 1942.[93][398] Deportations of Jews ceased altogether in October of the same year. A common explanation historians propose for this reassessment of policies is the change in Germany's fortunes on the Eastern Front, with mention that Antonescu was considering using the Jewish population as an asset in his dealings with the Western Allies.[93][399] It nevertheless took the regime more than a year to allow more selective Jewish returns from Transnistria, including some 2,000 orphans.[93][400] After Transnistria's 1944 evacuation, Antonescu himself advocated the creation of new camps in Bessarabia.[401] In conversations with his cabinet, the Conducător angrily maintained that surviving Jews were better off than Romanian soldiers.[402]
The policies applied in respect to the Romani population were ambivalent: while ordering the deportation of those he considered criminals, Ion Antonescu was taking some interest in improving the lives of Romani laborers of the Bărăgan Plain.[403] According to Romanian historian Viorel Achim, although it had claimed the existence of a "Gypsy problem", the Antonescu regime "did not count it among its priorities."[404] By 1943, Antonescu was gradually allowing those deported to return home. Initially, Constantin Vasiliu allowed the families of soldiers to appeal their deportation on a selective basis.[405] Romanian authorities also appear to have been influenced by the objections of Nazi administrators in the Reichskommissariat Ukraine, who feared that the newly arrived population would outnumber local Germans.[406] By January 1944, the central authorities ordered local ones not to send back apprehended fugitives,[407] instructed them to provide these with some food and clothing, and suggested corporal punishment for Romani people who did not adhere to a behavioural code.[408] As the Romanian administrators abandoned Transnistria, most survivors from the group returned on their own in summer 1944.[409]
Ion Antonescu and his subordinates were for long divided on the issue of the Final Solution, as applied in territories under direct Nazi control from 1941. At an early stage, German attempts to impose the RSHA's direct control over Old Kingdom Jews drew some objections from Mihai Antonescu, but the two sides agreed to a common policy with reference to Soviet Jews.[410] In various of his early 1940s statements, Ion Antonescu favorably mentions the Axis goal of eliminating the Jewish presence in the event of victory.[411] The unrestrained character of some Romanian actions toward Jews alarmed Nazi officials, who demanded a methodical form of extermination.[412] When confronted with German decisions to push back Jews he had expelled before the occupation of Transnistria, Antonescu protested, arguing that he had conformed with Hitler's decisions regarding "eastern Jews".[413] In August 1941, in preparation for the Final Solution's universal application, Hitler remarked: "As for the Jewish question, today in any case one could say that a man like Antonescu, for example, proceeds much more radically in this manner than we have done until now. But I will not rest or be idle until we too have gone all the way with the Jews."[414]
By summer 1942, German representatives in Romania obtained Antonescu's approval to deport the remaining Jewish population to extermination camps in occupied Poland.[93][415] Among those involved on the German side were mass murderer Adolf Eichmann and his aide Gustav Richter,[416] while the Romanian side was represented by Jewish Affairs Commissioner Lecca (reporting to Antonescu himself).[417] Richter directed Lecca in setting up the Central Jewish Office, which he assumed would function as a Judenrat to streamline extermination policies.[418] According to such plans, only some 17,000 Jews, labeled useful to Romania's economy, were to be exempt.[93][419] The transports had already been announced to the Romanian Railways by autumn 1942, but the government eventually decided to postpone these measures indefinitely as was done with most other deportations to Transnistria.[93][420] Antonescu's new orders on the matter were brought up in his conversations with Hitler at Schloss Klessheim, where both leaders show themselves aware of the fate awaiting Jewish deportees to Poland.[421] By then, German authorities charged with applying the Final Solution in Eastern Europe completely abandoned their plans with respect to Romania.[422] In August 1942, Antonescu had worked out plans with the SS for deporting all of the Jews of the Regat or the "Old Kingdom" to the German-run death camps in Poland, but then cancelled the deportation.[423] The principal reasons for his change of mind were signs of disapproval from court circles, a warning from the American government passed on by the Swiss ambassador that he would prosecuted for war crimes and crimes against humanity after the Allies had won if the deportation went ahead, and most importantly because Hitler would not undo the Second Vienna Award and return northern Transylvania to Romania.[424] Antonescu saw the deportation of the Jews of the Regat as the pro quid quo for the return of Transylvania and unable to obtain satisfactory promises from the German Ambassador Baron Manfred von Killinger that Romania would be rewarded with the return of Transylvania in exchange for handing over its Jews, Antonescu cancelled the deportation until the Germans would make him a better offer.[424]
