Жак Деррида ( / ˈ d ɛr ɪ d ə / ; фр. [ʒak dɛʁida] ; урождённое Джеки Эли Деррида ; [6] 15 июля 1930 — 9 октября 2004) был французским философом. Он разработал философию деконструкции , которую он использовал в ряде своих текстов, и которая была разработана посредством внимательного прочтения лингвистики Фердинанда де Соссюра и гуссерлианской и хайдеггеровской феноменологии . [7] [8] [9] Он является одной из главных фигур, связанных с постструктурализмом и постмодернистской философией [10] [11] [12] хотя он дистанцировался от постструктурализма и отрекся от слова «постмодерн». [13]
За свою карьеру Деррида опубликовал более 40 книг, а также сотни эссе и публичных выступлений. Он оказал значительное влияние на гуманитарные и социальные науки , включая философию, литературу, право , [14] [15] [16] антропологию , [17] историографию , [18] прикладную лингвистику , [19] социолингвистику , [20] психоанализ , [21] музыку , архитектуру и политическую теорию .
В 2000-х годах его работа сохраняла большое академическое влияние в Соединенных Штатах, [22] континентальной Европе , Южной Америке и всех других странах, где континентальная философия была преобладающей, особенно в дебатах вокруг онтологии , эпистемологии (особенно в отношении социальных наук ), этики, эстетики , герменевтики и философии языка . В большей части англосферы , где доминирует аналитическая философия , влияние Деррида в настоящее время наиболее ощутимо в литературных исследованиях из-за его давнего интереса к языку и его связей с выдающимися литературными критиками со времени его обучения в Йельском университете . Он также оказал влияние на архитектуру (в форме деконструктивизма ), музыку [23] (особенно в музыкальной атмосфере призракологии ), искусство [24] и художественную критику . [25]
В частности, в своих поздних работах Деррида обращался к этическим и политическим темам в своих работах. Некоторые критики считают Speech and Phenomena (1967) его самой важной работой. Другие цитируют: Of Grammatology (1967), Writing and Difference (1967) и Margins of Philosophy (1972). Эти работы оказали влияние на различных активистов и политические движения. [26] Он стал известной и влиятельной общественной фигурой, в то время как его подход к философии и печально известная абсурдность его работ сделали его спорным. [26] [27]
Деррида родился 15 июля 1930 года в летнем доме в Эль-Биаре ( Алжир ), Алжир, [6] в семье Хаима Аарона Проспера Шарля (известного как «Эме») Деррида (1896–1970), который всю свою жизнь проработал в компании по производству вина и спиртных напитков Tachet, в том числе в качестве коммивояжера (его сын вспоминал, что работа была «изнурительной» и «унизительной», а его отец был вынужден быть «послушным работником» вплоть до того, что вставал рано утром, чтобы вести бухгалтерию за обеденным столом), [28] и Жоржетты Султаны Эстер (1901–1991), [29] дочери Моиса Сафара. [30] Его семья была сефардскими евреями (родом из Толедо ) и стала французами в 1870 году, когда Декрет Кремье предоставил полное французское гражданство евреям Алжира. [31] [32] Его родители назвали его «Джеки», «что они считали американским именем», хотя позже он принял более «правильную» версию своего первого имени, когда переехал в Париж; некоторые сообщения указывают, что его назвали Джеки в честь американского детского актера Джеки Кугана , который стал известен во всем мире благодаря своей роли в фильме Чарли Чаплина 1921 года «Малыш» . [33] [34] [35] Ему также дали второе имя Эли в честь его дяди по отцовской линии Эжена Элиаху, во время обрезания ; это имя не было записано в его свидетельстве о рождении, в отличие от имен его братьев и сестер, и позже он называл его своим «скрытым именем». [36]
Деррида был третьим из пяти детей. Его старший брат Поль Моис умер в возрасте менее трех месяцев, за год до рождения Деррида, что заставило его на протяжении всей жизни подозревать свою роль в качестве замены умершего брата. [33] Деррида провел свою юность в Алжире и Эль-Биаре.
В первый день учебного года в 1942 году французские администраторы в Алжире — реализуя квоты антисемитизма , установленные правительством Виши — исключили Деррида из его лицея . Он тайно прогуливал школу в течение года, вместо того чтобы посещать еврейский лицей, образованный перемещенными учителями и учениками, а также принимал участие в многочисленных футбольных соревнованиях (он мечтал стать профессиональным игроком). В этот подростковый период Деррида нашел в трудах философов и писателей (таких как Руссо , Ницше и Жид ) инструмент бунта против семьи и общества. [37] Он также читал Камю и Сартра . [37]
В конце 1940-х годов он посещал лицей Бюжо в Алжире; [38] в 1949 году он переехал в Париж, [7] [27] посещая лицей Луи-ле-Гран , [38] где его профессором философии был Этьен Борн . [39] В то время он готовился к вступительным экзаменам в престижную Высшую нормальную школу (ENS); провалив экзамен с первой попытки, он сдал его со второй и был принят в 1952 году. [27] В свой первый день в ENS Деррида познакомился с Луи Альтюссером , с которым подружился. Его профессор Ян Чарнецкий был прогрессивным протестантом, который впоследствии подписал Манифест 121-го . [40] После посещения Архива Гуссерля в Лёвене , Бельгия (1953–1954), он получил степень магистра философии ( diplôme d'études supérieures ) по Эдмунду Гуссерлю (см. ниже). Затем он сдал очень конкурентный экзамен agrégation в 1956 году. Деррида получил грант на обучение в Гарвардском университете , и он провел 1956–57 учебный год, читая «Улисса» Джеймса Джойса в библиотеке Уайднера . [41]
Во время Алжирской войны за независимость 1954–1962 годов Деррида попросился обучать детей солдат вместо военной службы, преподавая французский и английский языки с 1957 по 1959 год. [ необходима ссылка ] После войны, с 1960 по 1964 год, Деррида преподавал философию в Сорбонне , где он был ассистентом Сюзанны Башляр (дочери Гастона Башляра ), Жоржа Кангилема , Поля Рикёра (который в эти годы ввёл термин «герменевтика подозрения ») и Жана Валя . [42] Его жена Маргерит родила их первого ребёнка, Пьера , в 1963 году. В 1964 году по рекомендации Луи Альтюссера и Жана Ипполита Деррида получил постоянную должность преподавателя в ENS, которую он сохранял до 1984 года. [43] [44] В 1965 году Деррида начал сотрудничать с группой литературных и философских теоретиков Tel Quel , которая просуществовала семь лет. [44] Последующее отдаление Деррида от группы Tel Quel после 1971 года было связано с его сомнениями относительно их принятия маоизма и китайской культурной революции . [45]
С « Структурой, знаком и игрой в дискурсе гуманитарных наук », его вкладом в коллоквиум 1966 года по структурализму в Университете Джонса Хопкинса , его работа начала приобретать международную известность. На том же коллоквиуме Деррида встретился с Жаком Лаканом и Полем де Маном , последний стал важным собеседником в последующие годы. [46] Второй сын, Жан, родился в 1967 году. В том же году Деррида опубликовал свои первые три книги — «Письмо и различие» , «Речь и явления» и «О грамматологии» .
В 1980 году он получил свою первую почетную докторскую степень (от Колумбийского университета ) и был удостоен государственной докторской степени ( doctorat d'État ), представив в Парижский университет десять своих ранее опубликованных книг в сочетании с защитой своего интеллектуального проекта под названием « L'inscription de la philosophie: Recherches sur l'interpétation de l'écriture » («Надпись в философии: исследование интерпретации письма»). [38] [47] Текст защиты Деррида был основан на заброшенном черновике диссертации, которую он подготовил в 1957 году под руководством Жана Ипполита в ENS под названием «Идеальность литературного объекта» [47] (« L'idéalité de l'objet littéraire »); [48] его диссертация 1980 года была впоследствии опубликована в английском переводе под названием «Время диссертации: Пунктуация». В 1983 году Деррида сотрудничал с Кеном МакМалленом в фильме «Танец призрака» . Деррида появляется в фильме в роли самого себя и также внес свой вклад в сценарий.
