Римский императорский культ ( лат . cultus imperatorius ) отождествлял императоров и некоторых членов их семей с божественно санкционированной властью ( auctoritas ) Римского государства . Его структура основывалась на римских и греческих прецедентах и была сформулирована в раннем принципате Августа . Он быстро утвердился по всей Империи и ее провинциям , с заметными местными различиями в его восприятии и выражении.
Реформы Августа преобразовали республиканскую систему правления Рима в фактическую монархию, основанную на традиционных римских практиках и республиканских ценностях. Ожидалось, что принцепс (император) будет уравновешивать интересы римских военных , сената и народа , а также поддерживать мир, безопасность и процветание во всей этнически разнообразной империи. Официальное предложение культа живому императору признавало его должность и правление как божественно одобренные и конституционные: его принципат должен был, следовательно, демонстрировать благочестивое уважение к традиционным республиканским божествам и нравам .
Умерший император, признанный достойным этой чести, мог быть провозглашен государственным божеством ( divus , множественное число divi ) Сенатом и возведен в ранг такового в акте апофеоза . Предоставление апофеоза служило религиозным, политическим и моральным суждением императорским правителям и позволяло живым императорам ассоциировать себя с уважаемой родословной императорских divi , из которой исключались непопулярные или недостойные предшественники. Это оказалось полезным инструментом для Веспасиана в его установлении императорской династии Флавиев после смерти Нерона и гражданской войны, а также для Септимия в его консолидации династии Северов после убийства Коммода .
Императорский культ был неотделим от культа официальных божеств Рима, чей культ был необходим для выживания Рима и чье пренебрежение поэтому было изменой. Традиционный культ был в центре внимания имперского возрожденческого законодательства при Деции и Диоклетиане . Поэтому он стал предметом теологических и политических дебатов во время господства христианства при Константине I. Императору Юлиану не удалось обратить вспять снижение поддержки официальных религиозных практик Рима: Феодосий I принял христианство в качестве государственной религии Рима. Традиционные боги Рима и императорский культ были официально отменены.
В течение пяти столетий Римская республика (509–27 гг. до н. э.) не поклонялась ни одной исторической фигуре или живому человеку, хотя и была окружена божественными и полубожественными монархиями. Легендарные цари Рима были его хозяевами; с их устранением республиканские римляне могли отождествлять Ромула , основателя города, с богом Квирином и все еще сохранять республиканскую свободу. Аналогичным образом, предок-герой Рима Эней почитался как Юпитер Индигес . [1] Римляне поклонялись нескольким богам и полубогам, которые были людьми, и знали теорию о том, что все боги произошли от людей, однако республиканские традиции ( mos maiorum ) были стойко консервативными и антимонархическими. Аристократы, которые занимали почти все римские магистратуры и, таким образом, занимали почти весь Сенат, не признавали ни одного человека своим неотъемлемым превосходством. Ни один гражданин, живой или мертвый, официально не считался божественным, но почести [2], оказываемые государством, — короны, гирлянды, статуи, троны, процессии — также были подобающими богам и имели оттенок божественности; действительно, когда императорам позднее оказывали государственное поклонение, это делалось указом Сената, сформулированным так же, как и любая другая честь. [3]
Среди самых высоких почестей был триумф . Когда генерал был провозглашен императором своими войсками, Сенат затем решал, следует ли наградить его триумфом, парадом в Капитолий, на котором триумфатор демонстрировал своих пленников и военные трофеи в компании своих войск; по закону все были безоружны. Триумфатор ехал на колеснице, неся божественные символы, в манере, которая, как предполагается, была унаследована от древних царей Рима , и заканчивал тем, что посвящал свою победу Юпитеру Капитолийскому. Некоторые ученые рассматривали триумфатора как выдающего себя или даже становящегося царем или богом (или обоими) на день, но обстоятельства триумфального награждения и последующие обряды также функционировали, чтобы ограничить его статус. Каковы бы ни были его личные амбиции, его победа и его триумф в равной степени служили римскому сенату, народу и богам и признавались только с их согласия. [4] [5]
В частной жизни, однако, традиция требовала, чтобы к некоторым людям относились как к более или менее божественным; культ должен был исходить от нижестоящих членов семьи к вышестоящим. Каждый глава семьи воплощал в себе гений — порождающий принцип и дух-хранитель — своих предков, которому другие могли поклоняться и которому его семья и рабы приносили клятвы; [6] у его жены была юнона . Клиент мог называть своего покровителя «Юпитером на земле». [7] Мертвые, коллективно и индивидуально, были богами подземного мира или загробной жизни ( Manes ). Сохранилось письмо от Корнелии , матери Гракхов , ожидавшей, что когда она умрет, ее сыновья будут почитать ее как deus parens , родительское (или питающее) божество; такое благочестие ожидалось от любого послушного сына. [8]
Известный клан мог претендовать на божественное влияние и квазибожественные почести для своего лидера. Посмертные маски ( imagines ) изготавливались для всех знатных римлян и выставлялись в атриумах их домов; они использовались для представления их призрачного присутствия на семейных похоронах. Маска Сципиона Африканского , отца Корнелии и победителя Ганнибала , хранилась в храме Юпитера; его эпитафия ( Энния ) гласила, что он вознесся на Небеса. [8] Традиция возникла в течение столетий после его смерти, что Африканский был вдохновлен пророческими снами и сам был сыном Юпитера. [9]
Есть несколько случаев неофициального культа, направленного на мужчин, рассматриваемых как спасители, военные или политические. В Дальней Испании в 70-х годах до нашей эры верноподданные римляне приветствовали проконсула Метелла Пия как спасителя, сжигая благовония «как богу» за его усилия по подавлению лузитанского восстания во главе с римлянином Серторием , членом фракции, которая называла себя «людьми народа» ( populares ). Это празднование в Испании включало в себя роскошный банкет с местными и импортными деликатесами и механическую статую Победы, чтобы короновать Метелла, который носил (вне закона) тогу триумфатора пикта по этому случаю. Эти празднества были организованы квестором [ 10] Гаем Урбином, но не были актами государства. Метеллу все это нравилось, но его старшие и набожные ( veteres et sanctos ) современники считали это высокомерным и невыносимым. [11] [12] После того, как реформаторы земель Тиберий и Гай Гракх были убиты своими противниками, их сторонники «пали ниц» и ежедневно приносили жертвы статуям Гракхов, «словно они посещали святилища богов». [13] После того, как Гай Марий победил тевтонов , частные лица приносили ему еду и питье вместе со своими домашними богами; его называли третьим основателем Рима после Ромула и Камилла . [14] В 86 г. до н. э. в святилищах на перекрестках совершались подношения благовоний и вина статуям все еще живого Мариуса Гратидиана , племянника старшего Мария, который был очень популярен сам по себе, во многом благодаря денежным реформам, которые смягчили экономический кризис в Риме во время его претуры . [15]
Когда римляне начали доминировать над значительной частью греческого мира, высшим представителям Рима там оказывались те же божественные почести, что и эллинистическим правителям. Это был устоявшийся метод для греческих городов-государств заявлять о своей верности внешней власти; такой культ обязывал город подчиняться и уважать царя так же, как они подчинялись и уважали Аполлона или любого другого бога.
Города Ионии поклонялись спартанскому полководцу Лисандру , когда он лично правил Грецией, сразу после Пелопоннесской войны ; по словам Плутарха , это был первый случай культа правителя в греческой истории. В том же столетии были похожие случаи божественного культа для людей, хотя некоторые правители, такие как Агесилай , отклонили его. [16] Клеарх, тиран Гераклеи , нарядился Зевсом и провозгласил себя божеством; это не помешало гераклеотам убить его. Исократ сказал о Филиппе II Македонском, что после того, как он покорит Персидскую империю , ему не останется ничего, кроме как стать богом; город Амфиполь и частное общество в Афинах поклонялись ему даже без этого завоевания; он сам установил свою статую, одетую как бог, как тринадцатого из Двенадцати Олимпийцев . [17]
Но именно сын Филиппа Александр Великий сделал божественность царей стандартной практикой среди греков. Египтяне приняли его как фараона , а значит, и божественного, после того как он изгнал персов из Египта; другие народы приняли его как своего традиционного божественного или квазибожественного правителя, когда он их завоевал. В 324 г. до н. э. он послал греческим городам весть о том, что они также должны сделать его богом; они так и сделали, с явным безразличием [18] , что не помешало им восстать , когда они услышали о его смерти в следующем году.
Его непосредственные преемники, диадохи , приносили жертвы Александру и делали себя богами еще до того, как они объявили себя царями; они помещали свои собственные портреты на монеты, тогда как греки всегда приберегали это для бога или для эмблемы города. Когда афиняне объединились с Деметрием Полиоркетом , восемнадцать лет спустя после обожествления Александра, они поместили его в Парфеноне с Афиной и пели гимн, восхваляя его как настоящего бога, который слышал их, как другие боги не слышали. [19]
Эвгемер , современник Александра, написал вымышленную историю мира, в которой Зевс и другие признанные боги Греции представлены смертными людьми, которые таким же образом превратились в богов ; Энний, по-видимому, перевел ее на латынь примерно два столетия спустя, во времена Сципиона Африканского .
Птолемеи Египта и Селевкиды претендовали на божественность до тех пор , пока они существовали; на них могли повлиять персидские и египетские традиции божественных царей - хотя у Птолемеев были отдельные культы в египетском политеизме , как фараон, и в греческом. Не все греческие династии делали те же самые заявления; потомки Деметрия, которые были царями Македонии и господствовали на материковой части Греции, не претендовали на божественность и не поклонялись Александру (ср. культ Александра Великого у Птолемеев ).
Римские магистраты, завоевавшие греческий мир, были включены в эту традицию; игры были созданы в честь Марка Клавдия Марцелла , когда он завоевал Сицилию в конце Второй Пунической войны , как Олимпийские игры были для Зевса; они проводились в течение полутора столетий, пока другой римский наместник не отменил их, чтобы освободить место для своих собственных почестей. Когда Тит Квинкций Фламинин распространил римское влияние на Грецию, для него были построены храмы, а города поместили его портрет на своих монетах; он называл себя богоподобным ( isotheos ) в надписи в Дельфах — но не на латыни или в Риме. Греки также придумали богиню Рому , которой поклонялись вместе с Фламинином (их совместный культ засвидетельствован в 195 г. до н. э.); она стала символом идеализированной romanitas в более поздних римских провинциях и продолжающейся связью, в то время как Марцелл или Фламинин могли удерживать власть только в течение пары лет.