According to Oldson, by the final stage of the war Romania rejected "all extreme measures against Jews who could not be proven to be communists."[425] The planned transports to Palestine, the prospect of which irritated Nazi German observers, implied a hope that the Allies' focus would shift away from the regime's previous guilt and, at the same time, looked forward to payments to be made in exchange for each person saved.[426] The contrary implications of Romanian nationalism, manifested as reluctance to obey German commands and discomfort with drastic change in general, are occasionally offered as further explanations of the phenomenon.[427] While reflecting upon the issue of emigration to Palestine, Antonescu also yielded to pleas of Jewish community leaders, and allowed safe passage through Romania for various Northern Transylvanian Jews fleeing the Holocaust in Hungary.[428] He was doing the same for certain Northern Transylvanian Romani communities who had escaped southwards.[429] In that context, Nazi German ideologues began objecting to Antonescu's supposed leniency.[430] Antonescu nevertheless alternated tolerance of illegal immigration with drastic measures. In early 1944, he issued an order to shoot illegal immigrants, which was probably never enforced by the Border Police[431] (who occasionally turned in Jewish refugees to the German authorities).[432] The Antonescu regime allowed the extermination of the Romanian Jewish diaspora in other parts of Europe,[433] formally opposing their deportation in some cases where it appeared Germany was impinging upon Romania's sovereignty.[434]
The circumstances of wartime accounted for cautious and ambivalent approaches to Antonescu's rule from among the Romanian political mainstream, which grouped advocates of liberal democracy and anti-fascism. According to Gledhill and King: "Romanian liberals had been critical of their government's warm relationship with Hitler, which had been developing throughout the 1930s, but the [1940] Soviet attack on Romanian territory left them with little chance but to support Germany's invasion of the Soviet Union."[266] Other authors also cite the Greater Romanian agenda of the Antonescu executive as a reason behind the widespread acquiescence.[435] The tendency was illustrated by Dinu Brătianu, who, in late January 1941, told his National Liberal colleagues that the new "government of generals" was "the best solution possible to the current crisis", urging the group to provide Antonescu with "all the support we can give him."[273] An early point of contention between Antonescu and the National Peasants' Party came in spring 1941, when Antonescu's support for the Balkans Campaign and Romania's claim to parts of Vojvodina were met with a letter of protest from Iuliu Maniu, which Antonescu dismissed.[436] Maniu and Brătianu also issued several condemnations of Antonescu's decision to continue the war beyond the Dniester.[302][437] One such letter, signed by both, claimed that, while earlier steps had been "legitimized by the entire soul of the nation, the Romanian people will never consent to the continuation of the struggle beyond our national borders."[438] Maniu specifically mentioned the possibility of Allied victory, accused Antonescu of diverting attention from the goal of Greater Romania (Northern Transylvania included), and stressed that Romania's ongoing participation in the Axis was "troubling enough".[302]
Antonescu is known to have publicly admonished opposition leaders for their disobedience, which he equated with obstruction,[439] and to have monitored their activities through the Special Intelligence Service.[440] However, some early communiqués he addressed to Brătianu also feature offers of resignation, which their recipient reluctantly rejected.[441] The Germans objected to such ambiguities, and Hitler once advised Antonescu to have Maniu killed, an option which the Conducător rejected because of the PNȚ leader's popularity with the peasants.[440] While tolerating contacts between Maniu and the Allies, Antonescu arrested the clandestine British envoys to Romania, thus putting a stop to the 1943 Operation Autonomous.[442] In parallel, his relationship with Queen Mother Helen and Michael rapidly deteriorated after he began advising the royal family on how to conduct its affairs.[443] Dissent from Antonescu's policies sometimes came from inside his own camp. Both the officer corps and the General Staff were divided on the issue of war beyond the Dniester, although it is possible that the majority agreed it would bring Northern Transylvania back to Romania.[444] A prominent case was that of Iosif Iacobici, the Chief of the Romanian General Staff, whose objection to the massive transfer of Romanian troops to the Eastern Front resulted in his demotion and replacement with Ilie Șteflea (January 1942).[148][152] Șteflea issued similar calls, and Antonescu's eventually agreed to preserve a home army just before the Battle of Stalingrad.[445] Various other military men extended their protection to persecuted Jews.[446] Overall, Antonescu met significant challenges in exercising control over the politicized sectors in the armed forces.[447]