Деррида много путешествовал и занимал ряд приглашенных и постоянных должностей. Деррида стал полным профессором ( directeur d'études ) в Высшей школе социальных наук в Париже с 1984 года (он был избран в конце 1983 года). [47] Вместе с Франсуа Шатле и другими он в 1983 году стал соучредителем Международного колледжа философии (CIPH; «Международный колледж философии»), учреждения, призванного предоставить место для философских исследований, которые не могли проводиться в другом месте в академической среде. Он был избран его первым президентом. В 1985 году Сильвиана Агасински родила Деррида третьего ребенка, Даниэля. [49]
8 мая 1985 года Деррида был избран иностранным почетным членом Американской академии искусств и наук по классу IV — гуманитарные науки, секция 3 — критика и филология. [50]
В 1986 году Деррида стал профессором гуманитарных наук в Калифорнийском университете в Ирвайне , где он преподавал до своей смерти в 2004 году. Его документы были подшиты в университетские архивы. Когда коллега Деррида, Драган Куюнджич, был обвинен в сексуальном насилии, Деррида написал письмо тогдашнему канцлеру Сисроне, в котором говорилось, что «если скандальная процедура» против Куюнджича не будет «прервана или отменена», он прекратит все свои «отношения с UCI». Что касается его архивных документов, то «было бы еще одно последствие: поскольку я никогда не забираю то, что отдал, мои документы, конечно, остались бы собственностью UCI и отдела специальных коллекций библиотеки. Однако само собой разумеется, что дух, в котором я внес вклад в создание этих архивов (которые все еще продолжаются и растут с каждым годом), был бы серьезно подорван. Не отказываясь от своих обязательств, я бы пожалел о том, что взял их на себя, и свел бы их выполнение к самому минимуму». [51] После смерти Деррида его вдова и сыновья заявили, что хотят получить копии архивов UCI, которые были переданы в Институт современных издательских архивов во Франции. Университет подал в суд, пытаясь получить рукописи и переписку от вдовы и детей Деррида, которые, как он считал, философ обещал передать в коллекцию Калифорнийского университета в Ирвайне, хотя иск был отозван в 2007 году. [52]
Деррида был постоянным приглашенным профессором в нескольких других крупных американских и европейских университетах, включая Университет Джонса Хопкинса , Йельский университет , Нью-Йоркский университет , Университет Стоуни-Брук , Новую школу социальных исследований и Европейскую аспирантуру . [53]
Он был удостоен почетных докторских степеней Кембриджского университета (1992), Колумбийского университета , Новой школы социальных исследований , Эссекского университета , Католического университета Лёвена , Силезского университета , Коимбрского университета , Афинского университета и многих других по всему миру. В 2001 году он получил премию Адорно от Франкфуртского университета .
Почетная степень Дерриды в Кембридже была опротестована ведущими философами аналитической традиции. Философы, включая Куайна , Маркуса и Армстронга, написали письмо в университет, в котором возражали, что «работа Дерриды не соответствует принятым стандартам ясности и строгости» и «Академический статус, основанный на том, что, как нам кажется, является не более чем полувразумительными нападками на ценности разума, истины и учености, не является, как мы полагаем, достаточным основанием для присуждения почетной степени в выдающемся университете». [54]
В конце своей жизни Деррида принял участие в создании двух биографических документальных фильмов: «D'ailleurs, Derrida» ( «Деррида в другом месте ») Сафы Фати (1999) [55] и «Деррида» Кирби Дика и Эми Зиринг Кофман (2002). [56]
19 февраля 2003 года, с приближением вторжения в Ирак в 2003 году , Рене Мажор модерировал дебаты под названием «Почему война сейчас?» между Деррида и Жаном Бодрийяром , организованные совместно Институтом передовых исследований психоанализа Мажора и Le Monde Diplomatique . В дебатах обсуждалась связь между террористическими атаками и вторжением. [57] [58]
В июне 1957 года в Бостоне он женился на психоаналитике Маргерит Окутюрье .
В 2002 году у Дерриды диагностировали рак поджелудочной железы . [27] Он умер во время операции в больнице в Париже рано утром 9 октября 2004 года. [59] [26] [60]
На момент своей смерти Деррида согласился поехать на лето в Гейдельбергский университет в качестве обладателя профессорской должности Гадамера , [61] чье приглашение было высказано самим герменевтическим философом перед его смертью. Петер Хоммельхофф, ректор Гейдельберга в то время, резюмировал бы место Деррида следующим образом: «За пределами философии как академической дисциплины он был ведущей интеллектуальной фигурой не только для гуманитарных наук, но и для культурного восприятия целой эпохи». [61]
Деррида называл себя историком. [62] [63] Он подвергал сомнению предположения западной философской традиции , а также, в более широком смысле, западной культуры . [64] Ставя под сомнение доминирующие дискурсы и пытаясь изменить их, он пытался демократизировать университетскую сцену и политизировать ее. [65] Деррида называл свой вызов предположениям западной культуры « деконструкцией ». [64] В некоторых случаях Деррида называл деконструкцию радикализацией определенного духа марксизма . [66] [67]
С его подробным прочтением работ от Платона до Руссо и Хайдеггера, Деррида часто утверждает, что западная философия некритически позволила метафорическим глубинным моделям [ жаргон ] управлять своей концепцией языка и сознания. Он рассматривает эти часто непризнанные предположения как часть «метафизики присутствия», с которой философия себя связала. Этот «логоцентризм», утверждает Деррида, создает «отмеченные» или иерархизированные бинарные оппозиции, которые оказывают влияние на все, от концепции отношения речи к письму до понимания расовых различий. Деконструкция — это попытка разоблачить и подорвать такую «метафизику».
Деррида рассматривает тексты как построенные вокруг бинарных оппозиций, которые должна артикулировать всякая речь, если она намеревается иметь хоть какой-то смысл. Этот подход к тексту, в широком смысле, находится под влиянием семиологии Фердинанда де Соссюра . [68] [69] Соссюр, считающийся одним из отцов структурализма , утверждал, что термины получают свое значение во взаимном определении с другими терминами внутри языка. [70]
Возможно, наиболее цитируемое и известное утверждение Деррида, [68] которое появляется в эссе о Руссо в его книге «О грамматологии» (1967), [71] это утверждение о том, что «нет никакого внешнего текста» ( il n'y a pas de hors-texte ). [71] Критики Деррида часто обвинялись в том, что они неправильно перевели фразу на французский язык, предположив, что он написал « Il n'y a rien en dehors du texte » («Нет ничего вне текста»), и в том, что они широко распространили этот перевод, чтобы создать впечатление, будто Деррида предполагает, что не существует ничего, кроме слов. [72] [73] [74] [75] [76] Деррида однажды объяснил, что это утверждение, «которое для некоторых стало своего рода лозунгом деконструкции, в общем-то, так плохо понятым, ... означает не что иное: нет ничего вне контекста. В этой форме, которая говорит ровно то же самое, формула, несомненно, была бы менее шокирующей». [72] [77]
Деррида начал свою карьеру с изучения пределов феноменологии . Его первая объемная академическая рукопись, написанная как диссертация для его диплома о высших исследованиях и представленная в 1954 году, касалась работы Эдмунда Гуссерля . [78] Гэри Бэнхэм сказал, что диссертация является «во многих отношениях самой амбициозной из интерпретаций Деррида с Гуссерлем, не только с точки зрения количества рассмотренных работ, но и с точки зрения необычайно сфокусированного характера ее исследования». [79] В 1962 году он опубликовал «Происхождение геометрии: Введение» Эдмунда Гуссерля , которое содержало его собственный перевод эссе Гуссерля. Многие элементы мысли Деррида уже присутствовали в этой работе. В интервью, собранных в Positions (1972), Деррида сказал:
В этом эссе проблематика письма уже была на месте как таковая, связанная с нередуцируемой структурой «отсрочки» в ее отношениях с сознанием, присутствием, наукой, историей и историей науки, исчезновением или задержкой происхождения и т. д. ...это эссе можно читать как другую сторону (лицевую или оборотную, как вам больше нравится) « Речи и явлений» .