Когда царь Вифинии Прусий I получил разрешение на аудиенцию в римском сенате, он пал ниц и обратился к ним как к «богам-спасителям», что было бы этикетом при его собственном дворе; Ливий был потрясен рассказом Полибия об этом и настаивает на том, что нет ни одного римского источника, который бы подтверждал, что это когда-либо произошло. [20]
Поклонение и храмы, по-видимому, регулярно предлагались греками своим римским наместникам, с разной реакцией. Цицерон отклонил храм, предложенный городскими чиновниками Римской Азии его брату и ему самому, когда последний был проконсулом, чтобы избежать зависти со стороны других римлян; когда сам Цицерон был наместником Киликии , он утверждал, что не принимал никаких статуй, святилищ или колесниц. Однако его предшественник, Аппий Клавдий Пульхр , был так доволен, когда киликийцы построили ему храм, что, когда он не был закончен к концу года правления Клавдия, Клавдий написал Цицерону, чтобы убедиться, что это сделано, и жаловался, что Цицерон недостаточно активен в этом вопросе. [21]
Римляне и греки оказывали религиозное почтение людям и для людей способами, которые не делали получателей богами; это облегчило первые греческие апофеозы . Похожие средние формы появились, когда Август приблизился к официальному божественному.
Греки не считали мертвых богами, но они воздавали им почести и приносили им жертвы, используя иные ритуалы, чем те, что были у богов Олимпа. Греки называли необычных мертвых — основателей городов и тому подобное — героями ; в простейшей форме греческий культ героев представлял собой погребение и мемориалы, которые любая уважаемая греческая семья воздавала своим мертвым, но оплачивала их город навсегда. [22] Большинство героев были персонажами древних легенд, но некоторые были историческими: афиняне почитали Гармодия и Аристогитона как героев, как спасителей Афин от тирании; также, коллективно, тех, кто пал в битве при Марафоне . Государственные деятели обычно не становились героями, но Софокл был героем Дексионом («Приемщик») — не как драматург или полководец, а потому, что, когда афиняне захватили культ Асклепия во время Пелопоннесской войны, Софокл разместил изображение Асклепия, пока не построили святилище. Афинский лидер Гагнон основал Амфиполь незадолго до Пелопоннесской войны; тринадцать лет спустя, когда Гагнон был еще жив, спартанский полководец Брасид освободил его от Афинской империи и был смертельно ранен в процессе. Амфиполиты похоронили его как героя, объявив его вторым основателем города, и стерли почести Гагнона, насколько могли.
Греки также чтили основателей городов, пока они были еще живы, как Гагнон. Это также могло быть распространено на людей, которые совершили столь же важные дела; в период, когда Дион правил в Сиракузах , сиракузяне воздавали ему «героические почести» за подавление тиранов, и повторяли это для Тимолеона ; это также можно было описать как поклонение его доброму духу ( agathos daimon , agathodaemon ; у каждого грека был агатодемон, и греческий эквивалент тоста предлагался за своего агатодемона). [23] Тимолеона называли спасителем ; он установил святилище Фортуны ( Automatia ) в своем доме; и его день рождения, праздник его даймона , стал государственным праздником. [24]
Другие люди могли претендовать на божественную милость, имея покровителя среди богов; так, у Алкивиада могли быть покровители и Эрот , и Кибела ; [25] а Клеарх из Гераклеи утверждал, что он «сын Зевса». Александр претендовал на покровительство Диониса и других богов и героев; [26] он устроил пир в Бактре , на котором сочетались тост за его агатос даймон и возлияния Дионису, который присутствовал в Александре (и поэтому празднующие приветствовали Александра, а не очаг и алтарь, как они сделали бы для тоста). [27]
Не всегда было легко провести различие между героическими почестями, почитанием доброго духа человека, поклонением его божеству-покровителю, поклонением Фортуне города, который он основал, и поклонением самому человеку. Одно могло перетекать в другое: в Египте был культ Александра как бога и как основателя Александрии; у Птолемея I Сотера был отдельный культ как основателя Птолемаиды , который, предположительно, поклонялся его даймону , а затем воздавал ему героические почести, но в правление его сына жрецы Александра также поклонялись Птолемею и Беренике как богам-спасителям ( theoi soteres ). [28]
Наконец, человек мог, как Филипп II, принять некоторые прерогативы божественности и не принимать другие. Первые цари Атталидов Пергама не были богами и поддерживали культ Диониса Категемона, как своего предка; они помещали на монеты изображение Филетера , первого принца, а не свое собственное. В конце концов, как и Селевкиды, они приобрели одноименного жреца и поместили себя на монеты; но их все еще не называли богами до их смерти. Пергам обычно был в союзе с Римом, и это могло повлиять на последующую римскую практику. [29]
В последние десятилетия Римской республики ее лидеры регулярно принимали на себя внеконституционные полномочия. Закон mos majorum требовал, чтобы магистраты занимали должность коллективно и в течение коротких периодов; было два консула ; даже колонии основывались советами из трех человек; [30] но эти новые лидеры удерживали власть самостоятельно и часто в течение многих лет.
Тем же людям часто оказывались необычайные почести. Триумфы становились все более великолепными; Марий и Сулла , соперничающие лидеры в первой гражданской войне Рима, каждый из них основали города, которые они назвали в честь себя; Сулла проводил ежегодные игры в свою честь, в самом Риме, носящие его имя; неофициальное поклонение Марию выше. В следующем поколении Помпею было разрешено носить свои триумфальные украшения всякий раз, когда он отправлялся на Игры в Цирк . [31] Такие люди также заявляли об особых отношениях с богами: покровительницей Суллы была Венера Феликс, и на пике своего могущества он добавил Феликс к своему собственному имени; его противник Марий верил, что у него есть судьба, и что ни один обычный человек не может убить его. Помпей также заявлял о личной благосклонности Венеры и построил ей храм . Но первым римлянином, ставшим богом в рамках стремления к монархии, был Юлий Цезарь .
Цезарь мог претендовать на личные связи с богами, как по происхождению, так и по должности. Он был из рода Юлиев , члены которого утверждали, что «происходят от Энея и его матери Венеры ». В своей хвалебной речи своей тете Юлии Цезарь также косвенно утверждал, что происходит от Анка Марция и царей Рима, а значит, и от Марса . [32] Более того, когда он был подростком, Марий назначил его фламеном Диалисом , особым жрецом Юпитера . Сулла отменил это назначение; однако, сравнительно рано в своей карьере Цезарь стал понтификом максимусом , главным жрецом Рима, который исполнял большинство религиозных обязанностей древних царей. [33] Он провел свои двадцать лет в божественных монархиях восточного Средиземноморья и был близко знаком с Вифинией . [34] Цезарь использовал эти связи в своем приходе к власти, но не больше, чем это сделали бы его соперники, или больше, чем его другие преимущества. Выступая на похоронах своей тети Юлии в 69 г. до н. э., Юлий Цезарь говорил о ее происхождении от римских царей и подразумевал свое собственное; но он также напомнил своим слушателям, что она была женой Мария, и (подразумевая это) что он был одним из немногих выживших марианцев.
Однако, когда он победил своих соперников в 45 г. до н. э. и взял под полный личный контроль Римское государство, он утверждал больше. Во время Римской гражданской войны , с 49 г. до н. э., он вернулся в Восточное Средиземноморье, где его называли богом и спасителем, и был знаком с египетской монархией Птолемеев Клеопатры , называемой Клеопатрой Теей из-за веса, который она придавала своей собственной божественности. Кроме того, ему нужно было иметь дело с новым Сенатом. Большинство наиболее решительных защитников Сената присоединились к Помпею, и — так или иначе — они не заседали в Сенате. Цезарь заменил их своими сторонниками, немногие из которых были привержены старым римским методам; некоторые из них даже не были из Италии. Ходили слухи, что Цезарь намеревался деспотически переместить власть и богатство из Рима на восток, возможно, в Александрию или Илион (Трою). [35]
Во время гражданской войны он объявил Венеру своей покровительницей-богиней: он поклялся воздвигнуть храм Венере Победительнице, если она дарует ему победу в битве при Фарсалии , но он построил его в 46 г. до н. э. Венере Прародительнице , этот эпитет объединял ее аспекты как его прародительницы, матери римского народа и богини, упомянутой в философской поэме De rerum natura . Новый сенат также установил статую Цезаря с надписью, объявляющей его полубогом, но он стер ее, так как не хотел этого делать. [36] Получив такое же расширение прав на триумфальное одеяние, как и Помпей, Цезарь стал носить свой триумфальный венок «где угодно и когда угодно», оправдывая это тем, что он прикрывает свою лысину. Он также мог публично носить красные сапоги и тогу пикта («раскрашенную», пурпурную тогу), обычно приберегаемую для триумфального полководца в день его триумфа; костюм, также связанный с rex sacrorum (жреческий «царь священных обрядов» монархической эпохи Рима, позднее pontifex maximus ), царями Монте-Альбано и, возможно, со статуей Юпитера Капитолийского .