Antonescu's racial discrimination laws and Romania's participation in the Holocaust earned significant objections from various individuals and groups in Romanian society. One noted opponent was Queen Mother Helen, who actively intervened to save Jews from being deported.[93][448] The Mayor of Cernăuți, Traian Popovici, publicly objected to the deportation of Jews,[449] as did Gherman Pântea, his counterpart in Odessa.[450] The appeals of Queen Helen, King Michael, the Orthodox Metropolitan of Transylvania Nicolae Bălan, Apostolic Nuncio Andrea Cassulo and Swiss Ambassador René de Weck are credited with having helped avert the full application of the Final Solution in Antonescu's Romania.[451] Cassulo and Bălan together pleaded for the fate of certain Jews, including all who had converted to Christianity, and the former publicly protested against deportations.[452] While Romania and the United States were still at peace, American Minister Plenipotentiary Franklin Mott Gunther repeatedly attempted to make his superiors aware of Romanian actions against the Jews,[453] and Turkish diplomats unsuccessfully sought American approval for transferring Romanian Jews to safe passage through Anatolia and into Palestine.[454] Dinu Brătianu also condemned antisemitic measures, prompting Antonescu to accuse him of being an ally of "the Yid in London".[455] Together with Maniu and Ion Mihalache, Brătianu signed statements condemning the isolation, persecution and expulsion of Jews, which prompted Antonescu to threaten to clamp down on them.[456] However, both parties were occasionally ambiguous on racial issues, and themselves produced antisemitic messages.[457] Brătianu is also known for publicly defending the cause of Romani people, opposing their deportation on grounds that it would "turn back the clock on several centuries of history",[458] a stance which drew support from his civilian peers.[459] In parallel, some regular Romanians such as nurse Viorica Agarici intervened to save Jewish lives,[460] while, from inside the Jewish community, Chief Rabbi Alexandru Șafran and activist Mișu Benvenisti rallied with Wilhelm Filderman in public protests against Antonescu's decisions, being occasionally joined by A. L. Zissu.[461] In 1943, Filderman himself was deported to Mohyliv-Podilskyi, but eventually allowed to return.[462]
Organized resistance movements in Antonescu's Romania were comparatively small-scale and marginal. In addition to a Zionist underground which aided Jews to pass through or flee the country,[463] the regime was confronted with local political movements of contrasting shades. One of them comprised far left and left-wing elements, which Antonescu's rise to power had caught in an unusual position. The minor Romanian Communist Party, outlawed since the rule of Ferdinand I for its Cominternist national policies, had been rendered virtually inactive by the German-Soviet non-aggression pact. Once reanimated by Operation Barbarossa, the PCR was unable to create an actual armed resistance movement, although it was able to coordinate the policies of several other small leftist groups.[464] Speaking shortly before the invasion of the Soviet Union, and adopting the "Jewish Bolshevism" position, Antonescu ordered authorities to compile lists comprising "the names of all Jewish and communist agents", who were to be kept under close surveillance.[465] Among people arrested on suspicion of communism, Jews were sent to Transnistrian sites such as Vapniarka and Rîbnița, while others were interned in regular facilities such as those in Caransebeș and Târgu Jiu.[466] In all, some 2,000 Jewish Romanian deportees to the region had been accused of political crimes (the category also included those who had tried to escape forced labor).[467] According to one estimate, people held on charges of being communists accounted for just under 2,000 people, of whom some 1,200 were jailed in Romania proper.[468] Capital punishment was used against various partisan-like activists,[469] while the vast majority of communist prisoners in Rîbnița were massacred in March 1944.[470] At the other end of the political spectrum, after the Legionary Rebellion and the Iron Guard's decapitation, many Legionaries who opposed the regime, and whom Antonescu himself believed were "communists in [Legionary] green shirts",[282] were killed or imprisoned.[471] An Iron Guardist underground was nevertheless formed locally, and probably numbered in thousands.[264] Some of Antonescu's political prisoners from both camps were given a chance to redeem themselves by joining units on the Eastern Front.[472]