— Деррида, 1967, интервью с Анри Ронсом [80]
Деррида впервые привлек к себе большое внимание за пределами Франции своей лекцией «Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук», прочитанной в Университете Джонса Хопкинса в 1966 году (и впоследствии включенной в Writing and Difference ). Конференция, на которой была представлена эта статья, была посвящена структурализму , тогда находившемуся на пике своего влияния во Франции, но только начинающему привлекать внимание в Соединенных Штатах. Деррида отличался от других участников отсутствием явной приверженности структурализму, поскольку уже критиковал это движение. Он восхвалял достижения структурализма, но также сохранял оговорки относительно его внутренних ограничений; [81] это привело к тому, что американские ученые назвали его мысль формой постструктурализма . [10] [11] [82]
Эффект от статьи Деррида был таков, что к моменту публикации материалов конференции в 1970 году название сборника стало «Структуралистская полемика» . На конференции он также встретился с Полем де Маном , который стал его близким другом и источником больших споров, а также с французским психоаналитиком Жаком Лаканом , с чьей работой у Деррида были неоднозначные отношения.
В начале 1960-х годов Деррида начал публично выступать и писать, обращаясь к самым актуальным дебатам того времени. Одним из них было новое и все более модное движение структурализма , которое широко приветствовалось как преемник феноменологического подхода, который был начат Гуссерлем шестьдесят лет назад. Контртекущая позиция Деррида по этому вопросу на известной международной конференции была настолько влиятельной, что она переформатировала обсуждение с празднования триумфа структурализма на «дебаты феноменологии против структурализма».
Феноменология, как ее представлял себе Гуссерль, является методом философского исследования, который отвергает рационалистическую предвзятость, доминировавшую в западной мысли со времен Платона, в пользу метода рефлексивного внимания, который раскрывает «пережитый опыт» индивида; для тех, кто имеет более феноменологическую направленность, целью было понять опыт посредством понимания и описания его генезиса, процесса его возникновения из источника или события. [83] Для структуралистов это была ложная проблема, и «глубина» опыта могла на самом деле быть только следствием структур, которые сами по себе не являются опытными. [84]
В этом контексте в 1959 году Деррида задал вопрос: не должна ли структура иметь генезис, и не должно ли происхождение, точка генезиса, быть уже структурированным, чтобы быть генезисом чего -либо? [85] Другими словами, каждое структурное или «синхронное» явление имеет историю, и структура не может быть понята без понимания его генезиса. [86] В то же время, для того, чтобы было движение или потенциал, происхождение не может быть каким-то чистым единством или простотой, но должно быть уже артикулированным — сложным — таким образом, чтобы из него мог возникнуть «диахронический» процесс. Эта изначальная сложность не должна пониматься как изначальное полагание , но скорее как неисходное происхождение, которое Деррида называет итеративностью, надписью или текстуальностью. [87] [88] Именно эта мысль об изначальной сложности приводит в движение работу Деррида, и из нее выводятся все ее термины, включая «деконструкцию». [89]
Метод Деррида состоял в демонстрации форм и разновидностей этой изначальной сложности и их множественных последствий во многих областях. Он достиг этого, проводя тщательное, осторожное, чуткое и в то же время трансформационное прочтение философских и литературных текстов, чтобы определить, какие аспекты этих текстов противоречат их кажущейся систематичности (структурному единству) или предполагаемому смыслу (авторскому генезису). Демонстрируя апории и эллипсизмы мысли, Деррида надеялся показать бесконечно тонкие способы, которыми эта изначальная сложность, которая по определению никогда не может быть полностью познана, производит свои структурирующие и деструктурирующие эффекты. [90]
Интересы Деррида выходили за рамки дисциплинарных границ, и его знание широкого спектра разнообразного материала нашло отражение в трех сборниках работ, опубликованных в 1967 году: «Речь и явления» , «О грамматологии» (первоначально представленной в качестве докторской диссертации под руководством Мориса де Гандийяка ) [38] и «Письмо и различие» . [91]
Деррида неоднократно признавал свой долг перед Гуссерлем и Хайдеггером и заявлял, что без них он не сказал бы ни единого слова. [92] [93] Среди вопросов, заданных в этих эссе, есть «Что такое „смысл“, каковы его исторические связи с тем, что якобы идентифицируется под рубрикой „голос“ как ценность присутствия, присутствия объекта, присутствия смысла для сознания, самоприсутствия в так называемой живой речи и в самосознании?» [91] В другом эссе в Writing and Difference под названием «Насилие и метафизика: эссе о мысли Эммануэля Левинаса» появляются корни другой важной темы в мышлении Деррида: Другой в противопоставлении Тому же самому [94] «Деконструктивный анализ лишает настоящее его престижа и подвергает его чему-то tout autre , „совершенно другому“, за пределами того, что предвидится из настоящего, за горизонтом „того же самого“». [95] Помимо Руссо, Гуссерля, Хайдеггера и Левинаса , эти три книги обсуждали и/или опирались на работы многих философов и авторов, включая лингвиста Соссюра , [96] Гегеля , [97] Фуко , [98] Батая , [97] Декарта , [98] антрополога Леви-Стросса , [99] [100] палеонтолога Леруа-Гурана , [101] психоаналитика Фрейда , [102] и таких писателей, как Жабес [103] и Арто . [104]
Этот сборник из трех книг, опубликованных в 1967 году, разработал теоретическую основу Дерриды. Деррида пытается приблизиться к самой сути западной интеллектуальной традиции , характеризуя эту традицию как «поиск трансцендентального бытия, которое служит источником или гарантом смысла». Попытка «обосновать смысловые отношения, конституирующие мир, в инстанции, которая сама по себе лежит вне всякой реляционности» была названа Хайдеггером логоцентризмом , и Деррида утверждает, что философское предприятие по сути своей логоцентрично, [105] и что это парадигма, унаследованная от иудаизма и эллинизма . [106] Он, в свою очередь, описывает логоцентризм как фаллократический , патриархальный и маскулинистский . [106] [107] Деррида внес вклад в «понимание некоторых глубоко скрытых философских предубеждений и предрассудков в западной культуре », [106] утверждая, что вся философская традиция основывается на произвольных дихотомических категориях (таких как священное/мирское , означающее/означаемое , разум/тело ), и что любой текст содержит неявные иерархии, «посредством которых порядок навязывается реальности и посредством которых осуществляется тонкое подавление, поскольку эти иерархии исключают, подчиняют и скрывают различные потенциальные значения». [105] Деррида называет свою процедуру раскрытия и устранения этих дихотомий деконструкцией западной культуры. [108]
В 1968 году он опубликовал свое влиятельное эссе « Аптека Платона » во французском журнале Tel Quel . [109] [110] Это эссе позже было собрано в «Распространение » , одной из трех книг, опубликованных Деррида в 1972 году, вместе с сборником эссе «Маржины философии» и сборником интервью под названием «Позиции» .
Начиная с 1972 года, Деррида выпускал в среднем более одной книги в год. Деррида продолжал выпускать важные работы, такие как Glas (1974) и The Post Card: From Socrates to Freud and Beyond (1980).