Когда известие о его окончательной победе в битве при Мунде достигло Рима, на следующий день должны были состояться Парилии , игры в ознаменование основания города; они были перепосвящены Цезарю, как если бы он был основателем. Были установлены статуи « Свободе Цезаря » и самому Цезарю, как «непобедимому богу». [37] Ему был предоставлен дом за государственный счет, который был построен как храм; его изображение выставлялось напоказ вместе с изображениями богов; [38] его портрет был помещен на монеты (впервые на римских монетах появился живой человек). В начале 44 г. до н. э. его называли parens patriae (отцом отечества); [39] его Genius приносил законные клятвы; его день рождения был объявлен общественным праздником; месяц Quinctilis был переименован в июле в его честь (так же как июнь был назван в честь Юноны ). Наконец, для него был рукоположен особый жрец, flamen ; первым должен был стать Марк Антоний , адъютант Цезаря, затем консул. Прислуживание фламину приравнивало Цезаря не только к божественному, но и к равному Квирину, Юпитеру и Марсу. По враждебному мнению Цицерона , почести живого Цезаря в Риме уже были и недвусмысленно почестями полноправного бога ( deus ). [40]
Имя Цезаря как живого божества — еще не утвержденное сенаторским голосованием — было Divus Julius (или, возможно, Jupiter Julius ); divus , в то время, было немного архаичной формой deus , подходящей для поэзии, подразумевающей некоторую связь с яркими небесами. Его статуя была воздвигнута рядом со статуями древних царей Рима: с этим он, казалось, собирался сделать себя царем Рима, в эллинистическом стиле, как только он вернется из похода в Парфию, который он планировал; но он был предан и убит в Сенате 15 марта 44 г. до н. э . [41] [42] [43] [44]
Разгневанная, охваченная горем толпа собралась на Римском форуме, чтобы увидеть его труп и услышать надгробную речь Марка Антония . Антоний воззвал к божественности Цезаря и поклялся отомстить его убийцам. Последовал пылкий народный культ divus Julius . Он был насильственно подавлен, но Сенат вскоре уступил давлению Цезаря и подтвердил, что Цезарь является divus римского государства. Комета, интерпретируемая как душа Цезаря на небесах, была названа «Юлианской звездой» ( sidus Iulium ), и в 42 г. до н. э., с «полного согласия Сената и народа Рима», молодой наследник Цезаря, его внучатый племянник Октавиан , провел церемониальный апофеоз для своего приемного отца. [45] В 40 г. до н. э. Антоний принял свое назначение на должность фламина divus Julius . Провинциальные культовые центры ( caesarea ) божественного Юлия были основаны в колониях Цезаря, таких как Коринф . [46] Лояльность Антония к его покойному покровителю не распространялась на наследника Цезаря: но в последнем значимом акте затянувшейся гражданской войны, 1 августа 31 г. до н. э., Октавиан победил Антония при Акциуме .
В 30–29 гг. до н. э. koina Азии и Вифинии запросили разрешение поклоняться Октавиану как своему «избавителю» или «спасителю». [48] Это была отнюдь не новая просьба, но она поставила Октавиана в трудное положение. Он должен был удовлетворить ожидания популяристов и традиционалистов, а они могли быть заведомо несовместимы. Народная поддержка и культ Мария Гратидиана закончились его публичной и эффектной смертью в 82 г. до н. э. от рук его врагов в Сенате; точно так же убийство Цезаря теперь обозначило высокомерную связь между живым божеством и смертью. [46] Октавиан должен был уважать инициативы своих восточных союзников, признать природу и цель эллинских почестей и формализовать свое собственное превосходство среди возможных соперников: он также должен был избегать потенциально фатальной идентификации в Риме как монархически-деистического претендента. Было решено, что культовые почести ему могут быть совместно предложены dea Roma в культовых центрах, которые будут построены в Пергаме и Никомедии . Провинциалы, которые также были римскими гражданами, не должны были поклоняться живому императору, но могли поклоняться dea Roma и divus Julius в округах в Эфесе и Никее . [49] [50] [51]
В 29 г. до н. э. Октавиан посвятил храм divus Julius на месте кремации Цезаря. Он не только по долгу службы, законно и официально почтил своего приемного отца как divus римского государства. Он «возник» благодаря звезде Юлиана и, следовательно, был divi filius (сыном божества). [52] Но там, где Цезарь потерпел неудачу, Октавиан преуспел: он восстановил pax deorum (дословно: мир богов) и заново основал Рим посредством «августовского авгуризма». [53] В 27 г. до н. э. он был избран — и принял — возвышенный титул Августа . [54]
Август, казалось, ничего не требовал для себя и ничего не вводил в обиход: даже культ divus Julius имел почтенное происхождение в традиционном культе di parentes . [55] Его уникальная — и все еще традиционная — позиция в Сенате как princeps или primus inter pares (первый среди равных) предлагала сдерживание амбиций и соперничества, которые привели к недавним гражданским войнам. Как цензор и pontifex maximus он был морально обязан обновить mos maiores по воле богов и «Сената и народа Рима» ( Senatus Populusque Romanus ). Как трибун он поощрял щедрые государственные расходы, а как princeps Сената он препятствовал амбициозной расточительности . Он распустил остатки армий гражданской войны, чтобы сформировать новые легионы и личную императорскую гвардию ( преторианскую гвардию ): патриции, которые все еще цеплялись за верхние эшелоны политической, военной и жреческой власти, постепенно были заменены из огромного, общеимперского резерва амбициозных и талантливых всадников. Впервые сенаторский статус стал наследственным. [56]
Обычные граждане могли обойти сложную иерархическую бюрократию государства и обратиться напрямую к императору, как к частному лицу. Имя и изображение императора были вездесущими — на государственных монетах и на улицах, внутри и на храмах богов, и особенно в судах и офисах гражданской и военной администрации. Клятвы приносились его именем, с его изображением в качестве свидетеля. Его официальные res gestae (достижения) включали его ремонт 82 храмов только в 28 г. до н. э., основание или ремонт 14 других в Риме при его жизни и капитальный ремонт или фундамент гражданских удобств, включая новую дорогу, водоснабжение, здание Сената и театры. [57] Прежде всего, его военное превосходство принесло прочный и священный мир , который принес ему постоянный титул императора и сделал триумф императорской привилегией . [58] Кажется, ему удалось сделать все это в рамках надлежащей правовой процедуры, сочетая личную живость, весело завуалированные угрозы и самоуничижение, называя себя «просто еще одним сенатором». [59] [60]
В Риме было достаточно того, что должность, щедрость, auctoritas и gens Августа были отождествлены со всеми возможными юридическими, религиозными и социальными институтами города. Если «иностранцы» или частные лица хотели почтить его как нечто большее, это было их прерогативой, в пределах умеренности; его признание их лояльности демонстрировало его собственную моральную ответственность и щедрость; «его» императорские доходы финансировали храмы, амфитеатры, театры, бани, празднества и правительство. Этот единый принцип заложил основы того, что сейчас известно как «имперский культ», который будет выражаться во многих различных формах и акцентах по всей многокультурной Империи. [ необходима цитата ]
В восточных провинциях культурный прецедент обеспечил быстрое и географически широкое распространение культа, простирающееся вплоть до военного поселения Августа в современном Наджране . [61] Рассматриваемые в целом, эти провинции представляют собой самый широкий и сложный синтез имперского и местного культа в Империи, финансируемый за счет частных и государственных инициатив и варьирующийся от богоподобных почестей, причитающихся живому покровителю, до того, что Харланд (2003) интерпретирует как финансируемые из частных источников общинные мистериальные обряды. [62] [63] Греческие города Римской Азии конкурировали за привилегию строительства высокостатусных имперских культовых центров ( неокоратес ). Эфес и Сардис , древние соперники, имели по два храма до начала 3-го века н. э., когда Эфесу было разрешено построить дополнительный храм правящему императору Каракалле . Когда он умер, город потерял свое кратковременное, прославленное преимущество из-за религиозной формальности. [64]
Восточные провинции предлагают некоторые из самых явных материальных доказательств императорских domus и familia как официальных моделей божественной добродетели и моральной пристойности. Такие центры, как Пергам, Лесбос и Кипр, оказывали культовые почести Августу и императрице Ливии: кипрский календарь чтил всю семью Августа, посвящая по месяцу (и, предположительно, культовой практике) членам императорской семьи, их родовым божествам и некоторым из главных богов римско-греческого пантеона. Монетные свидетельства связывают Тею Ливию с Герой и Деметрой , а Юлию Старшую с Венерой Прародительницей ( Афродитой ). В Афинах Ливия и Юлия делили культовые почести с Гестией (эквивалент Весты ), а имя Гая было связано с Аресом (Марсом). Эти восточные связи были установлены при жизни Августа — Ливия была официально освящена в Риме только через некоторое время после ее смерти. Восточный императорский культ имел свою собственную жизнь. [65] Около 280 года, во время правления императора Проба и как раз перед началом гонений Диоклетиана , часть Луксорского храма была преобразована в императорскую культовую часовню. [66]
Западные провинции были «латинизированы» лишь недавно после Галльских войн Цезаря и большинство из них вышло за пределы греко-римской культурной сферы. Были исключения: Полибий упоминает бывшего благодетеля Нового Карфагена в республиканской Иберии, «которому, как говорят, были оказаны божественные почести». [67] В 74 г. до н. э. римские граждане в Иберии возжигали благовония Метеллу Пию как «более чем смертному» в надежде на его победу над Серторием . [68] В остальном Запад не предлагал никаких местных традиций монархического божества или политических параллелей греческой койне , чтобы поглотить императорский культ как романизирующее агентство. [69] Западные провинциальные консилии возникли как прямые творения императорского культа, который рекрутировал существующие местные военные, политические и религиозные традиции в римскую модель. Для этого требовалась только готовность варварских элит «романизировать» себя и свои общины. [70]
.jpg/1280px-10_ARA_-_Is%C3%A8re_-_Vienne_-_Temple_Romain_de_Auguste_et_de_Livie_(2012-09-03_12-44-54).jpg)
Первые известные западные региональные культы Августа были установлены с его разрешения около 19 г. до н. э. в северо-западной («кельтской») Испании и названы arae sestianae в честь их военного основателя, Л. Сестия Албанского Квиринала . [71] Вскоре после этого, либо в 12 г. до н. э., либо в 10 г. до н. э., первый провинциальный императорский культовый центр на Западе был основан в Лугдунуме Друзом , как фокус для его нового трехстороннего административного деления Gallia Comata . Лугдунум установил тип официального западного культа как формы римско-провинциальной идентичности, разделенной на создание военно-административных центров. Они были стратегически расположены в нестабильных, «варварских» западных провинциях нового принципата и были открыты военачальниками, которые были — во всех случаях, кроме одного — членами императорской семьи. [72]