Although repressed, divided and weak, the PCR capitalized on the Soviet victories, being integrated into the mainstream opposition. At the same time, a "prison faction" emerged around Gheorghe Gheorghiu-Dej, opposing both the formal leadership and the so-called "Muscovite" communists who had taken refuge in the Soviet Union before the war.[473] While maneuvering for control within the PCR during and after 1944, "prison" communists destroyed a third group, formed around the PCR's nominal leader Ștefan Foriș (whom they kidnapped and eventually killed).[474] The PCR leadership was still suffering from a crisis of legitimacy after beginning talks with the larger parties.[475] The Soviets and "Muscovite" communists campaigned among Romanian prisoners of war in order to have them switch sides in the war, and eventually managed to set up the Tudor Vladimirescu Division.[476]
Measures enforced by the Ion Antonescu regime had contradictory effects on the Romanian cultural scene. According to Romanian literary historians Letiția Guran and Alexandru Ștefan, "the Antonescu regime [...] did not affect negatively cultural modernity. The Romanian cultural elite regarded Antonescu's policies for the most part with sympathy."[477] Nevertheless, other researchers record the dissent of several cultural environments: the classic liberalism and cosmopolitanism of aging literary theorist Eugen Lovinescu, the "Lovinescian" Sibiu Literary Circle, and the rebellious counterculture of young avant-garde writers (Ion Caraion, Geo Dumitrescu, Dimitrie Stelaru, Constant Tonegaru).[478] Prominent left-wing writers Tudor Arghezi, Victor Eftimiu and Zaharia Stancu were political prisoners during the Antonescu years.[479] Author George Călinescu also stood out against the official guidelines, and, in 1941, took a risk by publishing a synthesis of Romanian literature which emphasized Jewish contributions,[480] while composer George Enescu pleaded with Antonescu personally for the fate of Romani musicians.[459] Similar acts of solidarity were performed by various prominent intellectuals and artists.[481] In August 1942, King Michael received a manifesto endorsed by intellectuals from various fields, deploring the murders in Transnistria, and calling for a realignment of policies.[482] Another such document of April 1944 called for an immediate peace with the Soviet Union.[483] On a more intimate level, a diary kept by philosopher and art critic Alice Voinescu expresses her indignation over the antisemitic measures and massacres.[484]
A special aspect of political repression and cultural hegemony was Antonescu's persecution of Evangelical or Restorationist Christian denominations, first outlawed under the National Legionary regime.[485] Several thousand adherents of the Pentecostal Union and the Baptist Union were reportedly jailed in compliance with his orders.[486] Persecution targeted groups of religiously motivated conscientious objectors. In addition to the Inochentist movement, these groups included the Pentecostal Union, the Seventh-day Adventist Conference and the Jehovah's Witnesses Association.[487] Antonescu himself recounted having contemplated using the death penalty against "sects" who would not allow military service, and ultimately deciding in favor of deporting "recalcitrant" ones.[488]
The period following Antonescu's fall returned Romania to a democratic regime and the 1923 Constitution, as well as its participation in the war alongside the Allies. However, it also saw the early stages of a communist takeover—which culminated with King Michael's forced abdication on 30 December 1947 and the subsequent establishment of Communist Romania. The Antonescu trial thus fit into a long series of similar procedures and political purges on charges of collaborationism, instrumented by the Romanian People's Tribunals and various other institutions.[489] During the rigged general election of 1946 and for years after Ion Antonescu's execution, the Romanian Communist Party and its allies began using the implications of his trial as an abusive means of compromising some of their political opponents.[148][490] One such early example was Iuliu Maniu, by then one of the country's prominent anti-communists, who was accused of being a fascist and an Antonescu sympathizer, mainly for having shaken his hand during the trial.[148] The enlistment of ethnic Germans into Nazi German units, as approved by Antonescu, was used as a pretext for a Soviet-led expulsion of Germans from Romania.[287][491] On similar grounds, the Soviet occupation forces organized the capture of certain Romanian citizens, as well as the return of war refugees from Romania proper into Bessarabia and Northern Bukovina. Both the arrestees and the returnees were often deported deeper into the Soviet Union.[492] As part of its deteriorating relationship with Romanian Roman Catholics, and urged on by the Soviets, the communist cabinet of Petru Groza also deemed Apostolic Nuncio Andrea Cassulo a collaborator of Antonescu and a persona non grata, based on transcripts of the Cassulo-Antonescu conversations.[493] It also used such allegations to pressure several Greek-Catholic clergymen into accepting union with the Romanian Orthodox Church.[218]