Деррида получил все большее внимание в Соединенных Штатах после 1972 года, где он был постоянным приглашенным профессором и лектором в нескольких крупных американских университетах. В 1980-х годах, во время американских культурных войн , консерваторы начали спор о влиянии и наследии Деррида на американских интеллектуалов, [64] и утверждали, что он повлиял на американских литературных критиков и теоретиков больше, чем на академических философов. [105] [111] [ нужна цитата для проверки ]
14 марта 1987 года Деррида выступил на конференции CIPH с докладом под названием «Хайдеггер: открытые вопросы», который был опубликован в октябре 1987 года под названием « О духе: Хайдеггер и вопрос» . В нем прослеживается меняющаяся роль Geist (духа) в творчестве Хайдеггера, и отмечается, что в 1927 году «дух» был одним из философских терминов, которые Хайдеггер намеревался разрушить. [112] Однако, приняв нацистскую политическую ангажированность в 1933 году, Хайдеггер выступил в качестве поборника «немецкого духа» и отказался от возвышенной интерпретации этого термина только в 1953 году. Деррида спрашивает: «Что же в это время?» [113] Его книга связана во многих отношениях с его давним увлечением Хайдеггером (например, «Концы человека» в Margins of Philosophy , его парижский семинар по философской национальности и национализму в середине 1980-х годов и эссе, опубликованные на английском языке как Geschlecht и Geschlecht II ). [114] Он рассматривает «четыре направляющие нити» хайдеггеровской философии, которые образуют «узел этого Geflecht [косы]»: «вопрос вопроса», «сущность технологии», «дискурс животности» и «эпохальность» или «скрытая телеология или повествовательный порядок». [115]
Of Spirit вносит вклад в длительные дебаты о нацизме Хайдеггера и появился в то же время, что и французская публикация книги ранее неизвестного чилийского писателя Виктора Фариаса , который утверждал, что философия Хайдеггера представляет собой искреннее одобрение нацистской фракции Sturmabteilung (SA). Деррида ответил Фариасу в интервью «Хайдеггер, ад философа» и последующей статье «Comment donner raison? How to Concede, with Reasons?» Он назвал Фариаса слабым читателем мыслей Хайдеггера, добавив, что многие доказательства, которые Фариас и его сторонники выдавали за новые, давно были известны в философском сообществе. [116]
Некоторые утверждают, что творчество Деррида приняло политический и этический «поворот» в 1990-х годах. Тексты, цитируемые в качестве доказательства такого поворота, включают «Силу закона» (1990), а также «Призраки Маркса» (1994) и «Политику дружбы» (1994). Некоторые ссылаются на «Дар смерти» как на доказательство того, что он начал более непосредственно применять деконструкцию к отношениям между этикой и религией. В этой работе Деррида интерпретирует отрывки из Библии, в частности, об Аврааме и жертвоприношении Исаака [117] [ 118] и из «Страха и трепета» Сёрена Кьеркегора .
Однако такие ученые, как Леонард Лоулор , Роберт Мальола и Николь Андерсон (философ) [119] утверждали, что «поворот» был преувеличен. [120] [ необходимы дополнительные ссылки ] Некоторые, включая самого Деррида, утверждали, что большую часть философской работы, проделанной в его «политическом повороте», можно датировать более ранними эссе. [121]
Деррида развивает этический взгляд на гостеприимство, исследуя идею о том, что существуют два типа гостеприимства: условное и безусловное. Хотя это способствовало работам многих ученых, Деррида подвергся за это серьезной критике. [122] [123] [124]
Современные прочтения Деррида Эммануэля Левинаса , Вальтера Беньямина , Карла Шмитта , Яна Паточки на такие темы, как право, справедливость, ответственность и дружба, оказали значительное влияние на области за пределами философии. Деррида и деконструкция оказали влияние на эстетику, литературную критику, архитектуру, теорию кино , антропологию , социологию, историографию , право, психоанализ , теологию, феминизм , исследования геев и лесбиянок и политическую теорию. Жан-Люк Нанси , Ричард Рорти , Джеффри Хартман , Гарольд Блум , Розалинд Краусс , Элен Сиксу , Юлия Кристева , Дункан Кеннеди , Гэри Пеллер , Друцилла Корнелл , Алан Хант , Хейден Уайт , Марио Копич и Алан Манслоу — вот некоторые из авторов, на которых оказала влияние деконструкция.
Деррида произнес хвалебную речь на похоронах Левинаса, позже опубликованную как Adieu à Emmanuel Lévinas , в которой он дал оценку и исследовал моральную философию Левинаса. Деррида использовал интерпретацию Брахи Л. Эттингер понятия женственности Левинаса и соответственно трансформировал свое собственное более раннее прочтение этой темы. [125]
Деррида продолжал читать литературные произведения, много писал о Морисе Бланшо , Пауле Целане и других.
В 1991 году он опубликовал работу «Другой заголовок» , в которой обсуждал концепцию идентичности ( культурной идентичности , европейской идентичности и национальной идентичности ), во имя которой в Европе были развязаны «худшие формы насилия», «преступления ксенофобии, расизма, антисемитизма, религиозного или националистического фанатизма». [126]
На конференции Cerisy 1997 года Деррида выступил с десятичасовой речью на тему «автобиографического животного» под названием « Животное, которое, следовательно, я есть (подробнее см. ниже)» . В этой речи, посвященной вопросам онтологии нечеловеческих животных, этики убоя животных и различиям между людьми и другими животными, рассматривают начало позднего «поворота к животным» в философии Деррида, хотя сам Деррида говорил, что его интерес к животным присутствует в его самых ранних работах. [127]
Начиная с «Смерти Ролана Барта» в 1981 году, Деррида создал серию текстов о трауре и памяти, вызванных потерей его друзей и коллег, многие из которых были новыми обязательствами в своей работе. Memoires for Paul de Man , серия лекций длиной в книгу, представленная сначала в Йельском университете, а затем в Ирвайне как Wellek Lecture Деррида, последовала в 1986 году, с пересмотром в 1989 году, который включал «Как шум моря в глубине ракушки: война Поля де Мана». В конечном итоге четырнадцать эссе были собраны в The Work of Mourning (2001), которая была расширена во французском издании 2003 года Chaque fois unique, la fin du monde (буквально «Каждый раз уникальный, конец света»), чтобы включить эссе, посвященные Жерару Гранелю и Морису Бланшо.