Первым жрецом Ара (алтаря) в большом императорском культовом комплексе Лугдунума был Гай Юлий Веркондаридубн , галл из провинциальной элиты, получивший римское гражданство и наделенный своей жреческой должностью правом участвовать в местном управлении своего провинциального консилиума . Хотя это и не приводило к сенаторскому статусу и почти наверняка являлось ежегодно избираемой должностью (в отличие от традиционного пожизненного священства римских фламинов ), священство в императорских провинциях, таким образом, предлагало провинциальный эквивалент традиционного римского cursus honorum . [73] Отказ от культа отверг романиту , священство и гражданство; в 9 г. н. э. Сегимунд , императорский культовый жрец того, что позже станет известно как Colonia Claudia Ara Agrippinensium (расположенный в современном Кельне в Германии), сбросил или уничтожил свои жреческие регалии, чтобы присоединиться к восстанию своего родственника Арминия . [74]
В раннем Принципате алтарь с надписью Marazgu Aug(usto) Sac(rum) («Посвящен Маразгу Августу») отождествляет местное древнеливийское ( берберское ) божество с верховной властью Августа. В сенаторской провинции Africa Proconsularis алтари Dii Magifie Augusti свидетельствуют (согласно Поттеру) о божестве, которое было одновременно локальным и всеобщим, а не о том, чья локальная идентичность была подчинена или поглощена императорским divus или божеством. [75] Засвидетельствованы два храма Роме и divus Augustus: один, посвященный при Тиберии в Лептис Магне , и другой (Юлий-Клавдиан) в Мактаре . [76] Третий в Карфагене был посвящен Gens Augusta в самой ранней империи. [77]
.jpg/1280px-Temple_of_Divus_Augustus_in_Rome_(1).jpg)
Даже когда он готовил своего приемного сына Тиберия к роли принцепса и рекомендовал его Сенату в качестве достойного преемника, Август, по-видимому, сомневался в уместности династического imperium ; однако, это был, вероятно, его единственный возможный курс. [78] Когда Август умер, Сенат проголосовал за него как за divus , и его тело было кремировано на пышных похоронах; его душа, как говорили, вознеслась на небеса, чтобы присоединиться к своему приемному отцу среди олимпийцев; его прах был помещен в Императорский мавзолей, который тактично идентифицировал его (а позже и его потомков) по его императорским именам, а не как divus . [79] После Августа единственными новыми культами римских чиновников стали те, которые были связаны с императорским домом. [80] [81] [82] После его смерти Сенат обсудил и принял закон lex de imperio , который проголосовал за то, чтобы Тиберий стал принцепсом благодаря его «доказанным заслугам на посту», и присвоил ему почетное имя и титул Август . [83]
Тиберий принял свое положение и титул императора с явной неохотой. Хотя он показал себя способным и эффективным администратором, он не мог сравниться с необычайной энергией и харизмой своего предшественника. Римские историки описывали его как угрюмого и недоверчивого. С самоуничижением, которое могло быть совершенно искренним, он поощрял культ своего отца и препятствовал своему собственному. [84] После долгих препирательств он разрешил себе и гению Сената построить один храм в Смирне в 26 г. н. э.; одиннадцать городов соревновались — с некоторой горячностью и даже насилием — за эту честь. [85] Отсутствие у него личной auctoritas позволило усилить преторское влияние на императорский дом, Сенат и через него на государство. [86] В 31 г. н. э. его преторианский префект Сеян — к тому времени фактический соправитель — был замешан в смерти сына Тиберия и наследника Друза и был казнен как враг народа. В Умбрии жрец императорского культа ( sevir Augustalis ) увековечил «провидение Тиберия Цезаря Августа, рожденное для вечности римского имени, после устранения этого самого пагубного врага римского народа». На Крите возносилась благодарность «божественности и предусмотрительности Тиберия Цезаря Августа и Сената» за предотвращение заговора, но после его смерти Сенат и его наследник Калигула решили официально не обожествлять его. [87]
Правление Калигулы выявило правовые и моральные противоречия Августовской «республики». Чтобы легализовать его преемственность, Сенат был вынужден конституционно определить его роль, но обряды и жертвоприношения живому гению императора уже признавали его конституционно неограниченные полномочия. Принцепс играл роль primus inter pares только посредством личного самоограничения и приличия. Стало очевидно, что у Калигулы было мало ни того, ни другого. Он, кажется, очень серьезно относился к культу своего собственного гения и, как говорят, любил играть роль бога — или, скорее, нескольких из них. Однако его печально известные и часто цитируемые олицетворения главных божеств могут представлять собой не более чем его жречество их культов, желание шокировать и склонность к триумфальным нарядам [88] или просто психическое заболевание. [89] Каковы бы ни были его планы, нет никаких свидетельств его официального культа как живого divus в Риме или замены им государственных богов, и нет никаких свидетельств серьезных отклонений или нововведений в его провинциальном культе. [90] Его сексуальные отношения с сестрой Друзиллой, о которых сообщалось , и ее обожествление после смерти вызвали презрение у более поздних историков; после смерти Калигулы ее культу просто позволили исчезнуть. Его вымогательство жреческих сборов у невольных сенаторов является признаком частного культа и личных унижений среди элиты. Смертельным преступлением Калигулы было преднамеренное «оскорбление или оскорбление всех, кто имел значение», включая старших военных офицеров, которые убили его. [91] Истории его правления подчеркивают его своенравное нечестие. Возможно, не только его: в 40 г. н. э. Сенат постановил, что «император должен сидеть на высокой платформе даже в самом здании Сената». [92] Клавдий (его преемник и дядя) вмешался, чтобы ограничить ущерб императорскому дому и тем, кто устроил заговор против него, и приказал незаметно убрать публичные статуи Калигулы. [93]
Клавдий был избран императором преторианской гвардией Калигулы и укрепил свое положение денежными выплатами ( donativa ) военным. Сенат был вынужден ратифицировать выбор и принять оскорбление. Клавдий принял когномен Цезарь, обожествил жену Августа, Ливию, через 13 лет после ее смерти и в 42 г. н. э. получил титул pater patriae (отец страны), но отношения между императором и Сенатом, похоже, были непоправимы. [94] Клавдий не проявил ни одной из крайностей Калигулы. Кажется, он полностью отказался от культа своего собственного гения : но предложение культа одновременно признавал высокий статус тех, кто был уполномочен даровать его, и чрезвычайный статус принцепса — повторные отказы Клавдия могли быть истолкованы как оскорбительные для Сената, провинциалов и самой императорской должности. Он еще больше оскорбил традиционную иерархию, выдвинув своих доверенных вольноотпущенников в качестве императорских прокураторов ; самые близкие к императору имели высокий статус благодаря своей близости. [95]
Предполагалось, что он разрешил построить единственный храм для своего культа в Британии после своего завоевания там. [96] Храм определённо существует — он был расположен в Камулодуне ( современный Колчестер ), главной колонии в провинции, и был центром британского гнева во время восстания Боудикки в 60 г. н. э. [97] Но культ живого Клавдия там очень маловероятен: он уже отказался от александрийских культовых почестей как «вульгарных» и нечестивых, а культ живых императоров ассоциировался с arae (алтарями), а не с храмами. [98] Британское поклонение, предложенное ему как живому divus , вероятно, не более чем жестокое литературное суждение о его ценности как императора. Несмотря на его очевидное уважение к республиканским нормам, его собственный класс не воспринимал его всерьёз, и в льстивой нероновской беллетристике Сенеки римские боги не могут воспринимать его всерьез как divus — дикие британцы могли быть более доверчивыми. [99] В действительности они оказались достаточно возмущены, чтобы восстать, хотя, вероятно, не столько против Клавдиева дивуса , сколько против жестоких злоупотреблений и финансового бремени, которое представлял собой его храм.
Клавдий умер в 54 г. н. э. и был обожествлен своим приемным сыном и преемником Нероном . [100] После, по-видимому, пышных похорон, divus Claudius получил храм на пользующемся дурной славой римском холме Целий . [101] Фишвик замечает, что «злобный юмор этого места вряд ли мог быть упущен теми, кто был в курсе... местоположение храма Клавдия в Британии (повод для его «жалкого триумфа») может быть более похожим». [102]
Придя к власти, Нерон позволил культу Клавдия исчезнуть, построил свой Domus Aurea над недостроенным храмом, потакал своим сибаритским и художественным наклонностям и допустил культ собственного гения как pater familias римского народа. [103] Отношение сенаторов к нему, по-видимому, было в основном негативным. Он был свергнут в результате военного переворота, а его учреждения культа его умершей жены Поппеи и малолетней дочери Клавдии Августы были заброшены. В остальном он, по-видимому, был популярным императором, особенно в восточных провинциях. Тацит сообщает о предложении сенаторов посвятить храм Нерону как живому divus , что было воспринято как зловещее, потому что «божественные почести не воздаются императору, пока он не перестанет жить среди людей». [104]
Смерть Нерона ознаменовала конец императорского правления как привилегии древнеримских (патрицианских и сенаторских) семей. За один хаотичный год власть насильственно переходила от одного к другому из четырех императоров . Первые трое продвигали свой собственный культ гения : последние двое из них пытались восстановить Нерона и повысить его до divus . Четвертый, Веспасиан — сын всадника из Реаты — обеспечил себе династию Флавиев путем возврата к августовской форме принципата и возобновил императорский культ divus Julius . [105] [106] Веспасиан не мог подтвердить свое правление так же, как предыдущая династия Юлиев-Клавдиев, которая могла проследить свою родословную до божественного происхождения Юлия Цезаря. Не имея возможности проследить свое происхождение от какого-либо римского божества, новая династия Флавиев при Веспасиане должна была установить новый стандарт политики, чтобы править народом, предрасположенным к божественной императорской культовой традиции. [107] Веспасиана уважали за его «восстановление» римской традиции и августовскую скромность его правления. Он посвятил государственный культ genio populi Romani ( гению римского народа), уважал сенаторские «республиканские» ценности и отверг практику Нерона, удалив различные праздники из общественных календарей, которые (по беспощадной оценке Тацита) стали «отвратительно запятнанными лестью времен». [108] Он, возможно, заменил или перерезал голову Колосса Нерона для ее посвящения (или повторного посвящения) богу солнца в 75 г. н. э. [109] [110] [111] После первого еврейского восстания и разрушения Храма в Иерусалиме в 70 г. н. э. он ввел дидрахмон , который раньше платили евреи за содержание своего Храма, но теперь перенаправляли Юпитеру Капитолийскому как победителю над ними «и их Богом». Евреи, которые платили налог, были освобождены от культа божеств императорского государства. Те, кто предлагал его, однако, подвергались остракизму со стороны своих собственных общин. [112] Веспасиан, по-видимому, подошел к своему надвигающемуся культу с сухим юмором: согласно Светонию , его последними словами были puto deus fio («Я думаю, что превращаюсь в бога»). Сын Веспасиана Тит правил два успешных года, а затем умер естественной смертью. Он был обожествлен и заменен своим младшим братом Домицианом .