Nevertheless, Romanian-born Holocaust historian Radu Ioanid notes, few Romanians involved in organizing the Holocaust were prosecuted, and, of those, none were executed after the Antonescu trial. He attributes this to nationalist resistance within the administrative and judicial apparatus, to communist fears of alienating a too large number of people, to the emigration of Zionist survivors, and to the open hostility of some communists toward liberal Jewish community leaders.[494] Jews also faced conflict with the new authorities and with the majority population, as described by other researchers.[495] There were, nonetheless, sporadic trials for Holocaust-related crimes, including one of Maria Antonescu. Arrested in September 1944 and held 1945–1946 in Soviet custody, she was re-arrested at home in 1950, tried and ultimately found guilty of economic crimes for her collaboration with the Central Jewish Office.[496] Five years later, she was sent into internal exile, and died of heart problems in 1964.[497] After 1950, a large number of convicted war criminals, even some sentenced to life imprisonment, were deemed fit for "social cohabitation" (that is, fit to live amongst the general population) and released, while some suspects were never prosecuted.[498]
Although the Marxist analytical works of the increasingly marginalized communist figure Lucrețiu Pătrășcanu make isolated mentions of the Holocaust,[499] the heavily politicized official discourse inspired by Soviet historiography interpreted Romania's wartime evolution exclusively based on the Marxist-Leninist idea of class conflict.[500] In this context, the main effort to document and expose the Antonescu-era massacres came from Jewish Romanians. This began in 1945, when Jewish journalists Marius Mircu and Maier Rudrich contributed first-hand testimonies.[501] In 1946–1948, the Jewish community leader Matatias Carp published Cartea neagră ("The Black Book"), a voluminous and detailed account of all stages of the Holocaust.[502] After forming a secondary element in Antonescu's indictment, the deportation of Romani people was largely ignored in official discourse.[503]
The communist regime overemphasized the part played by the PCR in King Michael's Coup, while commemorating its 23 August date as a national holiday.[148][504] The Gheorghe Gheorghiu-Dej faction emerged as the winner of the interior PCR struggles and incorporated nationalist discourse. That faction claimed a decisive role in toppling Antonescu, even though a majority of its members had been jailed for most of the period.[505] In accordance with Stalinist principles, censorship produced historical revisionism that excluded focus on such negative aspects of Romanian behavior during the war as antisemitism and the Holocaust,[506] and obscured Romania's participation on the Eastern Front.[507] Beginning in the mid-1960s, when Nicolae Ceaușescu took power and embarked on a national communist course, the celebration of 23 August as the inception of the communist regime was accompanied by a contradictory tendency, which implied a gradual rehabilitation of Antonescu and his regime.[508] Historians who focused on this period believe that the revival of nationalist tenets and the relative distance taken from Soviet policies contributed to the rehabilitation process.[509] After a period of liberalization, the increasingly authoritarian Ceaușescu regime revived the established patterns of personalized rule, and even made informal use of the title Conducător.[510] Beginning in the early 1970s, when the new policies were consecrated by the July Theses, Ceaușescu tolerated a nationalist, antisemitic and Holocaust denialist intellectual faction, illustrated foremost by Săptămîna and Luceafărul magazines of Eugen Barbu and Corneliu Vadim Tudor, by poet Adrian Păunescu and his Flacăra journal, and by novelist Ion Lăncrănjan.[511] The regime also came to cultivate a relationship with exiled tycoon Iosif Constantin Drăgan, a former Iron Guard member who had come to endorse both Antonescu's rehabilitation and the national communist version of protochronism.[512] In contrast, much of dissident culture and the Romanian diaspora embraced the image of Michael I as its counterpart to the increasingly official Antonescu myth.[513] Lucian Boia described this as "the spectacular confrontation between the two contradictory myths [transposing] into historical and mythological terms a fundamental fissure which divides the Romanian society of today."[514]