В октябре 2002 года на театральной премьере фильма Деррида он сказал, что во многих отношениях он чувствовал себя все более и более близким к творчеству Ги Дебора , и что эта близость проявляется в текстах Деррида. Деррида упомянул, в частности, «все, что я говорю о медиа, технологиях, зрелище и «критике шоу», так сказать, и рынках – становлении-зрелищем всего и эксплуатации зрелища». [128] Среди мест, в которых Деррида упоминает Спектакль , есть интервью 1997 года о понятии интеллектуала. [129]
На протяжении всей своей карьеры Деррида занимался различными политическими вопросами, движениями и дебатами. В 1968 году он участвовал в протестах мая 1968 года во Франции и часто встречался с Морисом Бланшо . [130] Однако он выражал обеспокоенность по поводу «культа спонтанности» и антипрофсоюзной эйфории, которую он наблюдал. [131] Он также выразил свои возражения против войны во Вьетнаме в лекции, которую он прочитал в Соединенных Штатах. Деррида подписал петицию против законов о возрасте согласия в 1977 году, [132] а в 1981 году он основал французскую ассоциацию Яна Гуса для поддержки диссидентских чешских интеллектуалов. [133]
В 1981 году Деррида был арестован чехословацким правительством за проведение конференции без разрешения и обвинён в торговле наркотиками , хотя он утверждал, что наркотики ему подбросили. Он был освобождён с помощью правительства Миттерана и Мишеля Фуко . [134] Деррида был сторонником ядерного разоружения , [135] протестовал против апартеида в Южной Африке и встречался с палестинскими интеллектуалами во время визита в Иерусалим в 1988 году. Он также выступал против смертной казни и участвовал в кампании за освобождение Мумии Абу-Джамаля . [ требуется ссылка ]
Хотя Деррида не был связан ни с одной политической партией до 1995 года, он поддерживал социалистическую кандидатуру Лионеля Жоспена , несмотря на опасения относительно таких организаций. [136] На президентских выборах во Франции 2002 года он отказался голосовать во втором туре выборов между крайне правым кандидатом Жаном-Мари Ле Пеном и правоцентристом Жаком Шираком , сославшись на отсутствие приемлемого выбора. [137] Деррида выступал против вторжения в Ирак в 2003 году и занимался переосмыслением политики и самого политического внутри и за пределами философии. Он сосредоточился на понимании политических последствий таких понятий, как ответственность, государственный интерес, решение, суверенитет и демократия. К 2000 году он теоретизировал о «будущей демократии» и размышлял об ограничениях существующих демократий. [ необходима цитата ]
Важнейшими книгами в юности были «Прогулки одинокого путника» и «Исповедь» Руссо , дневник Андре Жида «La porte étroite» , «Les nourritures terrestres» и «The Immoralist» [37] , а также работы Фридриха Ницше . [37] Фраза «Семьи, я вас ненавижу!» , которая особенно вдохновляла Деррида в подростковом возрасте, — это знаменитый стих из книги IV «Les nourritures terrestres » Жида . [138] В интервью 1991 года Деррида прокомментировал аналогичный стих, также из книги IV того же произведения Жида: «Я ненавидел дома, семьи, все места, где человек думает, что он найдет покой» ( Je haïssais les foyers, les familles, touslieux où l'homme pense trouver un repos ). [139]
Другие влияния на Дерриду оказали Мартин Хайдеггер , [92] [93] Платон , Сёрен Кьеркегор , Александр Кожев , Морис Бланшо , Антонен Арто , Ролан Барт , Жорж Батай , Эдмунд Гуссерль , Эммануэль Левинас , Фердинанд де Соссюр , Зигмунд Фрейд , Карл Маркс , Клод Леви-Стросс , Джеймс Джойс , Сэмюэл Беккет , Дж. Л. Остин [62] и Стефан Малларме . [140]
Его книга « Прощай, Эммануэль Левинас » раскрывает его наставничество со стороны этого философа и талмудиста, который практиковал феноменологическую встречу с Другим в форме Лица , которая вызывала человеческий отклик. [141] Использование деконструкции для чтения еврейских текстов, таких как Талмуд , встречается сравнительно редко, но недавно была предпринята попытка. [142]
Среди философских друзей, союзников, учеников и наследников Дерриды — Поль де Ман , Жан-Франсуа Лиотар , Луи Альтюссер , Эммануэль Левинас , Морис Бланшо , Жиль Делёз , Жан-Люк Нанси , Филипп Лаку-Лабарт , Сара Кофман , Элен Сиксу. Бернар Стиглер , Александр Гарсия Дюттманн , Джозеф Коэн, Джеффри Беннингтон , Жан-Люк Марион , Гаятри Чакраворти Спивак , Рафаэль Загури-Орли, Жак Эрманн , Авиталь Ронелл , Джудит Батлер , Беатрис Галинон-Меленек , Эрнесто Лакло , Сэмюэл Вебер , Катрин Малабу и Клодетт Сартильот.
Жан-Люк Нанси и Филипп Лаку-Лабарт были среди первых студентов Деррида во Франции и впоследствии стали известными и важными философами в своем собственном праве. Несмотря на значительные различия в предмете, а часто и в методе, они продолжали тесно взаимодействовать друг с другом и с Деррида с начала 1970-х годов.
Деррида писал об обоих, в том числе большую книгу о Нанси: Le Toucher, Jean-Luc Nancy ( О прикосновении — Жан-Люк Нанси , 2005).
Самой яркой дружбой в интеллектуальной жизни Деррида была дружба с Полем де Маном, которая началась с их встречи в Университете Джонса Хопкинса и продолжалась до смерти де Мана в 1983 году. Де Ман предложил несколько иной подход к деконструкции, а его чтение литературных и философских текстов имело решающее значение для подготовки целого поколения читателей.
Вскоре после смерти де Мана Деррида написал книгу « Мемуары: для Поля де Мана» , а в 1988 году написал статью в журнале Critical Inquiry под названием «Как шум моря в глубине ракушки: война Поля де Мана». Мемуары стали причиной споров, поскольку незадолго до того, как Деррида опубликовал свою работу, бельгийский литературный критик Ортвин де Греф обнаружил, что задолго до своей академической карьеры в США де Ман написал почти двести эссе в пронацистской газете во время немецкой оккупации Бельгии , в том числе несколько откровенно антисемитских .
Критики Деррида утверждают, что он преуменьшает антисемитский характер сочинений де Мана. Некоторые критики находят подход Деррида к этой проблеме удивительным, учитывая, что, например, Деррида также выступал против антисемитизма и в 1960-х годах порвал с учеником Хайдеггера Жаном Бофре из-за случаев антисемитизма Бофре, по поводу которых Деррида (а после него и Морис Бланшо ) выразил шок.
Критика Деррида Фуко появляется в эссе Cogito и история безумия (из Writing and Difference ). Впервые она была прочитана в качестве лекции 4 марта 1963 года на конференции в Wahl 's Collège philosophique , которую посетил Фуко, и вызвала раскол между двумя мужчинами, который так и не был полностью преодолен. [43]
В приложении, добавленном к изданию 1972 года его Истории безумия , Фуко оспорил интерпретацию Деррида его работы и обвинил Деррида в том, что тот практикует «исторически хорошо определенную маленькую педагогику [...], которая учит ученика, что нет ничего вне текста [...]. Педагогику, которая наоборот дает голосу мастеров тот бесконечный суверенитет, который позволяет ему бесконечно пересказывать текст». [143] По словам историка Карло Гинзбурга , Фуко мог написать «Порядок вещей» (1966) и «Археологию знания» отчасти под влиянием критики Деррида. [144] Карло Гинзбург кратко обозначил критику Деррида в «Cogito и Истории безумия » как «поверхностные, нигилистические возражения», не приводя дальнейшей аргументации. [144]
Джеффри Беннингтон , Авиталь Ронелл и Сэмюэл Вебер принадлежат к группе переводчиков Дерриды. Многие из переводчиков Дерриды являются уважаемыми мыслителями сами по себе. Деррида часто работал в рамках совместной работы, что позволяло своевременно переводить его плодотворные труды на английский язык.
Начав как ученица де Мана, Гаятри Спивак взялась за перевод « О грамматологии» в начале своей карьеры и с тех пор переработала его во втором издании. Перевод Барбары Джонсон «Распространения » Дерриды был опубликован The Athlone Press в 1981 году. Алан Басс отвечал за несколько ранних переводов; Беннингтон и Пегги Камуф продолжали делать переводы его работ в течение почти двадцати лет. В последние годы появилось несколько переводов Майкла Нааса (также исследователя Дерриды) и Паскаль-Энн Бро.