В течение двух недель после вступления на престол Домициан восстановил культ гения правящего императора . [113] Он остаётся противоречивой фигурой, описываемой как один из немногих императоров, скандально именующих себя живым divus , о чём свидетельствует использование «господина и бога» ( dominus et deus ) в императорских документах. Однако нет никаких записей о личном использовании Домицианом этого титула, его использовании в официальном обращении или культе к нему, его присутствии на его монетах или в Арвальных актах, касающихся его государственного культа. Он появляется только в его позднем правлении и почти наверняка был инициирован и использовался его собственными прокураторами (которые в традиции Клавдия также были его вольноотпущенниками). [114] Как и любой другой pater familias и покровитель , Домициан был «господином и богом» для своей расширенной familia , включая его рабов, вольноотпущенников и клиентов. Описания Плинием жертвоприношения Домициану на Капитолии соответствуют совершенно непримечательным «частным и неформальным» обрядам, которые проводились для живых императоров. Домициан был традиционалистом, суровым и репрессивным, но уважаемым военными и простыми людьми. Он восхищался Августом и, возможно, стремился подражать ему, но совершил ту же бестактную ошибку, что и Калигула, обращаясь с Сенатом как с клиентами и подчиненными, а не как с фиктивными равными, требуемыми идеологией Августа. Его убийство было спланировано и осуществлено внутри его двора, и его имя официально, но довольно бессистемно, было стерто из надписей. [115]
Сенат выбрал пожилого, бездетного и, по-видимому, нежелающего Нерву императором. У Нервы были давние семейные и консульские связи с семьями Юлиев-Клавдиев и Флавиев, но он оказался опасно мягким и нерешительным принцепсом : его убедили отречься от престола в пользу Траяна . Панегирик Плиния Младшего 100 г. н. э. заявляет о видимом восстановлении сенаторской власти и достоинства по всей империи при Траяне , но, восхваляя скромность императора, Плиний не скрывает шаткого характера этого автократического дара. [116] Под очень умелым гражданским и военным руководством Траяна должность императора все больше интерпретировалась как земное наместничество божественного порядка. Он оказался долговечным образцом для римских императорских добродетелей. [117] [118]
Испано-римское происхождение императора Адриана и его выраженный проэллинизм изменили фокус имперского культа. Его стандартная чеканка по-прежнему идентифицируется с genius populi Romani , но другие выпуски подчеркивают его идентификацию с Геркулесом Гадитанским (Геркулесом Гадесским ) и имперской защитой Рима греческой цивилизации. [119] Памятные монеты показывают, что он «возвышает» провинциальных божеств (таким образом, возвышая и «восстанавливая» провинции); он продвигал Сагалассос в греческой Писидии как ведущий имперский культовый центр империи, а в 131–2 гг. н. э. он спонсировал исключительно греческий Панхелленион . [120] Говорят, что он «плакал как женщина» после смерти своего молодого любовника Антиноя и организовал его апофеоз. Дион утверждает, что Адриана высмеивали за это эмоциональное потворство, особенно потому, что он отложил апофеоз своей сестры Паулины после ее смерти. [121]
Культ Антиноя оказался одним из самых долговечных и преданных, особенно в восточных провинциях. Вифиния, как место его рождения, чеканила его изображение на монетах вплоть до правления Каракаллы (р. 211–217). Его популярный культ, по-видимому, процветал в IV веке, когда он стал «мальчиком для битья языческого поклонения» в христианской полемике. Воут (2007) отмечает его скромное происхождение, безвременную смерть и «воскрешение» как theos , а также его отождествление — а иногда и ошибочное отождествление более поздними учеными — с образами и религиозными функциями Аполлона, Дионисия/Вакха и позднее Осириса. [122] В самом Риме он также был theos на двух из трех сохранившихся надписей, но был более тесно связан с культом героев, который допускал прямые призывы к его заступничеству у «высших богов». [123] [124] Адриан навязал императорский культ себе и Юпитеру в Иудее после восстания Бар-Кохбы . Его жена Вибия Сабина умерла раньше него . Оба были обожествлены, но дело Адриана должно было быть рассмотрено его преемником Антонином Пием . [125]
Наставник Марка Аврелия Фронтон предлагает лучшее свидетельство императорской портретной живописи как почти повсеместной черты частной и общественной жизни. [126] Хотя свидетельства частного поклонения императору в эту эпоху столь же скудны, как и во все другие, письма Фронтона подразумевают культ гения живого императора как официальную, домашнюю и личную практику, вероятно, более распространенную, чем культ divi в этот и другие периоды. [127]
Сын Марка Аврелия Коммод поддался соблазнам потакания своим слабостям, легкого популизма и правления фаворитов. [128] [129] Он описывал свое правление как «золотой век», а себя как нового Ромула и «вновь основателя» Рима, но был глубоко враждебен к Сенату — он перевернул стандартную «республиканскую» имперскую формулу на populus senatusque romanus (народ и сенат Рима). Он все больше отождествлял себя с полубогом Гераклом в скульптурах, храмах и на арене, где он любил развлекаться как бестиарий по утрам и гладиатор после полудня. В последний год своей жизни он был избран официальным титулом Romanus Hercules ; государственный культ Геракла признавал его как героя, божество или полубожество (но не divus ) , который когда-то был смертным. [130] Коммод, возможно, намеревался объявить себя живым богом незадолго до своего убийства в последний день 192 года н. э. [131]
Династия Нервана-Антонина закончилась хаосом. Сенат объявил Damnatio memoriae Коммоду, чей городской префект Пертинакс был объявлен императором преторианской гвардией в обмен на обещание очень большого donativa . [132] Пертинакс поднялся по всадническим званиям благодаря военному таланту и административной эффективности, чтобы стать сенатором, консулом и, наконец, ненадолго императором; он был убит своими преторианцами за попытку ограничить их жалованье. [133] Пертинакса сменил Дидий Юлиан , который обещал преторианцам деньги и восстановление власти Сената. Юлиан начал свое правление с необдуманного обращения к памяти Коммода, очень возмущенной попытки подкупить население в массовом порядке и использования против него силы преторианцев. В знак протеста непокорная городская толпа заняла сенаторские места в Цирке Максимус . [134] На фоне гражданской войны между конкурирующими претендентами в провинциях Септимий Север оказался вероятным победителем. Сенат вскоре проголосовал за смерть Юлиана, обожествление Пертинакса и возвышение Септимия до императора. [135] Прошел всего год после смерти Коммода.
«Sit divus dum non sit vivus» (пусть он будет divus , пока он не жив). Приписывается Каракалле, перед убийством его соправителя и брата Геты. [136]
В 193 году нашей эры Септимий Север с триумфом вошел в Рим и возвеличил Пертинакса . Он отменил проклятие Коммода, обожествил его как frater (брата) и тем самым принял Марка Аврелия в качестве своего предка через акт сыновней почтительности. [137] Изображения на монетах Севера еще больше укрепили связь Севера с престижными династиями Антонинов и genius populi Romani . [138] [139]
Правление Севера представляет собой водораздел в отношениях между Сенатом, императорами и военными. [140] Сенаторское согласие определило божественный imperium как республиканское разрешение на благо римского народа, а apotheosis был заявлением о сенаторских полномочиях. Там, где Веспасиан обеспечил себе положение, обращаясь к гению Сената и традиции Августа, Север отменил обычное предпочтение сенаторов высшим военным должностям. Он увеличил плебейские привилегии в Риме, разместил там лояльный гарнизон и выбрал собственных командиров. Он уделял личное внимание провинциям как источникам доходов, военной силы и беспорядков. После победы над своим соперником Клодием Альбином при Лугдунуме он заново основал и реформировал его императорский культовый центр: dea Roma была удалена с алтаря и заключена в храме вместе с обожествленными Augusti. [141] Фишвик интерпретирует обязательные новые обряды как те, которые должны были совершать любые pater familias от его подчиненных. [142] Собственные божества-покровители Севера, Мелькарт / Геркулес и Либер / Вакх , заняли почетное место вместе с ним и его двумя сыновьями на Светских играх 204 г. н. э. [143] Северус умер естественной смертью в 211 г. н. э. в Эборакуме (современный Йорк) во время кампании в Британии, оставив империю поровну Каракалле и своему старшему брату Гете , вместе с советом «быть гармоничным, обогащать солдат и презирать всех других людей». [144]
К 212 году нашей эры Каракалла убил Гету, объявил его damnatio memoriae и издал Constitutio Antoniniana : это давало полное римское гражданство всем свободным жителям Империи. [145] и было сформулировано как щедрое приглашение отпраздновать «победу римского народа» в срыве «заговора» Геты. В действительности Каракалла столкнулся с повальной нехваткой денег и рекрутов. Его «подарок» был далеко не популярным шагом, поскольку большинство его получателей были humiliores крестьянского статуса и рода занятий — примерно 90% от общей численности населения. Humiliores они оставались, но теперь обязаны были платить налоги, служить в легионах и принимать имя своего «освободителя». Там, где другие императоры использовали mos maiorum семейного обязательства на в значительной степени символическом уровне культа гения , Каракалла буквально отождествлял свое личное выживание с государством и «своими» гражданами. [146] Каракалла унаследовал преданность солдат своего отца, но его новые граждане не были склонны праздновать, и его попытки добиться популярности в стиле Комодоса, похоже, потерпели неудачу. [147] По оценке Филострата , его принятие Империи разбилось о его недовольный, провинциальный склад ума. Он был убит в 217 году нашей эры, при возможном сговоре его префекта претория Макрина . [148]
Военные приветствовали Макрина как императора , и он устроил апофеоз Каракаллы. Осознавая неуместность своего беспрецедентного прыжка через традиционный cursus honorum от всадника до императора, он почтительно запросил одобрение сената на свое «самовыдвижение». Оно было предоставлено — у нового императора был подход юриста к imperium , [149] но его внешняя политика оказалась слишком осторожной и умиротворяющей для военных. [150] Чуть больше чем через год он был убит в результате переворота и заменен императором сирийского происхождения и происхождения Севера, Варием Авитом Бассианом , более известным по латинизированному имени своего бога и своего жречества, Элагабал. [151]
14-летний император привез свое солнечно-горное божество из родной Эмесы в Рим и в официальный императорский культ. [152] В Сирии культ Элагабала был популярен и хорошо устоялся. В Риме это было чуждое и (согласно некоторым древним источникам) отвратительное восточное новшество. В 220 году нашей эры жрец Элагабал заменил Юпитера богом Элагабалом как sol invictus (непобедимое Солнце) и с тех пор пренебрег своей императорской ролью верховного понтифика . По словам Мариуса Максима, он правил из своего выродившегося domus через префектов, среди которых были, среди прочих, возничий, слесарь, парикмахер и повар. [153] По крайней мере, похоже, что Сенат и военные считали его неприемлемо изнеженным чудаком. Он был убит преторианцами в возрасте 18 лет, подвергнут полному унижению путем проклятия памяти и заменен своим молодым двоюродным братом Александром Севером , последним представителем своей династии, который правил 13 лет, пока не был убит в результате мятежа в 235 году.