Topics relating to the Holocaust in Romania were distorted during the communist era. Ceaușescu himself mentioned the number of survivors of the deportations (some 50,000 people) as a total number of victims, failed to mention the victims' ethnic background, and presented most of them as "communists and antifascists."[515] The regime also placed emphasis on the Holocaust in Northern Transylvania (where the Final Solution had been applied by the Germans and the local Arrow Cross Party).[516] Vladimir Tismăneanu has said Antonescu has a "pseudo-sacred aura" and many Romanians consider the attempts to diminsh this to be an affront to their national dignity: "In post-Communist societies, fantasies of persecution offer immense gratification to large strata of frustrated individuals". These national views are based on propaganda advanced during the Ceaușescu regime.[517]
Earlier accounts of the massacres, which had already been placed under restricted use, were completely removed from public libraries.[518] While a special politicized literature dealt with the Holocaust in Hungary, the entire Ceaușescu period produced only one work entirely dedicated to Romania's participation.[519] Centred on the Iași pogrom, it shifted the blame from Romanian authorities and advanced a drastically reduced death toll.[520] In its preface, official historian Nicolae Minei claimed that Romania was not responsible for any deaths among Jews.[521] Other official texts made more radical claims, openly denying that Antonescu's regime was antisemitic, and that all those killed were victims of Germany or of circumstance.[522]
Romanians' image of Antonescu shifted several times after the 1989 Revolution toppled communism. Polls carried out in the 1990s show the Conducător was well liked by portions of the general public.[523] This tendency, Lucian Boia argues, was similar to a parallel trend favoring Wallachia's 15th century Prince Vlad III the Impaler, indicating a preference for "authoritarian solutions" and reflecting "a pantheon that was largely set in place in the 'Ceaușescu era' ".[524] It was also popular at the time to see the 1944 Coup exclusively as the onset of communization in Romania,[148][525] while certain sections of the public opinion revived the notion of "Jewish Bolshevism", accusing Jews of having brought communism to Romania.[526] British historian Tony Judt connected such reflexes to growing anti-Russian sentiment and Holocaust denial in various countries of the former Eastern Bloc, and termed them collectively "mis-memory of anti-communism".[527] Vladimir Tismăneanu, a prominent Romanian-born political scientist, referred to Antonescu's "pseudo-sacred" image with the post-1989 public, and to the phenomenon as "fantasies of persecution."[528] The wartime dictator's image appealed to many politicians of the post-1989 period, and sporadic calls for his rehabilitation were issued at the highest levels of authority.[6][148][529] Far right groups issued calls for his canonization by the Romanian Orthodox Church (together with a similar request to canonize Corneliu Zelea Codreanu).[530] Certain neofascist groups claim to represent a legacy of Codrenism from which Sima was a deviationist, and these have also become Antonescu apologists.[531]
A particular case in this process was that of forces gathered around the Greater Romania Party, a group often characterized as merging xenophobic or neofascist messages and the legacy of Ceaușescu's national communism.[532] Founded by party leader and former Săptămîna contributor Corneliu Vadim Tudor, România Mare magazine is known to have equated Antonescu and Ceaușescu, presenting them both as "apostles of the Romanian people".[533] In his bid for the office of President during the 1996 election, Vadim Tudor vowed to be a new Antonescu.[534] Boia remarks that this meeting of extremes offers an "extraordinary paradox".[535] Drăgan also openly resumed his activities in Romania, often in collaboration with Vadim Tudor's group,[536] founding three organizations tasked with campaigning for Antonescu's rehabilitation: the media outlet Europa Nova,[537] the Ion Antonescu Foundation and the Ion Antonescu League.[538] His colleague Radu Theodoru endorsed such projects while accusing Jews of being "a long-term noxious factor" and claiming that it was actually ethnic Romanians who were victims of a communist Holocaust.[539] Ion Coja and Paul Goma notably produced radical claims relying on fabricated evidence and deflecting blame for the crimes onto the Jews themselves.[540] Several journals edited by Ion Cristoiu repeatedly argued in favor of Antonescu's rehabilitation, also making xenophobic claims;[541] similar views were sporadically present in national dailies of various hues, such as Ziua, România Liberă[542] and Adevărul.[543]