Беннингтон, Бролт, Камуф, Наас, Элизабет Роттенберг и Дэвид Уиллс в настоящее время занимаются переводом ранее неопубликованных семинаров Деррида, которые охватывают период с 1959 по 2003 год. [145] Тома I и II книги «Зверь и повелитель» (представляющие семинары Деррида с 12 декабря 2001 года по 27 марта 2002 года и с 11 декабря 2002 года по 26 марта 2003 года), а также том I «Смертная казнь» (охватывающий период с 8 декабря 1999 года по 22 марта 2000 года) появились в английском переводе. Другие тома, которые в настоящее время планируются для этой серии, включают «Хайдеггер: вопрос бытия и истории» (1964–1965), «Смертная казнь, том II» (2000–2001), «Лжесвидетельство и прощение, том I» (1997–1998) и «Лжесвидетельство и прощение, том II» (1998–1999). [146]
Вместе с Беннингтоном Деррида взялся за дело, опубликованное под названием « Жак Деррида» , в рамках которого Беннингтон попытался дать систематическое объяснение работы Деррида (названное «Derridabase»), используя верхние две трети каждой страницы, в то время как Деррида получил законченную копию каждой главы Беннингтона и нижнюю треть каждой страницы, чтобы показать, как деконструкция превзошла отчет Беннингтона (это называлось «Circumfession»). Деррида, похоже, рассматривал Беннингтона в частности как своего рода раввинского толкователя, отметив в конце конференции «Applied Derrida», состоявшейся в Университете Лутона в 1995 году, что: «все было сказано, и, как обычно, Джефф Беннингтон сказал все, прежде чем я даже открыл рот. У меня есть вызов попытаться быть непредсказуемым после него, что невозможно... поэтому я попытаюсь притвориться непредсказуемым после Джеффа. Еще раз». [147]
Деррида был знаком с работами Маршалла Маклюэна , и начиная с его ранних работ 1967 года (« О грамматологии , речи и явлениях »), он говорит о языке как о «средстве» [148], о фонетическом письме как о «средстве великого метафизического, научного, технического и экономического приключения Запада» [149] .
Он выразил свое несогласие с Маклюэном в отношении того, что Деррида назвал идеологией Маклюэна о конце письма. [150] В интервью 1982 года он сказал:
Я думаю, что в рассуждениях Маклюэна есть идеология, с которой я не согласен, потому что он оптимист в отношении возможности восстановления устного сообщества, которое избавится от пишущих машин и т. д. Я думаю, что это очень традиционный миф, который восходит к... скажем, Платону, Руссо... И вместо того, чтобы думать, что мы живем в конце письма, я думаю, что в другом смысле мы живем в расширении — подавляющем расширении — письма. По крайней мере, в новом смысле... Я не имею в виду алфавитное письмо, а в новом смысле тех пишущих машин, которые мы используем сейчас (например, магнитофон). И это тоже письмо. [151]
А в своем эссе 1972 года «Контекст знакового события» он сказал:
Как письмо, коммуникация, если настаивать на сохранении слова, не является средством передачи смысла, обмена намерениями и значениями, дискурса и «общения сознаний». Мы не являемся свидетелями конца письма, которое, следуя идеологическому представлению Маклюэна, восстановило бы прозрачность или непосредственность социальных отношений; но на самом деле все более и более мощное историческое развертывание общего письма, система речи, сознания, значения, присутствия, истины и т. д. была бы лишь следствием, подлежащим анализу как таковому. Именно этот сомнительный эффект я в другом месте назвал логоцентризмом . [152]
Деррида оказал непосредственное влияние на теории и практику влиятельных архитекторов Питера Эйзенмана и Бернара Чуми к концу двадцатого века. Деррида повлиял на проект, который был теоретически обоснован Эйзенманом в Chora L Works: Jacques Derrida and Peter Eisenman . [153] Этот проект был архитектурно задуман Чуми для парка Ла-Виллет в Париже, который включал сито или арфаподобную структуру, которую Деррида рассматривал как физическую метафору для вместилищных свойств хоры . Более того, комментарии Деррида к платоновскому понятию хоры (χώρα), изложенному в Тимее (48e4), получили более позднее отражение в философских работах и архитектурных сочинениях философа-архитектора Надера Эль-Бизри в области феноменологии .
Деррида использовал «χώρα» для обозначения радикальной инаковости, которая «дает место» бытию. Эль-Бизри развил это, более узко используя khôra для обозначения радикального события онтологического различия между бытием и существами. [154] Размышления Эль-Бизри о « khôra » взяты за основу для рассмотрения размышлений о пребывании и о бытии и пространстве в учении Хайдеггера и критических концепций пространства и места, как они развивались в архитектурной теории (и ее направлениях в феноменологическом мышлении), [155] и в истории философии и науки, с акцентом на геометрию и оптику. [156] Это также описывает взгляд Эль-Бизри на «эконтологию» как расширение рассмотрения Хайдеггером вопроса бытия ( Seinsfrage ) посредством четверицы ( Das Geviert ) земли-неба-смертных-божеств ( Erde und Himmel, Sterblichen und Göttlichen ); а также как находящееся под влиянием его собственных размышлений о взгляде Деррида на «χώρα». Экология, таким образом, переплетена с онтологией, посредством чего мирская экзистенциальная аналитика основана на приземленности, а энвайронментализм ориентирован на онтологическое мышление [157] [158] [159] Деррида утверждал, что субъектное подобно платоновской khôra , греческому слову, обозначающему пространство, вместилище или место. Платон предполагает, что хора находится между чувственным и умопостигаемым, через которую все проходит, но в которой ничего не удерживается. Например, изображение должно удерживаться чем-то, как зеркало удерживает отражение. Для Деррида хора бросает вызов попыткам именования или логике «или/или», которую он «деконструировал».
В статье под названием «Ghostwriting» [ 160] Гаятри Чакраворти Спивак — переводчик « De la grammatologie » ( О грамматологии ) Деррида на английский язык — раскритиковал понимание Деррида Маркса. [161] Комментируя «Specters of Marx» Деррида , Терри Иглтон написал: «Значимость укоренена в самой букве этой книги, поскольку один театрально преломленный риторический вопрос наступает на пятки другому в утомительно манерном синтаксисе, который сам по себе широко открыт для пародии». [162]
Хотя Деррида выступал перед Американской философской ассоциацией по крайней мере один раз в 1988 году [163] и был высоко оценен некоторыми современными философами, такими как Ричард Рорти , Александр Нехамас [164] и Стэнли Кавелл , его работа была расценена другими аналитическими философами, такими как Джон Сирл и Уиллард Ван Орман Куайн [165] , как псевдофилософия или софистика .
Некоторые аналитические философы фактически утверждали, по крайней мере с 1980-х годов, что работа Деррида - это "не философия". Одним из главных аргументов, которые они приводили, было утверждение, что влияние Деррида было не на философские факультеты США, а на литературу и другие гуманитарные дисциплины. [105] [111]
В своей работе 1989 года Contingency, Irony, and Solidarity Ричард Рорти утверждает, что Деррида (особенно в своей книге The Post Card: From Socrates to Freud and Beyond , один раздел которой представляет собой эксперимент в области художественной литературы) намеренно использует слова, которые невозможно определить (например, différance ), и использует ранее определяемые слова в контекстах, достаточно разнообразных, чтобы сделать понимание невозможным, так что читатель никогда не сможет контекстуализировать литературное «я» Деррида. Рорти, однако, утверждает, что это намеренное запутывание имеет философскую основу. Искажая свое сообщение, Деррида пытается уйти от наивных, позитивных метафизических проектов своих предшественников. [166]
Роджер Скрутон писал в 2004 году: «Его трудно резюмировать, потому что это бессмыслица. Он утверждает, что значение знака никогда не раскрывается в самом знаке, а откладывается на неопределенное время, и что знак означает что-то только в силу своего отличия от чего-то другого. Для Деррида не существует такой вещи, как значение — оно всегда ускользает от нас, и поэтому все допустимо». [167]
О научной работе Деррида и его стиле письма Ноам Хомский писал: «Я нашел эту работу ужасной, основанной на жалком неверном прочтении; а аргументация, какой бы она ни была, не соответствовала тем стандартам, с которыми я был знаком практически с детства. Ну, может быть, я что-то упустил: могло быть, но подозрения остаются, как уже отмечалось». [168]
Пол Р. Гросс и Норман Левитт также критиковали его работу за неправильное использование научных терминов и концепций в книге «Высшее суеверие: академические левые и их ссоры с наукой» (1994). [169]
В частности, три ссоры (или спора) вышли за рамки академических кругов и получили освещение в международных средствах массовой информации: ссора с Джоном Сирлом в 1972–1988 годах, давление аналитических философов на Кембриджский университет с требованием не присуждать Деррида почетную степень и спор с Ричардом Волином и NYRB.