Конец династии Северов ознаменовал распад центральной империи . На фоне экономической гиперинфляции и, позднее, эпидемии чумы, соперничающие провинциальные претенденты боролись за превосходство и, потерпев неудачу, создавали свои собственные провинциальные империи. Большинство императоров редко видели Рим и имели лишь условные отношения со своими сенатами. В отсутствие скоординированного военного ответа империи иностранные народы воспользовались возможностью для вторжения и грабежа.
Максимин Фракиец (правил в 235–238 гг. н. э.) изъял ресурсы государственных храмов в Риме, чтобы платить своим армиям. Храмы divi были первыми в очереди. Это был неразумный шаг для его собственных потомков, поскольку предоставление или удержание апофеоза оставалось официальным суждением об императорском достоинстве, но лишение храмов государственных богов вызвало гораздо большее оскорбление. Действия Максимина, скорее всего, показывают необходимость в крайнем кризисе, чем нечестие, поскольку он обожествил свою жену после ее смерти, [154] но в редком проявлении неповиновения Сенат обожествил его убитого предшественника, а затем открыто восстал. [155] Его преемник, Гордиан I , правил недолго, но успешно и был сделан divus после своей смерти. Последовала череда недолго правивших солдат-императоров. Дальнейшее развитие императорского культа, по-видимому, застопорилось до Филиппа Араба , который посвятил статую своему отцу как божественному в своем родном городе Филиппополе и привез тело своего молодого предшественника Гордиана III в Рим для апофеоза. Монеты Филиппа показывают его в лучистой короне (наводящей на мысль о солнечном культе или эллинизированной форме императорской монархии), с римским храмом Венеры и dea Roma на реверсе. [156]
В 249 году нашей эры Филиппа сменил (или убил и узурпировал) его преторианский префект Деций , традиционалистский бывший консул и губернатор. После вступления на престол сомнительной законности Деций оправдал себя как законного «восстановителя и спасителя» Империи и ее religio : в начале своего правления он выпустил серию монет императорских divi в лучистых (солнечных) коронах. [157] Филипп, три Гордиана , Пертинакс и Клавдий были исключены, предположительно потому, что Деций считал их недостойными этой чести. [158] [159] После религиозных беспорядков в Египте он постановил, что все подданные Империи должны активно стремиться приносить пользу государству посредством засвидетельствованных и заверенных жертвоприношений «богам предков» или понести наказание: жертвоприношение от имени Рима верными подданными определило бы их и их богов как римских. [160] Только евреи были освобождены от этой обязанности. [161] Децианский указ требовал, чтобы отказ от жертвоприношения был судим и наказан на проконсульском уровне. Вероотступничество было предписано, а не смертная казнь. [162] Через год после установленного срока, указу было позволено истечь, и вскоре после этого сам Деций умер. [163]
Валериан (253–260) определил христианство как крупнейший, наиболее упрямо эгоистичный из неримских культов, запретил христианские собрания и призвал христиан приносить жертвы традиционным богам Рима. [164] [165] Его сын и соратник Август Галлиен , посвященный Элевсинских мистерий , отождествлял себя с традиционными римскими богами и добродетелью военной верности. [166] Аврелиан (270–275) призвал к гармонии среди своих солдат ( concordia militum ), стабилизировал Империю и ее границы и установил официальную, эллинскую форму единого культа пальмирского Sol Invictus на Марсовом поле Рима . Сенат приветствовал его как restitutor orbis (восстановителя мира) и deus et dominus natus (бога и прирожденного правителя); он был убит своими преторианцами. Его непосредственные преемники закрепили его достижения: на монетах Проба (276–282) он изображен в лучистой солнечной короне, а его многочисленные типы монет включают выпуски с изображением храма Венеры и Деа Рома в Риме. [167] [168]
Эти политики и заботы достигли кульминации в Тетрархии Диоклетиана : Империя была разделена на Западный и Восточный административные блоки, в каждом из которых был Август (старший император), которому помогал Цезарь (младший император) в качестве Августа-в-ожидании. Провинции были разделены и подразделены: их имперская бюрократия стала необычайной по размеру, охвату и вниманию к деталям. Диоклетиан был религиозным консерватором. После своего вступления на престол в 284 г. н. э. он провел игры в честь divus Antinous . [ 169] Там, где его предшественники пытались убедить и принудить непокорные секты, Диоклетиан начал серию свирепых реакций, известных в истории Церкви как Диоклетиановы гонения . По словам Лактанция , это началось с сообщения о зловещей гаруспиции в доме Диоклетиана и последующего (но недатированного) диктата умиротворяющей жертвы всей армией. [170] Дата 302 считается вероятной, и Евсевий также говорит, что преследования христиан начались в армии. [171] Однако мученичество Максимилиана (295) произошло из-за его отказа от военной службы, а Марцелла ( 298) из-за отказа от военной присяги. Юридически это были военные мятежи, и указ Диоклетиана мог последовать за этими и подобными актами совести и веры. [164] Неизвестное число христиан, по-видимому, подверглись экстремальным и показательным наказаниям, традиционно предназначенным для мятежников и предателей.
В расширенных императорских коллегиях Диоклетиана императорские почести отличали как Августов от их Цезарей, так и Диоклетиана (как старшего Августа) от его коллеги Максимиана . [172] Хотя разделение Империи и imperium , казалось, предлагало возможность мирного и хорошо подготовленного наследования, его единство требовало наивысшего наделения властью и статусом одного человека. Сложная хореография этикета окружала подход к императорской персоне и императорские прогрессии. Старший Август, в частности, был сделан отдельным и уникальным существом, доступным только через самых близких ему людей. [173]
Явный консерватизм Диоклетиана почти наверняка исключает систематический проект по возвышению личности в качестве «божественного монарха». Скорее, он формально разработал императорскую церемонию как проявление божественного порядка Империи и возвысил императорство как верховный инструмент божественной воли. Идея была августовской или более ранней, наиболее ясно выраженной в стоической философии и солнечном культе, особенно при Аврелиане . В самом начале своего правления, до своей Тетрархии, Диоклетиан принял signum Иовия ; его соавтор Август принял титул Геркулия . Во время Тетрархии такие титулы были умножены, но без четкого отражения неявного божественного старшинства: в одном случае божественный signum Августа ниже, чем у его Цезаря. Эти божественные ассоциации могли следовать военному прецеденту императоров как божеств (или божеств как императоров ). Более того, божественный signum появляется в довольно узком контексте придворного панегирика и гражданского этикета. Он не появляется на обычных монетах или скульптурах тетрархов, которые представлены как безличные, почти однородные абстракции имперской мощи и единства. [174] [175]
Августовское урегулирование продвигалось его современными апологетами как восстановительное и консервативное, а не революционное. [176] Официальный культ гения живого принцепса как «первого среди равных» признавал его исключительные способности, его способность к самоограничению и его благочестивое уважение к республиканским традициям. «Хорошие» императоры отвергали предложения официального культа как живого божества и принимали более скромные почести культа гения . Утверждения о том, что более поздние императоры искали и получали божественные почести в Риме, отражают их плохие отношения со своими сенатами: во времена Тертуллиана все еще «было проклятием назвать императора богом до его смерти». С другой стороны, судя по внутренней повсеместности образа императора, частные культы живых императоров столь же вероятны в Риме, как и в других местах. Как замечает Градель, ни один римлянин никогда не был привлечен к ответственности за жертвоприношение своему императору. [177] [178]
У divi была некоторая форма прецедента в di parentes , божественных предках, которые получали родовые обряды как manes (боги подземного мира) во время Parentalia и других важных домашних праздников. Их полномочия были ограничены; умершие смертные обычно не обладали божественной силой ( numen ) высших богов. [179] [180] Умершие императоры не становились divi автоматически ; они должны были быть номинированы на эту привилегию. Их дело обсуждалось Сенатом, а затем выносилось на голосование. [181] [182] Пока были принесены правильные ритуалы и жертвы, divus был принят небесными богами как coelicola (обитатель небес), меньшее существо, чем они сами. [183] Популярное поверье утверждало, что divus Augustus будет лично принят Юпитером. С другой стороны, в «Апоколокинтозе» Сенеки неожиданное прибытие обожествленного Клавдия создает проблему для олимпийцев, которые понятия не имеют, кто или что он; а когда они узнают, то не могут придумать, что с ним делать. Саркастическое остроумие Сенеки, неприемлемое нечестие по отношению к deus , свободно изображает divus Клавдия просто мертвым, нелепым и, возможно, довольно плохим императором. [184] Хотя их изображения были священны, а их обряды определенно божественны, [185] divi можно было создавать, разрушать, восстанавливать или просто забывать. [186] Август и Траян, по-видимому, оставались идеалами дольше, чем кто-либо другой, и культ «хорошего» divi , по-видимому, продолжался и в конце императорского господства.