Various researchers argue that the overall tendency to exculpate Antonescu was endorsed by the ruling National Salvation Front (FSN) and its successor group, later known as Social Democratic Party,[544] who complemented an emerging pro-authoritarian lobby while depicting their common opponent King Michael and his supporters as traitors.[545] Similar attempts to deny the role of Antonescu in the Holocaust were also made by the main opposition parties, the Christian Democratic National Peasants' Party and the National Liberal Party, with Radu Câmpeanu, the latter party's president, publicly describing the wartime leader as a "great Romanian" who tried to defend the Jews.[546] Sections of both governing and opposition groups contemplated the idea of rehabilitating the wartime leader, and, in May 1991, Parliament observed a moment of silence in his memory.[547] The perceived governmental tolerance of Antonescu's rehabilitation raised international concern and protests.[148][548] While the FSN-supported Romanian President Ion Iliescu publicly opposed attempts to rehabilitate Antonescu and acknowledged the "crimes he committed against the Jews", it was his successor, Emil Constantinescu, a representative of the Democratic Convention, who in 1997 became the first Romanian officeholder to recognize the collective responsibility of Romanian authorities.[549][546] Nevertheless, during the same period, Attorney General Sorin Moisescu followed a since-deprecated special appeal procedure to overturn sentences passed against Antonescu and other 1946 defendants, which he eventually withdrew.[550]
To a certain degree, such pro-Antonescu sentiments were also present in post-1989 historiography. Reflecting back on this phenomenon in 2004, Maria Bucur wrote: "the perverse image of Antonescu is not the product of a propaganda campaign led by right-wing extremists, but a pervasive myth fed by historical debates and political contests, and which the public seems indifferent to or accepts unproblematically."[551] After the Revolution, archival sources concerning Antonescu, including those in the National Archives of Romania, were made more available to researchers, but documents confiscated or compiled by Soviet officials, kept in Russia, remained largely inaccessible.[552] Although confronted with more evidence from the newly opened archives, several historians, including some employed by official institutions, continued to deny the Holocaust in Romania, and attributed the death toll exclusively to German units.[553] In parallel, some continued an exclusive focus on Northern Transylvanian massacres.[554] Local authors who have actively promoted Antonescu's image as a hero and wrote apologetic accounts of his politics include historians Gheorghe Buzatu[555] and Mihai Pelin,[556] and researcher Alex Mihai Stoenescu.[557] Larry L. Watts published a similarly controversial monograph in the United States.[558] Although criticized for denying the uniqueness of the Holocaust and downplaying Antonescu's complicity, Dinu C. Giurescu was recognized as the first post-communist Romanian historian to openly acknowledge his country's participation,[559] while his colleagues Șerban Papacostea and Andrei Pippidi were noted as early critics of attempts to exculpate Antonescu.[560] The matter of crimes in Transnistria and elsewhere was first included within the Romanian curriculum with a 1999 state-approved alternative textbook edited by Sorin Mitu.[561]
In 2003, after a period in which his own equivocal stance on the matter had drawn controversy,[562] Constantinescu's successor Ion Iliescu established the Wiesel Commission, an international group of expert historians whose mission was the study of the Holocaust in Romania, later succeeded by the Elie Wiesel National Institute. The Final Report compiled by the Commission brought the official recognition of Ion Antonescu's participation in the Holocaust.[6][148][563] After that moment, public displays of support for Antonescu became illegal.[6][148][564] Antonescu's SMERSH interrogations were recovered from the Russian archives and published in 2006.[148] Despite the renewed condemnation and exposure, Antonescu remained a popular figure: as a result of the 2006 Mari Români series of polls conducted by the national station TVR 1, viewers nominated Antonescu as the 6th greatest Romanian ever.[565] The vote's knockout phase included televised profiles of the ten most popular figures, and saw historian Adrian Cioroianu using the portion dedicated to Antonescu to expose and condemn him, giving voters reasons not to see the dictator as a great Romanian.[565] The approach resulted in notable controversy after Ziua newspaper criticized Cioroianu, who defended himself by stating he had an obligation to tell the truth.[565]
The same year, on 5 December, the Bucharest Court of Appeals overturned Antonescu's conviction for certain crimes against peace, on the grounds that the objective conditions of 1940 justified a preventive war against the Soviet Union, which would make Article 3 of the 1933 Convention for the Definition of Aggression inapplicable in his case[375][566][567] (as well as in those of Alexianu, Constantin Pantazi, Constantin Vasiliu, Sima and various Iron Guard politicians).[566] This act raised official protests in Moldova, the independent state formed in Bessarabia upon the breakup of the Soviet Union, and in Russia, the Soviet successor state, as well as criticism by historians of the Holocaust.[375][567][568] The Court of Appeals decision was overturned by the Romanian Supreme Court in May 2008.[566] The same year, Maria Antonescu's collateral inheritors advanced a claim on a Predeal villa belonging to the couple, but a Brașov tribunal rejected their request, citing laws which confiscated the property of war criminals.[569]