В 1992 году некоторые ученые Кембриджского университета , в основном не с философского факультета, предложили присвоить Деррида почетную докторскую степень. Против этого выступил, среди прочих, профессор философии университета Хью Меллор . Восемнадцать других философов из американских, австрийских, австралийских, французских, польских, итальянских, немецких, голландских, швейцарских, испанских и британских учреждений, включая Барри Смита , Уилларда Ван Ормана Куайна , Дэвида Армстронга , Рут Баркан Маркус и Рене Тома , затем отправили в Кембридж письмо, в котором утверждали, что работа Деррида «не соответствует общепринятым стандартам ясности и строгости», и описывали философию Деррида как состоящую из «трюков и уловок, подобных тем, что есть у дадаистов » . В письме делался вывод, что:
... там, где вообще делаются связные утверждения, они либо ложны, либо тривиальны. Академический статус, основанный на том, что нам кажется не более чем полувразумительными нападками на ценности разума, истины и учености, не является, как мы утверждаем, достаточным основанием для присуждения почетной степени в выдающемся университете. [170]
В конце концов, протестующие оказались в меньшинстве — 336 голосов против 204 — когда Кембридж вынес предложение на официальное голосование; [171] хотя почти все те, кто предложил Деррида и кто голосовал за, не были с философского факультета. [172] Хью Меллор продолжал считать награду незаслуженной, объясняя: «Он посредственный, неоригинальный философ — он даже не является интересно плохим». [173]
Деррида предположил в интервью, что одной из причин нападок на его работу было то, что она подвергала сомнению и изменяла «правила господствующего дискурса, пыталась политизировать и демократизировать образование и университетскую сцену». Отвечая на вопрос об «исключительной жестокости», компульсивной «жестокости» и «преувеличении» «нападок», он сказал бы, что эти критики организуют и практикуют в его случае «своего рода навязчивый культ личности, который философы должны уметь подвергать сомнению и, прежде всего, умерять». [174]
Ричард Волин утверждал с 1991 года, что работа Деррида, а также его главных вдохновителей (например, Батая, Бланшо, Левинаса, Хайдеггера, Ницше) приводит к разъедающему нигилизму . Например, Волин утверждает, что «деконструктивный жест переворачивания и переписывания в конечном итоге грозит стереть многие из существенных различий между нацизмом и не-нацизмом». [175]
В 1991 году, когда Волин опубликовал интервью Дерриды о Хайдеггере в первом издании The Heidegger Controversy , Деррида утверждал, что интервью было намеренно злонамеренным неправильным переводом, который был «явно отвратительным» и «слабым, упрощенным и навязчиво агрессивным». Поскольку французское законодательство требует согласия автора на переводы, а этого согласия не было, Деррида настоял на том, чтобы интервью не появлялось ни в каких последующих изданиях или перепечатках. Columbia University Press впоследствии отказалась предлагать перепечатки или новые издания. Более поздние издания The Heidegger Controversy от MIT Press также исключили интервью Дерриды. Дело получило публичную огласку благодаря дружественному обзору книги Волина хайдеггерианским ученым Томасом Шиханом , который появился в The New York Review of Books , в котором Шихан охарактеризовал протесты Дерриды как введение цензуры. За этим последовал обмен письмами. [176] Деррида, в свою очередь, ответил Шихану и Уолину в статье «Работа интеллектуалов и прессы (Плохой пример: как New York Review of Books and Company ведет бизнес)», которая была опубликована в книге Points... [177 ]
Двадцать четыре учёных, принадлежащих к разным школам и группам, часто не согласных друг с другом и с деконструкцией, подписали письмо, адресованное The New York Review of Books , в котором они выразили своё возмущение поведением журнала, а также Шинана и Волина. [178]
Критические некрологи Деррида были опубликованы в The New York Times , [26] The Economist , [179] и The Independent . [180] Журнал The Nation отреагировал на некролог New York Times, заявив, что «хотя американские газеты и раньше презирали и принижали Деррида, тон показался особенно язвительным». [64] [181] Второй некролог, написанный ученым-деконструктором и другом Деррида Марком К. Тейлором, был опубликован Times через несколько дней после первого. [182]
См. также Беннингтон, Джеффри (1993). Жак Деррида . Издательство Чикагского университета. стр. 325.Джеки родился на рассвете 15 июля 1930 года в Эль-Биаре, в холмистом пригороде Алжира, в доме отдыха. [...] Основное имя мальчика, вероятно, было выбрано из-за Джеки Кугана... Когда ему сделали обрезание, ему дали второе имя, Эли, которое не было внесено в его свидетельство о рождении, в отличие от эквивалентных имен его брата и сестры.
1930 Рождение Жаки Дерриды, 15 июля, в Эль-Биаре (недалеко от Алжира, в доме отдыха).
Если я пропустил, а я, вероятно, пропустил несколько вещей в вашем вмешательстве, если я пропустил что-то существенное, пожалуйста, простите меня. Во-первых, я бы протестовал против слова постмодернизм. Я никогда не использовал это слово. Я не несу ответственности за использование этого слова здесь или где-либо еще...
Решение, не прошедшее через испытание неразрешимостью, не было бы свободным решением, оно было бы лишь программируемым применением или развертыванием вычисляемого процесса (...) деконструирует изнутри всякую уверенность в присутствии и, таким образом, всякий критерий, который мог бы гарантировать нам справедливость решения.
Я принимал участие в необычайной трансформации алжирских евреев; мои прадеды и прабабушки по языку, обычаям и т. д. все еще отождествлялись с арабской культурой. После Декрета Кремье (1870), в конце 19 века, следующее поколение стало буржуазным.
См. также Деррида, Жак (1993). «Circumfession». Жак Деррида . Издательство Чикагского университета. стр. 96.Когда ему сделали обрезание, ему дали второе имя, Эли, которое не было внесено в его свидетельство о рождении, в отличие от эквивалентных имен его брата и сестры.
«Итак, я носил, не нося, и это никогда не было записано (12-23-76)» имя пророка Эли, Илии по-английски... так я направил себя к скрытому имени, которое никогда не было записано в официальных записях, то же самое имя, что и у дяди по отцовской линии Эжена Элиаху Деррида...
Вопреки тому, во что верят или стремятся заставить поверить некоторые люди, я считаю себя настоящим историком, настоящим историцистом [...] Деконструкция требует в высшей степени «исторического» отношения ( например, «О грамматологии » — это полностью историческая книга).
Я очень интересуюсь вопросами языка и риторики и считаю, что они заслуживают огромного внимания, но есть момент, когда авторитет окончательной юрисдикции не является ни риторическим, ни лингвистическим, ни даже дискурсивным. Понятие следа или текста вводится для того, чтобы обозначить границы лингвистического поворота. Это еще одна причина, по которой я предпочитаю говорить о «метке», а не о языке. Во-первых, метка не антропологическая; она долингвистическая; она есть возможность языка, и она есть везде, где есть отношение к другой вещи или отношение к другому. Для таких отношений метка не нуждается в языке.
В языке есть только различия. Еще важнее: различие обычно подразумевает положительные термины, между которыми устанавливается различие; но в языке есть только различия без положительных терминов. Берем ли мы означаемое или означающее, язык не имеет ни идей, ни звуков, которые существовали до языковой системы, а только концептуальные и фонические различия, которые произошли от системы. Идея или фоническая субстанция, которую содержит знак, менее важны, чем другие знаки, которые его окружают. [...] Языковая система представляет собой ряд звуковых различий, объединенных с рядом идейных различий; но сопряжение определенного количества акустических знаков с таким же количеством разрезов, сделанных из массовой мысли, порождает систему ценностей.