С другой стороны, огромная власть живых императоров опосредовалась всеобъемлющим агентством государства. Будучи признанным pater familias империи, принцепс, естественно, имел право на культ гения от имперских подданных всех классов. Культ numen живого императора был совсем другим делом и мог быть истолкован как не что иное, как утверждение божественной монархии. Поэтому императорские ответы на первые попытки культа August numen были крайне осторожными. [187] Только гораздо позже, вероятно, вследствие гиперинфляции почестей живым императорам, к живому императору можно было открыто, официально обращаться как numen praesens (нуминозное присутствие). [188]
Неясные отношения между deus , divus и numen в имперском культе могут просто отражать его происхождение как прагматичного, уважительного и несколько уклончивого имперского решения, использующего широкую терминологию, значения которой менялись в зависимости от контекста. Для Бирда и др. практический и универсальный римский культ обожествленных императоров и других членов императорского дома должен был основываться на парадоксе, что смертный мог, подобно полубожественным «героическим» фигурам Геркулеса, Энея и Ромула, обладать или приобретать достаточную меру numen, чтобы подняться над своим смертным состоянием и быть в компании богов, оставаясь при этом смертным в глазах римских традиционалистов. [189]
Священные приношения ( sacrificium ) сформировали договор публичной и частной religio , от клятв при вступлении в должность, договоров и лояльности до деловых контрактов и брака. Участие в sacrificium признавало личную приверженность более широкому сообществу и его ценностям, что при Деции стало обязательным соблюдением. [190] Ливий считал, что военные и гражданские катастрофы были следствием ошибки ( vitium ) в авгуризме, пренебрежения должным и надлежащим жертвоприношением и нечестивого распространения «иностранных» культов и superstitio . [191] Религиозное право было сосредоточено на требованиях к жертвоприношениям конкретных божеств в определенных случаях. [192]
В Риме Юлиев-Клавдиев жрецы Арвала приносили жертвы римским государственным богам в различных храмах для дальнейшего благополучия императорской семьи в дни их рождения, годовщины вступления на престол и в ознаменование чрезвычайных событий, таких как подавление заговора или восстания. 3 января они освящали ежегодные обеты: жертва, обещанная в предыдущем году, выплачивалась, при условии, что боги сохраняли императорскую семью в безопасности в течение договорного времени. Если нет, она могла быть удержана, как это было в ежегодном обете после смерти Траяна . [ 193] В Помпеях гению живого императора предлагался бык: предположительно, стандартная практика в императорском культе в то время, хотя также приносились меньшие подношения вина, пирогов и ладана, особенно в позднюю имперскую эпоху. divi и genii приносились те же жертвы , что и государственные боги, но должностные лица культа, похоже, предлагали христианам возможность жертвоприношения императорам в качестве меньшего акта. [194] [195]
По древней традиции, председательствующие магистраты искали божественное мнение о предлагаемых действиях через авгура, который читал божественную волю посредством наблюдения за естественными знаками в священном пространстве ( templum ) жертвоприношения. [196] Магистраты могли использовать свое право авгура ( ius augurum ), чтобы отложить и отменить судебный процесс, но были обязаны основывать свое решение на наблюдениях и советах авгура. Для Цицерона это делало авгура самой могущественной властью в Поздней Республике. [197] [198]
В более поздней Республике авгурия попала под надзор коллегии понтификов , жреческо-магистральной должности, полномочия которой все больше вплетались в cursus honorum . Должность понтифика-великого в конечном итоге стала фактически консульской должностью. [199] Когда консул Лепид умер, его должность понтифика-великого перешла к Августу, который взял на себя жреческий контроль над государственными оракулами (включая Сивиллины книги ) и использовал свои полномочия цензора для подавления неодобренных оракулов. [200] Почетный титул Октавиана Август указывал на его достижения как выражение божественной воли: там, где нечестие Поздней республики спровоцировало небесный беспорядок и гнев (ira deorum) , его послушание божественному постановлению принесло божественный мир (pax deorum) .
Mos maiorum установил почти монархическую семейную власть обычного pater familias («отца семейства» или «владельца семейного имения»), его обязательства перед семьей и обществом и его священнические обязанности перед его ларами и домашними пенатами . Его положение было наследственным и династическим, в отличие от выборных, ограниченных по времени должностей республиканских магистратов. Его семья — и особенно его рабы и вольноотпущенники — были обязаны ответным долгом культа его гению . [201] [202]
Гений (мн. ч. genii ) был существенным духом и порождающей силой — изображался в виде змеи или вечного юноши, часто крылатого — внутри человека и его клана ( gens , мн. ч. gentes ), например, Julli (Julians) Юлия Цезаря. Pater familias мог даровать свое имя, меру своего гения и роль в своих домашних обрядах, обязательствах и почестях тем, кого он усыновлял. Как усыновленный наследник Цезаря, Октавиан должен был унаследовать гений , наследственное имущество и почести своего приемного отца в дополнение к тем, которые были получены через его собственный род и усилия. [203] Исключительно могущественный гений живых императоров выражал волю богов через императорские действия. [204] В 30 г. до н.э. возлияния в честь гения Октавиана (позже Августа) стали обязательными на публичных и частных банкетах, а с 12 г. до н.э. государственные клятвы приносились гением живого императора. [205]
Римский pater familias ежедневно возносил культ своим lares и penates , а также своим di parentes / divi parentes , в домашних святилищах и в огнях домашнего очага. [206] Как богиня всех очагов, включая ритуальный очаг государства, Веста связывала «публичные» и «частные» обязанности граждан. Ее официальные культы курировались верховным понтификом из государственного дома около храма Весты. Когда Август стал верховным понтификом в 12 г. до н. э., он дал весталкам свой собственный дом на Палатине. Его пенаты оставались там в качестве домашних божеств, и вскоре к ним присоединились его лары . Поэтому его дар связал его домашний культ со священными весталками и священным очагом Рима и символически распространил его domus на государство и его жителей. Он также принял на вооружение и продвигал традиционные и преимущественно плебейские святилища Компиталии и расширил их празднества, чьи лары впоследствии стали известны как Августы. [207] [208] [209] [210] [211]
Гражданские легионеры Рима, по-видимому, сохранили свои марианские традиции. Они воздавали культ Юпитеру ради благополучия императора и регулярно воздавали культ государственным, местным и личным божествам. Культ императорской особы и familia обычно возносился на императорские восшествия, годовщины и возобновление ежегодных обетов: бюст правящего императора хранился в святилище легионерских знаков отличия для этой цели, и его посещал назначенный военный imaginifer . Ко времени ранних Северов легионы воздавали культ государственным богам, императорским divi , numen нынешнего императора , genius и domus (или familia ), а также особый культ императрице как «матери лагеря». Примерно в это же время митраистские культы стали очень популярны среди военных и стали основой для синкретического императорского культа, который впитал Митру в солнечный и стоический монизм как фокус военного согласия и лояльности. [212] [213] [214]
Императорский культовый храм был известен как caesareum (лат.) или sebasteion (греч.). В анализе Фишвика культ римского государства divi был связан с храмами, а культ гения живого императора — с его алтарем. Изображение императора и его расположение в храмовом комплексе фокусировали внимание на его личности и атрибутах, а также на его положении в божественной и человеческой иерархиях. Расходы на физическое выражение императорского культа были огромными и были ограничены только имперским кризисом 3-го века. Насколько известно, после правления Марка Аврелия не было построено новых храмов для государственных divi . [215]
Императорские divi и живые гении , по-видимому, обслуживались отдельными церемониями и жречествами. Сами императоры могли быть жрецами государственных богов, divi и своих собственных культовых изображений гениев . Последняя практика иллюстрирует императорский гений как врожденный для его носителя, но отделимый от него как фокус уважения и культа, формально соответствующий культу персонификации идей и идеалов, таких как Фортуна ( Fortuna ), мир ( Pax ) или победа ( Victoria ) и др. в сочетании с гением императора, Сената или римского народа; Юлий Цезарь показал свою близость к добродетели милосердия ( clementia ), личному качеству, связанному с его божественным предком и покровительницей богиней Венерой. Жрецы обычно и с уважением определяли свою функцию, проявляя внешний вид и другие свойства своего deus . Обязанности императорских священников были как религиозными, так и магистерскими: они включали предоставление одобренных императорских портретов, статуй и жертвоприношений, учреждение регулярного календарного культа и открытие общественных работ, императорских игр (state ludi ) и мунеры для уполномоченных моделей. По сути, священники по всей империи были ответственны за воссоздание, толкование и празднование необычайных даров, полномочий и харизмы императоров. [216]
В рамках своих религиозных реформ Август возродил, субсидировал и расширил игры и священство Компиталий , посвященные Ларам вичи ( районов), чтобы включить культ его собственных Ларов (или его гения как популярного благодетеля). После этого Лары Компиталии стали известны как Лары Августы. Тиберий создал специализированное священство, Содалы Августалы , посвященное культу умершего, обожествленного Августа. Эта жреческая должность и связи между культами Компиталий и императорским домом, по-видимому, продолжались так же долго, как и сам императорский культ. [217]
Греческие философии оказали значительное влияние на развитие имперского культа. Стоические космологи рассматривали историю как бесконечный цикл разрушения и обновления, движимый fortuna (удачей или фортуной), fatum (судьбой) и logos (универсальным божественным принципом). Те же силы неизбежно произвели sōtēr (спасителя), который преобразовал разрушительный и «неестественный беспорядок» хаоса и борьбы в pax , fortuna и salus (мир, удачу и благополучие) и, таким образом, отождествляется с солнечными культами, такими как Apollo и Sol Invictus . Ливий (в начале-середине I века до н. э.) и Лукан (в I веке н. э.) интерпретировали кризис поздней Республики как разрушительную фазу, которая привела к религиозному и конституционному обновлению Августа и его восстановлению мира, удачи и благополучия римскому народу. Август был мессианской фигурой, которая лично и рационально инициировала «золотой век» – Pax Augusta – и была покровителем, жрецом и протеже ряда солнечных божеств. Поэтому императорский порядок не просто оправдывался призывами к божественному; он представлялся как врожденно естественный, благожелательный и божественный институт. [218] [219]