Beyond their propaganda and censorship efforts, Antonescu and his regime had a sizable impact on Romanian culture, art and literature. Owing to austere guidelines on culture and to the circumstances of wartime, this period's direct imprint is less than that of other periods in the country's history. Few large heroes' memorials were built during the war years. Memorials produced at the time were mainly roadside triptychs (troițe).[570] The Heroes' Cult organization received expropriation rights to Bucharest's Jewish cemetery in 1942, and proposed to replace it with a major monument of this category, but that plan was eventually abandoned.[571] Antonescu and his wife preferred donating to Orthodox churches, and were ktitors of churches in three separate Bucharest areas: Mărgeanului Church in Rahova, one in Dămăroaia, and the Saints Constantine and Helena Church in Muncii, where both the Marshal and his wife are depicted in a mural.[564] After floods took a toll on his native Argeș County, the Marshal himself established Antonești, a model village in Corbeni (partly built by Ukrainian prisoners of war, and later passed into state property), while ordering hydroelectric exploitation of the Argeș River.[572] He also had sporadic contacts with the artistic and literary environment, including an interview he awarded to his supporter, writer Ioan Alexandru Brătescu-Voinești.[573] His 1946 trial was notably attended and documented by George Călinescu in a series of articles for Națiunea journal.[202] Political humor of the 1940s preserved distinct images of the Romanian leader. Romanian jokes circulated under Antonescu's rule ridiculed his adoption of the title Marshal of Romania, viewing it as a self-promotion and dubbing him the "Auto-Marshal".[574] During the war, Soviet agitprop portrayed Antonescu and the other secondary Axis leaders as villains and servile dog-like creatures, representations notably present in musical theater and puppetry shows,[575] as well as in press cartoons.[576]
Marin Preda's 1975 novel Delirul displays the Ceaușescu regime's ambiguous relationship with Antonescu. Critics John Neubauer and Marcel Cornis-Pope remark that the novel is "admittedly not [Preda's] best work", and discuss his "complex representation" of Antonescu as "an essentially flawed but active leader who tried to negotiate some maneuvering room between the demands of Germany and the threats of the Soviet Union [and whose failure] led to the dismantling of Romania's fragile democratic system."[577] The book sought Antonescu's rehabilitation for his attitudes on the Bessarabia-Northern Bukovina issue, but did not include any mention of his antisemitic policies, of which Preda himself may have been ignorant.[578] An international scandal followed, once negative comments on the book were published by the Soviet magazine Literaturnaya Gazeta.[579] Although an outspoken nationalist, Eugen Barbu produced a satirical image of Antonescu in his own 1975 novel, Incognito, which was described by Deletant as "character assassination".[580]
During the 1990s, monuments to Antonescu were raised and streets were named after him in Bucharest and several other cities.[6][581] Among those directly involved in this process were Iosif Constantin Drăgan,[564][582] the nationalist Mayor of Cluj-Napoca, Gheorghe Funar,[583] and General Mircea Chelaru, whose resignation from the Army was subsequently requested and obtained.[564] Also during that interval, in 1993, filmmaker and Social Democratic politician Sergiu Nicolaescu produced Oglinda, which depicts Antonescu (played by Ion Siminie) apologetically.[584] The rehabilitation trend was also represented at an October 1994 commemorative exhibit at the National Military Museum.[585] The same year, a denialist documentary film, Destinul mareșalului ("The Marshal's Destiny"), was distributed by state-owned companies, a matter which raised concern.[586] After the Wiesel Commission presented its findings and such public endorsement was outlawed, statues in Antonescu's likeness were torn down or otherwise made unavailable for public viewing.[6][148][564][587] An unusual case is that of his Saints Constantine and Helena Church, where, after lengthy debates,[564] his bust was sealed inside a metal box.[6][148] Outside of this context, the publicized display of Antonescu's portraits and racist slogans by football hooligans during Liga I's 2005–2006 season prompted UEFA intervention (see Racism Breaks the Game).[588] As of 2019, Romania has nine streets named after Antonescu; locations include Constanța, Râmnicu Sărat and Bechet.[589]
Antonescu received a number of awards and decorations throughout his military career, most notable being the Order of Michael the Brave, which was personally awarded to him by King Ferdinand I during the Hungarian–Romanian War of 1919.[590] He also received several decorations from foreign countries. He was the first Romanian to receive the Knight's Cross of the Iron Cross, being awarded it by Hitler himself.[131]