... всю историю понятия структуры, до разрыва, о котором мы говорим, следует мыслить как ряд замен центра на центр, как связанную цепь определений центра. Последовательно и упорядоченным образом центр получает различные формы или имена. История метафизики , как и история Запада, есть история этих метафор и метонимий . Ее матрица... есть определение Бытия как присутствия во всех смыслах этого слова. Можно показать, что все имена, относящиеся к основам, принципам или центру, всегда обозначали неизменное присутствие — eidos , archē , telos , energeia , ousia (сущность, существование, субстанция, субъект), alētheia , трансцендентность, сознание, Бог, человек и т. д.
— «Структура, знак и игра» в книге «Письмо и различие» , стр. 353.
Все эти формулировки стали возможны благодаря изначальному различию между различными нередуцируемыми типами генезиса и структуры: мирским генезисом и трансцендентальным генезисом, эмпирической структурой, эйдетической структурой и трансцендентальной структурой. Задать себе следующий историко-семантический вопрос: «Что означает понятие генезиса вообще , на основе которого гуссерлианская дифракция могла возникнуть и быть понята, и что оно всегда означало? Что означает понятие структуры вообще , на основе которого Гуссерль оперирует и оперирует различиями между эмпирическими, эйдетическими и трансцендентальными измерениями, и что оно всегда означало во всех своих смещениях? И какова историко-семантическая связь между генезисом и структурой вообще ?» — это не просто задать априорный лингвистический вопрос. Это значит задать вопрос о единстве исторической основы, на основе которой возможна и мотивирована трансцендентальная редукция. Это значит задать вопрос о единстве мира, из которого высвобождается трансцендентальная свобода, чтобы выявить источник этого единства.
Возможно, в истории концепции структуры произошло нечто, что можно было бы назвать «событием», если бы это многозначительное слово не подразумевало смысла, который как раз и является функцией структурной — или структуралистской — мысли сводить или подозревать.
Между этими двумя работами заложена философская основа Деррида, если не сказать его шаг за пределы философии.
Если инаковость другого положена , то есть только положена, не равнозначна ли она тому же , например, в форме «конституированного объекта» или «информированного продукта», наделенного смыслом и т. д.? С этой точки зрения я бы даже сказал, что инаковость другого вписывает в это отношение то, что ни в коем случае не может быть «положено». Надпись, как я бы определил ее в этом отношении, не является простой позицией: это скорее то, посредством чего каждая позиция сама по себе смешивается ( différance ): надпись, отметка, текст, а не только тезис или тема — надпись тезиса .
Это структурное открытие или структурность открытия. Однако каждое из этих понятий исключает другое. Таким образом, это столь же мало структура, сколь и открытие; оно столь же мало статично, сколь и генетично, столь же мало структурно, сколь и исторично. Его нельзя понять ни с генетической, ни со структуралистской и таксономической точки зрения, ни с комбинации обеих точек зрения.
И заметьте, что эта сложность происхождения, таким образом, не только пространственная, но и временная, поэтому différance — это вопрос не только различия, но и задержки или отсрочки. Таким образом, один из способов, которым этот вопрос поднимается в отношении Гуссерля, — это вопрос о возможности феноменологии истории, который Деррида поднимает в работе Эдмунда Гуссерля «Происхождение геометрии: Введение» (1962).
Одно из наиболее устойчивых недоразумений, которые до сих пор предвосхищали продуктивные дебаты с философской мыслью Деррида, — это предположение, разделяемое многими философами и литературными критиками, что в рамках этой мысли возможно все. Философия Деррида чаще всего толкуется как лицензия на произвольную свободную игру в вопиющем пренебрежении всеми установленными правилами аргументации, традиционными требованиями мышления и этическими стандартами, обязательными для интерпретативного сообщества. Несомненно, некоторые из работ Деррида, возможно, не были полностью невинными в этом отношении и, возможно, способствовали, хотя и косвенно, в некоторой степени укреплению этого самого заблуждения. Но деконструкция, которая для многих стала определять содержание и стиль мышления Деррида, даже при поверхностном рассмотрении обнаруживает хорошо упорядоченную процедуру, пошаговый тип аргументации, основанный на остром осознании различий уровней, подчеркнутую основательность и регулярность... Мы утверждаем, что деконструкцию следует понимать как попытку «объяснить» определенным образом разнородное разнообразие или многообразие нелогических противоречий и дискурсивных равенств всех видов, которые продолжают преследовать и омрачать даже успешное развитие философских аргументов и их систематическое изложение.
[ Речь и явления ] — это, пожалуй, эссе, которое мне нравится больше всего. Несомненно, я мог бы присоединить его как длинную заметку к одной или другой из двух других работ. «Грамматология» ссылается на нее и экономит ее развитие. Но в классической философской архитектуре Речь... была бы первой: в ней ставится, в точке, которая представляется юридически решающей по причинам, которые я не могу здесь объяснить, вопрос о привилегии голоса и фонетического письма в их отношении ко всей истории Запада, такой, какой эта история может быть представлена историей метафизики и метафизикой в ее самой современной, критической и бдительной форме: трансцендентальной феноменологии Гуссерля.
[Он] решил обратиться к Американской философской ассоциации по поводу теории дружбы Аристотеля («Journal of Philosophy» 85 (1988), 632–44); в работе Барбары Джонсон «Мир различий» (Балтимор, 1987) утверждается, что деконструкция может внести ценный этический и социальный вклад; и в целом, похоже, происходит возврат к этическому и практическому...
«Французское законодательство признает за 12- и 13-летними детьми способность к различению, которую оно может судить и наказывать», — говорится во второй петиции, подписанной Сартром и Де Бовуар, а также другими интеллектуалами Мишелем Фуко, Роланом Бартом, Жаком Деррида; ведущим детским психологом Франсуазой Дольто; и писателями Филиппом Соллерсом, Аленом Роб-Грийе и Луи Арагоном. «Но оно отвергает такую способность, когда речь идет об эмоциональной и сексуальной жизни ребенка. Оно должно признать право детей и подростков вступать в отношения с тем, с кем они сами выберут».
Если бы речь шла только о «моей» работе, об отдельном или изолированном исследовании одного человека, этого бы не произошло. Действительно, жестокость этих обвинений проистекает из того факта, что обвиняемая работа является частью целого продолжающегося процесса. То, что здесь разворачивается, как и сопротивление, которое она неизбежно вызывает, не может быть ограничено ни личным «творчеством», ни дисциплиной, ни даже академическим учреждением. И не в частности поколением: часто именно активное участие студентов и молодых преподавателей заставляет некоторых наших коллег нервничать до такой степени, что они теряют чувство меры и академические правила, на которые они ссылаются, когда нападают на меня и мою работу.
Если эта работа кажется им такой угрожающей, то это потому, что она не просто эксцентричная или странная, непонятная или экзотическая (что позволило бы им легко избавиться от нее), но, как я сам надеюсь, и как они верят больше, чем признают, компетентная, строго аргументированная и несущая убежденность в своем переосмыслении фундаментальных норм и предпосылок ряда доминирующих дискурсов, принципов, лежащих в основе многих их оценок, структур академических институтов и исследований, которые в них проводятся. Такого рода вопросы изменяют правила доминирующего дискурса, они пытаются политизировать и демократизировать университетскую сцену. ...
Короче говоря, отвечая на ваш вопрос об «исключительной жестокости», навязчивой «жестокости» и «преувеличении» «атак», я бы сказал, что эти критики организуют и практикуют в моем случае своего рода навязчивый культ личности, который философы должны уметь подвергать сомнению и, прежде всего, сдерживать.