Имперский культ допускал и позднее включал в себя определенные формы плюралистического монизма . Для апологетов имперского культа монотеисты не имели рациональных оснований для отказа, но навязывание культа было контрпродуктивным. Евреи представляли собой особый случай. Задолго до гражданской войны иудаизм был терпим в Риме по дипломатическому договору с греко-иудейскими правителями. Он стал известен и подвергся пристальному вниманию после того, как Иудея была зачислена в качестве клиентского царства в 63 г. до н. э. [220] [221] Следующая еврейская диаспора помогла рассеять раннее «иудейское» христианство. Ранние христиане, по-видимому, считались подсектой иудаизма и как таковые спорадически терпели. [222]
Еврейские источники об императорах, политеистическом культе и значении Империи полны трудностей с интерпретацией. Во время правления Калигулы евреи сопротивлялись размещению статуи Калигулы в своем Храме и утверждали, что их приношения и молитвы Яхве от его имени были равносильны согласию с его просьбой о поклонении. [223] По словам Филона , Калигула не был впечатлен, потому что приношение не было сделано непосредственно ему (его гению или его numen никогда не уточняется), но статуя так и не была установлена. Филон не оспаривает сам императорский культ: он восхваляет богоподобные почести, оказанные Августу как «первому, величайшему и общему благодетелю», но Калигула позорит императорскую традицию, действуя «как египтянин». [224] Однако Филон явно проримский: главной особенностью Первого еврейского восстания (66 г. н. э.) было прекращение еврейских жертвоприношений Риму и императору и осквернение императорских изображений. [225]
Для языческих римлян простой акт жертвоприношения, будь то богам предков при Деции или государственным богам при Диоклетиане, представлял собой приверженность римской традиции и верность плюралистическому единству Империи. Отказ придерживаться культа был изменой. Христиане, однако, определяли «эллинистические почести» как пародию на истинное поклонение. [226] [227] Во времена правления Нерона или Домициана, согласно Момильяно , автор Книги Откровения представлял Рим как «Зверя из моря», иудео-римскую элиту как «Зверя из земли», а харагму (официальную римскую печать) как знак Зверя. [228] Некоторые христианские мыслители видели божественное провидение в сроках рождения Христа, в самом начале Империи, которая принесла мир и проложила пути для распространения Евангелий; разрушение Римом Иерусалима и его Храма было истолковано как божественное наказание евреев за их отказ от Христа. [229] С уменьшением преследований Иероним смог признать Империю оплотом против зла, но настаивать на том, что «императорские почести» противоречат христианскому учению. [230]
Будучи великим понтификом Константином I, я поддерживал «Католическую церковь христиан» против донатистов , потому что:
это противоречит божественному закону... что мы должны игнорировать такие ссоры и раздоры, посредством которых Высшее Божество, возможно, может быть возбуждено не только против человеческого рода, но и против меня, чьей заботе он своей небесной волей поручил управление всеми земными вещами. Официальное письмо Константина, датированное 314 г. н. э. [231]
В этом изменении императорской формулы Константин признал свою ответственность перед земным царством, раздоры и конфликты которого могли вызвать ira deorum ; он также признал силу новой христианской священнической иерархии в определении того, что было благоприятным или ортодоксальным. Хотя Константин не был крещен, он торжествовал под знаком Христа (вероятно, некой формой Labarum как адаптированного или переосмысленного легионерского штандарта). Он, возможно, официально прекратил — или попытался прекратить — кровавые жертвоприношения гению живых императоров, но его императорская иконография и придворный церемониал возвели его до сверхчеловеческого статуса. Сохранилось разрешение Константина на новый культовый храм для себя и своей семьи в Умбрии: культ «не должен быть осквернен обманом любого заразного суеверия». [232] На Первом Никейском соборе Константин объединил и заново основал империю под абсолютным главой государства по божественному промыслу и был удостоен чести как первый христианский императорский divus . После смерти его почитали и считали вознесшимся на небеса. Филосторгий позже критиковал христиан, которые приносили жертвы статуям divus Constantine . [232] Его три сына перераспределили свое императорское наследство: Констанций II был арианином , его братья были никейцами.
Племянник Константина Юлиан , последний нехристианский император Рима, отверг «галилеевское безумие» своего воспитания ради синтеза неоплатонизма , стоического аскетизма и всеобщего солнечного культа и активно поощрял религиозный и культурный плюрализм. [233] Его восстановленная августовская форма принципата, с ним самим как primus inter pares , закончилась с его смертью в 363 году, после чего его реформы были отменены или отменены. Западный император Грациан отказался от должности pontifex maximus и, несмотря на протесты Сената, [234] убрал алтарь Виктории (Победы) из здания Сената и начал упразднение весталок. Феодосий I ненадолго воссоединил западную и восточную половины Империи, официально принял никейское христианство в качестве императорской религии и прекратил официальную поддержку всех других вероисповеданий и культов. Он отказался вернуть Викторию в Сенат, погасил священный огонь Весты и освободил ее храм. Несмотря на это, он принял обращение как живое божество, сравнимое с Гераклом и Юпитером, от своего подавляюще языческого Сената. [235] [236] После его смерти разделенные Восточная и Западная половины Империи следовали все более расходящимися путями: тем не менее, обе были римскими, и у обеих были императоры. Имперский церемониал – в частности, императорский adventus или церемония прибытия, которая в большей степени произошла от Триумфа – был встроен в римскую культуру, церковную церемонию и сами Евангелия. [237]
Последним западным дивом, вероятно, был Либий Север , который умер в 465 году нашей эры. [238] О нем известно очень мало. Его Imperium не был признан его восточным коллегой, и он, возможно, был марионеточным императором германского генерала Рицимера . На западе императорская власть была частично заменена духовным превосходством и политическим влиянием Римско-католической церкви.
В Восточной империи присяга на верность христианской ортодоксии стала предпосылкой для вступления на престол — Анастасий I подписал документ, подтверждающий его послушание православной доктрине и практике. Он последний император, который был посвящен в divus после своей смерти (518 г. н. э.). Титул, по-видимому, был отменен по причине его духовной непристойности, но посвящение восточных императоров продолжалось: они обладали властью посредством божественного установления, и их правление было проявлением священной власти на земле. Adventus и почитание императорского образа продолжали давать аналогии для религиозных представлений ( иконы ) небесной иерархии и ритуалов Православной церкви. [239]
Римский имперский культ иногда считается отклонением от традиционных республиканских ценностей Рима, религиозно неискренним культом личности , служившим имперской пропаганде. [240] [241] Однако свою силу и влияние он черпал как из религиозных традиций, глубоко укоренившихся в римской культуре, таких как почитание гения каждого человека и умерших предков, так и из форм эллинистического культа правителя, развившегося в восточных провинциях Империи.
Природа и функция императорского культа остаются спорными, не в последнюю очередь потому, что его римские историки использовали его в равной степени как топос для императорской ценности и императорской гордыни. Он был интерпретирован как по сути чуждый, греко-восточный институт, навязанный осторожно и с некоторыми трудностями латино-западно-римской культуре, в которой обожествление правителей было конституционно чуждым, если не отвратительным. [242] С этой точки зрения, по сути рабский и «неримский» императорский культ был установлен за счет традиционной римской этики, которая поддерживала Республику. [243] Для христиан и секуляристов отождествление смертных императоров с божеством представляло собой духовное и моральное банкротство язычества, которое привело к торжеству христианства как государственной религии Рима. [244] [245]
Очень немногие современные историки теперь поддерживают эту точку зрения. Некоторые — среди них Бирд и др. — не находят отдельной категории императорского культа в религиозно-политической жизни Империи: сами римляне не использовали такого обобщающего термина. Культ живых или мертвых императоров был неотделим от государственной религии Империи, которая была неразрывно связана с римской идентичностью и чьи верования и практики были основаны на древней общности римского социального и внутреннего mos maiorum . Описания культа императоров как инструмента «имперской пропаганды» или менее уничижительной «гражданской религии» возникают из современной политической мысли и имеют сомнительную ценность: в республиканском Риме культ мог быть отдан государственным богам, личным богам, триумфальным генералам, магнатам, благотворителям, покровителям и обычным paterfamilias — живым или мертвым. Культ смертных не был чуждой практикой: он признавал их власть, статус и дарование ими благ. Августовское урегулирование напрямую апеллировало к республиканскому mos maiorum , а в соответствии с принципатом культ императоров определял их как императоров. [246]
За редкими исключениями, самый ранний институт культа императоров преуспел в обеспечении общего фокуса идентичности для Империи. Он прославлял харизму римской императорской власти и значение Империи согласно местным интерпретациям romanitas [ 247] , сначала как средство трансформации, затем стабильности. Культ императорских божеств был связан с обычными публичными церемониями, празднованиями необычайного великолепия и бесчисленными актами частной и личной преданности. Политическая полезность такого института не подразумевает ни механической неискренности, ни отсутствия вопросов о его значении и уместности: общеимперский, объединяющий культ обязательно был бы открыт для множества личных интерпретаций, но его значение для простых римлян почти полностью теряется в критических интерпретациях небольшого числа философски грамотных, скептически настроенных или антагонистичных римлян и греков, будь то христиане или эллины. [248] [249] Упадок процветания, безопасности и единства Империи явно сопровождался потерей веры в традиционных богов Рима и – по крайней мере на Западе – в римских императоров. Для некоторых римлян это было вызвано пренебрежением традиционными религиозными практиками. Для других – в равной степени римлян – крах империи был Божьим судом над неверующими или еретическими христианами и закоренелыми язычниками.
По мере развития римского общества развивался и культ императоров: оба оказались на удивление стойкими и адаптивными. До своего противостояния полностью развитой христианской ортодоксии «имперский культ» не нуждался в систематической или последовательной теологии. Его роль в продолжающемся успехе Рима, вероятно, была достаточной, чтобы оправдать, освятить и «объяснить» его большинству римлян. [250] [251] Столкнувшись с кризисом в Империи, Константин повторил достижение Августа, впитав христианский монотеизм в Имперскую иерархию. Культ императоров не столько был отменен или заброшен, сколько изменен до неузнаваемости. [252]
